Шарлатан и шарлатанка

— Ты проиграл, Уилл, смирись с этим. Уилл сидел до того мрачный, что на него было больно смотреть, и если бы у Астариона имелось сердце, оно бы сжалось в этот миг от сострадания, но поскольку сердца у Астариона, по мнению окружающих, не было, он лишь усмехнулся, смерил товарища безжалостным взглядом и добавил: — Сделай милость, признай наконец свое поражение. На изможденном лице Уилла читалось отчаяние. Он устало потер висок, словно его терзала многодневная мигрень, с тягостным вздохом откинулся на спинку кресла, воздел глаза к потолку непомерно огромной гостиной, на котором покачивалась увенчанная сотнями свечей гигантская люстра, и обреченно сказал: — Хорошо, хорошо, уговорил. Ты победил, мой остроухий друг, а я проиграл. Доволен? — Более или менее, — ответил Астарион, сгребая к краю стола пробки от винных бутылок, заменявшие им деньги. — Гораздо больше я был бы доволен, играй мы всерьез. Тогда бы ты был должен мне… дай-ка посчитаю… где-то шестьдесят восемь тысяч золотых, то есть всё имение Рейвенгардов в Верхнем городе, тридцать акров земельных угодий, двенадцать породистых жеребцов и пригоршню фамильных украшений в придачу. Не так уж, в сущности, много. Но и не то чтобы совсем пустяки. За последние двести лет Астарион столько времени провел в кабаках разной степени паршивости, что в карты играл отменно. Правда, это занятие никогда ему особенно не нравилось, но в последние дни оно пришлось очень кстати. Уставшие после очередных дневных приключений, они вместе ужинали — Карлах обгладывала запеченную курицу, Уилл отдавал предпочтение хорошо прожаренным бифштексам, а Астарион цедил из бокала кровь, о происхождении которой его никто благоразумно не спрашивал, — и в ожидании Дайны, проводившей теперь вечера с Горташем, разыгрывали одну партию за другой, сидя в Казадоровой гостиной за небольшим круглым столом, притащенным из какого-то пыльного чулана. Правда, игроки из Уилла и Карлах были так себе, поскольку на их бесхитростных лицах мгновенно отображалась вся гамма испытываемых ими чувств, однако Астарион не жаловался: хотя облапошить их было проще, чем обвести вокруг пальца пьяного кобольда, это все равно тешило его самолюбие. Ну, кто не любит выигрывать? Кроме того, за игрой время летело незаметно, и долгие мрачные вечера не казались такими уж долгими и мрачными даже несмотря на то, что дела шли неважно. Поиски Орин по-прежнему продвигались медленно. Иллитидская личинка назойливо шевелилась в мозгу, чувствуя растущую силу Абсолют. Похоронное убранство фамильного имения Зарров, теперь служившего их маленькому отряду пристанищем, тоже не способствовало всеобщей жизнерадостности. Когда они сидели вместе в гостиной, атмосфера казалась еще сносной, тем более что слуги выкинули побитые молью черные занавески и повесили вместо них новые, посветлее, но как только все разбредались по комнатам, даже Астариону становилось неуютно, хотя он твердо намеревался не признаваться в этом никому, включая самого себя. — Напомни, пожалуйста, это какая победа подряд? — осведомился он у Уилла, хотя сам прекрасно знал ответ. — Пятая? — Шестая, — буркнул тот и, в последний раз взглянув на свои карты, с досадой швырнул их на стол, окончательно признавая проигрыш. Комбинация и вправду оказалась не ахти: тройки, десятки и затесавшийся среди них одинокий валет с таким же скорбным, как у самого Уилла, выражением лица. — Ну-ну, не расстраивайся, — снисходительно сказал Астарион. — Знаешь, как говорят? Не везет в картах — повезет в любви. Шутка была жестокая, поскольку в любви Уиллу везло еще меньше, чем в азартных играх, но тот или не уловил подколки в своей адрес, или просто решил, что с Астариона взятки гладки и сердиться на него бессмысленно; во всяком случае, на лице его не отобразилось никакого неудовольствия. Даже досада на собственный проигрыш мучила Уилла, по всей видимости, недолго, потому что уже через полминуты он невозмутимо предложил: — Ну что, сыграем еще разок? — и тут ж, не дожидаясь ответа, принялся тасовать потрепанную колоду, пару дней назад купленную у какого-то забулдыги из «Эльфийской песни», давно пропившего всё свое имущество, кроме карт и кальсон. — Ага, давай, — без особого энтузиазма согласилась Карлах и прихлебнула из большой оловянной кружки целебный ромашковый отвар, рецептом которого поделилась с ними Далирия, прежде чем уйти с остальными в Подземье. — Всё равно Дайны еще нет. Хорошо, если хоть к полуночи домой явится. — Чем они с Горташем занимаются целыми вечерами напролет? — проворчал Уилл, продолжая сосредоточенно тасовать колоду. — А ты-то сам как думаешь? — пожала плечами Карлах и чиркнула спичкой, подпаливая самокрутку. — Уж не в картишки, наверное, перекидываются. Астарион вздохнул. Во-первых, он терпеть не мог, когда Карлах дымила. Во-вторых, разговор на эту тему заходил не первый раз, и он уже устал объяснять, что Дайна вообще-то ради них же и старается. Или Карлах всё равно, что станет с ее сердцем, а Уиллу — с его отцом? Однако стоило ему заикнуться, что Дайна не заслуживает такой черной неблагодарности, как тут же завязывался получасовой спор об этике и морали, а споры эти страшно утомляли всех участников, к тому же всегда заканчивались ничем. Лучше уж карты! Поэтому они устроили еще один раунд. И еще один. И еще. — Где это ты так играть наловчился? — поинтересовалась у него Карлах, которая уже выбыла из игры и теперь наблюдала за ними, попутно расправляясь с последней куриной ножкой. — Научи меня, я тоже хочу. — Ах, дорогая, ты так говоришь, будто это ничего не стоит, — демонстративно фыркнул он. — Знаешь, сколько ночей за последние двести лет я провел за карточным столом? Вот поживешь с моё… Далее Астарион намеревался произнести красноречивую тираду насчет того, что карточные игры сложнее, как кажется на первый взгляд, а потому требуют выдержки, остроты ума, большого мастерства и даже большого коварства, но тут от двери раздался звенящий голос Дайны: — Не слушай его, Карлах, он просто жульничает, и всё! — и он умолк на полуслове, прерванный дробным цоканьем тяжелых подметок. Все взгляды устремились к Дайне. Сияя самой обаятельной из своих улыбок, она прошествовала к столу, юркнула Астариону за спину и, обхватив за шею, поцеловала его в щеку — вернее, не столько поцеловала, сколько клюнула, ибо в этом возмутительно желтом платье напоминала непоседливую канарейку. Будь у Казадора гроб, при виде этого канареечного великолепия он пару раз бы в нем сейчас перевернулся. — Возмущен твоим упреком, ненаглядная, — с оскорбленным видом вздохнул Астарион, и впрямь без зазрения совести жульничавший. — Ты что, ставишь под сомнение мои навыки игры в талис? — Если ты настолько хорош, придется тебе это доказать, — сказала Дайна, крепче стискивая его в объятиях, и тут же громогласно объявила: — Уилл, раздай на меня тоже! Сыграю с вами пару раз, пока спать не пошли. Ее острый подбородок на мгновение уткнулся Астариону в макушку. Потом Дайна разжала хватку, бесцеремонно взъерошила ему волосы и, обойдя стол по кругу, выдвинула себе обитый алым бархатом стул. Играла она намного лучше Карлах и чуть лучше Уилла, но он без особого труда обставил, конечно, и ее. Впрочем, Дайна ничуть не расстроилась. Астарион подозревал, что ночная партия в талис отнюдь не предел ее мечтаний. С гораздо большим удовольствием она сразу рухнула бы спать, однако сделать это ей не позволяли не то правила приличия, не то угрызения совести. Не могла же она проигнорировать своих друзей после того, как полдня провела в обществе сначала Рафаила, а потом и Горташа? Уилл и Карлах, чего доброго, тогда окончательно решили бы, что она совсем уж никудышный друг. Поэтому Дайна стойко просидела за карточным столом до самого конца, хотя к третьей партии начала клевать носом. Карлах тоже то и дело зевала, Уилл потирал глаза, и незадолго до полуночи они все же решили ложиться. Карлах напоследок пошутила, что в следующий раз нужно сыграть на раздевание, Астарион ответил, что не желает созерцать Клинок Фронтира без кальсон, все посмеялись, договорились о планах на завтра, пожелали друг другу спокойной ночи — и разошлись. Только Дайна осталась сидеть: шумно вздохнув, легла щекой на стол и вытянула вперед руки. Астарион сидел напротив, так что их пальцы почти соприкоснулись: не хватило немногим больше четверти дюйма. Шаги Уилла и Карлах смолкли в отдалении. Стало тихо. Лишь едва слышно потрескивал в камине догорающий огонь, да злой осенний ветер привычно скребся в окна. — Устала? — поинтересовался Астарион. — Устала, — пробормотала Дайна, не поднимая головы. — Ну, по крайней мере, ты жива, а это, знаешь ли, уже неплохое достижения. Прозвучало не слишком дружелюбно, и Дайна обреченно спросила, по-прежнему почти не шевелясь: — Все еще злишься из-за Рафаила? — Конечно злюсь, радость моя, — сказал Астарион честно. — По твоей милости я сегодня весь день был как на иголках, пока ты развлекала своими байками двух самых опасных людей в городе. А как еще я должен себя чувствовать, скажи на милость? Когда Дайна впервые поведала ему о своем гениальном плане, они ругались добрых полчаса кряду. Еще бы он не злился! Во-первых, почему она не посоветовалась с ним? Разве они не обещали быть честными друг с другом? Во-вторых, как она могла так рисковать? Кто в здравом уме будет строить козни дьяволу? И ради чего — ради того, чтобы впечатлить местного царька, достаточно наглого, чтобы короновать самого себя в эрцгерцоги! В-третьих, с чего она вообще взяла, что Рафаил ее не раскусит? Да, Рафаил действительно питал странную нежность к музыке и, по-видимому, к девицам, наделенным способностями к пению, но это еще не значило, что он позволит запудрить себе мозги. А если правда выйдет наружу? Сначала при мысли об этом у Астариона всё похолодело внутри. Завести врага среди дьяволов — идея хуже не придумаешь. Чем Дайна только думала? Почему из всех возможных вариантов ей, как всегда, приспичило выбрать самый опасный? Почему она жизни не мыслит без того, чтобы помогать каким-то оборванцам, шнырять по Лунным Башням или подливать отраву могущественным вампирам? Собственно, именно это, и именно в таких выражениях, Астарион высказал ей, когда впервые услышал про ее блестящую идею. Они какое-то время покричали друг на друга, обмениваясь упреками, Дайна попыталась объясниться, потом вдруг выдохлась и беспечно махнула рукой: да не волнуйся ты, всё будет нормально! — и тогда Астарион отчетливо понял, что остановиться она уже не в силах. На протяжении последних месяцев она так боялась всего на свете, что теперь перестала бояться вовсе, и здравый смысл окончательно ее покинул. Не то чтобы она не понимала, чем эта история может кончиться. Не то чтобы она не знала, с кем связывается. Нет, Дайна прекрасно отдавала себе в этом отчет, но все равно неслась вперед, как лошадь, стремящаяся первой финишировать на скачках. — Ты вообще в своем уме? — брякнул он тогда в пылу ссоры. — Можно подумать, ты в своем! — огрызнулась Дайна в ответ. И была, пожалуй, права, потому что Астарион, как ни странно, видел в ее плане некое здравое зерно. Раньше он предпочел бы не играть с огнем, но это было до того, как он расправился с Казадором. Теперь же… А почему бы, собственно, и нет? Раз Дайна так решила — пусть! Без нетерийского камня они стали для Горташа бесполезны, а мнение Горташа во Вратах Балдура имело сейчас решающее значение. Горташ был единственным, кто понимал, как справиться с Абсолют, от Горташа зависела жизнь Рейвенгарда-старшего, Горташ наверняка мог починить сердце Карлах — и это уж не говоря о том, что он был способен одним росчерком пера обеспечить Астариону с Дайной счастливое безбедное существование, положение в обществе и ворох других приятных вещей. Нет, конечно, осыпать их золотом мог бы, наверное, и Рафаил, попроси они его об этом, но сделки с дьяволами всегда заканчиваются скверно. Да и как отдать Рафаилу корону Карсуса? С ней он мог натворить таких бед, по сравнению с которыми нашествие иллитидов показалось бы детской шалостью. В союзе с Горташем был смысл, и Дайна сделала всё возможное, чтобы этот союз стал ему выгоден не меньше, чем ей. Она дала Горташу то, чего больше дать не мог никто, — информацию о планах его злейшего врага и возможность на эти планы повлиять, Горташ оценил оказанную услугу по достоинству, и их отношения теперь складывались лучше, чем у молодоженов во время медового месяца. Да, Дайна рисковала, и Астарион рисковал вместе с ней, потому что Рафаил не пощадил бы никого из них, если бы узнал, что его водят за нос. Но кто не делает больших ставок, тот никогда не сорвет хороший куш… А эту нехитрую премудрость Астарион за двести лет картежничества усвоил твердо. Поэтому в конечном счете он согласился с безумным планом Дайны — однако журить ее за неблагоразумие это ему не мешало, тем более что сердце у него действительно весь день было не на месте. — Не мучай меня, а, — мрачно сказала Дайна в ответ на его упреки, по-прежнему лежа щекой на столе. — Нет сил ругаться. Рядом возник бесшумный бледный слуга, забрал полупустую кружку из-под целебного отвара, который Карлах не смогла допить до конца, смахнул влажной тряпицей крошки и исчез в тенях. Дайна с Астарионом еще немного посидели в полном молчании. Спустя какое-то время Дайна все-таки встрепенулась и встала — прошлась по гостиной, пощупала новые шторы, поправила часы на каминной полке. Потом поняла, что сил обозревать свои новые владения у нее тоже нет, и рухнула на кушетку перед камином. В воздухе мелькнули ботинки с налипшей на подошвы осенней грязью. Чтобы не созерцать исключительно ботинки, Астарион подошел ближе и склонился над кушеткой, упершись локтями в высокую спинку. Водрузив ноги на изогнутый подлокотник, Дайна возлежала на многочисленных бархатных подушках, потрепанных временем и молью. Возмутительно жизнерадостное платье задралось до колен, обнажая шерстяные чулки. После дня, проведенного в городской канализации, у Астариона тоже не осталось сил на словесные дуэли, поэтому он вздохнул и сказал смягчившимся тоном, глядя на нее сверху вниз: — Я просто хочу, чтобы ты была осторожна, понимаешь? — Я очень осторожна, — серьезно сообщила Дайна. — Правда. Честное тифлингское. Астарион хмыкнул. Ну да, ну да. Как была осторожна в крепости гоблинов, в Лунных Башнях, в логове карги и на вечеринке по случаю черной мессы Казадора. — Врушка, — резюмировал он. — Кто бы говорил, — парировала Дайна. Они обменялись взглядами, молча припоминая все те многочисленные случаи, когда врали друг другу напропалую, потом Дайна прыснула со смеху и добавила: — Нет, правда. Не волнуйся. При любом упоминании Горташа у Рафаила начинается такой нервный тик, что ему можно вешать на уши любую лапшу. Он охотно верит в то, что Горташ полный идиот… и что я ненавижу этого идиота до трясучки. — Если мне не изменяет память, ты и впрямь его ненавидела, — заметил Астарион, припоминая разговор, состоявшийся у них с Дайной на инаугурации. — Не ты ли недавно пылко доказывала мне, что Горташ — худший человек на всем Ториле? — Я решила дать ему шанс, — махнула рукой Дайна и поерзала на кушетке, поудобнее устраиваясь среди подушек. — Ты был прав. Он не так уж и плох. Астарион считал, что «не так уж плох» — явное преуменьшение, и был уверен, что Дайна с ним солидарна. Горташ мог похвастаться незаурядной силой воли, впечатляющими мозгами, на редкость приятными для бывшего бандита манерами и, самое главное, собственным троном. Конечно, его план по использованию старшего мозга грозил вот-вот лопнуть по швам и привести к катастрофе весь мир, но Горташ тоже был из тех, кто предпочитает играть по-крупному, и за одно это качество уже заслуживал уважения. — Удивительно, знаешь, — задумчиво сказала Дайна, глядя мимо Астариона в потолок, с которого свисали гроздья жемчужно-серой паутины. — Эта дурацкая корона пылилась в хранилищах Мефистофеля несколько тысяч лет. Представляешь, сколько народу на нее облизывалось? — Да уж наверняка не только Рафаил. — А стащил ее в итоге простой смертный, сын двух сапожников из Врат Балдура. Прямо как в сказке про мальчика, который по бобовому стеблю добрался до самого неба, чтобы украсть сокровища у великана. — Очень поэтично. Только ты упускаешь из виду, что к тому моменту герой твоей сказки был не просто сыном двух сапожников, а знаменитым на всю округу криминальным воротилой, основавшим в городе культ Бэйна. — Ну да, — согласилась Дайна. — Но это всё равно было очень смело, ты так не считаешь? Рафаил две тысячи лет мечтал прибрать корону к рукам — и не смог, а какой-то выскочка стащил ее прямо у него из-под носа… Хотя для этого ему пришлось пробраться на восьмой круг Ада. Неплохо, а? — Во всяком случае, нетрудно понять, почему Рафаил его так ненавидит. — Нет, я думаю, он не поэтому его ненавидит. Ну, или не только поэтому. — А почему? — Пока не знаю. Но узнаю обязательно. Усердно болтая в воздухе ногами, Дайна умудрилась скинуть сначала первый, а потом второй ботинок и тут же поудобнее уселась на кушетке, привалившись спиной к подлокотнику и поджав под себя ноги. В других обстоятельствах Астарион попенял бы ей на безобразные манеры — какое неподобающее поведение для будущей леди! — но ему доставляла безграничное удовольствие мысль о том, что Казадор при виде этой картины скрежетал бы зубами на всю округу. Тифлингша восседает в его любимой гостиной, забравшись на диван с ногами? На тот самый диван, где он по вечерам читал бесконечные трактаты каратурских мыслителей, сыгравших в ящик лет шестьсот-семьсот тому назад? Пожалуй, ради такого хорошими манерами можно было пренебречь. Ах, как все-таки жаль, что Дайна не разрешила ему оставить череп Казадора! Он превосходно бы смотрелся на каминной полке. На какое-то время они замолчали, наслаждаясь тишиной и обществом друг друга. Астарион еще раз мысленно представил выскобленную до белизны черепушку бывшего хозяина в интерьере гостиной и улыбнулся. Потом сходил к столу за своим бокалом и уселся рядом с Дайной на кушетку, закинув ногу на ногу. — Это вино? — полюбопытствовала Дайна, протягивая руку. — Дай-ка мне тоже. — Это кровь, милая. — Да-а? Фу, — наморщила нос она. — Какая жалость. Астарион повертел головой. Послать за вином для Дайны было некого: все слуги, как назло, куда-то запропастились, хотя обычно роились поблизости, как назойливые мотыльки. Он мысленно наградил их парочкой нелестных эпитетов и уже приготовился снова встать, чтобы самостоятельно поискать бутылку, но Дайна сжалилась и махнула рукой: — Ничего, не надо, так посижу. Всё равно скоро спать. Тебе хоть вкусно? Астарион облизнул губы, смакуя густой сладковато-соленый вкус, и улыбнулся. Вкусно? Еще бы! Не то слово. …Следующим утром они вернулись к поискам Орин, и на сей раз Дайна отправилась вместе с ними, хотя Астарион с Уиллом наперебой уверяли ее, что в канализации ей не понравится. Да и кому бы понравилось? Одно дело — странствовать по мрачным чертогам Подземья, будто легендарный Дриззт До’Урден, совсем другое — бродить по сточным канавам по колено в воде, вдыхая невыносимый смрад городской клоаки и натыкаясь на полусгнившие трупы незадачливых кобольдов. Астарион и сам предпочел бы держаться от канализации подальше. Нет, не так он представлял себе будни высшего вампира, совсем не так… Но деваться было некуда — Орин затаилась где-то глубоко под городом, и существовал лишь один способ отыскать ее убежище — исследовать этот гнусный подземный лабиринт от первого до последнего камня. — Надеюсь, я не подхвачу здесь какую-нибудь гадость, — поморщилась Дайна, стараясь держаться подальше от склизкой стены тоннеля, по которому уныло брел их отряд. — Простуду, например. Или чуму. Насчет чумы Астарион сомневался, поскольку последняя вспышка на его памяти случилась в городе лет этак семьдесят назад, а вот резоны опасаться простуды у Дайны, пожалуй, были. На улице снова бушевала непогода, и дождевая вода водопадами обрушивалась в клоаку через спускные колодцы, отчего подземный приток Чионтара — холодный, мутный и довольно-таки зловонный — бурлил пуще обычного, захлестывая шаткий деревянный настил, по которому они шагали. Даже в самые добротные ботинки мгновенно просачивалась сырость. У Дайны в сапогах наверняка уже хлюпало. У Астариона, впрочем, тоже. — А я тебя предупреждал, — назидательно сказал он, оборачиваясь к Дайне. — Могла остаться дома в уюте и тепле. — И отпустить вас одних? После того, что вчера случилось? Утром Дайна в красках описала им вчерашний визит Лиары Портир, принесшей в литейную мешок отрубленных бэйнитских голов с запиской от Кины Девятипалой, так что Астарион сразу понял, что она имеет в виду. — Дорогая, мы же не какие-нибудь бэйниты, которым может перерезать горло жалкая горстка оборванцев. Уж справились бы и без твоей неоценимой помощи. — Ах да, ты же у нас теперь всемогущий повелитель вампиров, как я могла забыть. Никакие опасности тебя не пугают, никакие бандиты тебе не угроза, да? — Только вот Гильдия — не жалкие оборванцы, — заметил Уилл. Над его плечом горел крошечный магический огонек, освещавший им путь. Кроме самого Уилла, все неплохо видели в темноте, но в клоаке царил такой непроглядный мрак, что даже Астариону ориентироваться здесь было непросто. — Вы, наверное, раньше никогда не слышали о Кине Девятипалой, а вот я о ней кое-что знаю. Отцу не раз приходилось иметь дело с ее шайкой. — Ну так просвети же нас, о премудрый Уилл. Что тебе известно об этой Кине? — И почему она Девятипалая? — встряла Дайна. — Тут-то всё понятно. Странно, что вы не в курсе, — хмыкнула Карлах, мыском сапога скидывая с настила дохлую пучеглазую крысу. — Эту байку даже я знаю, она давно по городу ходит. Говорят, когда Кина была совсем малюткой, ее похитил какой-то хмырь… — Одноглазый эльф, — уточнил Уилл, продолжая бодро шагать по тоннелю. — По крайней мере, так я слышал. — Ага. Точно. Так вот, этот одноглазый хмырь решил стрясти с ее родителей деньжат, — продолжила Карлах таким будничным тоном, словно рассказывала смешной случай из жизни своих приятелей. — А чтобы они несли деньжата побыстрее, вместе с требованием о выкупе он прислал им отрубленный палец. Мизинчик. — И что, это всё? Устрашающая история, ничего не скажешь. — Потом она встретила этого хмыря снова, когда уже взрослая была, и выколола ему второй глаз, — добавила Карлах уже чуть более серьезно. — И столовым ножом отрезала все пальцы на обеих руках — и на ногах, я слышала, тоже. По очереди, палец за пальцем. Только мизинчики оставила. Подняв руку повыше, Карлах повернулась к шедшим позади нее Дайне с Астарионом и демонстративно пошевелила в воздухе правым мизинцем. На стенах тоннеля тут же заплясали причудливые тени. — Но Девятипалой и этого оказалось мало, — добавил Уилл, который тоже был в курсе этой истории. — Она не просто превратила своего обидчика в калеку — она выкупила притон, в котором он курил луноцвет, и распорядилась, чтобы у него до конца жизни было вдоволь воды и еды. — Как заботливо с ее стороны, — хмыкнул Астарион. — Вода, еда и луноцвет? Да о таком мечтать можно. — Только вот в луноцвет Девятипалая велела добавить толченый желток яиц кокатриса, — пояснил Уилл без тени улыбки, — и из-за этого все его грёзы превратились в непрерывный кошмар. Кошмар, который этот немощный одурманенный калека будет наблюдать еще несколько сотен лет, пока не протянет ноги, подумал Астарион. Почему-то думать об изощренной мести Кины было приятно, хотя и не так приятно, как представлять череп Казадора на каминной полке. — Мне уже нравится эта ваша Девятипалая, — сказал он. — Продолжайте. Астариону казалось, что эту часть клоаки они вчера уже проходили, но тоннель вдруг вильнул влево, и они очутились в небольшой пещере, которую явно видели впервые. Хлипкий деревянный настил здесь обрывался — начинались скользкие камни, покрытые липкой на вид дрянью. В дальнем конце пещеры зияла дыра. Астарион пригляделся. Нет, не дыра — осыпавшаяся кирпичная кладка. Неужели они наконец-то добрались до входа в подземный город? — Отец всегда говорил, что Девятипалая очень умная женщина. И очень опасная, — продолжил Уилл, решительно направляясь в сторону дыры. — Когда она возглавила Гильдию, ей не было еще и тридцати, но даже тогда ее как огня боялись самые отпетые из головорезов. Да что головорезы — у нее патриары по струнке ходили… И до сих пор ходят, наверное. Компромата она на них собрала предостаточно. — И давно Кина с Горташем не ладят? — поинтересовалась Дайна. Ответить ей никто не успел: некоторое время все были заняты тем, что протискивались сквозь дыру. Астарион шел последним. Убедившись, что Дайна благополучно перебралась на ту сторону и твердо стоит на ногах, он юркнул следом, спрыгнул на землю и с облегчением выдохнул. Воздух тут был гораздо чище, чем в клоаке. Откуда-то даже тянуло сырым, но свежим ветерком. Похоже, дыра действительно привела их в подземный город. Они стояли на руинах какого-то здания, от которого остались лишь две полуразрушенные стены, и подобных построек — частью совсем осыпавшихся, частью сохранившихся неплохо — вокруг виднелось множество. Между постройками змеилось какое-то подобие улицы, едва различимой в свете мерцающего огонька, сияющего над Уилловым плечом. Они осмотрелись: вокруг ни души, но кое-где вдоль улицы на стенах домов встречались погашенные факелы, воткнутые в металлические скобы. Значит, здесь бывали люди. Интересно, что это за место? Проход в храм Баала? Тайный маршрут контрабандистов? Существовал только один способ это выяснить — пройти по улице до конца. Убедившись, что поблизости никого нет, они снова двинулись в путь. — Так вот. Мы говорили про Горташа и Кину, — напомнила Дайна, перелезая через преграждавшую путь поваленную колонну. — Чего это они друг друга так невзлюбили? — Они всегда были на ножах, — ответила Карлах, явно погрузившаяся в воспоминания. — Но не так, знаешь, чтобы глотки друг другу резать. Люди Девятипалой никогда особенно не занимались торговлей оружием — больше грабежами. Игорные дома, бордели, притоны — тоже по их части. Горташа всё это не особенно интересовало, поэтому с Девятипалой они худо-бедно уживались. Собачились по мелочам, конечно, но до настоящей резни не доходило. Город большой. Места хватало всем, денег тоже. — Но теперь Горташ короновал самого себя в эрцгерцоги, и Девятипалая, я подозреваю, от этого не в восторге, — добавил Уилл. — Она всегда любила закулисные интриги, часто вмешивалась в политику, патриарами вертела как хотела, а Горташ ее прижал. Ничего удивительного, что теперь они собачатся всерьез. Значит, четыре герцога во главе с Рейвенгардом-старшим на протяжении многих лет позволяли парламенту и городской страже плясать под дудку Кины Девятипалой, а Горташ взял да и положил этому конец? Неплохо, совсем неплохо для человека, принявшего бразды правления всего несколько недель назад, подумал Астарион, но вслух ничего не сказал — любая похвала в адрес эрцгерцога привела бы к пятнадцатиминутной нотации, вся суть которой неизбежно свелась бы к тому, что Энвер Горташ — худший человек на свете. — Короче, с Киной надо держать ухо востро, — подвела итог Карлах. — Люди, которые на нее работают, это не какая-нибудь шпана подзаборная. Вчера прирезали парочку бэйнитов, а сегодня решат, чего доброго, прирезать нас. В конце концов, мы-то теперь тоже на Горташа батрачим, прямо как я в старые добрые времена. — Мы не работаем на Горташа, ну сколько можно говорить, — огрызнулась Дайна, которую постоянные упреки изрядно бесили. — Мы… Договорить она не успела, потому что Уилл резко потянул ее на себя. Там, где Дайна только что стояла, вдруг полыхнул огонь. Пролетев мимо нее, сгусток пламени шлепнулся о стену. Дайна охнула и инстинктивно пригнулась, пытаясь заслониться от брызнувших во все стороны искр. Астариону потребовалось всего мгновение, чтобы выхватить кинжал. Через несколько секунд он уже был у одного из нападавших за спиной. В темноте сверкнуло лезвие, и из перерезанной глотки хлынула кровь. Кто это — баалисты? Он мельком взглянул на труп, кулем рухнувший на пол. Нет, не похоже. Тогда кто? Люди Девятипалой? Другие бандиты, облюбовавшие городские катакомбы? В конце концов, в городе хватает всякого сброда. Впрочем, предаваться размышлениям было некогда: исход схватки зависел только от них с Уиллом. Карлах не до конца оправилась после встречи с Орин и теперь размахивала секирой в три раза медленнее обычного, неповоротливая, как булей в посудной лавке. О Дайне нечего и говорить: какой толку в бою от актрисы? Уилл же… Скрепя сердце Астариону пришлось признать, что Уилл хорош. Как ни крути, Клинок Фронтира полностью оправдывал свое героическое прозвище. Он и раньше неплохо показывал себя в бою, но в последнее время стал сражаться особенно рьяно — то ли набрался опыта, то ли просто вымещал на врагах скопившуюся злость. За последние дни они с Астарионом приноровились работать в паре и обычно без труда разделывались со всеми, кому не посчастливилось встать у них на пути, но в этот раз врагов было много, и им пришлось попотеть. Астарион в одно движение прикончил тщедушную волшебницу, метнувшую в Дайну огненный шар, и оглядел поле боя в поисках Уилла. Тот орудовал клинком в нескольких метрах от Дайны, никого к ней не подпуская. На кончиках пальцев второй руки искрилось синее пламя. Сухо хрустнули ослепительно-яркие молнии, раскалывая воздух, и двое бандитов рухнули как подкошенные. В третьего Дайна пустила арбалетный болт, но тот просвистел мимо: стреляла она так плохо, что даже в ярмарочном тире с двух шагов не попала бы яблочко. Бандит устремился к ней с мечом наизготовку. К счастью, на помощь вовремя подоспела Карлах. Ее движения были медленными, но мощными. Один взмах — и голова нападавшего лопнула, как перезрелая тыква. Обмякшее тело повалилось на землю. Скоро последний из врагов был повержен. Меч Уилла вошел ему глубоко под чешую, и он со стоном рухнул на землю, еще живой, но совершенно не способный сражаться. Всё стихло. Астарион убедился, что его последняя жертва лежит на камнях без движения, и поспешил вернуться к товарищам. Карлах, похоже, едва держалась на ногах, по изможденному лицу стекал пот. Двигатель в груди пылал, как маленькая печка. Уилл зажимал неглубокую рану на левом плече — кто-то успел полоснуть его клинком, и кровь пропитала ткань до самого локтя. Склонившись над одним из бандитов, Астарион перевернул его лицом вверх и тут же увидел приколотую к кожаной портупее крупную овальную брошь с отчеканенным на ней крылатым змеем. — Зенты, — со знанием дела пояснила Карлах. — Только их еще не хватало. — Замечательно, — пробормотал Астарион, выпрямляясь. — Просто чудесно. Почему дня не проходит, чтобы мы не нажили в этом городе новых врагов? — Ну, зенты или нет, а делать нечего, — сказала Дайна. Она держалась чуть поодаль от поля боя, стараясь не смотреть на изувеченные тела, и хотя голос ее звучал бодро, Астарион подозревал, что это, как всегда, не более чем бравада. — Подлатаем Уилла, потом пойдем дальше. Карлах потянулась к заплечной сумке, чтобы достать зелья и повязки, но сбыться этому плану было не суждено. В глубине руин послышался нарастающий гул — сначала слева, потом справа, потом со спины. Астарион повертел головой и снова выхватил кинжал. Из темноты одна за другой возникли десятки фигур — люди, эльфы, дварфы, орки, все вооруженные до зубов. Похоже, кто-то из зентов смог сбежать и кликнуть подмогу — и подмога не замедлила явиться. — Надо вам было уносить отсюда ноги, — с ухмылочкой заявил неприятный бородатый тип, небрежно поигрывая топором, который в его лапищах казался маленьким, как детская игрушка. — А теперь поздновато будет. Карлах над ухом Астариона обреченно ругнулась. В воздухе свистнула первая стрела, снова завязалась драка, и на сей раз Астарион не был так уж уверен в том, что они сумеют победить. Сначала он метался от одного зента к другому, опьяненный одновременно и запахом крови, и азартом битвы, но опьянение быстро схлынуло. Ситуация принимала серьезный оборот. Да, он мог сразить одного, другого, третьего, однако зенты многократно превосходили их числом, к тому же Уилла беспокоила раненая рука, а Карлах с трудом ворочала секиру. Как не хватало сейчас Гейла, способного обрушить на врагов огненный шторм, или Лаэзель, в приступе боевой ярости сокрушающей всё на своем пути! Приходилось рассчитывать только на себя и на свои новообретенные силы высшего вампира. Следующему зенту, подвернувшемуся под руку, Астарион разодрал горло когтями. Уилл тоже не стоял без дела. Острие клинка с огромной скоростью мелькало в воздухе, и на нем плясали отсветы электрических разрядов, ослепительно вспыхивающих в темноте. Нет, победа останется за ними — иначе и быть не может. Не для того он напился крови Казадора, чтобы проиграть горстке головорезов, поселившихся в городской клоаке. — Всё, хорош! Бросайте оружие, или я вашей прелестнице шею сверну! Астарион обернулся на голос. Бородатый тип, возглавлявший эту шайку, прижимал к себе Дайну, обхватив ручищей ее шею. Дайна отчаянно брыкалась, норовя заехать ему ногой в колено, но удушающий захват становился всё крепче. Астарион замер, окликнул Уилла. Тот крутил головой, пытаясь понять, что происходит, наконец понял и тоже остановился. Лязг клинков смолкнул, погасли вспышки заклинаний. Растерянная Карлах опустила секиру. Все понимали, что угроза зента была не пустой. Одно резкое движение с их стороны, и он действительно свернет Дайне шею. — Отпусти ее, Грегор, — вдруг донесся до них спокойный и уверенный женский голос. — Отпусти, я сказала. Если ты придушишь нашу гостью, Кина будет не в восторге. Зент чуть ослабил хватку и бросил косой взгляд на женщину, отдавшую приказ. Астарион тоже повернулся… и узнал ее сразу, в ту же секунду, хотя облаченная в тяжелый доспех статная воительница мало напоминала ту прекрасную леди, с которой он протанцевал полвечера у Горташа на коронации. Длинные пшеничные волосы, тогда мягкими волнами ниспадавшие на корсаж, теперь были собраны в скромную строгую прическу, громоздкие латы скрывали фигуру. От вежливой полуулыбки, не сходившей с ее губ во время вальса, не осталось даже следа. Тем не менее, она была по-прежнему поразительно красива — может, даже красивее, чем тогда, потому что доспехи удивительным образом шли ей больше, чем платье. — Ты видала, сколько они моих людей положили? А мне теперь расшаркиваться перед ними? — проворчал зент, продолжая сдавливать шею брыкающейся Дайны могучей ручищей. — Тебе платят за то, чтобы ты исполнял приказы, — холодно напомнила ему женщина. — Поэтому если мы с Киной велим расшаркиваться — будешь расшаркиваться. Вас наняли, чтобы вы охраняли наши территории от Каменного Лорда, а не бросались на каждого встречного, как бешеные собаки. Отпусти девчонку. Зент с глухим рычанием повиновался, разжал хватку и отшвырнул Дайну с такой силой, что она чуть не налетела на стену ближайшего дома. Дайна закашлялась, покачнулась, но на ногах устояла и даже нашла в себе силы брякнуть какое-то ругательство — к счастью, настолько невнятно, что никто не расслышал. Потерев шею в тех местах, где ее сдавливала ручища зента, она выпрямилась и с подозрением уставилась на незнакомку. Та подошла ближе, с бесстрастным выражением лица перешагнув лежавший посреди дороги труп с разодранным от уха до уха горлом, и одобрительно заявила, обращаясь к Астариону: — А ты, я смотрю, на поле боя чувствуешь себя не хуже, чем в танцевальной зале. — Даже лучше, — сказал Астарион, и не думая убирать кинжал. Рядом тяжело дышала вцепившаяся в секиру Карлах. В нескольких шагах от них стоял Уилл, на ладони которого плясало синее пламя. Теперь, когда Дайне ничего не угрожало, они могли снова ринуться в схватку. Астарион быстро окинул бандитов взглядом, прикидывая шансы. Их осталось около дюжины — серьезная угроза для обычного бойца, но высший вампир, пожалуй, мог с ними справиться. С другой стороны, перебить зентов, которые к тому же состоят на службе Девятипалой, — значит нажить себе врагов в лице Гильдии и Зентарим одновременно, а они такой роскоши позволить себе не могли. — Давайте не будем множить трупы. Девятипалая просто хочет поговорить, — спокойно сказала незнакомка, перехватив его взгляд. В ее голосе не было угрозы, и хотя на поясе у нее висел меч, к рукояти она даже не потянулась. — Мы наблюдали за вами с того самого дня, как вы прибыли в Ривингтон и остановились в «Ласке Шаресс»... И наблюдали не без интереса, должна признать. Тебе не кажется, что пора познакомиться поближе? Уголок ее губ дрогнул в едва заметной улыбке, и вместе с ним дрогнул тонкий полумесяц шрама на правой щеке. — Знаем мы, как вы «поближе познакомились» с людьми Горташа, — буркнула Дайна, продолжая растирать шею. — Мне моя голова пока еще дорога. — Ваши головы останутся на своих местах, даю слово. Бэйниты вели себя… неразумно. Вы — другое дело. По крайней мере, некоторые из вас, кажется, не лишены здравого смысла. Или я ошибаюсь? Незнакомка снова взглянула на Астариона, словно именно в нем надеялась обнаружить больше всего благоразумия. Тот переглянулся с Дайной — она скорчила недовольную гримасу, но кивнула. Что ж, хорошо... Чуть помедлив, Астарион убрал клинок в ножны. Потом потянулся к внутреннему карману, достал носовой платок и принялся неторопливо вытирать кровь, покрывавшую левую руку от запястья до кончиков когтей. Поняв, что схватка теперь уже точно закончена, Уилл сжал кулак. Колдовское пламя в его ладони погасло, и улица подземного города снова погрузилась в зыбкий полумрак. Кто-то из зентов заворчал, недовольный тем, что веселье окончено. Астарион это недовольство отчасти разделял, потому что битвы разжигали в нем страшный аппетит, но ему было не привыкать обуздывать свой голод. — Хорошо. Уговорила. Мы принимаем твое любезное приглашение, — сказал он, не без труда изобразив какое-то подобие светской учтивости, оттер последнее пятно и аккуратно сложил пропитавшийся кровью платок, чтобы убрать обратно в карман. — Если мы забрели во владения Девятипалой, было бы верхом непочтительности не нанести ей визит. — Вот и славно, — улыбнулась незнакомка. Потом посмотрела на трупы, которыми было усеяно поля боя, и распорядилась: — Грегор, займись телами. Приберешься тут до полудня — и я, может быть, даже не скажу Роа, что ты полез на рожон, как полный идиот. Грегор скрежетнул челюстями и заставил себя проглотить все возражения — кем бы ни была незнакомка, ссориться с ней он не торопился. — А чего ими заниматься? — пожал он плечами и мыском ботинка ткнул в лежащего рядом дварфа, проверяя, шевелится тот или нет. — Клоака вон рядом. В воду побросаем — и всего делов. Эй, слышали, ребзя, что леди Лихоманка сказала? Давайте, за работу! Погнали! Астарион сомневался, что зенты действительно избавятся от павших товарищей столь варварским образом, но убедиться в этом у него возможности не было: незнакомка, которую Грегор назвал леди Лихоманкой, развернулась и, не удостоив зентов взглядом, зашагала прочь в том же направлении, откуда явилась. Ее тяжелые доспехи грохотали при каждом шаге, но шла она на удивление споро, и им пришлось припустить за ней, чтобы не отстать. Сперва широкая, улица дальше сужалась, а потом и вовсе ныряла в тесную пещеру, заваленную грудами камней. Идти приходилось гуськом, дыша друг другу в затылок, и все вопросы, которые Астарион намеревался задать, на время выветрились у него из головы: он был слишком поглощен тем, чтобы не переломать себе ноги. Впрочем, и так было ясно, что леди Лихоманка работает на Гильдию и что на коронацию Горташа она явилась по приказу Девятипалой. Мысль об этом Астарион почему-то находил раздражающей. Он-то думал, что вальсирует с благовоспитанной наследницей какого-нибудь благородного семейства или прелестной молодой вдовушкой, очаровавшейся им с первого взгляда, а она на самом деле всё это время прекрасно знала, кто он такой! Может, она и заговорила с ним исключительно поэтому? Да наверняка. И ведь он ничего не заподозрил, ни о чем не догадался! Принял ее интерес к собственной персоне за чистую монету, как полный идиот, впервые в жизни встретивший на балу хорошенькую особу. Почему ему так не везет в последнее время с женщинами? Одна прикидывалась жрицей Ильматера, а оказалась актрисой без царя в голове. Другая вальсировала, как дорвавшаяся до танцев молодая вдова, а оказалась подручной Кины Девятипалой! Однако обсудить свою первую встречу они не могли при всем желании: петлявшая по узкому тоннелю дорога к этому не располагала, а когда тоннель наконец кончился, они почти сразу очутились у тяжелой деревянной двери, за которой гудел нестройный хор голосов, зачастую, несмотря на ранний час, нетрезвых. Похоже, леди Лихоманка привела их в знаменитую гильдейскую таверну — тайное пристанище королевы преступного мира и ее верноподданных. В таверне кипела жизнь. На них сразу дохнуло запахом темного эля и пряного тыквенного супа с чесночными гренками. Бармен за стойкой протирал стакан видавшей виды тряпицей. В дальнем углу лениво бренчала на лютне драконорожденная с золотой шкурой. Пестрая публика, сгрудившись за тесно стоящими столиками, пила, дымила и перемывала косточки общим знакомым, как в любом другом подобном притоне, коих во Вратах Балдура было великое множество. Кабинет Девятипалой располагался в дальней части заведения. У входа несли вахту две неприветливые стражницы, вооруженные короткими мечами. Они сразу вперили в пришедших подозрительные взгляды, но леди Лихоманка заверила их, что беспокоиться не о чем, распахнула дверь кабинета и вошла внутрь. Дайна, напустив на себя решительный вид, шагнула следом. Остальным ничего не оставалось, кроме как последовать за ними. Кина Девятипалая, прославленная повелительница всего городского ворья, оказалась на удивление привлекательной женщиной лет сорока с небольшим, темноволосой и ясноглазой. Она сидела за громоздким письменным столом, который уместнее смотрелся бы скорее в кабинете казначея, чем в бандитском логове, и делала пометки в потрепанной тетради. В отличие от Горташа, она не питала чрезмерной любви к роскоши и была одета по-простому — лишь изящные серебряные пуговицы на сюртуке и зеленый шелковый платок на шее отличали ее от множества других разбойниц, коротавших время в таверне. — Ну и ну. Вот это гости! А я уж думала, вы никогда сюда не доберетесь, — с усмешкой сказала она, поднимая взгляд на вошедших. — Сколько дней вы блуждаете по канализации, как слепые котята? Я уже сбилась со счета. — Слишком много, — признал Астарион, снова изображая вежливую улыбку. Несмотря на то, что они пришли сюда добровольно, он все равно не мог избавиться от неприятного чувства, что их привели к Девятипалой под конвоем. — Мы бы с удовольствием нанесли вам визит раньше, леди Кина, если бы знали, что вы хотите поговорить. — А я и не хотела. — Девятипалая протянула руку к непотушенной сигаре, лежащей в простецкой стеклянной пепельнице, и глубоко затянулась. Потом откинулась на спинку стула, медленно выдохнула и какое-то время в задумчивости созерцала поплывший по кабинету густой терпкий дым. — Я не слишком-то доверяю людям, работающим на эрцгерцога. — Мы на него не работаем, — во второй раз за утро повторила Дайна, которой почему-то было важно убедить в этом окружающих. Астарион закатил глаза. Если люди Девятипалой следили за ними, то наверняка прекрасно знали о ее визитах к Горташу, так что отрицать связь с ним было не просто бессмысленно, но и вредно. К тому же леди Лихоманка не могла не видеть их танцующими на балу. Да об этом танце полгорода потом судачило! Но Кина, к его удивлению, усмехнулась и кивнула: — Как ни странно, я тебе верю. Горташ всегда был человеком, прямо скажем, неординарным, но все-таки не сумасшедшим. Нет, он в своем уме… А чтобы нанять кого-то вроде вас, нужно окончательно спятить. Девятипалая вдавила сигару в пепельницу так сильно, что брызнули искры, встала из-за стола и направилась к ним. Стоявшая рядом с Астарионом Дайна вся напряглась, как натянутая струна. — Во-первых, вампир, — задумчиво сказала Девятипалая, на мгновение остановив на нем холодный цепкий взгляд. — Во-вторых, вчерашняя актриса из паршивого театра в Ривингтоне. В-третьих, бывшая телохранительница Горташа, которая как сквозь землю провалилась десять лет тому назад… И вдобавок сын нашего возлюбленного герцога Рейвенгарда, самой большой занозы в моей заднице! Нет, вы не похожи ни на наемников, ни тем более на бэйнитов. Тут что-то другое, подумала я… И неплохо бы выяснить, что именно. — Это длинная история, — ответила Дайна, явно приготовившаяся рассказать Кине очередную сказку. Голос у нее в такие моменты всегда становился сахарным, как сироп. — Но я с удовольствием вам ее поведаю. — О нет. Я не хочу, чтобы мне рассказывала байки пигалица, которую я еще недавно имела удовольствие наблюдать на сцене с нарисованными усами, — сказала Кина. Чары Дайны, безотказно действующие на большинство мужчин, ее оставляли совершенно равнодушной. — Мне бы хотелось послушать кого-то чуть более разумного. Вот его, например, — ткнула она пальцем в Астариона. — По крайней мере, Анника утверждает, что с тобой можно иметь дело, а я привыкла доверять ее чутью. Астарион кинул взгляд на леди Лихоманку, она снова улыбнулась ему короткой скупой улыбкой, и снова изящный полумесяц шрама дрогнул на ее щеке. А он-то, дурак, сперва думал, что она получила этот шрам, неудачно упав с лошади на прогулке! — Что вы хотите знать? — осведомился он сдержанно. — Всё, — просто сказала Кина, глядя ему в глаза. Взгляд у нее был такой, будто она до сих пор раздумывала, что предпочтительнее: все-таки выслушать их или сразу утопить в бурлящих водах Чионтара. — Как вы влипли в эту историю. Как победили Кетерика Торма. Как и зачем связались с Горташем и при чем тут Орин Красная. Что представляет из себя Абсолют и как от нее избавиться. Только чур без вранья, ясно? У нас в Гильдии за вранье могут и язык укоротить. Астарион переглянулся с Дайной, потом снова посмотрел на Кину. Та прошлась по комнате, поправила лежащие в шкафу свитки и снова уселась за стол, приготовившись слушать его рассказ. — Без вранья так без вранья, — ответил он спокойно. И хотя за последние двести лет так редко говорил правду, что успел позабыть, как это делается, без утайки и без прикрас поведал Кине Девятипалой обо всем, что случилось с ними за последние месяцы начиная с того рокового дня, когда они пришли в себя в иллитидских капсулах на терпящем крушение наутилоиде.