Шарлатан и шарлатанка

Честно говоря, ее государь мог выбрать местечко и получше, чем Змеиная скала. Это не особняк, не усадьба, не какое-нибудь роскошное имение, какое пристало бы человеку его положения, не дворец калимшанского султана — нет, это неприступная древняя крепость, ощерившаяся зубцами гранитных башен, одновременно и форт, и штаб-квартира Огненных Кулаков, и оружейный склад, и казарма, и тюрьма, и пахнет здесь отнюдь не пряностями и благовониями, а порохом, железом и горючим маслом, однако Энвера, похоже, всё устраивает — здесь и его тронный зал, и кабинет, и даже спальня. Иногда он наведывается в литейную, чтобы проследить за ходом работ или проверить на практике какую-нибудь идею, которая вдруг взбрела ему в голову, или в Высокий Зал, где заседают патриары, но гораздо чаще его можно застать здесь — одного, если не считать верных бэйнитов, или в компании каких-нибудь лизоблюдов, явившихся ко двору, чтобы просить милости государя. Стражники всегда пропускают ее молча, хотя им и трудно удерживаться от насмешек: они не понимают, почему какая-то девица без роду и племени имеет право входить к их повелителю, избраннику Бэйна, без спроса в любое время дня и ночи. Они бы решили, что она ценная союзница, если бы она не выглядела как пигалица с лютней, они бы решили, что она его любовница, если бы хоть одной из своих любовниц лорд Горташ позволял подобные вольности, они бы сочли ее лазутчицей, разведчицей, шпионкой — только и на шпионку она не похожа, потому что каждый раз заявляется совершенно не таясь, одетая притом в свои самые яркие наряды. Под недоуменными и насмешливыми взглядами суровых бэйнитов она идет наверх: сначала в тронный зал, а оттуда по боковой лестнице, крутым серпантином поднимающейся на крышу, — в кабинет, у входа в который молчаливыми исполинами стоят очередные стражники — такие же недоумевающие и такие же насмешливые, как те, что несут вахту внизу. Они смотрят ей вслед, когда она переступает порог, но никто не осмеливается произнести ни словечка — они знают, что государь всегда ее ждет и неизменно рад ее видеть. Нет, она не союзница, не любовница, не лазутчица и не шпионка — она сказительница, скоморох и менестрель. — Почему ты живешь в этих казармах, мой государь? — с любопытством спрашивает она, разглядывая по-солдатски скупую обстановку. Сегодня она пришла рано, и ей приходится ждать, пока Энвер закончит с бумажной работой. — Мог бы обзавестись домом в Верхнем городе, как подобает всякому приличному человеку. Какое-то время он не обращает на нее внимания, поскольку слишком занят попытками решить, кого казнить, а кого миловать, потом наконец дописывает документ и, выведя внизу подпись, поднимает глаза. — Пойдем. Покажу кое-что, — говорит он и, встав из-за стола, через боковую дверь выходит на крышу. Дайна идет за ним. Вместе они подходят к увенчанному каменными зубьями парапету. От высоты захватывает дух: кажется, что если вдруг шагнешь отсюда вниз, то не разобьешься о скалы, а полетишь к горизонту, как подхваченный бурей лист. С крыши будто на ладони виден весь город: россыпи крошечных лачуг и крупные жемчужины дорогих особняков, кладбища и бордели, лечебницы и таверны, пристани и парки. Солнце, низко склонившееся к воде, превращает ее в кипящее среди скал золото, и над этим золотом стремительно носятся туда-сюда голодные горланистые чайки. — На самом деле у меня есть дом в Верхнем городе, и неплохой, — поясняет Энвер, по-хозяйски положив руку на парапет. — Просто со Змеиной скалы открывается вид получше. Пока государь смотрит на свои владения, она, остановившись в нескольких шагах, смотрит на своего государя. Как всегда небрит, как всегда растрепан, как всегда одет бог знает во что, и всё в нем — глубокие тени под глазами, и сломанный нос, и безобразные сапоги, которые ему самому, видимо, очень нравятся, — выдает вчерашнего бандита; всё, кроме безукоризненной манеры держать себя, невесть откуда взявшейся у сына любящей четы двух бедствующих сапожников. Сколько она ни глядит на него, она не в силах разгадать загадку, которую он — контрабандист, работорговец, ученый, эрцгерцог и жрец Бэйна — собой представляет. Откуда эта королевская осанка, эта властная небрежность жестов, этот гордый поворот головы? Не обращая на нее внимания, он со спокойным, сдержанным чувством превосходства изучает раскинувшийся перед ним пейзаж, зная, что всё это принадлежит ему одному. Его имя теперь звучит здесь всюду — в доках, в гостиных, в тавернах, на площадях; его на разные лады произносят все, от них нищих матросов до потомственных аристократов, произносят со страхом, с восхищением, с уважением, с ненавистью, и Энвер безгранично доволен этим даже сейчас — сейчас, когда армия Кетерика Торма, а ныне армия Абсолют, подбирается к городским стенам. Кажется, что он совершенно спокоен и никакие невзгоды не могут вывести его из равновесия, и только она одна во всем свете догадывается, что это неправда: ее государь напряжен, как генерал накануне решающего боя, и его разум ни минуты не пребывает в покое. Он думает о том, как выстроить оборону, о том, как доставлять в город припасы, когда начнется осада, о том, в какой дыре прячется Орин и как скоро она нанесет следующий удар, о том, есть ли у него шансы вернуть Абсолют под контроль или на этом плане нужно поставить крест, о политических играх Рафаила, о судьбе Лиары Портир — о тысяче самых разных вещей начиная с завтрашнего выпуска «Балдурского вестника» и заканчивая грядущим концом света. Неудивительно, что у него бессонница и, кажется, мигрень. В последний раз окинув Врата Балдура взглядом, она садится на парапет между каменными зубьями — спиной к городу, лицом к государю, — и подтягивает ногу, устраиваясь поудобнее. Золотые когти Энвера с легким скрежетом проходятся по холодным камням. Отвернувшись от пламенеющего горизонта, он обращает взгляд к ней. Он не ждет, что она поведает ему о своих успехах, о нет, на это он потерял надежду; успехов нет и пока не предвидится. Он просто хочет услышать увлекательную историю и отвлечься от тяжких дум о судьбах мира хотя бы на полчаса. — Кажется, я знаю, какую сказку поведаю тебе сегодня, о владыка, — говорит она, склонив голову набок. — Сказку об изгнанном принце и благородном драконе, что спит под Змеиной скалой. В непроницаемо-темных глазах мелькает искра неподдельного интереса. Может, владыка, как всякий мальчишка, неравнодушен к историям о подземельях и драконах? Над головами носятся чайки, крыльями вспарывая небеса. Кипящее золото моря тускнеет среди скал, и на гребнях волн теперь поблескивает лишь россыпь медных монет, блестящих, как драконьи чешуйки. Энвер подтаскивает поближе к парапету тяжелый ящик и усаживается на него верхом. Глядя на него с высоты парапета, Дайна поплотнее запахивает дублет — вечера с каждым днем всё холоднее — и начинает рассказ: — Жил-был в славном городе Врата Балдура маленький мальчик, сын великого герцога… — Только не говори, — усмехается Энвер, — что ты решила рассказать мне сказку, главный герой которой — Уилл Рейвенгард. — Не перебивайте, ваше величество. Вы будете слушать или нет? — на секунду нахмуривается она и тут же, чтобы не упустить нить повествования, продолжает: — Мальчик рос большим мечтателем и очень любил истории про отважных героев и благородных драконов. Эти истории всегда читал ему на ночь отец — по правде говоря, они нравились им обоим. Больше всего они любили легенду об основателе города Балдуране и его лучшем друге — драконе Ансуре, известном под прозвищем Сердце Врат. Когда Балдуран не вернулся из очередного приключения — как говорили, сгинул где-то в океане, — опечаленный Ансур решил удалиться на покой и заснул глубоким сном в подземелье на маленьком острове… — Который в народе после этого стали называть Змеиным. Дайна кивает. — Ансур знал, что сон его не продлится вечно. Однажды он поклялся своему другу Балдурану, что защитит город в час великой нужды, и был намерен сдержать свою клятву. Однако он не хотел, чтобы его тревожили по пустякам, и запечатал дверь в свою усыпальницу с помощью чар, снять которые под силу лишь истинному герою, обладающему двумя самыми ценными сокровищами на свете — благородной душой и добрым сердцем… Энвер явно не очень-то верит в то, что доброе сердце — такое уж сокровище, и скептически хмыкает, услышав эти слова, но Дайна, не обращая внимания, продолжает рассказ. Она рассказывает о том, как мальчик, сын герцога, стал старше и как отец впервые вручил ему лук и меч, о том, как они перестали ладить и начали ссориться, о том, как мальчик превратился в статного смелого юношу, о том, как этот юноша продал душу дьяволице в обмен на то, что она поможет ему спасти город от культистов, задумавших призвать в наш мир саму Тиамат… Ее речь льется легко и свободно, как эль на дварфийской свадьбе. Правда, ей кажется, что Энвер совсем ее не слушает и что мысли его блуждают далеко отсюда, но вдруг он поднимает глаза и замечает будто бы между делом: — А этот твой юноша, похоже, не слишком большого ума, раз продал душу за такую скромную цену. — Он хотел защитить то, что было ему дорого, — возражает Дайна, — и защитил. Как настоящий герой, он спас родной город от страшной беды. — И как же город ему за это отплатил? — спрашивает Энвер, который, должно быть, прекрасно помнит, что случилось потом. Помнит и Дайна: известие о разладе между герцогом и его сыном гремело тогда на весь город, хотя никто и не знал, чем именно Ульдера Рейвенгарда так прогневил его единственный отпрыск. — Храбрый принц, — продолжает она, — пытался объяснить отцу причины своего поступка, но тщетно… — Кажется, ты что-то путаешь. Если его отец — герцог, то он никакой не принц. — Хорошо, пусть он не герцог, а король. Для сказки это неважно. Ты опять перебиваешь! Дайна снова хмурится, но Энвер лишь смеется: ему нравится ее дразнить. — Отец не пожелал слышать объяснений и с позором изгнал единственного сына из Врат Балдура, на прощание осыпав проклятиями и наказав не возвращаться, — возвращается к рассказу она. Как бы Энвер ни старался, настоящую сказительницу мелкими придирками с толку не сбить. — Так наследник короля превратился в изгнанника, в один день потерявшего всё — и душу, и семью, и дом. Однако это не остудило огонь справедливости, горящий в его сердце… — Гм! — вновь недоверчиво изрекает Энвер. Слишком патетичные метафоры ему, похоже, не по нраву. На несколько минут их прерывает Янтус, упитанный, чуть лысеющий и очень добродушный с виду мужичонка средних лет, который исполняет при государе роль писаря и личного слуги, предугадывающего его мельчайшие просьбы и желания. Янтус приносит кувшин подогретого вина, два золоченых кубка и шерстяную накидку с кисточками, наверняка купленную втридорога у какого-нибудь лавочника из Маленького Калимшана. «Чтобы госпожа не замерзла», — смиренно поясняет он. Дайна усмехается: Янтус единственный, кто зовет ее госпожой и считает нужным ей кланяться. Благодарно кивнув ему, она заворачивается в мягкую и невесомую, как облако, верблюжью шерсть, приятно согревающую спину и плечи. Над Чионтаром еще виднеются проблески заката, но тени с каждой минутой всё гуще. Пора бы уже спрятаться внутри, но им с Энвером не хочется уходить с крыши — отсюда и впрямь открывается чудесный вид. — И что же случилось с изгнанным принцем дальше? — интересуется Энвер, когда добрый Янтус вновь оставляет их наедине. — Надеюсь, он не сгинул где-нибудь на чужбине, совершая очередной ненужный подвиг во имя справедливости и добра? — Он был близок к смерти бессчетное количество раз, — отвечает Дайна, согревая ладони о наполненный Янтусом кубок с обжигающим терпким вином, — и все-таки каждый раз ему удавалось выжить благодаря смекалке, силе духа и упорству. Семь долгих лет провел он вдали от родных краев — и все эти годы не переставал верить, что однажды вернется во Врата Балдура, которые очень любил. В конце концов так и случилось. Семь лет спустя желание храброго юноши сбылось. Дорога приключений вновь привела его домой, вот только… — Вот только? — Вот только над домом нависла угроза войны. Дайне надоедает сидеть спиной к городу, и она усаживается поудобнее, боком: прислоняется спиной к каменному зубцу и, подтянув к себе колени, мысками упирается в соседний. Отвернувшись от Энвера, она какое-то время смотрит вдаль. Алые угли облаков медленно гаснут, превращаясь в золу. — Вернувшись во Врата Балдура, юноша сразу понял, что всё изменилось, — говорит она, глядя на затягивающийся тьмой горизонт. — Город был уже не тот, что прежде. Армия злой богини Абсолют приближалась к воротам, вселяя в сердца местных жителей тревогу и страх. Беженцы пытались найти в стенах города приют, спастись от надвигающей угрозы — но их гнали отовсюду, как шелудивых собак. По улицам грохотали отлитые из металла беспощадные стражи, сурово карающие каждого, кто осмелится помыслить о нарушении закона… — Я надеюсь, ты понимаешь, что это преувеличение. За мысли мы не караем. Пока. — Я-то понимаю. Юноше, тем не менее, казалось иначе. Он места не находил себе от горя — настолько больно ему было видеть, как некогда гостеприимный город ожесточается с каждым днем. А что касается его отца, короля… Дайна бросает на Энвера косой взгляд: тот по-прежнему сидит на ящике, широко расставив ноги, и внимательно слушает ее рассказ, царапая когтем краешек кубка, из которого почти не пьет. — Короля, — продолжает она как ни в чем не бывало, — околдовал и бросил в тюрьму жестокий узурпатор, обманом захвативший в городе власть. — Да что ты говоришь. — Хорошо-хорошо. Короля околдовал и бросил в тюрьму добрейший и мудрейший из государей, имевший законное право на престол, — легко соглашается она. — Никогда еще город не видел правителя столь справедливого и милосердного. Однако юноша по скудоумию своему не мог этого понять, и сердце его при виде происходящего разрывалось от боли. К тому же юноша не верил, что новый правитель сумеет защитить город от злой богини, гнев которой он сам на себя навлек… — И тут-то юноша и вспомнил сказку о драконе, спавшем под Змеиной скалой? Она кивает: юноше действительно пришла на ум позабытая легенда об Ансуре по прозвищу Сердце Врат, сказка о благородном медном драконе, которую много лет назад читал ему отец. Давным-давно Ансур поклялся своему другу Балдурану, что защитит Врата, если те окажутся в смертельной опасности. Что ж, этот день настал. Смертельная опасность и впрямь нависла над городом, и юноша решил: была не была. Может, это всего лишь старая сказка, сказал себе он. Может, я отнюдь не герой, достойный просить о помощи великого дракона… Но хуже ведь не будет? Почему бы не рискнуть? — Юноша долго размышлял об этой идее и наконец высказал ее своим друзьям, — продолжает Дайна. — Надо сказать, друзья у него были один другого страннее, вампир и две тифлингши — одна воительница, а вторая менестрель. Вампир, как обычно, поднял юношу на смех: мол, не слишком ли он великовозрастен, чтобы верить в подобные байки? Обе тифлингши, однако, отнеслись к предложению юноши с восторгом, и менестрель, их командирша, недолго думая постановила: решено. Сегодня после обеда, сказала она, мы попытаемся пробудить древнего дракона, что дремлет в пещерах под Змеиной скалой. — Интересно, как они собрались проникнуть в эти пещеры, учитывая, что с тех пор, как Ансур погрузился в спячку, прямо над его усыпальницей построили огромный неприступный форт, на крыше которого мы с тобой сейчас находимся. — Это добрейшему и мудрейшему государю хотелось думать, что форт неприступный. На самом же деле в форте было больше дыр, чем в головке пряного амнского сыра, и юноша провел своих друзей внутрь без особого труда. — Прямо под носом у городской стражи? — Прямо под носом у городской стражи, — кивает Дайна. — Возможно, государю стоит задуматься над поддержанием воинской дисциплины… и над заделыванием брешей в стенах. Энвер чуть заметно хмурится: вероятно, он считает, что дисциплина в полном порядке и что все бреши были заделаны сразу после того, как Уилл сумел проникнуть в казематы в надежде освободить советницу Флоррик. — Отыскать вход в подземелье оказалось не так-то просто. Храброму юноше и его верным друзьям пришлось обойти всю темницу, и лишь в самом дальнем ее закутке они обнаружили два факела в форме драконьих голов, за которыми скрывалась потайная дверь, ведущая в усыпальницу. Однако на этом их трудности не закончились. За дверью друзей ждали гораздо более опасные испытания… По правде говоря, она затрудняется объяснить себе, в чем заключался смысл этих испытаний и что они должны были доказать — отвагу Уилла, его настойчивость, мудрость, смекалку? А может, единственная их цель — не допустить, чтобы покой дракона потревожили жадные до подвигов и славы искатели приключений, еще не научившиеся толком держать меч? Кости этих незадачливых бедняг, коих за минувшие столетия нашлось не так уж мало, украшают подземные чертоги Ансура и поныне. Действительно ли все они были не так храбры, как Уилл Рейвенгард, и не так благородны — или им просто не повезло? Однако для сказки она придумывает другое, более поэтичное объяснение: ее герой, изгнанный принц, действительно отважен, находчив и мудр, в этом сомнений нет. Он проходит все испытания с честью, доказывая, что достоин великого дракона, и наконец двери усыпальницы распахиваются перед ним… Чтобы явить его взору сгнившую тушу Ансура, который давно издох. — Какая мрачная история, — усмехается Энвер, не сводя с Дайны пристального взгляда. — А я-то думал, ты будешь рассказывать мне сказки со счастливым концом. — Вообще-то такого уговора не было, но я могу сочинить и счастливый конец, если хочешь. Как моему государю будет угодно. — Нет уж, государю угодно, чтобы ты рассказывала как есть. — Хорошо, — соглашается Дайна. — На чем я остановилась? Ах да... Ансур по прозвищу Сердце Врат действительно давно издох, но дух его остался там, в подземелье. Когда очередные искатели приключений осмелились нарушить его покой, он пришел в ярость. Однако Ансур быстро понял, что его нынешние гости не похожи на прочих. В отличие от остальных, у этих была при себе астральная призма — маленький, но могущественный артефакт с иллитидом, спрятавшимся внутри… К тому моменту, когда она заканчивает говорить, ночь окончательно вступает в свои права. Мертвый дракон побежден, герои возвращаются ни с чем, менестрельша вновь отправляется на поклон к тирану… И вот она здесь — сидит на парапете, глядя, как ветер гонит темные тучи над темной рекой, несущей свои воды в бескрайнее море. — То есть ты хочешь сказать, что Император — это Балдуран. Или ты придумала это ради красного словца? — Не придумала. Всё правда от первого до последнего слова. На улицах фонарщики зажигают фонари. Энвер какое-то время в задумчивости молчит, положив подбородок на сцепленные руки. Иногда Дайна бросает на него косые быстрые взгляды, пытаясь понять, что у него на уме. Вспоминает ли он, как обнаружил, что лидер Рыцарей Щита — иллитид? Сожалеет, что отправил этого иллитида на наутилоиде за призмой, тем самым положив начало цепочке событий, которая пустила под откос его тщательно выверенный план и поставила Врата Балдура на грань настоящей войны? Подсчитывает свои шансы на победу? На его лице ни тени беспокойства: он напряжен, но уверен в себе, сосредоточен и готов, кажется, ко всему. В тишине слышно, как далеко внизу переругиваются стражники, подготавливающие бочки с дымным порохом и снаряды для катапульт. Работа не затихает ни на минуту. У Дайны уже затекли ноги. Спрыгнув c парапета, она прохаживается вдоль края крыши, изучая черное полотно пейзажа, раскинувшегося перед ней, и вслушиваясь в далекие голоса, от которых ей делается тревожно. Глядя на город, она думает об Ансуре — о том, как на протяжении многих лет он без устали искал пропавшего Балдурана по всему Торилу, пока поиски не привели его к Лунным Башням, где он наконец нашел своего возлюбленного в обличье иллитида; о том, как пытался исцелить его, хотя тот не желал исцеления; о том, как он любил Балдурана любым — хоть безымянным мореплавателем, хоть прославленным героем, хоть мозгоедом с щупальцами до колен — и как его огромное драконье сердце хранило эту любовь до тех пор, пока не истлело в мрачном холодном подземелье глубоко под Змеиной скалой и пока от любви не остались лишь ненависть и боль. Помимо Ансура она думает о главном герое своей сказки — об изгнанном принце, о том, как после долгих странствий принц вернулся домой и обнаружил отца-короля в тюрьме, а королевство — в стальной хватке жестокого тирана. Дракон, на которого он возлагал столько надежд, давно превратился в кучу костей, герой, которым он восторгался, стал свежевателем разума, да и соратнички у принца, по правде говоря, оказались так себе… По крайней мере, вампир и тифлингша-менестрель — уж точно. Поднявшись, Энвер неспешно подходит к Дайне, останавливается чуть поодаль и тоже смотрит вдаль, проследив за направлением ее взгляда. Снова слышен грохот бочек внизу. Крепнущий ветер треплет паруса кораблей, рассекающих пенные гребни Чионтара. Река волнуется, шумит, и так же, как река, шумят беспокойные мысли в ее голове. Дайна рассеянно поглаживает пальцем каменную кладку парапета. Энвер мягким бережным жестом накрывает ее кисть сверху, угадывая тревогу своей сказительницы так же легко, как она всегда угадывает тревогу государя. — Не беспокойся. Нам не нужны драконы, чтобы защитить Врата Балдура, — говорит он так твердо, что трудно ему не верить. — Это мой город, и я собираюсь сражаться за него до конца. Как ни странно, несмотря на холодный вечер у него очень теплая рука, и даже прикосновение железных когтей Дайну совсем не пугает. Стоя рядом, они вместе любуются пейзажем. Ночью город прекрасен не меньше, чем днем, а может, и больше, потому что сумрак скрывает самые неприглядные его черты, как вуаль, под которой прячет изъеденное оспой лицо видавшая виды портовая шлюха. С воды, как обычно, наползает туман: протягивает длинные щупальца вдоль извилистых городских улиц, стелется по жухлой траве. Говорят, что на Побережье Мечей можно найти города во всех отношениях прекраснее — там ветер не так суров, зимы не так холодны, а дожди не льют неделями напролет. Есть города теплее, и города изящнее, и города богаче… И всё же героя ее сказки, изгнанного принца Уилла Рейвенгарда, тянуло сюда, как тянуло и Энвера Горташа, и легендарного Балдурана, и саму Дайну Тав. — Уже довольно поздно, — наконец говорит Энвер, убирая ладонь с ее руки. — Готов поспорить, что Янтус накрыл нам ужин и теперь рвет на себе волосы, потому что мы не идем и всё вот-вот остынет. Надеюсь, ты сегодня снова составишь мне компанию? Наверняка изгнанный принц сказал бы, что тифлингше нужно отказаться от приглашения злодея и тирана, но Дайна улыбается и кивает. Отказаться? Ну еще чего! Личный повар тирана, как известно, превосходно готовит суфле и фазанов в меду.