В сон мой приди

1995 год «Листья насыщенного зеленого цвета, гладкие, с белесыми прожилками. Стебель водянистый. Свежий сок стебля, при попадании на кожу, вызывает ожог» — Гермиона проговорила это вслух дважды и едва удержалась от порыва проверить написанное в книге. Если сок стебля манжетки водянистой обжигал, то сок листьев чемерицы мог ожог исцелить. Горшок с чемерицей Гермиона видела в теплице недели две назад. Фанатичка. Так ее вчера назвала Лаванда. Даже не позаботилась о том, чтобы Гермиона ее не услышала. Один стол в классе — недостаточное расстояние, чтобы рассеять звук. И Рон хихикнул. Тут же себя остановил, но все же… Мерзкое чувство снова повисло в груди. Перо чиркнуло по пергаменту с раздражающим скрипом. Звучат ли ее слова о важности подготовки к СОВ как одержимость? Шепчутся ли за ее спиной так же, как она сама вслед Луне Лавгуд? В носу защипало. Но скрип входной двери заставил Гермиону собраться, выдохнуть и перестать придумывать причины для грусти. У нее было достаточно причин для страха, а страх всегда увлекательнее. Шаги вошедшего были неторопливыми и уверенными. Видимо, он прошел в дальнюю теплицу, где стояли плотоядные растения. Третий раздел учебника четвертого курса. Ей стоило его повторить. Секунд через тридцать Гермиона уже забыла, что она здесь не одна, поэтому, когда в дверном проеме появился человек, вздрогнула. Подкрался — так было точнее. — Слишком предсказуемая Грейнджер, — так гласные растягивали только два человека. В теплице в двух ярдах от Гермионы стоял младший из них. Гермиона даже не стала поднимать глаза. Ее перо скользило по пергаменту, едва заметно поскрипывая, ее дыхание почти не сбилось. И только холод, едва заметно лизнувший затылок, не дал соврать самой себе, что она спокойна. Малфоя встретить в теплице вечером она не ожидала никак. Он прошел вдоль стены, задержался, видимо, разглядывая растение, или собственное отражение в стекле, или придумывая очередную гадость, которой хотел в Гермиону плюнуть, но потом вдруг резко развернулся и шагнул к столу. — Какая же ты наивная. — Привычный гадкий смешок. — Надеешься, что твоя зубрежка поможет на экзаменах? Гермиона могла поспорить, что сейчас его губы искривились так, будто ему под нос сунули что-то дурно пахнущее, но смотреть на Малфоя, чтобы убедиться в этом, не стала. — Да как только они узнают о твоем происхождении, они даже слушать тебя не станут. Щеки ее вспыхнули. Ярость, жгучая, стремительная, подкатила к горлу и стала душить. Гермиона подняла глаза. Их разделял широкий деревянный стол, и только это сейчас мешало ей вцепиться в тонкую шею Малфоя, открытую вырезом его черной рубашки. — Зато у тебя, Малфой, кроме твоего происхождения, ничего и нет. — Гермиона с удовольствием заметила, что улыбка с его лица уже успела сползти. — Ни знаний, ни таланта, ни упорства, ни ума. — Она ухмыльнулась почти также, как обычно он. — Только и останется, что вспоминать имя папочки. Надейся, что оно тебе поможет. Его бровь взлетела вверх. — Ты же заметила, что твоих дружков тут нет? Рука его дернулась почти незаметно, «Акцио палочка» прозвучало звонко и резко. Ее палочка в его руке. Она знала, она должна была понять, что Малфой будет действовать подло и исподтишка. Сама же оставила палочку рядом на столе. — Верни, — злость на себя и на него смешалась в одну, шипящую. — Как только решу, что сказал все, что хотел, а ты меня дослушала. И… — он покрутил ее палочку между пальцев небрежно, будто делал это сотню раз, — … и решу, что ты послушалась. Губы Малфоя растянулись в улыбке настолько мерзкой и самодовольной, что ладонь Гермионы тут же зачесалась от желания встретиться с его щекой. Наотмашь, звонко. — Это, конечно, в твоих мечтах. Верни палочку, — Гермиона вытянула руку и дважды сложила пальцы в требовательном жесте. Малфой на это только усмехнулся. — Долго разговаривать с тобой, Грейнджер, я не стану: для меня это занятие малоприятное и малоинтересное. — Он снова прокрутил ее палочку в воздухе. — Скажу, что хотел, а тебе останется вспоминать эти минуты, проведенные наедине с чистокровным. Гермиона поморщилась. Выносить Малфоя с каждой секундой становилось все сложнее, но уйти без палочки было нельзя. Она вспомнила, что Гарри удалось как-то приманить ее к себе, когда на него напали дементоры, но для этого ему пришлось произносить заклинание несколько раз, а ей сейчас нужно было это сделать невербально. Или, может, попытаться ее выхватить? Гермиона тут же отказалась от этой мысли: ее реакция была жалкой в сравнении с реакцией ловца. Малфой, будто услышав ее мысли, палочку крутить перестал и сунул ее в задний карман брюк. — Скажи Поттеру, — он задрал свой подбородок так высоко, что Гермиона смогла увидеть его ноздри, — чтобы перестал нести свой бред про… — он прочистил горло, — сама знаешь кого, и не доставал Амбридж. Гермиона не смогла сдержать смешок. Впервые с начала года она видела Малфоя так близко, и с удивлением поняла, что он изменился. Вытянулся почти на полфута, стал странно худым и угловатым. Даже больше, чем обычно. Кадык его торчал на тонкой длинной шее, скулы и подбородок такие острые, что о них можно порезаться. — Пришел заступиться за свою подружку? Вкус у тебя, конечно, — она пожала плечами, — но что я хочу от чистокровного. Вы же вырождаетесь. Малфой оперся ладонями о стол и подался вперед. — Тебе не стоит меня злить, Грейнджер. Я ведь твою палочку могу и сломать. Он мог. Гермиона закусила губу, чтобы не произнести вслух то, что крутилось на языке. — Одно дело — нести весь этот бред. — Он усмехнулся. — Все уже привыкли. — Скривил рот. — Но злить Амбридж — намного глупее. Хотя в том, что Поттер — идиот, я никогда не сомневался. Последнюю фразу Гермиона предпочла пропустить. Интересным здесь было совсем другое. Только вчера сама она говорила Гарри о том же, но только потому, что за него переживала. Почему сейчас об этом говорил Малфой, она понять не могла. — Разве ты не радоваться должен, что Гарри наказан? — она опустила глаза, взяла пузырек с песком и посыпала им пергамент, чтобы подсушить чернила. — О, я, конечно, радуюсь, что в этой школе появился хоть кто-то, кто понимает, что Поттер заврался, но я умею мыслить в перспективе. И это умение подсказывает мне, что Поттер раскачивает лодку, в которой сидим мы все вместе. — Мы с тобой, Малфой, точно не в одной лодке, и даже не в соседних. Он поджал губы и манерно постучал по подбородку. — Пожалуй, — протянул раздражающе, — мы в одном море. Я на фрегате, а вы на…— он запнулся, подбирая слово, — рыбацкой шхуне. Гермиона закатила глаза. Слушать этот поток самолюбования с каждой секундой хотелось все меньше, но вместе с раздражением теперь росло любопытство. Так или иначе Малфой пришел сюда, отобрал у нее палочку и заставил себя слушать. Явно не просто так. Может, он придумал коварный план, как избавиться от Гарри, или напакостить им всем разом. Ей стоило быть внимательной. — Если тебе кажется, что Амбридж — всего лишь профессор ЗОТИ, то могу тебя заверить, что очень скоро это может измениться. — Он прищурился. — И тогда мы все поймём, что она не просто принципиальная тетушка в неуместном розовом. — Лицо Малфоя изменилось в миг, и на секунду Гермионе показалось, что на нем мелькнул страх. Он говорил загадками, но казался необычно искренним. Ей нужно было время, чтобы подумать. А еще ей нужно было вернуть свою палочку. Гермиона свернула пергамент, взяла пузырек с чернилами и бросила их в сумку. Перо оставила на столе. — В этом случае ее неприязнь к Гарри тебе только на руку, — Гермиона взяла горшок с цветком и поставила на стол за спиной. — И твой совет снова странный. — Она обернулась. — Что ты задумал? Малфой отвел глаза и нервно закусил губу. Свою роль взволнованного он отыгрывал хорошо. — Я знаю таких как она, Грейнджер. Как только она расправится с чужими, она возьмётся за своих. А я слишком яркий и заметный. — Разве тебя не спасет папочка? — Просто сделай так, чтобы Поттер ее не доводил. Можешь поверить мне на слово, ее наказание точно не будет каким-то обыкновенным. Это не отмывание котлов у Снейпа. Она точно придумает… — Что ты знаешь? — Больше, чем тебе когда-нибудь доводилось. Сделай хоть раз что-нибудь не бестолковое, Грейнджер. Теперь запылали ее уши. Гермиона абсолютно точно знала, что прямо сейчас они алые. Она прошла в соседнюю теплицу, нашла тот самый горшок, с тем самым растением, которое в начале года привез Невилл, и вернулась к Малфою уже через минуту. Он стоял там же. Такой же худой, такой же бледный. — Я подумаю над тем, что ты мне сказал Малфой, но в мотивы твои благородные, конечно, не верю. — О, Грейнджер, — он скривился, — никакие они не благородные. Я всего лишь хочу насладиться единственным годом, когда все, наконец, поняли, какой Поттер лживый выскочка, и когда его защитник Дамблдор слаб и в шаге от увольнения. Наверное, она не смогла скрыть ужаса в глазах, потому что через секунду рот Малфоя растянулся в улыбке. — Для тебя это сюрприз? Хм. Надеюсь, что неприятный. — Дамблдора не могут уволить, — она покачала головой, стараясь убедить саму себя, но комок ужаса уже начал расползаться в груди. — Сейчас это абсолютно неважно, Грейнджер. Важно, чтобы Поттер не сделал все настолько хуже, что плохо станет даже мне. Сердце в груди колотилось, по ребрам стекла капля холодного пота. Гермиона старалась успокоить себя. Конечно, Малфой блефовал. Просто хотел, чтобы она начала нервничать и рассказала обо всем Гарри. Гарри, конечно, тут же натворит глупостей, и его если не исключат, то сделают жизнь невыносимой. — Отдай мне палочку, — голос Гермионы дрогнул, и она себя за это возненавидела. — Я еще не закончил. Гермиона перебросила сумку через плечо, взяла в руку перо. Отступила на шаг, а потом резко подалась вперед и ткнула пером в жирный волдырь на круглом наросте. Мощная струя вонючей, густой, темно-зеленой жидкости вырвалась из десятка таких же волдырей. Она заляпала волосы Малфоя, его рубашку и, конечно, лицо. Может, даже попала в рот — Гермиона не успела заметить. Она метнулась вперёд, выхватила из заднего кармана его брюк свою палочку и, не глядя, выбежала из теплицы.

***

Малфой оказался прав, и признавать это было невыносимо. Наказание Амбридж для Гарри было изощренным, мучительным и опасным. Гарри не признавался в том, что ему приходилось переживать каждый вечер в тошнотворно-розовом кабинете, пока Гермиона не заметила на его руке глубокие царапины, складывающиеся во фразу «Я не должен лгать». А еще Амбридж получила должность генерального инспектора, что тоже не шло вразрез со словами Малфоя. О предположении Малфоя, будто Дамблдора хотят сместить с поста директора Хогвартса, Гермиона рассказывать не стала, как и о том, что Малфой советовал Гарри Амбридж не выводить. Было достаточно уже того, что об этом говорила сама Гермиона, и силы это не имело. Гарри так же срывался, также стойко терпел наказание и делал вид, что ничего необычного не происходит. И Гермиона даже могла его понять. Намного больший вред Амбридж могла принести даже не их настоящему, а их будущему. Она лишала их любой возможности научиться себя защищать. И это было не просто опасно — это было смертельно опасно. Дежурства старост были долгими и нудными, и именно во время одного из них Гермионе в голову пришла замечательная, как показалось ей самой, идея: обучать защите от темной магии их должен был Гарри. У Гарри был дар — дар противостояния. И это нельзя было отрицать. Гермиона знала много, стремилась узнать еще больше, но у нее не было того самого уникального чутья — знать, что может сработать прямо сейчас. А еще ей явно не хватало безрассудства, чему стоило даже порадоваться, но что могло в критический момент подвести. К ее идее с воодушевлением отнесся Рон, что Гермионе, безусловно, польстило, и с растерянностью Гарри, что ее ни капли не смутило. Как уговорить Гарри, она знала: нужно было показать ему, что этого хотят другие, что его знания и умения могут спасти жизни его друзей, и тогда он ринется в бой, не замечая никаких преград. Так и случилось. Встреча в «Кабаньей голове» решила все. Гарри осмелел и перестал нервно поправлять очки. Все остальное на себя взяла Гермиона. Ей неожиданно понравился этот дух бунтарства. Оставалось только найти место для регулярных встреч. Но воодушевление их длилось недолго. Уже в понедельник утром на доске объявлений появился указ Генерального инспектора об упразднении всех ученических организаций. Совпадением это быть не могло — кто-то рассказал Амбридж об их встрече в «Кабаньей голове». Но это не мог быть кто-то из списка с подписями: Гермиона заколдовала его так, чтобы всегда можно было вычислить предателя. И ни у кого из участников встречи болезненных волдырей на лице не появилось. Указ о запрете их энтузиазма ничуть не убавил, скорее наоборот: подтвердил, что им стоит бороться и есть против чего. Но нужно быть осторожнее. Гермиона стояла в алькове вестибюля и смотрела на песочные часы факультетов. В этом году Амбридж отбирала баллы у Гриффиндора безжалостно. Вперёд выбивался Когтевран и Слизерин. Конечно. Ожидаемо. Большой трагедией Гермиона это не считала, но несправедливость ее задевала. — Я надеялся, что из вас троих мозги есть хотя бы у тебя. Но, очевидно, надежды мои были тщетны. Гермиона резко обернулась и задела ладонь Малфоя сумкой. Он поморщился и сжал кисть в кулак. Губы его скривились, как было почти всегда, когда он видел Гермиону. — Амбридж чуть не запретила квиддич. — Прошипел сквозь зубы. — И все из-за твоего неуемного друга. Малфой что-то знал. Ладони Гермионы в миг вспыхнули и зачесались. Схватить палочку и заставить его говорить было так желанно. — Гарри и так отбывает у нее наказание. Он здесь точно ни при чём, — она постаралась придать своему голосу уверенности. Малфой ухмыльнулся. А потом шагнул ближе и едва слышно с явным злобным удовольствием произнес: — А меня Амбридж спрашивала именно про него. Сердце застучало быстрее. Гермионе пришлось задрать голову, чтобы смотреть Малфою в глаза, а не на его выпирающий кадык. — О чем тебя спрашивала Амбридж? — Гермиона сглотнула. — Пфф, — он выдохнул со смешком и теплый воздух коснулся ее лба. Могла ли в заклинание на пергаменте закрасться ошибка? Мог ли кто-то выдать их и не понести наказание? А если Малфой догадался сам? Когтевранцы не опасались Слизерин так, как следовало. Они считали себя умнее всех и часто не следили за языком. А Малфой был хитрым. Его нельзя было недооценивать. Гермиона выдернула палочку из-за пояса и уже почти ткнула ей в Малфоя, но вовремя поняла, что их слишком легко заметить, поэтому подалась вперёд и навалилась на него всем телом, чтобы сдвинуть с места, а лучше затолкать поближе к стене. Ей повезло, что Малфой этого никак не ожидал, поэтому попятился назад легко, и пятился до тех пор, пока его лопатки не стукнулись о каменную кладку. — Какого… — Отвечай быстро, Малфой, — кончик ее палочки уперся в мягкое место под его подбородком. — Что ты наговорил Амбридж? Ты знаешь, как она не любит вранье? Гермиона была уверена, что губы Малфоя задрожат от страха также, как два года назад, когда она дала ему такую сладкую и желанную пощечину, от которой еще полчаса горели пальцы, но вместо этого он только задрал подбородок повыше, явно желая уменьшить давление. — А ты испугалась, — нервный смешок. — Есть чего? — Я не хочу, чтобы из-за тебя отчислили Гарри. — Его отчислить могут только из-за него самого. Ну… Или из-за того, что он водится с грязнокровками. Гермиона вдавила кончик глубже, и Малфой поморщился. — Я тебя снова в хорька превращу. — Или в жука и посадишь в банку? Гадкая самодовольная улыбка расползлась по его наглому лицу, и Гермиона вспомнила. Вспомнила, что в конце прошлого года Малфой видел ее в поезде, держащей в руках банку с жуком-Скиттер. Он тогда ничего не сказал, но многозначительно кивнул. Понял. — Ты догадлив, — процедила она сквозь зубы. — И Амбридж тоже, — прошептал он в ответ. За спиной послышались голоса, слишком похожие на голоса Симуса и Дина. Настолько, что все внутри Гермионы сжалось. Если они увидят их сейчас, то обязательно скажут Гарри. Гарри вспыхнет в секунду, подумает, что Малфой причинил ей вред. Гермиона зажала рот Малфоя с такой силой, что его клык впился в ее средний палец, но хватку не ослабила. — Ни звука, Малфой. Сама она дышала часто и взволнованно, почти касалась щекой шелковой ткани его мантии, почти утыкалась макушкой в его острый подбородок и надеялась только на то, что их не заметят. Голоса стихли. Малфой оттолкнул ее с такой силой, что Гермиона пошатнулась и чуть не упала. Он рванул вперед и через секунду скрылся из вида.

***

Драко бежал. Он понял это не сразу, а только когда дыхание его сбилось. Он остановился, вытер испарину, выступившую на лбу, тыльной стороной ладони и закусил кулак с такой силой, что рука дернулась от резкой боли. То, что произошло минуту назад, он объяснить себе не мог никак. Это было какое-то мерзкое грязнокровское колдовство. По-другому быть не могло. Драко не знал, как оно называлось, и не мог понять, когда Грейнджер успела его наложить, только вот колдовство это до сих пор бежало по его венам. Он хотел поиздеваться над ней, посмотреть, как она растерянно хлопает своими ненормально большими глазами, как морщит свой мелкий нос и злится. Как потом побежит к любименькому Поттеру рассказывать обо всем, и тот в очередной раз взбесится, начнёт орать и заслужит еще одно наказание. Как пропустит тренировку по квиддичу, и однажды их команда просто развалится. Там и так уже не все умели летать. Уизли, например, только падать. Но вместо этого Грейнджер начала от него что-то требовать, выпытывать, наваливаться на него и трогать. Трогать своими гадкими цепкими руками, впиваться в него пальцами, дышать на него и пялиться — так близко, что он мог рассмотреть черный ободок радужной оболочки ее глаз. А потом она прижалась к нему вся целиком и закрыла рот ладонью. Ее рука пахла чернилами, ее волосы пахли чем-то странным, средним между цветами и фруктами, и от этого запаха начала кружиться голова. Он пробирался в ноздри, потом в легкие, потом попадал в кровь. А Грейнджер касалась его плеча своей щекой, наваливалась грудью на его грудь и дышала… дышала… часто и взволнованно. И вот тогда случилось что-то, что Драко парализовало. Это что-то сжалось внизу живота, перехватило горло и заставило зажмуриться. Она дышала, а он ждал секунды, когда сможет сбежать и перестать чувствовать ее гладкие пальцы на своих губах. Если бы Грейнджер сейчас спросила его о чем-то, то он бы ей ответил, только чтобы это закончилось и больше никогда не повторялось. Но Драко ничего не знал. Конечно, не знал. Он знал только, что Амбридж ходит кругами по кабинету и шипит в ожидании жертвы. И жертвой этой сам Драко становиться не планировал. Амбридж выпытывала, но очень мягко и… скользко. Гладила его по спине, задевала пухлым пальцем шею, близко наклонялась к уху, отчего на затылке шевелились волосы и хотелось сбежать. От нее пахло до тошноты сладко. Еще и эти кошки повсюду. Драко вспомнил, как однажды они с отцом были приглашены в ее дом на чаепитие. Сделать тогда Драко смог только глоток. Остальное время он думал лишь о том, что ему нужно быстрее отсюда сбежать. Драко знал, что можно делать чучела диких животных, но не знал, что таксидермия распространяется и на котов. Запихивать в рот печенье, когда в паре футов от тебя стоит нечто, что не так давно мяукало, было невозможно. Драко благодарил себя за то, что не выблевал все содержимое желудка на ковер и не опозорил отца. И теперь эта женщина надеялась, что Поттер расскажет ему свои тайные замыслы и секреты? Драко на все это было плевать. Все, чего он хотел, — наслаждаться этим годом, когда Дамблдор, кажется, был в шаге от увольнения, а Поттер всем крепко надоел. Этот год должен был стать годом Драко, должен был стать годом триумфа и свободы Слизерина, должен был принести веселье и победы, но вместо этого все внимание снова было отдано Гриффиндору. Паршивое внимание, но всё же. Ему нужно было выпить зелье, которое нейтрализует яды. Яды, что расползаются по всему телу, уничтожают мозг и волю. Не дают вдохнуть и лишают способности думать. Это было сейчас важнее всего.

***

Малфой вел себя странно. После того случая, когда Гермиона облила его слизью мимбулус мимблетония в теплице, Малфой делал вид, что не замечает ее. Смотрел мимо и подшучивал в своей обыкновенной манере. Но после того разговора в алькове у песочных часов факультетов он вдруг стал злее и будто направил все свое внимание на Гермиону. Он передразнивал ее на уроках, задевал плечом, если приходил мимо, и уже трижды садился за парту за ее спиной на трансфигурации. В последний раз он трансфигурировал заколку в волосах Гермионы в улитку. Улитка, нужно признать, получилась отлично. Измазала волосы слизью и уползла под стол. Но Гермиону это расстраивало не слишком. Пока внимание Малфоя было направлено на то, как задеть ее, он совершенно отвлекался от по-настоящему важного. Отряд Дамблдора организовал свою первую встречу в Выручай-комнате, и их никто не обнаружил. Означало это только одно: ничего точного Амбридж не знала. Возможно, она читала письма Гарри к Сириусу и смогла что-то расшифровать, но помешать это им не могло никак. Близился первый матч по квиддичу между командами Гриффиндор-Слизерин, и лицо Рона с каждым днем становилось все более серым. Иногда даже зеленым, что казалось Гермионе полным мальчишеством. В том, что Рон не самый лучший вратарь, был готов признаться даже Гарри, но зачем делать из этого трагедию Гермиона, не понимала в принципе. С другой стороны, победа в квиддиче могла приблизить их к победе факультета. Значки Слизерина «Уизли — наш король» она заметила, когда входила в Большой зал. Почему-то сомнений в том, кто этот девиз придумал, не возникало. У Малфоя был один, но очень яркий талант — он точно, с животным чутьем, находил слабое место человека, а потом бил в него, пока тот не начинал корчиться от боли. И Рона Малфой чувствовал хорошо. Все стало намного хуже, когда игроки вышли на поле, а трибуны Слизерина затянули издевательскую песню, высмеивающую Рона в качестве вратаря. У Малфоя был еще один талант — злобное стихоплетство. Игра Рона разваливалась на глазах, а трибуны Слизерина все громче орали: Перед кольцами дырой, Так всегда и стой! Гермиона со всем вниманием слушала каждое слово Ли Джордана и все четче понимала, что победа от них далека также, как возможное будущее от предсказаний Трелони. Но все изменилось в ту секунду, когда Гарри рванул за снитчем. И Малфой тут же оказался рядом. Они шли голова к голове на такой бешеной скорости, что Гермиона в какой-то момент зажмурилась, но лишь на секунду, а когда открыла глаза, Гарри лежал на земле. И только по счастливым крикам вокруг она поняла, что они победили. Гарри поймал снитч, практически вырвал его из рук Малфоя. И Малфой все еще был рядом. Он ловко соскочил с метлы и рванул к Гарри. По его взвинченной походке Гермиона поняла, что битва между ними двумя продолжается. Малфой что-то кричал, Гарри молчал, что было, конечно, удивительно. Он отвернулся и протянул руку Джорджу и Фреду, те радостно ее пожали. Но Малфой приближался. Что произошло дальше, Гермиона не знала, но, видимо, выкрикивал Малфой не поздравления с победой, потому что в один миг Фред, Джордж и Гарри рванули вперёд. Кто кого ударил первым, Гермиона не поняла, но она тут же соскочила с трибуны и бросилась вниз. Ноги неслись быстрее ее мыслей, пальцы хватались за перила, сердце стучало в ушах. Драка на стадионе перед всей школой могла лишить всех троих места в команде по крайней мере на год. Гермиона радовалась только тому, что Рон успел уйти с поля и в драке не участвовал, но в том, что он об этом будет жалеть, она, конечно, не сомневалась. На поле уже никого не осталось, и только мадам Трюк что-то возмущенно доказывала Алисии Спиннет. Гермиона смахнула волосы, которые от быстрого шага сбились и прилипли ко лбу, одернула свитер и зашагала к раздевалкам. Возможно, если Амбридж на трибунах не было, то замять скандал у них шанс был. Припугнуть Малфоя, отстранить Гарри, Фреда и Джорджа на ближайшую игру, клятвенно обещать, что подобного не повторится. Или даже извиниться перед Малфоем, ведь они всё же напали на него втроем. — Пэнси, хватит, уйди, я не умираю, — голос Малфоя Гермиона узнала тут же. Она остановилась и огляделась. Малфоя не было возле двери раздевалки. — У тебя кровь… — это точно была Паркинсон. Охрипла от громкого пения своей издевательской песни, но всеми силами пыталась проявить заботу. — Я знаю. Сейчас умоюсь и все. — Я принесу тебе льда. Гермиона поняла, что их голоса доносятся из узкого коридора за углом, который вел в комнату со старыми метлами и инвентарем. Освещен он был плохо, поэтому она не сразу заметила Малфоя и Паркинсон. — Мне не надо льда, возвращайся в гостиную. Я же тебя сейчас тоже испачкаю. — Хорошо. Хорошо, — прохрипела Паркинсон. — Ты только не расстраивайся. — Я. Не. Расстраиваюсь. — Он врал. Торопливые шаги Паркинсон быстро приблизились, а потом начали отдаляться. Гермиону она не заметила. Верным сейчас было уйти и отправиться искать Гарри и Рона, но ей хотелось выжать из этой минуты все, что можно. Поговорить с Малфоем первой, узнать, что случилось на его взгляд и понять, как это исправить. Гермиона вышла из тени и завернула за угол.