В сон мой приди

Гермиона сидела за столиком кафе в квартале от дома Малфоя и перелистывала блокнот. Этой ночью она почти не спала. Все в ее сознании перевернулось. И еще что-то вернулось. Что-то, чего она совсем не ждала. Малфой не помнил, кто он на самом деле, Малфой жил своей нормальной жизнью, Малфой был врачом, никому, кажется, не вредил, а даже наоборот. Гермиона «случайно» разговорилась с его соседкой — приятной пожилой женщиной с мягкими чертами лица и мелкими седыми кудряшками, и та рассказала ей, что мистер Фоули — большая гордость их района. О том, что Фоули — реаниматолог, Гермиона знала. О том, что о нем писали в газете, — нет. И теперь все внутри разрывалось от сомнений и вопросов к самой себе. Хотела ли она на самом деле разоблачить его, или важнее было удостовериться в том, что он жив и что все эти годы она убеждала себя в этом неслучайно? Было ли разумным завершением этой истории возвращение Малфоя в Лондон? А если оставить все как есть? О ее отпуске в Дублине не знал никто. Парвати и Падма могли предположить, что ее заинтересовал рассказ о Малфое, но вряд ли они думали о том, что это станет поводом для целого расследования. Никому, кроме Гермионы, Малфой не был интересен. Гермиона запустила пальцы в волосы и задумалась. В одном ей точно стало легче: исчезло чувство вины. Где-то очень глубоко, под слоем прожитых лет, принятых решений и поддерживающих слов близких, оно никак не хотело умирать. Истерзанное, тощее, кривое, оно пробивалось наружу одинокими вечерами, когда Гермиона задумывалась о том, как просто все было тогда. Черное было окутано тьмой, а белое сияло. И снова Малфой… Его лицо возникло перед глазами и смешалось с образами прошлого, заставило порывисто вдохнуть и медленно выдохнуть: так проще было остудить разум. Вчера Малфой вызвал в ней волнение и необъяснимую симпатию. В своих чувствах к Малфою Гермиона часто путалась, какие-то из них отрицала, но симпатии в ней не было никогда. Тогда, десять лет назад, Малфой ей не нравился. Сейчас он не выглядел открытым и добродушным, но при этом вел себя так, что опасений у Гермионы не вызвал. Уверенный и спокойный, не отказал ей во встрече, но и согласился неохотно. Словно готов был потерпеть неудобство. Это симпатию усиливало. И обычную человеческую, и вполне понятную женскую. В последний раз Гермиона видела сразу после битвы. Он был разбитым и напуганным. Как все они. Теперь он был другим. Она закусила губу и уставилась в окно. Ветер гнал по улице пакет. Тот несся быстрее, чем мальчишка на велосипеде, который этот пакет пытался поймать. Гермиона опустила глаза и потерла лоб. Все, что было в прошлом, она старалась оставить там. И свои страхи, и свои тайны, и свои чувства. Вчера они напомнили о себе. Уставились на нее глазами Малфоя. Он выглядел человеком, который нашел себя в этой жизни, прочно стоял на ногах и знал, почему день за днем просыпается по утрам. Этим вызывал зависть. У Малфоя могла быть нормальная жизнь, нормальная семья, дом, дети, собака, рыбки и что там еще он для себя хочет. Здесь. Он хорошо зарабатывал, он уважаем, здоров и молод. За ним не полз змеем ворох прежних ошибок и бед. Он мог помогать людям, спасать жизни, и, как ни иронично, заботиться о тех, кого раньше презирал. Своеобразное отмщение для Гермионы. Ей нужно было оставить его в покое и сохранить его тайну. Это будет не так сложно. Но сначала — убедиться в том, что она не ошибается. И еще узнать, кто ему помог сбежать. Малфою было восемнадцать, он не мог сделать это в одиночку. Развернуться и уехать, когда разгадка была на расстоянии нескольких десятков ярдов от нее, Гермиона позволить себе не могла. И не хотела. Она расплатилась, сунула блокнот в сумку, вышла из кафе и направилась к дому. Снова ветер и моросящий дождь. Казалось, в Дублине другой погоды не было, потому что из всех прохожих, которые ей встретились по пути, морщился так же, как и она, только один. Гермиона нажала на кнопку звонка и вдруг поняла, что в теле вибрирует приятное волнение. Не успела одернуть себя, как дверь открылась и на пороге появился Малфой. В голубой рубашке, с улыбкой на губах. Вчера он улыбался не так широко. — Я не был уверен, что вы придете. — Взгляд скользнул по ней сверху вниз. — Вчера не спросил ваше имя. — Голден. Джин Голден, — пробормотала под нос Гермиона и шагнула вперед. Он отступил в сторону, впуская ее в дом. — Голден? — его бровь взлетела вверх. — Верю, что так и есть. Волнение теперь заполнило все ее тело и стало настолько огромным, что Гермиона едва могла дышать. Он закрыл за ее спиной дверь, помог снять пальто и указал взглядом на гостиную. Здесь все было так же, как вчера: тепло, тихо, только пахло теперь не едой, а как-то особенно. Деревом и чистотой. Ей хотелось рассмотреть все, оставить свой взгляд на каждом предмете, на каждой детали, запомнить, а потом обдумать, найти ответы на свои вопросы, не задавая их Малфою. Гермионе казалось, что дом его будет пропитан старыми английскими традициями, напоминать дом ее бабушки в Бристоле, но здесь было современно. Стены цвета слоновой кости, кремовый ковер, камин, диван, оливковые шторы. Не слизеринский зеленый, но все же. Ничего лишнего. И Малфой явно хорошо зарабатывал. Это было заметно во всем. И в том, как выглядел дом Малфоя, и в том, как выглядел он сам. — Вчера вы показались мне смутно знакомой. Извините, если проявил к вам неуместный интерес. — Малфой обошел ее и едва заметно кивнул в сторону широкого дивана, скорее похожего на софу. — Был тяжелый день, но это меня не оправдывает. Гермиона была рада тому, что Малфой остался за ее спиной и не мог сейчас видеть ее лица: извиняющийся Малфой был чем-то абсолютно новым в ее жизни, а признание в том, что он увидел в ней знакомые черты, заставило сердце забиться чаще. — Все в порядке. Я появилась поздним вечером, без приглашения, и не ожидала радушного приема. Она села на краешек дивана, поставила на пол сумку и достала блокнот. Сам Малфой занял место в кресле. — А я готов сказать, что вы очень вовремя появились, — он вытянул ноги и сложил пальцы в замок. — Сегодня ночью все как будто изменилось. Стало ярче, более связно. Сегодня я летал на метле, — он интригующе поднял бровь и поджал губы, словно надеялся, что смог произвести впечатление. И эта почти мальчишеская мимика заворожила Гермиону. Он был безусловно привлекателен. Дерзок, обаятелен, привлекателен. Паршивое сочетание для девушки напротив. Теперь она могла себе позволить смотреть Малфою в глаза. И даже должна была это делать, чтобы не выглядеть странно: поддерживать зрительный контакт. Так собеседника проще расположить к себе, так ты даешь понять, что все внимание направлено на него, а не на рисунок на ковре. Она поймала себя на странной мысли, что Малфой, даже такой непохожий на себя семнадцатилетнего, был невероятным возвращением в далекое прошлое. Чем-то неправильно близким, непонятным и волнующим. Со спины тепло переползло на грудь. — Я тоже был уверен, что на метле летают только ведьмы. А я, как вы видите, — он провел рукой по воздуху, указывая на себя, — скорее, волшебник. Гермиона нервно сглотнула. — Треугольной шляпы не было? — она улыбнулась своей же шутке. Он улыбнулся в ответ. — Был плащ. — Что-то ближе к Супермену. — Мой был черным. Подклад зеленый. Конечно, зеленый. Мантия. Школьная. У нее была такая же. Он видел не мантию пожирателей. Это неожиданно порадовало. Ее взгляд невольно упал на его руки. Крепкие предплечья, тонкие запястья, длинные пальцы. Красивые руки. Малфой об этом знал. Он вообще, кажется, многое о себе знал, и о том, какое впечатление производит. Гермиона перевела глаза на пустую страницу блокнота и решила, что ее давно пора хоть немного запачкать. Иначе все начинало выглядеть странно. Будто она пришла вечером в его гостиную просто поболтать. Под цифрой один она записала: полет на метле, плащ. Зеленый. «Зеленый» обвела. — Вас это напугало? — она знала ответ. — Совсем нет. Я был счастлив. Признание, такое откровенное и чистое, почти детское. Гермиона невольно улыбнулась. Перед глазами вдруг вспыхнули почти забытые образы мальчишек на метлах, смело рассекающих небо, иногда безрассудно отчаянно. В отчаянности Малфой не уступал Гарри. Тогда это Гермиону раздражало, теперь казалось даже романтичным. Она не любила слишком осторожных. Она никогда не задумывалась о том, что для Малфоя полет на метле мог быть моментом счастья и свободы, как часто говорил Гарри. О счастье Малфоя Гермиона вообще никогда не задумывалась. О боли — да, но не о счастье. Она подняла голову. Взгляды их встретились. Озноб ветром промчался вдоль спины. Странное чувство близости и единения вдруг охватило ее. Когда-то дети — теперь взрослые. Пальцы кольнуло от желания сесть ближе. Она облизнула пересохшие губы — его глаза задержались на них. Гермиона вздрогнула и замерла. Она таяла рядом с Малфоем, как кусок шоколада на солнце. Двадцатиминутного разговора хватило, чтобы ей начало казаться, будто они ближе, чем когда-либо. Этот человек не помнил, кто он, и только поэтому позволял ей сидеть на диване в его гостиной. А еще—скользил по ней заинтересованным взглядом и ловко играл голосом, пуская мурашки по ее спине. Он отлично знал, что делает, а она отлично поддавалась. Не впервые. Гермиона встряхнула головой. Ей захотелось вырваться отсюда. Встать, попрощаться, захлопнуть дверь и убедить себя, что это и не Малфой вовсе. Это был Малфой. Что-то странное щелкнуло в груди и перевернулось. Зачесалось, захотело выбраться наружу и рассказать ему все. Прямо сейчас и здесь. Разрушить махом это умиротворение и его незаслуженное спокойствие. Ей эти десять лет было совсем не так спокойно. Они сидели в уютной гостиной перед зажженным камином и вели теплую беседу. И она вспоминала образ Малфоя на метле и отлично знала, насколько уверенно он на ней держался, но должна была изображать удивление и отпускать нелепые стереотипные шутки о ведьмах и волшебниках. Будто этого всего не существует. И только потому, что сам Малфой об этой части своей жизни не знал. Выпалить все прямо сейчас ему в лицо… А если она ошибается и он и так все помнит, а сейчас только разыгрывает ее и с удовольствием замечает, как в ее глазах загорается интерес? Гермиона провела ладонью по плечу, сжала его почти до боли в надежде отвлечь себя. Но взгляд упорно возвращался к Малфою. На шее, почти у самого подбородка, чернела родинка. Была ли это родинка у Малфоя тогда? Гермиона не помнила. Она разглядывала его украдкой, она просто знала, что он высокомерный, гадкий и самовлюбленный, надломленный, противоречивый, непонятный, опасный, хрупкий, уязвимый, отчаянный. Что у него слишком белые волосы, слишком высокий лоб и слишком большие глаза. Теперь все как-то гармонично уравновесилось. И это было несправедливо. Все лучшее в его внешности осталось и приумножилось. Наверное, его смутил ее взгляд. — Я все же хотел попросить вашу визитку. На случай, если мне нужно будет с вами связаться, — он прищурился, но тут же улыбнулся одним уголком губ. Видимо, чтобы просьба не прозвучала грубо. — Конечно, — кивнула Гермиона и потянулась к сумочке. Сегодня она была готова. Несколько трансфигурированных салфеток — и у нее готовы визитки. На них — номер телефона, который давно не обслуживался, а теперь сообщал о том, что его звонок очень важен для них и просил подождать. Малфой подхватил протянутую ему визитку покрутил ее в руках, перевел взгляд на Гермиону и ткнул языком щеку. Его прищур ей не нравился. — Вы не против выпить чай? На улице погода удивительно мерзкая. Тон его не понравился ей тоже. Открытая доброжелательность и милая насмешливость исчезли. На их месте появилась вкрадчивая… уверенность. Уверенность в том, что Гермиона не откажется. А также в том, что она не уйдет. В эту секунду ей показалось, что она ведет разговор не с Драко Малфоем, а с его отцом. Именно так, вежливо, с тщательно скрываемым высокомерием он однажды поздоровался с ней. Или Гермионе сходство только почудилось? Или она хотела разглядеть прежнего Малфоя под маской этого соблазнительного обаяния? Искала его? И тут он улыбнулся. Ровно как пару минут назад. Легко и открыто. Разрушил поток ее мыслей. И Гермиона растерянно кивнула. Малфой кивнул в ответ, поднялся и направился в кухню, которую с гостиной соединял широкий проход. — Пациент привез в подарок из Индии, — он чуть прибавил голос. — Я наслаждался в одиночестве, но куда приятнее — с девушкой. Как мы определили еще вчера — красивой. Гермиона встряхнула головой. Она давно перестала смущаться таких прямых комплиментов, но Малфой расшатывал ее эмоции. Он тревожил и волновал, заставлял краснеть, улыбаться, возмущаться, пылать от гнева, потом разглядывать пальцы и губы, пропуская через тело горячую волну, и снова выставлял стену формальности. У Гермионы было несколько минут в одиночестве, без его цепкого взгляда. Она решила воспользоваться ими и укрепить свою легенду. — Мисс О’Коннор была у нас в офисе в Лондоне. Вы можете ее спросить. Мы давно работаем с нарушениями сна. — Ей пришлось повернуться всем телом, чтобы ее голос было хорошо слышно в кухне. Малфой стоял к ней спиной. Насколько же хорошо он был сложен. Даже без квиддича его плечи были широкими, а ноги крепкими. Может, он занимался каким-то другим видом спорта? — Не знал, что она была в Лондоне, — он едва обернулся. Конечно, это был блеф. Мисс О’Коннор была у ведьмы, которая обещала ей вернуть любовь, найти себя, создать семью… Или что там ей обещала Парвати? Но Гермиона не сомневалась, что если вдруг Малфой решит спросить свою подругу о поездке в Лондон, она будет счастлива подсказке с Центром сомнологии. — Мисс О’Коннор рассказала нам кратко о том, что вас начали мучить повторяющиеся сны. Кошмары, — Гермиона прочистила горло, вспоминая то немногое, что успела прочесть за вечер о нарушении сна. — Основная проблема в том, что если эти сны будут и дальше негативно влиять на ваш сон, это может вызвать бессонницу, сонливость в период бодрствования, нарушение внимания… Малфой уже шел обратно с подносом, на котором уютно расположились чашки и вазочка с печеньем. Ну просто идеальный парень во всем своем великолепии. Заботливый, очаровательный, сексуальный, умный… Это начинало раздражать, потому что волновало все больше. Поднос опустился на низкий столик, а Малфой взял чашку и вернулся в кресло. — Сонливость допустить нельзя, — он мотнул головой. — Я реаниматолог. Мне важна концентрация внимания. — Едва коснулся губами чашки и сделал глоток. — Как много вам рассказала Кристин? Конкретно Гермионе Кристин не рассказала ничего. Но Гермиона умела импровизировать. Тем более, когда помощницей ей была чашка горячего чая. — Рассказ мисс О’Коннор звучал довольно фантастически. Замки, волшебники… — она сделала глоток и получила пару секунд, чтобы придумать продолжение. — Возможно, вы впечатлительный человек, и ваши сны ярче, чем у многих. Гермиона повернула голову и перехватила взгляд Малфоя. Он глаза тут же отвел, словно не хотел, чтобы она заметила, что он ее разглядывал. — Не настолько впечатлительный. — Теперь он посмотрел на нее открыто. Гермиона этот взгляд выдержала. — А вы… не принимали никаких лекарств в этот период? Некоторые препараты способны вызывать очень яркие сны, — Гермиона об этом успела прочесть. — Абсолютно ничего, — он провел пальцем по ободку чашки и снова задумчиво ткнул языком щеку. Лицо Малфоя вдруг изменилось. Из почти безразлично-доброжелательного оно вдруг стало озадаченным. — Меня беспокоит их реалистичность. — Малфой усмехнулся, но этот смешок показался Гермионе нервным. — Я чувствую, как по моим венам бежит магия. Как она проходит через палочку, как ударяет… Гермиона резко вдохнула. Магия. Это уже не просто полеты на метле. Тело пробила дрожь. Сердце вдруг застучало в груди. — Это случилось впервые месяц назад? — ровным, к счастью, голосом спросила она и сделала вид, что разглядывает чаинки в чашке. — Полтора. — Давайте начнем с этого момента, — Гермиона поставила чашку на поднос и вернулась к блокноту. — Может быть, вы испытывали стресс накануне. Любые сильные эмоции. Даже положительные — это стресс. — Она почесала бровь. — Что-то, что могло спровоцировать… — Секс. От неожиданности Гермиона замерла. Рука повисла над пустой страницей блокнота. Она подняла глаза и встретилась с невозмутимым взглядом Малфой. Ни капли смущения. — Первый? — сказала какую-то глупость. Явно Малфой не хранил невинность почти до тридцати. Ему бы этого не позволило все женское население Дублина. — Нет, первый был немного раньше, — Малфой усмехнулся так естественно и расслабленно, что дышать стало легче. Но облегчение исчезло, как только его язык прошел по влажной от горячего чая губе. — Какой-то необычный вид? — этот вопрос был хуже предыдущего. А еще хуже было то, что задала его Гермиона не отрывая взгляд от рта Малфоя. Воображение сняло с Малфоя одежду в один миг, и только усилие воли одело его обратно. Она не хотела знать о его предпочтениях. Она не сможет больше вытравить это из головы. Начнет представлять, фантазировать… — Вполне обычный, — он пожал плечами. — Необычными были ощущения. — Малфой отставил чашку, подался вперед, уткнулся локтями в колени и потер подбородок. — Я попробую описать, — он свел брови. — Я был одержим. Обычно… я не слишком тороплив. — Их взгляды на секунду пересеклись. — Это… — он замолчал, — нормально, что мы касаемся откровенных тем? Вас это не смущает? Щеки Гермионы уже горели, и он точно это заметил. Но признаваться в том, что разговор о сексе Малфоя волновал ее больше, чем следовало, она не стала бы даже себе. — Я сама задала вам этот вопрос. Это абсолютно нормально. — Хорошо, — кивнул он и снова откинулся на спинку кресла. А через секунду заговорил голосом чуть более взволнованным и торопливым, чем до этого. — Я очень плохо помню, что происходило, но помню острое чувство влюбленности и почти… — его пальцы стали похожи на когти птицы в попытке захватить добычу, — потребности обладать человеком, — он дернул ноздрями. — В моей крови не было ни алкоголя, ни чего-либо другого, что могло влиять на сознание, но я собой не управлял. Малфой задумчиво провел большим пальцем по нижней губе, а потом закусил ее. Ровные белые зубы. Острый клык немного выдавался вперед. Ему шло. Мысли двигались в неправильном направлении. Гермионе снова стало жарко. Слишком много всего в один вечер: ее философские размышления о его праве на нормальную жизнь, его родинки и длинные пальцы, его воспоминания и внимательные взгляды, обходительность и обезоруживающая уязвимость прямо здесь и сейчас. Прежний Малфой вряд ли в чем-то подобном признался. Мог бы. Только во мраке длинного коридора. — Мне… — он облизнул губы, — было противно. Мерзко от самого себя. Она слышала все им сказанное, видела, как это вылетело из его рта и не могла поверить. Он обнажался так легко и естественно. Доверялся так искренне. Гермиона должна была хоть что-то спросить. — Я правильно понимаю, что это происходило с вашей привычной партнершей? — она знала ответ. Он кивнул. Зелье Парвати. Совпадало и по времени, и по действию. Гермионе вдруг стало смешно. Какая нелепость. Малфой исчез из волшебного мира, спрятался или был спрятан, но магия настигла его. Какова была вероятность, что девушка обратится именно к Парвати? Приедет из Дублина в Лондон, решится подлить неизвестную жижу в напиток возлюбленного. И он этот напиток выпьет. Гермиона не верила в судьбу, но верила в то, что в этой жизни каждый должен выполнить свою задачу. А если задача Малфоя была спрятана где-то в волшебном мире? И его любыми путями нужно было туда вернуть? Была ли сама Гермиона лучшим из этих путей? А что, если в этом и было ее самой предназначение, то, которое она так силилась найти? Что, если еще не все важное в ее жизни было сделано? Что, если ее путь продолжался, искривлялся и вел к новым целям? Что, если одной из ее важных целей был Малфой? Наследник древнего, как считалось еще вчера, прервавшегося рода? А что, если дело вовсе не в роду, а в нем самом? Ведь здесь он точно принес намного больше блага, чем если бы все эти годы жил в Мэноре и выпивал виски с друзьями по вечерам. Но поток несвязных мыслей прервал сам Малфой. Он сжал переносицу, зажмурился, а потом откинул голову на спинку кресла и произнес: — Следующая ночь стала и моей радостью, и моим кошмаром. — Голос Малфоя заставил вздрогнуть. — Первой я увидел мать.