Любопытство волка сгубило

— Поблагодари Северуса за спасение, Вильгемина. Ну же. Снейп с недоверием поглядывал на разительно изменившуюся Лонгботтом, кроткую с Августой, с затянутой прической и в струящемся складками платье. Вильгельмина потупила взгляд, то ли от ситуации, то ли ей впервые озвучили, что он ее спас, а не только в мыслях ковырялся. — Благодарю, мистер Снейп. Девчонка закопошилась пакетом за спиной, когда Августа уже разразилась громкой речью: — Мы обязаны выразить свою признательность, вот что значит, настоящий волшебник, Северус! Таких бы побольше. Повезлу Хогвартсу с преподавателем! Вилл застыла, едва не выронив подарок из рук. Снейп этот наверняка поймал ее в моменте испуганного осознания, что задираемый ею мужчина не только спас ей жизни, но ещё и оказался профессором. Не сдать ей предмета Северуса. Она изо всех сил старалась не мямлить, проговаривая заученные слова «Спасибо, вы не представляете, что это значит для нашего дома». Снейп хотел как можно скорее слиться, но вся беда была в том, что его интересовало, что могли подарить травологи с громким именем. Любознательность была его слабой стороной, и он вынуждал себя слушать Лонгботтом. Худшее во всей сцене даже не лицемерное переобувание Вильгельмины, а решение Августы превознести Снейпа во время заседания Ордена. И Дамблдор и не думал спасать ситуацию, когда он подскочил на моменте похвалы Северуса, стал накидывать факты, почему именно Снейп был сильным преподавателем. Пытка грозилась затянуться. Некстати вспомнилось, что на собраниях Ордена Снейп был частым гостем, и ему случалось попадаться под горячую перепалку близнецов, где на все их задирания Слизерином она открещивалась, зарекаясь, что ей светит попасть на Рейвенкло. В раскрывшемся контексте Вилл безрадостно теребила подарочный пакет, пальцы уже порядком вымокли от нервов. — Ну же, Вильгельмина, озвучь профессору, что ты выбрал ему в качестве благодарности? Вилл умела взаимодействовать со старшими, ей даже это импонировало и льстило — куда уж тут сравнивать общение с мелкой шпаной и капризными девчонками, не желавшими иметь дела со скучной или странной Лонгботтом? Но она глядела на суровое и вытянутое лицо Снейпа и чувствовала, что недостаточно быть хорошенькой умненькой девочкой. Здесь планка одобрения недосягаемая. Вильгельмина сглотнула скопившуюся слюну, в глотке запекло от нарастающего, но сдерживаемого кашля, подступали слезы. Что ему говорить, когда она от одной мысли про него готова отправиться к праотцам? Лонгботтом чувствовала, как молчание натягивается плотной пеленой, и если она продолжит его выдерживать, станет только хуже. Молли приободрительно подняла кулачки, точно ее собственный ребенок выступает на трибуне, и хоть тошнотная тревога осталась, Вилл закрепилась за свои фундаментально крепкие знания трав. — Наша семья занимается поставками жабьих масла и икры, здесь для Вас, как для зельевара, может оказаться полезным компонентом. Розовое масло из местных роз. Также здесь мои заготовки, я вялила травы. Сапонария, полынь, крапива, — Вилл не успела озвучить всего, как Снейп на перечислении скривился, а мальчишки Уизли надрывно загоготали, сначала тихо, а после все по нарастающей. — Сумели раздобыть все мылящие компоненты или не стали стараться? Северус тряхнул головой, темные пряди упали на глаза, что даже так было легко рассмотреть уязвленный злобный взгляд, а фоновые смешки дополнительно подогнали краску к лицу Вилл. — Не было никакого умысла! О чем ты, Северус, побойся Мерлина, девочка старалась отплатить тебе. — Если бы я хотела поддеть Вас, профессор, я бы добавила еще успокоительных средств, — и пока окружающие подготовились защитить девочку от закипавшего Северуса, она поспешно и размеренно продолжила, абстрагировавшись от тревоги: — Ведь мне известно, что Ваш недуг скорее следствие нервного напряжения. Обзаведитесь каплями Схизандры. — Уверен, что мисс Лонгботтом… Постаралась, — Снейп и не скрывал заложенной в словах двойственности, как и своего скептического настроя.— Во всяком случае с изучением латыни. — С Вами тяжело быть благодарной, мистер Снейп. Северус выгнул бровь, снисходительно взглянув на маленькое нечто, стоявшее рядом. Даже тяжелый вздох тут оказался ненужным, все написано на лице. Он с достоинством перехватил презент и отставил в сторону, предстояло еще перетерпеть собрание, но что было радостным, детей выпроваживали прочь. Молли и Августа двигались плечом к плечу, и Августа наклонилась к внучке: — Вильгельмина, это весьма не вежливо, — поспешила поделиться своими впечатлениями Августа, — но ты прекрасно справляешься с прямолинейными заявлениями. А теперь скажи-ка бабушке, ты ему про депрессию намекнула или все-таки на жирность волос? Грудь Молли заходила в едва скрываемом смехе. А Вилл почувствовала себя так странно, ей, вроде, и хотелось поддаться всеобщему веселью, но она успела открыть для себя медицинские исследования, и бабушка с ее багажом опыта гербологии должна быть в курсе о влиянии трав на организм, она не должна подтрунивать, а тоже серьезно отнестись. Разве только ей было видно, что со Снейпом не все в порядке? И вовсе не в смешащем всех смысле.

***

Обряд в связи с госпитализацией и дальнейшим восстановлением пришлось отложить. Что стало еще одним преткновением в попытке Люпина восстановить общение. Августа бесновалась. А Вильгельмина продолжала пытаться понять, откуда же в ней растущая липкая ярость, от которой не избавиться, так и распространяющейся пятном мазута. Дамблдор взял Обет с членов Ордена, ставших невольными свидетелями тайны Римуса. Нельзя было позволить тайне проникнуть дальше этого круга лиц. Сложнее всего вышло, конечно, с главой Лонгботтом. Она не была намерена защищать опасного волшебника, какими бы намерениями ни руководствовался Дамблдор. Но все, что ей оказалось подвластно, так это оградить Вильгельмину от общения с потенционально опасными дружками Люпина. «Ты больше не должна общаться с Ларсоном Сноу, нечего заявляться к нему в кабинет». Вильгельмина при высказанной претензии осунулась, ее покоробило, что она стала отрезанной от влиятельного товарища. У нее совсем не осталось авторитетных мужских фигур, и она болезненно восприняла акт заботы Августы. В девочке не хватало духу на открытый бунт против бабушки. Она просто согласилась, закусила губу и покинула ее рабочий кабинет, зарывшись в чулане, заставленном книгами, откуда редко высовывала нос. Общение с Невиллом невольно сократилось. И без того спорные братские отношения претерпевали кризис. Фокус Августы снова смещался на внука, обнаружились острые углы характера, которые надо отточить, но привыкший к послаблению, он уже воспринимал в штыки и, в отличие от Вилл, не скрывал истинного отношения к воспитанию. Раздражение Невилла копилось, и он связывал изменения непосредственно с Вильгельминой. К наступлению новой даты Инициации Невилл уже поддевал Вильгельмину, подшучивал, как не примет в семью. Лишенная общения и закрывшаяся в себе, она воспринимала остро и переходила на личности. Девочка огрызалась, воспринимая любую шутку всерьез. — Вильгельмина, помилуй, — Августа раздраженно осаждала внуков. Если раньше они препирались скрытно, теперь уже в открытую ссорились за ужином, — где ты только набралась таких слов? — Я не хотела, прости, бабушка, — Вилл съеживалась, прокручивала в голове, почему в ссорах всегда называли ее, умалчивая аналогичное поведение Невилла. Она понуро ковыряла вилкой в содержимом тарелки, перехватывала десерт и поспешно уходила к себе. Конец зимы встретил внезапным суровым похолоданием. Холод втрескался в стекла, расползаясь плотным узором. Вильгельмина вдавливала подушечки пальцев в заиндевелый слой, пока не теряла чувствительность к низкой температуре. Лишь немногим позднее она могла вернуть спокойствие мыслям и перейти к изучению литературы. Подступавший февраль принес с собой интерес к истории магии. Девочка зачитывалась подробностями противостояний ирландских и шотландских лепреконов, мысленно унося себя к местам стычек этих чуждых рас. С каждым днем, приближавшим к Обряду, напряжение росло, становилось сложнее думать о книгах, и Вилл поднимала свои запасы трав, туго перематывала связки нитями и зажигала фитиль свечей, подпаливая скрюченные высушенные пучки искрами огня.

***

Инициацию провели шестого февраля. Вилл тревожно высиживала в кресле подземелья гоблинов, пересчитывая каменную кладку. Сотрудники Гринготтс встречали прибывавших к дверям Лонгботтомов и сопровождали к Августе. Вильгельмина глядела сквозь силуэты людей, чуть над макушкой, так создается впечатление, что смотришь на собеседника, дежурно улыбалась, а внутри себя сдерживала панический крик. «Надо было читать про банши», — шутила Вильгельмина сама с собой, пытаясь вернуть спокойствие мыслям. «Знала бы, кто на душе так воет». Лонгботтомы скапливались кучкой, в процессе Вилл сортировала родственников по релевантности отвращения к ним. Матильда оказалась даже не в начале списка. А вот дядюшка Элджи грозился урвать приз. Вильгельмина вспомнила, что рядом с ней волшебники, заподозрила их всех в умении читать мысли, и старательно увела мышление к подсчету прибывших. «Ещё ведь праздничный обед с ними проводить», — едва держалась Вильгельмина и кивнула с улыбкой Энид с Белиндой. Перечницы посчитали, что все должны дожидаться их с жутким опозданием. Августа и гоблин переговаривались о деталях, Вилл натужно удерживала ногу от заячьей дроби. Хотелось тревожно топать по каменной кладке, чтобы хоть как-то перестать волноваться. Невилл ухватился за ее ладонь. — Чего такие мокрые? Фред не зря шутил, что ты как лягушка. Что ж, мальчишка помог. Вильгельмина больше не думала про серьёзность события, теперь её мысли были зациклены на том, как она хочет зарядить с локтя брату под ребра. Тем не менее руки он не убрал, опрометчиво для себя самого, но так хорошо для Вильгельмины. Совсем юные волшебники, навряд ли старше пятнадцати лет, ассистировали гоблинам, левитировали свечи, чаши, волшебные палочки то и дело крутились в воздухе, выпуская заклинания. Платье было тугим, Вильгельмина напрягала грудную клетку, чтобы диафрагма как следует раскрывалась. Она еще могла чувствовать жжение на коже, но с плотной тканью изумрудного наряда словно ощущала все вдвойне сильнее. От болезненности подступала тошнота — словно мало было нервов. Вилл укоризненно рассуждала, какой от нее будет толк в бою, раз она так реагирует на боль. Вибрация прошлась по залу, когда гоблин ударил в металлическую пластину, Вильгельмина дернулась, приковав внимания к гонгу. Гоблин повторил, странное чувство, как мурашки возникали на коже, словно колебание проникало глубоко в тело и вызывало резонанс. — Позвольте начать, — приветствие служило лишь формальностью, многие заметили, что гоблин совершенно не вложил эмоций в слова. — Для нас честь проводить Обряд в роде Лонгботтом. Будьте любезны отметиться на схеме семейного древа, помощник подойдет к каждому, а после даст знать о готовности. Каждый из Лонгботтомов рассек подушечку большого пальца, окропил монумент кровью и озвучил согласие на принятие в род. — Разве это не что-то из черной магии? — бурчал Невилл, потирая ссадину. Гоблин искоса буравил мальчика взглядом, и он замолк, не нарушая таинства обряда. Последовал текст заклинания, звучал он заунывно от невпопад звучавших голосов, Вилл отчитывала строки до конца текста, чтобы вовремя вступить со своей клятвенной частью. «Зарекаюсь от вреда семье, ручаюсь направлять магию во благо, живу нерушимой верой…», когда Вильгельмине впервые озвучили, что ей нужно будет клясться, в голову пришли брачные обеды, о коих она читала в потрепанных книжках Молли, таскаемые ей с Джинни поочередно и вызывающие хихиканье. Но в окружении рода, магических ассистентов и гоблинов, чувствуя весь антураж события и мрачной обстановки, она ловила себя не на легкости и романтизации. Девочка буквально ручалась, что внедряется в род не с целью парализации и развала семьи. «Как много было случаев, раз дело дошло до сочинения клятвы?» — Вилл задумчиво косилась над занесенное над ее большим пальцем лезвие. Металл вонзился, разрывая ткани, и кровь брызнула поверх уже нанесенных капель Лонгботтомов. Вилл следила за гоблином, предрекшим ей участь Слизерина, тем самым, который знал таинство ее крови, который сейчас смотрел на пролитые капли и что-то знал. И так долго вцепилась взглядом, что не поняла, когда наступило окончание ритуала. Вильгельмина совсем не ощутила перемены. Подняла ладонь, пошевелила пальцами, и только сквозняк прошелся по поверхности кожи. Разве она не должна была почувствовать, как ее магия внедрилась в чужую, она предполагала какое-то сплетение сил. Но по факту она магически официально Лонгботтом и несет за это ответственность перед остальными членами рода. Вилл сдерживалась от разочарования во взгляде, раздаривая благодарности и следя за тем, как народ стекается к дверям и ожидает, когда уже можно будет собраться за столом.

***

Особняк опустел. Само здание выдохнуло, избавившись от непривычно галдящей толпы. Если какой момент и прочувствовался, родственники стали подозрительно терпимее относиться. Белинда ослабила корсет платья к середине ужина, а Матильда постелила салфетку на колени девочки. Приятнее от этого ни они, ни Энид, ни кто бы то ни было не стал, но все же тонкая связь образовалась. — День удался на славу, — подытоживала Августа, палочка следовала указаниям ее жесткой руки, и стулья придвигались, стукаясь спинками об обеденный стол. Домовые эльфы подоспели, столовые приборы гремели, еда воспарила в воздухе. И тут Вилл поймала мысль: домовики стали куда резвее. Первые эффекты внедрения новой крови уже появлялись. — Да, пожалуй, — ответ вышел воодушевленным в силу восторженного открытия, хоть Вилл и была на исходе возможностей. — Спасибо, бабушка, это благодаря тебе. Августа притянула девочку к себе, голова ее прижалась, трепетно и доверительно, точно у котенка к хозяйке. — Теперь-то все уладится, никто и слова тебе сказать не посмеет, ясно, Вильгельмина? Так и знай. Она пробормотала свое «да» куда-то промеж ребер Августы, отлипла из объятий и побрела к своей комнате. К тому моменту Невилл возник на перепутье коридора. — Что, нечем больше травить? — устало улыбнулась Вильгельмина. — А что так? Повод обязательно найдется. Вилл ушла с доброй насмешкой и затворила дверь. Может, она не могла выразить приятных слов, что они теперь — действительно брат с сестрой, и как ее порадовало, что он на самом деле поддержал в нужный момент. Но она планировала рано или поздно озвучить свои мысли. Непременно. Как только все они улягутся после вьюги, такие же мелкие и беспокойные, суетливо летящие, как при тряске снежного шара. Вилл хотелось воссоздать атмосферу густого смога, напитанного ароматами воздуха, и она скручивала вяленые травы, перевязывала хлопковой нитью, а после сжигала. В ее комнату было не зайти. Она проветривала до либо после, но никогда в процессе. Казалось, Вильгельмине не нужен кислород, и она способна просидеть и в условиях плохой видимости, не питая огромного желания покидать комнату. — Ба, и сейчас скажешь, что это не черная магия? — шикал Невилл, указывая пальцем на плотно затворенную дверь, из-под которой сочился дым. — Грань между светлым и темным тонка, Невилл. Думала, я тебя обучила основам. Августа прекрасно знала, что тем самым Вилл воссоздавала себе условия кабинета Ларсона, от которого Вильгельмина была отлучена. И если для душевного равновесия ей нужно немного огня, пусть так. Девочка не бунтовала активным образом, Августа видела в ней аристократическую выдержку и стойкость, которых не доставало многим отпрыскам благородных домов. Тем не менее, Августа отмечала недостатки принятого решения. Вильгельмине нужны социальные контакты. И не было решения лучше, чем чаще посещать Нору. В силу обстоятельств (многие яростно бы подчеркнули: характера Августы) гостить у других домов оказывалось процессом сложным, требовавшим вклада усилий. Лонгботтом удавалось надавить на нужных фигур и на тех же родственников, но Вильгельмина возвращалась столь вымотанная, что даже Августа испытывала жалость к ребенку. Так той никаких свечей не хватит. Августе хотелось бы быть слабой кисейной барышней, просто в возрасте, и рассеянно разводить руками: как же тяжело воспитывать детей, пожалуй, переложу ответственность на кого другого. Но слабость не в духе этого дома. И ей, как главе, следовало подавать пример. Она направилась к своему кабинету (и подальше от окуривания), предстояло написать несколько писем.