Любопытство волка сгубило

Дом Лонгботтомов представлял собой сочетание былого величия с ныне представшим запустением и требующимся вниманием. Несмотря на наличие домовиков и внушительного списка членов родословной, регулярно посещавших особняк Августы, позитивных изменений толком не было. Задирать голову малышке оказалось затруднительно, дом тянулся ввысь, подпирая небо тонким шпилем, а флюгеры задорно вертелись на ветру. Лишь после более подробного осмотра ей открылось, что крыша покосившаяся. И с этого можно было вести отсчет недочетов, к каким стоило приступить для приведения дел в порядок. Когда нога Вильгельмины переступила порог, девочка отметила просторный холл, гардеробную, винтовые лестницы, ведущие на верх. В пути Августа держала руку девочки крепкой хваткой, и после того, как они оказались в доме, уже Вильгельмина вцепилась в пальцы волшебницы. Невилл послушно следовал, не ожидая, когда его поведут за собой. С порога начались зачитываться инструкции, переименованная Вулфи искренне старалась слушать, даже не понимая половины слов, и часть не слыша от страха. «Эркер», «террада», «балюстрада» — девочка пропускала термины сквозь себя и отпускала точно призраки. Женщина произносила заклинания? Что она ей говорила, кроме того, что нельзя разгоняться по свеже наполированному паркету? — Все ли тебе ясно, Вильгельмина? — Невилл продолжал тянуться стрункой, еще не успев осознать, что теперь внимание рассеивалось с его фигуры. Вильгельмина поняла, что ей придется выяснить проверочным путем, что можно, а чего нельзя. Она уже справлялась с ночными вылазками в Мунго и была уверена, что справится в доме, пусть и сильно превосходящем масштабы этажа душевных недугов. Вильгельмина почти не помнила обеда. Только длинный тянувшийся далеко вперед стол, возникавшие из пустоты тарелки и блюда на них. В отведенной ей комнате девочка выждала ночи, лежа в постели. Постепенно перестали хлопать двери. Следом за этим затихли шаги, пока вовсе не осталось ни единого шороха, намекавшего на передвижение по особняку. Оставались хорошо знакомые вздохи сквозняков. Непривычным было движение часовых механизмов. Каждые полчаса стрелки особенно громко щелкали, после чего раздавался треск. Девочка напрягала слух, и когда она сопоставила настигшую тотальную тишину с максимально опустившейся за окном темнотой, сползла с высокой кровати, контролируя тело в прыжке. Приземлилась она пружинисто, и не раздалось ни шороха. Даже зная о своей осторожности, Вильгельмина все равно повторно прислушалась, затаив дыхание, чтобы собственный вдох не сбил с толку. При всем тотальном контроле Августы она отчего-то не стремилась накладывать запирающих заклинаний. Вильгельмине было достаточно повернуть ручку, чтобы выбраться в общий коридор. Оставлять дверь открытой из соображений безопасности нельзя. Вилл не была уверена в своей памяти, где что располагалось, кроме того, что на первом этаже кухня и гостиная, сейчас она на жилом втором, и должен быть третий, ведущий к крыше. Так Вильгельмина обнаружила, что в особняке было предостаточно заброшенных комнат. Оттого ее заселение прошло столь легко. Августа не задумывалась, куда денет питомицу, ей было достаточно наколдовать парочку очищающих чар. Старинной мебели так же хватало. Хлопот Лонгботтом набралась лишь при вводе Вулфи в семью. Вилл (она пыталась привыкнуть к тому, чтобы думать о себе как о Вилл) так поспешно покинула госпиталь, толком ни с кем не простилась, и ей даже не дали собрать всех вещей. Сборы были столь поспешными, разговор с Эндрю Уайтом и вовсе скомканным. Она только запомнила его слова, держась за них как за напутствие в чужом доме и новой жизни. Брести по темноте было даже медитативно. В сумраке вырисовывались серые тени и совсем черные очертания предметов. Брести вперед, постоянно прислушиваясь и стараясь не попасться, было тем хорошо знакомым действием, которое Вильгельмина знала на зубок. Для нее это было сродни пробежке на рассвете в надежде проветрить мысли, точно полет на метле. Девочка вспоминала, как Уайт кружил по небу и после говорил, что это помогало утрясти мысли, а еще грустно улыбался, ловя себя на какой-то ностальгической ноте. Вилл не понимала, почему он так расстраивался, если говорил, что это его способ успокоиться. Ведь если она начинала рассекать тьму и брести вперед, действительно ловила себя на том, что освобождалась. Двери в западном крыле были заперты. Вильгельмина тянулась до ручки. Роста не хватало. Двигать пуф, стоявший в коридоре, оказалось шумно. После того, как ножки скрипнули по полу, пришлось сцепить зубы и замереть. Едва заметный шорох пронесся по спертому воздуху. Выждав передышку, Вилл продолжила искать. И ей попалось помещение, для открытия которого понадобилось просто навалиться плечом, как засов поддался. В воздухе витала пыль. Однако любопытство перевешивало чашу весов, чувство комфорта располагалось на второй стороне и явно проигрывало. Вильгельмина не боялась запачкаться и щекочущего чувства в легких. Она пробиралась по половицам, балансируя достаточно ловко, чтобы не дать полам зазвучать во всю мощь. Вилл дотягивалась до ящиков комода. Увесистый, из тяжелого дерева предмет мебели с трудом поддавался исследованию. Самый нижний ящик буквально вывалился на Вильгельмину, придавив грудину. И пусть стало тяжелее дышать, восторг от азарта разлился по всему тельцу. В руки попался изящный флакон с помпой. Девочка крутила его, нечаянно нажала на механизм, и помпа рассеяла мелкий блестящий порошок. И точно поднялся поток пыли. Вилл закашлялась. Интереса это не уняло. Следом были сложены веер, сушеные листья растений и мелкие камушки. Захотелось рассмотреть все это при свете, и пришлось отступить, идти дальше. Девочка напряглась, но вправила ящик и смогла затворить обратно. Блеклый уличный свет переливался в зеркале, и Вилл решила, что следует двинуться исследовать его. Гораздо проще отворилась дверца трюмо. Настолько легко, точно кто-то толкал с обратной стороны. Что-то кувырком полетело, сама Вильгельмина почувствовала, что потеряла равновесие. Она подняла взгляд, как пришла в себя, и всмотрелась. Перед ней был боггарт. Люпин показывал их, когда листал цветные страницы занятного детского атласа. «В доме к хозяевам они благодушно настроены. Могут и не показываться, а могут чем-то помогать. Но они бывают разные. Если увидишь превращение, тебе нужно будет его заколдовать. Я тебя научу». И все, что могла вспомнить Вильгельмина, так это свои потрепанные на затылке волосы и вселяющую доверие улыбку. Да даже если бы помнила текст заклинания, толку от него без палочки не было никакого. Она попятилась, видя, как боггарта закрутило в воздухе, он менял свою форму, растягивался, сужался, подпрыгивал и начинал превращаться в совсем иное существо, как вдруг точно загорелся. Заманившего ее в угол боггарта разогнал эльф. Вильгельмина не поняла, каким волшебством он пользовался. Не было похоже на появлявшегося дымкой Патронуса, которых доктор Уайт и мистер Ларсон посылали с сообщениями, не материализуя их облик, так и на элементарные заклинания, которые ей демонстрировал Люпин. Стоявший домовик продолжал нервничать, теребить оборванное одеяние и смотрело то ли с укором, то ли с осознанием новой свалившейся заботы. — Хозяйку нельзя будить в столь ранний час, юная госпожа Лонгботтом, — домофик трясся, пока сетовал о беспечности ребенка. Вильгельмина присмотрелась: эльфа потряхивало от возмущения тоже, но в большей степени его руки подрагивали от тремора. Волшебное существо было возрастным, несколько истощенным и мало радостным. Девочка закусила губу в виноватом жесте, скомканно извинилась и позволила себя повести до спального места. Сама она еще не запомнила расположения комнат и с трудом понимала, как вернуться. Признаться, если бы не пугающий инцидент, ее бы ждала сцена похуже, где ее отчитывает Августа. — Я не хозяйка. Он поэтому напал? — Госпожа Лонгботтом, пойдемте, — эльф засуетился, быстрее захотел убраться из комнаты. Но пусть и было уже неловко быть пойманной, Вилл настаивала: — Но почему тогда ты мне помогаешь? — Госпоже пора ложиться. Домовик трясся, не называл своего имени и избегал всех разговоров. Он бы мог и не материализоваться и не спасать ее. Эльф пришел на выручку только потому, что таков указ Августы, а не потому, что Вилл — новый член семьи. Она прекрасно это усвоила, когда Эндрю разговаривал с Августой, Вильгемина сидела, почти не дыша, и прекрасно слышала. — Министерство одобряет Вашу кандидатуру, на запрос с Вашей отметкой они ответили даже быстрее, чем на мое последнее ходатайство о подыскивании опекунства для Вулфи. — Бросьте, Вы тоже подхватили это имечко? Девочку будут звать Вильгельмина. — Вы имеете право дать ей новое имя. Эндрю, как и его подопечные, и как коллеги, успел понять натуру Августы. Она не признавала колдомедицинских заслуг, в частности и самого Уайта. — С волшебными семьями довольно тяжело проводить опекунство. Вы должны заручиться разрешением членов семьи для включения в род. Насколько мне известно, для обряда нужны по меньшей мере ближайшие две ветви. С этим проблем не возникнет? Уайт встретил взгляд Августы, взметнувшуюся бровь и самоуверенную усмешку с кротким смешком. Лонгботтом прекрасно знала о своем пробивном характере. — На данный момент я являюсь главой рода, и мне решать, как поступать. Если кто-то даст понять, что его надо убеждать, я найду для этого человека аргументы. И пока Уайт пустился в обсуждения деталей, носился с пачкой документов, принесенных гигантским филином и перешел на совсем не ясный Вильгельмине язык терминов, девочка зацепилась за стратегию. Она может получить семью. И ей было ясно, как поступить. Она была обязана понравиться всем родственникам. Домовик натянул одеяло, накрыв Вильгельмину, и наложил чары на дверь. Она закрывала глаза с уверенностью, что проснется, когда Августе уже станет известно о ночной вылазке.

***

Вильгельмина проснулась и лежала в постели, не вставая, пребывая в своих мыслях. Она всегда нравилась взрослым благодаря непредсказуемости, тому, что могла внезапно выдать нечто смешное. Наверняка с этими качествами было бы проще покорить семью Лонгботтом, чтобы ее приняли, и она могла остаться. Волшебство представало ей все более сложной вещью. Отчего-то наличие особой крови, избранного права рождения возвышало магов над Вилл, которая не могла просто появиться в чьей-то семье и стать ее частью. Чтобы быть представителем рода, нужно пройти проверки и обряд. В сказках такого не рассказывали. Ни этого, ни того, что ее настоящая природа Августе не нравилась, и чтобы добиться ее расположения, Вилл нужно быть сдержанной, а значит, скованной. А значит, решительно непонятно, как тогда завоевывать одобрения у родственников. Довольно быстро Вильгельмина поняла, что не было рационального объяснения, что надо делать, чтобы понравиться этим людям. Ведь они решительно чокнутые. Девочка быстро взрослела, как только каждый раз приходила к выводу, что ей нужно угождать, чтобы получить одобрение. Необходимо притворяться, подстраиваясь под окружавших ее людей. Тетка Белинда. Вилл про каждого родственника говорила, что хуже человека быть не может, но она истинно колдовским образом умудрялась соревноваться и зубами урывать Гран-при. Самое ехидное создание, созданное в магической Британии. При ее появлении уже на пороге можно было услышать тонкий высокий смех после собственной же отпущенной шуточки. Почти любой гость находил забавным развлечением пристать к Невиллу. Белинда же обнаружила, насколько интересно давить на болевые точки, узнав об особенностях Вильгельмины. — Малыш Невилл уже догоняет Вильгельмину? Как, неужели совсем не проявил магических качеств? На подобного рода расспросы Августа отвечала регулярно. Она и сама сетовала, прибегала к домашним средствам в желании добиться проявления Невилла. — Никак не разойдется. Отстает от Фрэнка, — согласилась Августа, начав отмечать достижения сына к двухлетнему возрасту. Но вместо ожидаемых советов по разрешению проблемы, которые обычно озвучивались в доме, Белинда разошлась: — Должно быть, тяжело ему будет расти сквибом с волчьей полукровкой, которая будет колдовать на его глазах? Уже при оглашении слова «сквиб» Белинда подписала себе приговор пасть от руки Августы. Но двойная нападка и желание задеть за живое отрезали любые пути к отступлению. — Знаешь что, милая, раз тебя так беспокоит бытие сквиба, не хочешь ли проверить, каково им живется? Могу тебе напомнить о полномочиях главы рода и всем спектре обрядов, которые можно проводить. Августе ничего не стоило отрезать Белинду от линии Лонгботтомов. Как и прибегнуть к более жестоким методам приструнить родственницу. Белинда понимала, что идти на такие крайние меры никто лишний раз не станет, тем более исключать из рода одного из магов значило уменьшить подпитку. Но еще она знала, что злить Августу — ходить по острию ножа. И проверять, на что она способна в гневе на личном опыте не хотелось. Только исключительно быть зрителем со стороны. Белинда смотрела на волчонка у ног Августы. С чего вдруг ей принимать этот эксперимент Мунго? Властям надоело следить за девчонкой, а их семье теперь отдуваться. — Но ты ведь не станешь спорить, что она опасна? Вилл продолжала притворяться прилежной и не встревала, не дергалась, когда понимала, что речь заходила о ней. «Ликантропия» звучало как название болезни и как что-то, что она порядочное количество раз слышала в Мунго. Белинда говорила и говорила. И Вильгельмина не понимала, она чем-то болеет? Может заразить кого-то в этом доме? Она слушала, но до чего все было смутным и размытым. — Белинда, вопрос уже решенный. Она обычный ребёнок. Вилл хотелось, чтобы речь перестала идти лишь о ней. И она уже смотрела по сторонам в попытке отвлечься и ускорить время. Особняк Лонгботтом разрушался. По стенам ползли трещины. На втором этаже полы скрипели. Вильгельмина приметила единственное комфортное место — флигель. И до чего ей хотелось сбежать с книжкой, укрывшись от навалившихся взрослых забот. Но она аккуратно тянула улыбку, пусть и под крылом Августы, ей нужно было не нарываться на злобу остальных Лонгботтомов.