Твоя реальность

      Пионеры чем-то занимались в своём помещении, японка же прошла мимо – в безлюдную комнату, где её ждал микрофон. Вдох-выдох. Щёлкнуть кнопку.              – Меня слышно? Меня слышно? Эм, меня сейчас слышно?* Кхм... – Она поняла, что искажённый гудением шум, доносившийся снаружи, – это её голос. Значит, трансляция идёт. «Я на волне «Совёнок FM». Женщина ухмыльнулась и выпрямила спину. – Привет! Это я, Моника. Как вам известно, я воспитатель второго отряда. А ещё вам известно про танцы. И даже про то, что они сегодня. Хотя, может, кто-то забыл. В общем, готовьтесь! Тем не менее, после обеда жду на крыльце столовой тех, кто тоже считает, что пара хрупких девушек не должна одиноко таскать тяжёлое оборудование! Ну, как-то так. Считайте это официальным объявлением, потому что я, Моника, теперь исполняю обязанности вожатой первого отряда. Конец связи.              Она выключила микрофон. Вздохнула. «Бреда наговорила, конечно». И непонятно было, придёт ли кто. В конечном счёте, ей никто и не был нужен: перемещаться с аппаратурой – плёвое дело, но лагерю бы пригодился такой элемент жизни. И возможность каждому для себя определить меру должного и возможного. «Но интересно, будет ли кто».              Больше в радиорубке и клубах в целом её ничто не держало, и Моника зашагала в сторону площади.              Может быть, лучше было сходить умыться, чем, оказавшись под строгим взглядом Генды, понять, что подметать здесь некому. Но музклуб был слишком близко, а она обещала… Конечно же, и библиотека с Женей – не вариант. Да и без Семёна страшновато было наткнуться на ненастоящие книги.              Созывавший на обед горн оказался как нельзя кстати, позволив отбросить сомнения.              Ни на крыльце, ни внутри столовой не оказалось ни Семёна, ни Мику, так что Моника заняла пустой столик и принялась ждать, кто явится первым. Уронив голову на подставленные руки, японка уставилась на дверь. Попаданец вошёл немногим позже кибернетиков и подсел к ним.              Пожав плечами, Моника взяла порцию и опустилась на оставшийся стул.              – Приятного аппетита.              Все лишь молча кивнули ей.              Есть и так было невкусно, а в атмосфере молчания – ещё и тревожно. Казалось, струна напряжения натягивалась всё сильнее и сильнее, так что, чем позже она порвётся, тем оглушительнее это будет.              – Ну, что? Пойдёте на танцы? – умилительно сложив ладошки на груди и обезоруживающе улыбнувшись, спросила Моника.              Шурик поднял голову и кивнул с серьёзным выражением лица.              – Это лагерное мероприятие, так что мой ответ – да.              Электроник почесал затылок и выразил не меньшее, чем японка, смущение.              – Как бы ни повернулось, пойду.              «Пойдёт Женя или нет, на площади он будет. Вопрос только в том, будет ли ему что делать. И странно: думала, все мечты и ожидания разбились ещё вчера. Ну-ну».              Попаданец будто проигнорировал вопрос и нарочито активно продолжил есть.              – А в чём пойдёте?              Шурик отмахнулся.              – Мы ничего другого и не брали. В форме.              Его друг активно закивал в знак поддержки.              – Хм. Не знаю, – наконец мрачно отозвался Семён. – Не привлекает меня это всё. И на сердце тоска, будто… случиться должно что-то.              Он покачал головой, и Моника печально кивнула. И тут её привлёк перекошенный галстук на его шее.              – Секундочку! – она потянулась к Семёну. – Сейчас поправлю – будешь совсем красавцем.              Парень махнул рукой, заставив отдёрнуть руки.              – Эй! Не надо! С чего такая забота?              Вздох.              – Ну, я же всё-таки воспитатель. Слежу, помогаю, предостерегаю, прошу…              Семён цыкнул.              – И зачем тебе это?              Моника пожала плечами.              – Самоактуализация. Во многом я – это дело, которым занимаюсь. При мне всё те же вопросы Канта; и если с объёмом и областью знаний я худо-бедно определилась, то с «что я должна делать?» и «на что я могу рассчитывать?» (а значит, и более глобальным «кто я?») у меня проблемки. Это если откровенно.              Она вновь улыбнулась и снова потянула руки к галстуку.              И на этот раз даже получила по ним слабенький удар: в последний момент Семён остановился и хлопнул не со всей силы, видя, что японка не отпрянула.              – Ты чего?! – выпалил он.              – Пытаюсь делать то, что, кажется, должна.              Семён хмыкнул.              – А если я не хочу, чтобы воспитатель поправляла мне галстук? – он даже стянул его с шеи окончательно и повязал на запястье.              Моника вздохнула.              – Это просто одно из моих дел. Воспитатель воспитывает и заботится. Патологоанатом вскрывает и анализирует. Это как лампа, если не светит, становится просто предметом интерьера.              Парень отодвинул тарелку.              – Думаю, лампе стоит светить только во время чтения вечером. Сейчас я бы предпочёл дневные дела со столярными инструментами. – Он кивнул на кибернетиков. – Парни, присоединитесь?              Они закивали.              – С удовольствием, – ответили сразу оба.              Понимая, что от неё так демонстративно отделываются, Моника хмыкнула.              – Может, до этого поможете родному лагерю и мне лично украсить площадь и подтащить оборудование?              Она попыталась улыбнуться как можно дружелюбнее.              – Но мы же объявление помогли сделать… – беззубо вполголоса попытался возразить Электроник.              Глава кружка сжал вилку и стукнул её концом по столу.              – Товарищ воспитатель, – обратился недовольно Шурик. – Я не знаю, какие научные практики или цыганские фокусы вы использовали, но ваше поручение мы исполнили. Можете нас оставить в покое? У нас как-никак отдых и общие планы, потому мешать нам не только неэтично, но и непедагогично.              Семён похлопал его по плечу.              Женщина поджала губы, опустила голову и молча продолжила есть, позволив пионерам покинуть столовую вне её поля зрения.              – Ксо-о-о…* – тихо прорычала японка.              Она не могла успокоиться, потому оставила тарелку и дрожащими руками достала сигареты и зажигалку. Не в силах справиться с тремором, Моника даже положила пачку на стол – только тогда сумела извлечь сигарету и, наконец, закурить.              – Ай-ай-ай, – раздалось за спиной. – Воспитатель, а так грязно выражается и курит прямо в столовой…              Японка не могла не узнать этот голос. Мику. Конечно же, Мику.              Выпустив из пальцев сигарету, Моника подпрыгнула и, некрасиво уронив стул, бросилась обнимать подругу. Та еле удержала накренившийся поднос и спешно опустила его на стол.              – Мику…              Живая, милая, тёплая, родная Мику… Которая не оттолкнёт.              – Спасибо… – прошептала японка.              Подруга в ответ смущённо улыбнулась.              И всё же что-то с ней было не так. Это царапнуло зрение, и здесь, в лагере, без очков, Моника смогла сразу приглядеться.              Резинок в волосах не наблюдалось. И на вороте отсутствовала пуговица. Воспитатель аккуратно надавила на локоть пионерки, чтобы разглядеть запястье. Лишь на секунду показалась гематома, но Мику сразу отдёрнула руку.              – Пожалуйста… не надо… – смущённо смотря в пол, произнесла подруга. – Да. И, если хочешь, я всё расскажу. Сядем?              Кивок.              Моника снова заняла стол, но на этот раз Мику села напротив.              Несмотря на своё обещание, пионерка виновато опустила взгляд в стол и продолжила молчать. Подруга положила свою ладонь на её.              – Пожалуйста, не переживай. Я знаю, что ты ни в чём не виновата – я просто пока что не в курсе деталей. Он тебя изнасиловал.              Мику покачала головой и тяжело вздохнула.              – Нет. Не совсем. – Тяжело было слышать от неё такие рубленые фразы. – Наверное, если бы он меня изнасиловал, я бы здесь не сидела. Обычно это кончается так – сломанной шеей: тонкая она у меня и хрупкая… Да и затылок проломить просто… И кровь плохо сворачивается… – Она подняла голову, но смотрела куда-то сквозь пространство, в память. – Нет. Я виновата в том, что сдалась и позволила… А ещё тем, что позволила себе, – пионерка поморщилась, – даже повспоминать и получить хоть какое-то удовольствие. Будто твой Семён – это мой. Прости.              Мику уронила лицо на подставленные ладони и расплакалась.              Моника осторожно отставила стул, подошла и, встав на колени, обняла подругу за талию. Снова.              – Прости… Это я виновата. А ты – ни в чём. И это не мой Семён, не мой. И не твой. Я сотворила чужого монстра…              Мику истерично рассмеялась и отняла руки от лица.              – П-правда? – спросила она с надеждой и посмотрела Воспитателю прямо в глаза. Кивок. – С-спасибо… Это очень важно для меня. Потому что я каждый раз теряю частичку себя и мир в целом, потому очень боялась потерять ещё и тебя – подругу, что обрела здесь и с кем я могу идти дальше по нашей не-жизни, и ждать, что мы поддержим друг друга… Но ты точно уверена, что ничего страшного?              Она снова затараторила, и на этот раз, сглотнув ком в горле, Моника заплакала. Отпустив подругу, она вернулась на своё место, подняла сигарету и спешно затянулась. Горький огненный яд растворял тревогу, даря на время мрачный покой.              – Эх. Покури и ты, дорогая… – в голове не укладывалось, чтобы после такого люди веселели и успокаивались. Мику не стала отказываться и задымила. – Как… как ты держишься после этого, родная? Как ты можешь в чём-то обвинять себя? После ужаса…              Пионерка отмахнулась.              – Прости, подруга, но тут, несмотря на возраст и ограниченность территории, у меня опыт побогаче твоего. Меня и насиловали, и убивали, и просто оставляли сломанной, и – редко – любили. Но всё заканчивалось одинаково – заездом в «Совёнок» на «Икарусе» в начале двух недель. Что бы ни случалось. А в процессе недели я слишком мало на что могла повлиять. Вот так-то.              Она пожала плечами и вздохнула.              – Ещё раз прости…              Ухмыльнувшись и выдохнув дым ей в лицо, Мику подалась вперёд.              – Кое за что всё-таки есть. Конечно, я предлагала тебе не быть простым наблюдателем, но такие последствия – это слишком. – Она снова затянулась и постучала ногтями по столу. – Обычно Семёны после первых убийств пребывают в ужасе и непонимании, а не желают продолжения банкета, не идут во все тяжкие. А ты, кажется, смогла подтолкнуть падающего, так сказать. Что ты сделала?              Горько усмехнувшись. Моника с решимостью затушила окурок о собственное запястье и тут же вскрикнула от боли.              «Заслужила».              – Ты сошла с ума! – перегнувшись через стол, Мику схватила руку подруги и начала дуть на ожог.              – Зас-лу-жила, – повторила японка уже вслух. – Я призналась Семёну, что он бот, а ещё отвергла его… или не дала. – Вздох. – Я не уверена, сколько с том предложении было от похотливого «я хочу взять тебя здесь и сейчас», а сколько – от романтического «будь моей девушкой».              Последний раз затянувшись, Мику положила окурок на стол.              – М-да. Дела-а-а… И где он сейчас?              Моника пожала плечами.              – Пошёл с кибернетиками. Что-то по столярному делу, кажется. Думаю, он хотел показать мне, что я ему не нужна.              Пионерка оскалилась и даже трижды стукнула пальцем подругу по лбу.              – Ага, конечно. Там, – она показала вниз, в сторону своего лобка, – он тоже показывал что-то тебе? Нет – Семён вымещает обиду и замещает пустоту. Увы, Пионеры делают и то, и другое через боль. Там, где нет света, – тьма; там, где нет любви, – будет боль. Вспомни дословно: что он сказал?              Моника зарылась пальцами в волосы.              Было больно от строгого вида подруги, от чувства вины, от… от ожога, в конце концов.              – Кажется, он просто позвал Шурика и Электроника на дела со столярными инструментами.              Мику кивнула.              – Не конкретно, так не конкретно. Всё равно они уже не жильцы. Из столярного Пионеры предпочитают молотки… хм, просто так или с гвоздями, а ещё – топоры и пилы. Хотя про пилы лучше не думай: это для особенно отбитых и уже привычных ко всему. – Девушка опустила взгляд на синяки на запястьях. – Но Семён был у меня без всего… инструменты на складе. У него есть ключи? Или они остались у Слави? Думаю, если при первом убийстве они не выпали, всем повезло: вряд ли первосменник будет обшаривать труп. Даже бота… – Она приложила палец к губам. – Хотя бота – может. Шансы растут.              Слёзы вновь наполнили глаза Моники.              – Что я наделала?.. И что делать?              Тут Мику поджала губы и покачала головой.              – Прости: не знаю – по этой части у меня буквально никакого опыта.              Японка принялась задумчиво барабанить через нагрудный карман по пачке сигарет. Во рту уже стоял привкус мертвецкой, и хотелось как можно скорее его перебить куревом. Уже зная ответ, Воспитатель не могла не спросить.              – Ты пойдёшь со мной?              Непривычно долго и обстоятельно пережёвывая, Мику всё молчала и молчала. Наконец, тяжело вздохнув и не решаясь смотреть в глаза, она скорее пропищала, чем произнесла: «Можно не надо?»              Моника усмехнулась.              – Даже если я безнравственная убийца, трусиха и сама во всём виновата, я твоя подруга, потому, конечно же, не потащу тебя в этот ужас, если ты против. – Она тряхнула головой и, хмыкнув, всё же закурила снова. – Но мне лучше знать, где ты будешь: время, как сама понимаешь, неспокойное.              Прикрыв глаза, пионерка подняла голову и улыбнулась.              – Прости и спасибо. Наверное… Я побуду в библиотеке. Я пока не готова снова зайти в музклуб.              – М-м-м… – начала Моника неуверенно.              Подруга открыла глаза и кивнула.              – Если что, там открыто, всё можно носить. На площади я подключу, а через часик и сама готова буду сходить к себе.              – А…              Перегнувшись через стол, Мику коснулась пальцами уголков рта Воспитателя и приподняла их.              – Поверь, я куда крепче и опытнее, чем кажусь. Как и ты, кстати: простая японская школьница, которая сейчас пойдёт на место резни и будет с интересом осматривать трупы, устанавливать причину смерти и… И так далее… – лицо пионерки приблизилось по цвету к её волосам. – В общем, кому что проще.              Моника кивнула.              – Ладно. Счастливо. В кои-то веки моя специальность здесь пригодится. Только не знаю ещё, что буду делать с полученной информацией.              Мику вздохнула и вернулась к еде.              А на крыльце было пусто. Обидно, но тем лучше: никто не задерживал.