На языке канцеляритов

      Возвращаться в офис немного страшно. Словно он замер в том положении, которое последним Ксюше запомнилось — увешанный шариками, мишурой, гирляндами, с рассыпанным по полу серпантином и блёстками из хлопушек, с валяющимися тут и там пьяными сотрудниками и пустыми бутылками… Хоть она этого даже не видела, только вообразила.       Но в помещении чисто, пахнет морозной свежестью и кое-какие люди уже занимают рабочие места с выражением крайнего недовольства и усталости на лицах. Ксюша усмехается про себя: нужно было правильно отдыхать! Она вот себя удивительно бодрой чувствует и преисполненной самых положительных чувств, на каждый стук Зоиных лодочек усиливающихся. До первого дерьма, конечно, но сейчас её вообще ничего не волнует.       Ксюша замечает Скворцову в её кабинете и, отдав Зое лишние пакеты, идёт вручать сувенир. Она голову просовывает, дверь слегка приоткрыв, словно разрешения спрашивая, и улыбается.       — Доброе утро!       Соня в ответной улыбке расплывается — пополам с недоумением и встаёт, когда Ксюша к ней подходит.       — Доброе, Ксения Борисовна!       — Так, держи, — она вручает Соне пакет через стол. Та его берёт, словно в нём что-то опасное может быть. — С Новым годом, с новым счастьем, что вы там ещё желаете?       На ехидство Соня внимания не обращает — изнутри светиться начинает, и на Ксюшу во все глаза смотрит.       — Ой, спасибо! Вы… а я…       — Это сувенир из Берлина, — усмехается, — наслаждайся.       Ксюше не до каких-то долгих речей, и она оставляет Соню наедине с её подарком.       Следующим на очереди оказывается Илюша и вот тут без объяснений уже не обойтись. Ксюша забирает его пакет и вздыхает, уже не понимая, зачем решила что-то ему дарить. А вот про Дударя, она, кстати, забыла, но этого вообще не жалко. Придурок.       — Илья?..       Она на его спину натыкается и шумный вздох слышит.       — Надо же… — тянет тот, документы из дипломата выкладывая. — Не упырь, не Илюша, — цедит. — Так, глядишь, и до Ильи Владимировича дорасту ещё через пару лет.       Ксюша глаза закатывает, заходя.       — А ты чё такой злой, это грех между прочим, какой там по счёту? — она слышит, как он воздух набирает, чтобы возразить или возмутиться, но перебивает: — Я вообще к тебе с мирной целью. Держи.       Последнее слово его обернуться заставляет, и протянутый пакет — глаза в удивлении распахнуть. Ксюша усмехается, рукой потрясая: берёшь или нет?       — А это, простите, что? — он внутрь заглядывает опасливо, отчего Ксюшу волна смеха едва не пробирает.       — Цианид, блин. Сувенир это, Илюш, сувенир, презент, подарок. Не знаю, можно ли тебя с Новым годом поздравлять, но… — она плечами пожимает, а на губах Илюши усмешка проскальзывает. Впрочем, недоверие на его лицо возвращается быстро.       Он коробочку достаёт и открывает, внимательно-внимательно матрёшку рассматривает. Она обыкновенная совсем, только всё же чувствуется какой-то не привычный традиционному русскому стиль, и от Илюши это не укрывается.       — Откуда сувенир-то, позвольте спросить?       — Из Берлина, — говорит Ксюша и объясняет заранее подготовленными словами — тоже, блин, зачем заморачивалась? — Чтоб ты смотрел и радовался, как чужеземцы русской культурой вдохновляются и перенимают светлые образы наши, — говорит почти нараспев, не скрывая сарказма ни в голосе, ни во взгляде, но всё равно как будто естественно звучит.       Илюша то на подарок смотрит, то на Ксюшу, будто не решаясь до конца поверить ей. Ведьма же, мало ли — сглаз наложила, а теперь подлизывается? Но он улыбается более приветливо, отставляя матёршку на стол.       — Благодарю, Ксения Борисовна, покорно благодарю, — кивает, ладони в замок сцепляя. — Признаться, не ожидал с вашей стороны такого… участия.       «Я тоже», — думает про себя Ксюша. Илюша от неё глаз не отрывает, словно что-то ещё сказать — или от Ксюши ждёт. Например, слов о том, что негласная вражда между ними закончена, Ксюша белый флаг вывесила и теперь он в коллективе — полноценный сотрудник. Ксюше бы этого хотелось — нервы меньше тратить — но это не значит, что она готова это вслух признавать и идеям его идиотским попустительствовать и слушать его безумные монологи.       Зою, чутко относящуюся ко всем сексистским и мизогинным вещам, вообще как током било.       Ксюша уголком губ дёргает в намёке на улыбку и идёт разносить подарки остальным.       Плотникову, как и договаривались, дарят с Зоей вместе, не сдерживая улыбок от его растерянно-шокированного взгляда.       — Это что? Это мне? — переспрашивает он, на пакет кивая. И щурится подозрительно: — Это вы зачем?       — Чтоб на твою реакцию посмотреть, — скалится Зоя, голову к левому плечу склоняя. Ксюша — к правому, и их волосы соприкасаются по инерции.       Лёша смотрит на них — как-то криво, и Ксюша щёку изнутри прикусывает. И жаль одновременно: Плотников реально же Зою боится, и смешно до слёз.       — С-спасибо, это, чё… — выдавливает он из себя, теребя пакет в руках и не зная, куда глаза деть.       — Ты открой, — кивает Ксюша.       — Д-да я это, дома лучше.       — О-открыва-ай, — настаивает Зоя, и Лёше приходится подчиниться. На лице новая волна удивления проскальзывает, когда он свитер разворачивает. Разглядывает со всех сторон, на Зою косится периодически.       — Серьёзно что ли? — губы в улыбке дёргаются, и Ксюша с Зоей кивают синхронно, вид свой смягчая. Ксюша из образа выходит первой:       — С Новым годом, Лёш, — улыбается и по плечу его хлопает.       — С Новым годом, — вторит Зоя, и Плотников уже как кот растекается, до ласки охочий.       Ксюше вдруг страшно становится, насколько они все тут — одинокие и от тоски больные. Интересно, а если какой-нибудь тим-билдинг им предложить — и отдать Илюше, чтоб ему заняться чем было, Джемму пристроить, чтоб не дала ему это в не то русло увести, ну и парочку новеньких из Лёшиного типа отдела?..

***

      Ксюша ловит себя на мысли, что ей радостно чего-то ждать. К тому, чтобы ждать Зою с работы, она уже привыкла; ожидание поездки в Берлин было смазано постоянными авралами на работе и срывами, а в последний момент — внезапным осознанием чувств. Но теперь она ждёт вторника, когда они смогут посмотреть их новый дом, смогут купить его и помечтать о том, как сделают из него по-настоящему своё, общее место. Не то чтобы Ксюша прям очень нуждалась в этом раньше, ей в Зоиной квартире было уютно и спокойно, потому что Зое она доверяла. Но теперь она думает о чём-то совершенно новом, наполненном только этим огромным и светлым чувством. Ксюша ждёт вторника, покусывая губу и постоянно одёргивая себя от излишне широких улыбок: на работе на неё уже косо смотрят; она ждёт вторника, посматривая на Зою. Так и хочется тыкнуть её пальцем и спросить: правда? Мы правда это сделаем? Мы вместе? Всерьёз и надолго? Зоя отвечает ей улыбчивым взглядом: правда, правда, правда… У неё самой приятно скручивает от волнения живот и в голове не помещаются новые реалии.       Ведь совместная покупка дома — это почти официальное признание в «долго и счастливо». И для этого не нужны ни лишние слова, ни ритуалы, ни символы, ни свидетели. И впервые в жизни им обеим от этого знания — спокойнее.       Зоя заезжает за Ксюшей во вторник без десяти два, и та чуть ли не пулей подрывается с кресла.       — Инга, я всё, Скворцова с Плотниковым пусть на камень-ножницы-бумага скинутся, кто будет остальных контролировать, — бросает отрывистое на ходу, захлопнув дверь в кабинет.       Соня, вышедшая, чтобы Ксюше документы на подпись занести, оторопело замирает.       — А вы куда, Ксения Борисовна?       Не то чтобы она на ответ надеялась, но Ксюша улыбается ей, притормаживая:       — Дом смотреть.       — Какой дом?..       — Наш дом!       Скрывать восторг трудно, и будь Ксюша лет на двадцать младше, она бы приплясывала и размахивала сумкой.       Удивления на лицах Инги и Сони только прибавляется. Ксюша уходит без дальнейших объяснений, не задумываясь о том, что, кажется, в МПП про них с Зоей все всё знают, а они даже не пытаются это скрывать, только масла в огонь подливая.

***

      — Сорок минут по пробкам, — резюмирует Зоя, когда они выходят из машины. — Жить можно.       Ксюша кивает, оглядываясь. Заборы, заборы, заборы и виднеющиеся за ними макушки деревьев и разномастные крыши. У их двухэтажного белоснежного дома — тёмно-синяя, черепичная, покатая, и Ксюша улыбается.       Встречающий их риелтор похож на хомяка в очках с прямоугольной оправой, потирает ладони, точно жулик, и Ксюшу приобнять пытается, проводя их обеих к крыльцу; та руку поднимает, избегая прикосновения.       — По телефону он более деловым звучал, — шепчет Зоя, поднимаясь по обледеневшим местами ступенькам. Ксюша пожимает плечами.       Дом построен буквой «Г», а в образовавшемся углу — открытая веранда и терраса над ней. Риелтор попутно рассказывает, как удобнее бороться со снегом — лучше бы, конечно, застеклить всё и забыть, но прежние хозяева считали, что это испортит аутентичность — он чуть ли не по слогам выговаривает — дома. Ксюша с Зоей думали о том, что в хорошую погоду никакого смысла за стеклом сидеть нет, для этого сам дом есть и окна.       В живую всё, конечно, иначе ощущается, чем на фотографиях, будто вырванных из общей картины.       В просторном помещении первого этажа только ванная и кладовка-гардероб-что-вашей-душе-угодно стенами отгорожены; прихожая, направо от лестницы, плавно перетекает в кусочек гостиной — только по дивану в центре это понять можно — и кухни с островом и барными стульями. Сверкающий от снега свет заливает всё пространство через панорамное окно, выходящее на задний двор. Такое прекрасное место для доброго утра…       На второй этаж — и чердак — ведёт винтовая лестница, достаточно широкая, чтобы не возникало неудобств. Санузел и четыре комнаты, две из которых спальни, кабинет и столовая — тоже с панорамным окном, но уже с фасада здания. Ксюша думает поменять столовую и гостиную местами, уже представив, как они с Зоей замордуются таскать туда-сюда тарелки и по привычке будут есть там, где приготовили. Кабинет и первая спальня являются проходными для второй, и что делать с ней становится временным вопросом. Может, когда-нибудь им понадобится спать раздельно или работать в разных помещениях, а пока кабинет вполне просторен для двух столов…       Джакузи располагается в ванной на первом этаже — на втором ещё один душевой уголок и стиральная машина с сушильным шкафом. Ксюша уже в голове прикидывает, что поменять нужно, что докупить, стенку, разделяющую столовую и коридор вообще снести бы… На лице Зои блуждает рассеянная улыбка.       — Ну, осмотритесь ещё, — натянуто улыбается риелтор, хлопая в ладоши. — И если вас всё устроит, подпишем документы? Я буду ждать внизу.       Ксюша кивает ему, радуясь возможности отдохнуть от его суетливой болтовни. И он спешно спускается по лестнице, словно если промедлит, то сделка сорвётся.       — Кровать — отстой. И кухонные фасады, — выдаёт Зоя.       — Ага, — серый действительно выглядит уныло и мрачно на фоне огромного количества света, белых стен и кварцвинила на полу с имитацией под дерево. Стена в прихожей по левую сторону от двери выкрашена в тёмно-синий, перекликаясь со шкафами, и она как раз видна из кухни; прочие имели акценты в виде кругов и вертикальных линий от пола до потолка. На втором этаже — такая же концепция, только с жёлтым, оранжевым и алым. — Как будто здесь сначала был крутой дизайн, а потом пришёл какой-то придурок.       — Возможно поэтому цена не такая высокая. Надеюсь, других приколов не будет.       Ксюша поджимает губы и идёт в ванную, чтобы посмотреть трубы. Не то чтобы она разбирается в сантехнике, но она помнит, чем отличаются проржавевшая и криво установленная, от новой и надёжной. Зоя опирается плечом о дверной косяк, наблюдая. Потом они проверяют чердак — полный каких-то коробок и старой мебели, но не пыльный, и стоят у окон, прикладывая ладони и проверяя, чтобы не дуло.       — Мне здесь нравится, — говорит Зоя, выглядывая во внутренний дворик через окно спальни. Он небольшой, пуст и заметён снегом, но она уже представляет, как можно будет заморочиться и сделать искусственный пруд с рыбками и кучей зелени, водопадом, забавными садовыми фигурками, кустами малины…       — Мне тоже, — улыбается Ксюша. — Подписываем?       Зоя кивает, улыбаясь шире.       Вечером они возвращаются в квартиру с документами о праве собственности, ключами и планами о небольшом ремонте. ***       После первого в году совбеза Зоя приходит к Ксюше в МПП, взвинченная и разгневанная. Ситуация с Белоруссией только накаляется и… Вот такие игры Зое не нравятся. Была б её воля, она бы силовому блоку всем поголовно вынула их протухшие мозги и скормила зампредам, всё равно не пользуются; или языки бы отрезала, чтоб если уж хуйня в их черепушках образуется, то там бы и оставалась, ибо нехуй…       Зоя взрыкивает, доходя до Ксюшиного стола и привычно усаживаясь по левую руку. Ксюша привлекает её к себе, обнимая за бёдра.       — Я могу помочь?       — Пока нет, — Зоя качает головой и умывает лицо руками. — Что делаешь?       Ксюша разворачивает к ней монитор с открытой вкладкой магазина мебели.              — Смотрю нам большую и красивую кровать, — мурлычет. Зоя улыбается. — Присоединишься?       — Работы что ли нет?       Зоя усмехается, но смотрит в компьютер, а Ксюша закатывает глаза. От неподготовленных в том году проектов на этот мозг кипел всё утро, а сейчас она раздала парт-задания и могла отдохнуть.       — У меня перерыв.       Выбор мебели стопорится о то, что размеров комнат никто не помнит, и приходится искать электронные копии документов. А потом они спорят о необходимости того или другого, насколько удобно это будет и всяких мелочах. Зоя плохо представляет, что хочет, Ксюше не хватает наглядности, и поиски заканчиваются ничем.       Ксюша утыкается лбом Зое в колени, та гладит её по волосам.       — Ну, кровати, кстати можно просто поменять, — предлагает, подумав, и Ксюша усмехается, дрогнув в плечах.       — Уже представляю, как это будет выглядеть. Но допустим.       — А за остальным, кажется, придётся ехать в магазин… и консультироваться.       — Мне абсолютно плевать на эти процентные соотношения цветовой гаммы.       — А потом будешь жаловаться, что голова болит и всё плывёт перед глазами.       Ксюша вздыхает: интерьер номера в Берлине очень быстро стал восприниматься почти болезненно. Она кивает, не приподнимаясь с Зоиных ног, и так оттягивает её от себя, обхватывая лицо ладонями:       — Э-эй, не уделай мне брюки в помаду.       Ксюша расплывается в улыбке.       К дому они возвращаются только в субботу. Составляют подробный план ремонта и окунаются в головомойку с выбором бригад — потому что стену сносить, остров на кухне демонтировать и крупногабаритную мебель таскать, с договорами, выбором мебели, краски, с разбором хлама с чердака… И всё это — попутно отбиваясь от проблем на работе. И вроде приятно ходить по магазину, приглядываясь к милым вещицам: коврики с бахромой и яркими узорами, подушки, плетёные корзинки для хранения всего что ни попадя, салфетницы, баночки с дозатором для мыла, настольные лампы, безделушки… С другой стороны постоянно что-то решать нужно, с людьми дело иметь — и от этого только безделушками и объятиями спасаться.       — Сроки до третьего февраля, — говорит Зоя тихо и ласково, Ксюшу по плечу поглаживая кончиками пальцев; та сопит в ключицы, но до сна ей далеко. — Сейчас недельку тихо будет, а потом переезд, — Зоя от улыбки не сдерживается и радость в голос просачивается. — Будем вещи паковать, ты мои туфли выкидывать, я — твою коллекцию картриджей. Нафиг они тебе вообще нужны, если ты одним вкусом пользуешься? — Ксюша губами по коже мажет вместо ответа, улыбаясь кончиками губ. Она уже и не помнит, где её джул. — Потом перевезём и будем раскладывать, и новый список составим, что потеряли, разбили и чего не хватает.       Зоя одеяло выше натягивает, к Ксюше лицом поворачиваясь. Рассказывает про счастливую жизнь, успокаивая и Ксюшу, и себя, и голос только чудом не дрожит и не проседает. Всё уже правдой становится — стало, даже третьего февраля ждать не нужно, а Зое до сих пор не верится, что так бывает, что ей такое можно.       — Хочешь спать? — шепчет Ксюша, когда у Зои заканчивается фантазия. Та качает головой.       Ксюша придвигается ближе, нежно-нежно в пересохшие губы целуя. Обнимает, устойчивое положение занимая, и целует, целует, целует — вечность, пока Зоя ей отвечает, пока сама к ней тянет, пальцами в волосы зарываясь. Они дышат между коротко, но в унисон, отстраняются иногда чуть, чтобы в омуты глаз посмотреть друг другу, и губы дрожат в улыбках.