На языке канцеляритов

      — Тебе по шапке не надают за то, что ты у меня ошиваешься? — усмехается Ксюша, когда Зоя с утра спросила почти робко, можно ли она снова у Ксюши в МПП спрячется.       — Какая разница, я работу делаю? Делаю. Остальные работают? — это уже вопрос спорный, но Зоя всё равно кивает, поправляя шарф и шапку: — Работают. Всё.       Ксюша улыбается, обуваясь.       — С таким настроем можно было бы и дома остаться…       — Договоришься щас, Нечаева, ноги моей в твоём кабинете не будет, — ворчит Зоя, но чмокает Ксюшу в щёку на ходу.       Ксюша ловит её за руку и притягивает к себе, целуя в губы, и в уже надетом пальто становится невыносимо жарко.       — Вот ещё, — улыбается в поцелуй, и Зоя отражает её эмоцию.       Они проспали — не безбожно и обеим плевать. Ксюша знает, что от косых взглядов не отделается, и старается не сильно заморачиваться по этому поводу. Ну и что, что образ трудоголика, ведьмы и бездушной бюрократки с неë сползает крупными лохмотьями? Ну и что, что у неë наконец повод для улыбок, беззлобных шуток и тихой радости появился? Ну и что, что все эти годы она не собой была — или сейчас кем-то другим становится.       Кажется, Зоя это всë чуть легче воспринимает; возможно, потому что постоянного «Я» никогда не имела. Пока они до лифта идут, Ксюша смотрит на неë искоса, перетягивает на себя еë умиротворение. Тычется носом в еë шарф, бергамотом уже пропахший.       — Зо-оя, — тянет и чувствует усмешку.       — Ксю-уша, — передразнивает беззлобно и вздыхает прерывисто, Ксюшину руку перехватывая и сжимая.       Отпускает, только когда створки лифта раздвигаются и Ксюша двигается в сторону, нехотя прерывая касание.       То, что все на рабочих местах, Ксюшу удовлетворяет. Краем глаза замечает и Джемму за стеклом, и Дударя, и Илюшу, а справа бабы с Ингой и девушка какая-то над Дашиным столом склонилась и что-то ей втолковывает очень знакомым голосом. Ксюша с трудом в этой девушке Соню узнаëт. Куда-то подевался и пиджак, и туфли, и очки, и вместо зализанного пучка — кудри; блейзер и…       — Вот, — восклицает Зоя, отчего все хором подскакивают, и Ксюше за сердце схватиться хочется, — вот такая тебе бы шикарно подошла!       Ксюша выгибает брови, пытаясь понять, о чём именно Зоя говорит, и глаза закатывает, тяжёлого стона не сдерживая — и Соня снова вздрагивает, и теперь на них всё МПП уже смотрит.       — Да гос-споди-ты-боже-мой, Зой! Иди к чёрту со своими юбками!       Ксюша шаг ускоряет, спеша в кабинете скрыться — и чего Скворцова удумала имидж сменить?! А Зоя хохочет — и за ней идёт. Обнимает со спины, дверь закрыв, и в щёку целует.       — Подкалывания — это очень весело, — бормочет.       Ксюша думает, что однажды юбку всё-таки наденет. Не на работу, ни в коем случае, но на пять минут — чтоб Зоя восхищением задохнулась и стянула её побыстрее.       — Не боишься, что ответочка прилетит?       Зоя мычит отрицательно, крепче Ксюшу обнимая — не надолго, правда, потому что жарко. И Ксюша даже компьютер включить не успевает, как в дверь стучится кто-то; Соня.       Она на Зою не косится, не избегает еë, показательно головой в бумаги уткнувшись — улыбаться пытается, точно за последние сутки какой-то дзен познала — или назад во времени вернулась. Ксюша пытается на еë лице ответы найти, пока Соня работой грузит — но внешне та выглядит невинно, не прикопаешься. Ксюша думает, что для себя можно закрыть вопрос с неразделëнными чувствами молодой практикантки — уже давно ценного сотрудника.       Зоя в их разговоре что-то интересное для себя находит и над Ксюшей склоняется с другой стороны, руку по-свойски на плечо кладëт, но молчит. Ксюша еë руку своей накрывает безотчëтно, пальцы сжимает.       У Ксюши настроения работать нет совсем. И она от Сониной внезапной деятельности отделаться спешит — хотя бы до обеда. Однако, по всепоглощающей бездне бездействия, которая была при Гаврютине, об одержимости одной лишь единственной вещью… Ксюша не скучает.       Зоя раскладывает вокруг себя бумаги, точно защитный круг.       — Знаешь, — начинает она включая ноутбук, — ты могла бы не торопиться с бюджетом настолько.       Ксюша пожимает плечами.       — Но тебе же легче будет? — Зоя только кивает. — Ну и всё тогда. Должна же тебе быть от меня хоть какая-то польза, — усмехается, наблюдая за лукавой Зоиной улыбкой.       Но эта мысль возвращает Ксюшу к вчерашнему разговору с Соней — и очень хочется об этом Зое рассказать, чтоб окончательно из себя вытравить эту глупость, заевшую на подкорке паразитом.       — Скворцова думает, что я спала с тобой из-за должности, — говорит тихо, не смотря на Зою. Только краем глаза замечает, как багровеют её щёки, как округляются глаза, двигая брови в верх в изумлённом изгибе, как раздуваются крылья носа от шумного вздоха.       У Зои на лице тысяча и одна эмоция пробегает прежде, чем она выдаёт сдавленное:       — А ты говорила, что она умная. Это вот она ревнует, не я.       Ксюша улыбается. Тянется к Зое, обнимает её. Может, она на самом деле не ревнует — просто не верится до конца, что они вместе могут быть без всяких оговорок и подводных камней. А ведь они давно взрослые люди, вроде даже вслух об этом говорили и… словно недостаточно. Словно весь предыдущий опыт, перемоловший их в ничто, сильнее настоящего — ощутимого до покалывания на кончиках пальцев.       Ксюша видит Зоины напряжённые желваки и поджатые губы — она её отвыкла такой в своём обществе видеть и теперь гадает, что сделать, чтобы успокоить ту. Нужно ли её именно успокаивать? Нужно ли вообще делать хоть что-то?..       — Ксюш, — зовёт Зоя робко и сморит прямо — серьёзно. Ксюша брови приподнимает, прося продолжить. — Это не весело, — давит и будто бы на последнем слоге спотыкается, горло прочищает и отворачивается к ноутбуку.       Ксюша от её слов вздрагивает, осознанием захлёбывается. С губ чуть её привычное «о-па» не срывается — беззвучным выходит, и она губы прикусывает. Так отчаянно хочется узнать, что у Зои в голове творится — о чём она, чёрт подери, думает, что её тревожит, раз она таким образом прекратить попросила? И правда уже эту тему закрыть…       Но всё тот же её боязливо-напряжённый тон настаивает на том, чтобы Ксюша её саму ни о чём не спрашивала, хотя бы не здесь и не сейчас.       — Зой? — зовёт её обратно, с трудом дрожь в голосе скрывая. Зоя поднимает на неё удивлённый взгляд. — Я не хотела… — «задеть», «ранить»… Сглатывает. — Прости?.. — слишком неуверенным выходит, и Ксюша, языком по кромке зубов проводя, взгляд отводит, в кресле подтягивается — но комфортнее себя от этого не чувствует.       Зоя улыбается одним уголком губ, головой мотает. «Нет» — прощения просить не за что, или «нет» — не прощаю? Ксюша искоса за ней наблюдает: за расслабленными мышцами лица и спокойным удовлетворением в глазах, и думает, что всё же верно первое. И вздыхает глубоко и шумно.       Это вот так осознанные разговоры выглядят? На сердце чем-то неоправданно тяжёлым ощущается, и Ксюша думает, что проще, наверное, подобным мелочам и вовсе значения не придавать. Но откуда-то она знает, что из таких мелочей вся жизнь и состоит, и дьявол в деталях кроется, и маленькие проблемы и недосказанности в снежный ком скапливаются и сметают то хрупкое настоящие — и оно иллюзией становится, пока не рассыплется окончательно.

***

      Эта девчонка просто бесит Зою своей нерешительностью, своими чувствами — на лице написанными, а вслух не высказанными, реакциями своими — почти детскими. Бесит, что Ксюша так близко к болезненному подбирается.       Зоя не ревнует. Она умеет и, были случаи, изводила этим своих немногочисленных пассий, с которыми всё-таки отваживалась отношения завести. Потом умнее стала. А сейчас не в уме дело и не в том, что поводов нет — представить, что они разойдутся, вдруг физически невозможно. И вместе с тем мысль эта гложет Зою периодически. И она вдруг задумывается: что бы было, если бы Ксюша этого зайчонка на столе оттрахивала, как игрушку, пошлости ей на ухо шептала и собственной властью над ней упивалась? При этом — Зоя уже знает — к себе бы её Ксюша не подпустила, ни в квартиру, ни тем более под одно одеяло, ни в объятия судорожные, рваные — потому что необходимы до зубовного скрежета. У неё самой такое было и, честно признаваясь, она думала, что и с Ксюшей так будет — повеселятся и разойдутся, перегорят. Но этого не всё не случалось и не случалось — полгода почти прошло, а они увязли друг в друге и рады.       Зоя не знает, что бы она чувствовала, будь у Ксюша какая-то интрижка, потому что знает, что такого не произойдёт.              Потому что, несмотря ни на что, они друг у друга первые и последние. Всё, что до — неважно, неправильно, всё, что после — больше не будет.

***

      В какой-то момент своя работа у Ксюши заканчивается и она перебирается к Зое. Садится, по привычке, на стол, по правую руку — но не до всех документов дотянуться может и двигается куда-то… Зоя на неё глаза поднимает, когда очередную бумагу Ксюша ей откуда-то сверху и прямо передаёт.       Она в позе лотоса напротив сидит, возвышается, точно тысячерукий Шива. Из-за крышки ноутбука Зоя пальцы ног её видит в капроновых носочках и улыбается по-глупому.       — Удобно? — тянет, Ксюшей любуясь, в кои-то веки пиджак свой снявшей. Та улыбку корчит:       — Очень, — и вперёд наклоняется, Зою в макушку целуя. — Очень, — повторяет, улыбаясь уже искренне.       А потом распахивается дверь и в кабинет влетают бабы с телефонами.       — Ксения Борисовна, посмотрите!       — Это очень срочно, Ксения Борисовна!       Но, так и держа телефоны на уровне груди, застывают при виде Ксюши на столе, и Зоя прячет усмешку в кулаке. Она не уверена, но кажется, что слышит щелчок камеры.       — Бабы, блять!.. — устало вздыхает Ксюша, разворачиваясь и подтягиваясь к другому краю стола, жестом подзывая женщин. — Что там у вас?       Те, заканчивая и начиная друг за друга предложения, словно единый организм, рассказывают о какой-то разгромной статье, вышедшей в ответ на Ксюшино интервью и комментариях «известных политиков», в том числе и Тихомирова, и с двух рук на своих телефонах эту статью и показывают.       Зоя прислушивается к Ксюшиному дыханию, тяжелеющему с каждым прочитанным предложением, и не выдерживает, подходит и тоже читает.       Не, ну в принципе… ничего криминального… Зоя это на Площади чуть ли не каждый день слышала, а многое — даже задолго до Ксюшиного назначения. Плохо, конечно, что это в массы просочилось, что Ксюша о том, что Тихомиров высказался не от него узнаёт, а в остальном… Реагировать — только на красную тряпку кидаться.       Что, Ксюша, бабам и объясняет.       — То есть Дударю сказать, чтоб заткнулся и комментарий удалил?       — А то он тёлке своей уже нервы наматывает…       — А Скворцова с Ингой обедать ушли…       — Стоп. Какой комментарий?       Бабы открывают обсуждение под статьёй, где среди таких же неофициальных комментариев, которые в статью не вошли, Дударевские ответы, остроумием не блещущие.       — Лунная призма, дай мне сил…       Ксюша со стола спрыгивает и, как была, босая, идёт линчевать Дударя за самодеятельность.       Зоя позволяет себе в дверях замереть, на дверной косяк оперевшись, и наблюдать за праведным Ксюшиным гневом. Она на чёрный вихрь похожа, разве что пиджака нет и полы его не развиваются от резких движений; у неё голос резкий, с хрипотцой и мат ядрёный — только папки с бумагами не хватает, чтобы словам ударами по башке весу прибавить.       Зое хочется этого недоумка придушить, чтобы не смел больше её Ксюшу до подобного доводить, но отрицать, как она восхитительна, когда пизды кому-то даёт — невозможно.       Бабы это на телефон снимают вообще — точнее, одна снимает, а вторая то в экран пялится, то на само действо. Потом из кабинета Упырь выглядывает с «В вас бесы вселились, Ксения Борисовна?» и нотациями, и Ксюша уже и ему старинным русским методом объясняет, чтоб не совал свой нос, куда не следует.       Зоя отлипает от косяка, чтобы заварить Ксюше чай. И себе заодно.       Ксюша к этому времени уже успокаивается — баб, телефон не успевших спрятать, за видеосъёмку несанкционированную отчитывает уже тише.       — Жаль босая, — цедит сквозь зубы, — а то бы кинула в вас.       Зоя её по пути в кабинет догоняет, усмехается:       — Развязывать твои ботинки долго, Ксюш.       — Окей, твои возьму, — задирает она нос и забирает одну чашку. Зоя держится ещё семь секунд, пока они дверь не закрывают, и целует Ксюшу в губы.

***

      После обеда их компанию разбавляет Плотников. Он, едва завидев Зою, морщится, словно у него все зубы разом заболели, а Ксюша улыбается напоказ широко.       — А вы что, всё-таки спелись? — не сдерживается он, то на Ксюшу, то на Зою пальцем указывая.       Ксюша только плечами пожимает — она знает, что у Плотникова какие-то тёрки с Зоей постоянные были, пока его на парковку не сослали, кажется, с её же подачи. А Зоя тянет лукаво:       — Ты не представляешь, насколько, — усмехается, к работе возвращаясь, и Ксюша губу закусывает.       Что в Лёше хорошего есть — так это понимание, правда, иногда ему напоминать приходилось, когда пора было это понимание включать и затыкаться. И Ксюше очень не хочется, чтобы он вопросы лишние задавал. Пусть знает, если Зою это не волнует — но только без вопросов!       И Лёша, ещё раз взглядом оценивающим их окинув, кивает медленно и молчит.       — Ладно, — хлопает в ладоши, садясь напротив Зои. — Чем займёмся?       — Ты не нашёл кого-то смекалистого мне в коммуникации? — спрашивает Ксюша отрывисто из-за компьютера. — А то ещё сутки и придётся искать ещё одного.       — Кстати, по поводу этого…       Хоть кто-то приносит хорошие новости!       Плотников рассказывает, что уже с понедельника подконтрольный ему аналитический отдел будет работать в полном составе.       — Прекрасно, Лёш. Потому что если так, то оставь там вместо себя человечка, а я тебя третьим замом назначу.       — То есть как — третьим? — выдыхает Плотников, и Ксюша поднимает на него недовольный взгляд: ну что за тупые переспрашивания?       Зоя, впрочем, тоже непонимающе на Ксюшу смотрит, брови выгнув:       — Зачем должности плодить? Нужен тебе зам толковый — так смести этого, Упыря своего.       — На кой ляд он вообще тут сидит?       Ксюша закатывает глаза с тяжёлым вздохом.       — Чтоб он потом мне на голову снова откуда-нибудь не упал. Тихомиров его в прошлом году в минкульт сместил, так Набережная его потом куратором сюда вернула. Помним, к чему это привело? — кажется, у Зои глаз дёргается, а Лёша разряжается понятливым «А-а-а» и поднимает ладони. — Пусть лучше под присмотром будет. А ты — третьим. Скворцову мне поднатаскаешь.       — Кого?       Зоя прыскает, а Ксюше приходится подробнее Лёшу в курс дела вводить.       Вот ведь веселье начнётся…