Из праздности любовь

Стыдиться б надо шутки вам дурной, В насмешку вдруг ухаживать за мной. Елена, “Сон в летнюю ночь”       Лили давно уже не просыпалась в настолько хорошем настроении — пожалуй, с самого начала февраля.       Небо за окном было пронзительно, нежнейше-незабудковым.       Под одеялом было тепло и уютно.       А от ее кожи до сих пор едва уловимо пахло ментолом после вчерашних поцелуев с Джеймсом Поттером.       Она зажмурилась и расплылась в довольной улыбке абсолютно счастливого человека.       Сегодня все будет иначе.       — С днем святого Валентина! — пропела со своей кровати Марлин, вскинув в воздух ладони. — Я рассчитываю минимум на коробку шоколадных котелков от каждой из вас, дорогие!       — А что ты приготовила для нас? — сонно пробурчала в подушку Алиса.       — Свою безграничную любовь, само собой! И котел, полный пылкой, горячей любви-и-и…       Лили с наслаждением рассмеялась, подхватив последнюю ноту.       — Я вас ненавижу, — обреченно выдохнула Алиса. — Я уже говорила?       — Каждый день в семь утра, как по расписанию, дорогуша! Лилс, ну давай, колись, кого вчера поймала за грязными шалостями на дежурстве?       Лили спрятала раскрасневшееся лицо в подушку и фыркнула.       О, Марлин, дорогуша, ты не поверишь, если скажу.       Лили и сама-то еще не до конца верила, что видела то, что видела.       Однако картинка все еще четко стояла перед глазами, и что-то подсказывало, что еще нескоро сотрется из памяти.       Сев и Блэк, перепуганные, как первокурсники, которых впервые поймали гуляющими по замку ночью, но по-прежнему прижимающиеся друг к другу в весьма недвусмысленных объятиях — воротник у Сева помят, галстук сбит набок, у Сириуса рубашка вытащена из брюк, и, кажется, его колено просунуто между ног Северуса…       Определенно, стопроцентно сцена, которую Лили классифицировала бы как «грязные шалости».       Но рассказать об этом она не может, по крайней мере, пока.       Хорошо, что у нее есть и еще одна история со вчерашнего дежурства.       — Алису, — произнесла она с хитрой улыбочкой, отнимая от лица подушку, — и Фрэнка. В теплице.       — Лили! — страдальчески вскрикнула Алиса под довольный хохот Марлин.       — О-о-о, нет-нет, продолжай, Лилс! Давай пощадим нежные уши Алисы и обойдемся без подробностей, но просто скажи мне: Фрэнк, как настоящий джентльмен, теперь обязан на ней жениться?       Лили сделала вид, что раздумывает над вопросом, постучав указательным пальцем по губам, и уверенно кивнула:       — Определенно. И как можно быстрее.       — Ой, да ну вас! — Алиса, красная до самых ушей, вскочила с постели и поспешила спрятаться в ванной.       Лили рассмеялась.       До чего же чудесный день!       Когда она, собравшись, спустилась в гостиную, ей на запястье спланировала птичка из золотистой фольги, заколдованная кем-то весьма талантливым: на ней легко можно было разглядеть каждое перышко и даже маленькие глазки-бусинки. Никакой записки или подписи не было, но угадать отправителя было несложно.       Золотой сниджет в натуральную величину.       Лили обвела взглядом комнату, и наконец-то нашла лохматую макушку Джеймса Поттера. Сердце подпрыгнуло в груди и губы сами собой расплылись в широкой улыбке. Джеймс, уже готовый к новому учебному дню, с сумкой с учебниками наперевес, разговаривал с Римусом Люпином около входа в гостиную, то и дело взъерошивал и без того до невозможности растрепанные волосы, и оглядывался, как будто очень кого-то ждал.       Он поймал взгляд Лили и улыбнулся в ответ.       Она чуть приподняла запястье и одними губами прошептала “спасибо”.       — Прости, Лунатик, я… иди без меня, в общем, ладно? Встретимся на завтраке?       — А где Сириус?       — А, он позже спустится. Пришел сегодня чуть ли не под утро, я его еле растолкал сейчас!       — Где он был всю ночь?       Джеймс наклонился ближе к другу и пробормотал что-то невнятное, но, по мнению Лили, очень похожее на «брал бастион, наверное».       «Идиот», — беззлобно подумала она, закатив глаза.       Знал бы он, что бастион сдался еще до полуночи…       — Привет, сниджет, — Джеймс Поттер уже оказался прямо перед ней, улыбчивый и до невозможности привлекательный.       — Привет, ловец, — ответила Лили, с трудом удержавшись, чтобы не спуститься на пару ступенек вниз и не поцеловать его в кончик смуглого длинного носа.       — Я могу проводить тебя до Большого Зала?       — Почему бы и нет, нам в любом случае по пути.       До чего же все-таки удобные мантии у учеников! Можно идти рядом по коридорам, тайком переплетая пальцы, а тяжелые шерстяные складки надежно спрячут ваш маленький секрет от любопытных глаз. И для всех вы — всего лишь парочка одноклассников, обсуждающих предстоящие уроки по пути на завтрак.       Только про уроки в их обсуждении и слова не было.       — Нет, — неверяще протянул Джеймс, повернув к Лили голову, — ты просто смеешься надо мной, да?       — Поверь, такая шутка мне и в голову бы не пришла.       — Сириус?       — Ага.       — И Снейп?       — Его зовут Северус. Он, возможно, уже парень твоего лучшего друга, стоит запомнить его имя, — с удовольствием поддразнила его Лили.       Джеймс покачал головой.       — Невероятно.       В этом году к празднику замок украсили бесчисленными пионами из розовой вафельной бумаги и золотистым конфетти, которые сыпались на учеников с потолка, но пропадали, стоило ему только коснуться чего-то. Яркие самолетики записок летали туда-сюда, как стайки райских птичек. Оживленные несмотря на раннее утро ученики, с ворохом валентинок или целыми пакетами конфет-«поцелуйчиков» в блестящей фольге, беззаботно болтали, совершенно не озабоченные домашним заданием по трансфигурации. Кажется, если бы сегодня учителя вдруг объявили внезапные внеплановые экзамены, на это обратили внимания не больше, чем на Филча с метлой.       Впрочем, учителям такое и в голову не пришло бы. Они могли сколько угодно жаловаться на день святого Валентина и грозиться его вовсе отменить, но что-то подсказывало, что они и сами получают от всей этой цветочно-конфетной суеты неподдельное наслаждение.       — Лили, — вновь заговорил Джеймс, и на этот раз голос у него был серьезным. — Ты должна сказать им правду.       Она кивнула.       — Да, я как раз намерена сделать это прямо сейчас. Тянуть дальше просто нельзя.       — Они будут в ярости.       — Не сомневаюсь. Меня наверняка ожидает длинная отповедь, возможно, несколько неприятных ссор и наказание долгим молчанием, но, надеюсь, что моя промашка быстро сотрется осознанием того, что между ними все взаправду.       — Невероятно, — вновь повторил Джеймс, мотнув головой. — Поверить не могу, что мы все это обсуждаем абсолютно серьезно.       — Ты против? — вскинула брови Лили. — Их самих, в смысле, не обсуждения.       Джеймс задумчиво покусал изнутри щеку.       — Какое это имеет значение? — ответил он в конце концов. — Сириус не мой домашний эльф, он волен делать все, что пожелает. Что до Снейпа… — и он издал тяжелый страдальческий вздох, — он бы все равно вечно крутился рядом, если мы с тобой… так пусть его хоть Сириус отвлекает.       — А я вот рада, что все так повернулось, — бесхитростно заявила Лили, в очередной раз сжав его пальцы в укрытии мантий. — Мне кажется, они… м-м-м, подходят друг другу.       — Что ж… возможно. Если подумать…       Окончание предложения утонуло в невообразимом гуле.       Лили сама не заметила, как они добрались до Большого Зала, и теперь с удивлением уставилась на шумную толпу школьников, сбившихся около дверей и горячо что-то обсуждающих.       Нет, она помнила, что в день святого Валентина Хогвартс неизменно превращался в гудящее осиное гнездо, но…       Не настолько же?       Рядом Джеймс шумно втянул носом воздух.       — Что происходит? — спросил он.       Лили мотнула головой.       Среди учеников, практически каждый из которых крепко сжимал в руках лист возмутительно-розового пергамента, Лили разглядела Марлин и Алису, которые с одинаково хмурыми выражениями лиц смотрели в один такой пергамент на двоих. Почувствовав на себе взгляд Лили, Марлин подняла голову… и, к большому удивлению, нахмурилась еще больше.       Алиса тоже ее заметила. В отличие от Марлин она, хоть и выглядела недовольной, все же направилась к Лили. Клочок пергамента был у нее в руках.       — Лили, — тихо начала она, — Это ведь какая-то ошибка, да?       Она протянула розовый листок Лили, и та только теперь поняла, что это очередной выпуск школьной газеты, посвященный дню святого Валентина.       Первой ее мыслью было: какой кошмар, Джоркинс все-таки написала про нее и Джеймса!       Однако чем дальше она читала статейку, пафосно озаглавленную «Любовь — игра», тем больше у нее сжималось от ужаса сердце. Потому что лучше бы Джоркинс просто написала про нее и Джеймса.       Это хотя бы было правдой.       Но во вчерашнем монологе, произнесенном Лили, она сделала акцент на ином.       Несмотря на то, что апрель, месяц самых отчаянных розыгрышей, еще не наступил, настоящие мастера своего дела не привыкли сидеть сложа руки. Однако кто бы мог подумать, что в этом году корону отпетой насмешницы стоит отдать тихоне-старосте из Гриффиндора?       Лили Эванс, королева угнетенных и храбрая воительница за правила и мораль, в этом году решила играть по-крупному, сделав ставкой не что иное, как сердце своего так называемого «лучшего друга»…       Она не стала читать статью целиком — ее начало подташнивать еще от первого абзаца, но даже пробежавшись по строчкам взглядом, Лили ужаснулась.       Как ловко Берта извернула ее собственные слова, как виртуозно ухитрилась добавить к ним вырванные из контекста и явно подслушанные слова Сириуса, превратив его из жертвы вроде Северуса в… ее коварного сообщника.       … «мне все равно, действительно все равно, что я втянула в это Северуса»…       … «я ведь хотела — на самом деле где-то в глубине души очень хотела — проучить и его тоже. Потому что это показалось мне забавным»…       … «И я хотела, чтобы он узнал об этом, чтобы я могла без угрызений совести… перестать с ним разговаривать»…       …Точно неизвестно, в какой конкретно момент Сириус Блэк решил поддержать коварный план, придуманный рыжей ведьмой. Впрочем, этому соблазнителю не впервой разбивать сердца мимоходом — ткните в любую девчонку в Хогвартсе, и попадете в ту, что ревела из-за Сириуса. Так что стоит ли удивляться, что Блэк, которому все-таки, кажется, место было под змеиными знаменами, пожелал перевернуть игру и выйти из нее победителем?..       … «А ему это лишь на пользу пойдет. Да, ты его подружка, конечно, но даже ты должна признать — у Снейпа мало шансов завести в школе настоящий роман. Если, разумеется, ты не вызовешься добровольцем. Нет?»...       … Северус Снейп, без сомнения, не входит в число вызывающих сочувствие персонажей, однако, как кажется вашей преданной редакции, даже он не заслуживает такого обращения от того, кого считал подругой…       … Для чего именно Сириус Блэк решил объединиться в этой сомнительной шутке с Лили Эванс? Точно неизвестно. Однако если вспомнить, что Эванс — редкая пташка, которая еще не просыпалась в кровати Блэка, а тот любит сложные задачки… мы бы настоятельно советовали Джеймсу Поттеру приглядеться к этим двум, дабы не оказаться следующей жертвой бессердечной парочки.       Когда Лили закончила читать, руки у нее заледенели, а пальцы почти онемели — так крепко она вцепилась в бумагу.       — Лили, скажи, что это неправда, — раздался рядом умоляющий голос подруги.       Ей было плевать. Она не собиралась тратить время на объяснения перед Алисой или Марлин, их мысли по поводу этой статейки не имели никакого значения.              — Разумеется, неправда! — услышала она позади возмущенный голос Джеймса.       Но сейчас даже он не имел значения.       Вслепую всучив кому-то листок, Лили бросилась в Большой зал в надежде… впрочем, она сама не знала, на что вообще надеялась.       На то, что Северуса там не было, вот на что.       На то, что он по заведенной привычке забудет про завтрак, увлекшись изучением собственных записей, и пропустит весь этот лживый, ядовитый ажиотаж.       В дверях Лили врезалась в третьекурсницу со смешными хвостиками, но промчалась мимо, даже не извинившись. Сердце колотилось как заведенное. Казалось, все вокруг смотрят на нее, и ждут фееричного финала от начатого Бертой спектакля.       Если бы Лили не видела газету, то, наверное, не заметила бы ничего необычного в поведении учеников — скучные переговоры за факультетскими столами, передача друг другу цветастых праздничных открыток, взрывы смеха и споры по поводу последней булочки на тарелке.       Но она видела.       Да и все, казалось, уже видели — так много ярких розовых всполохов мелькало между темными школьными мантиями.       Взгляд Лили устремился к столу под слизеринскими знаменами.       Пусть его там не будет.       Пожалуйста…       Нет.       Когда она встретила его взгляд, дыхание перехватило.       Лили знала достаточно хорошо: Северус обычно долго накапливал гнев и держал лицо, прикрываясь горькими комментариями и язвительными смешками, но когда терпение подходило к концу, это легко было понять — по горящим от гнева глазам, полыхающим щекам и напряженной венке на лбу.       И сейчас ожидала именно этого.       Никак не пустого мрачного взгляда и застывшей бесстрастной маски на бледном, точно гипсовом, лице.       В кулаке, побелевшем от силы, с которой он его сжимал, безжалостно смялся ядовито-розовый уголок.       Надо было подойти, но ноги словно налились свинцом. Этот каменный черный взгляд пригвоздил ее к полу лучше заклинания вечного приклеивания, и разворошил мысли в голове, как кочерга — угли.       Лили требовалось гораздо больше времени просто для того, чтобы понять, что сказать.       А пока она могла только смотреть, как никогда желая, чтобы прямо сейчас Северус решил испробовать на ней свои таланты легилимента. Насколько бы это было проще — он бы просто увидел правду, понял…       Но пока она стоит в двадцати футах от него, ничего не выйдет.       Северус выглядел… непривычно, и когда она поняла, в чем именно, сердце затопило щемящей горечью. Воротник белой рубашки был накрахмален и выглажен, галстук аккуратно повязан, мантия выглажена. Кончики волос, аккуратно расчесанных, все еще были чуть влажными.       Северус выглядел так, словно старался кому-то понравиться.       Он наконец-то моргнул, оборвав их бессмысленный зрительный контакт, и отвернулся.       Лили вздрогнула. Нельзя было дать ему уйти.       Она открыла рот и…       — Северус!       Это был не ее голос.       Обернувшись, она увидела возле гриффиндорского стола Сириуса Блэка, который яростно распихивал в стороны всех, кому не посчастливилось оказаться у него на пути.       Судя по несколько безумному взгляду, он тоже уже прочитал главную сплетню дня.       Сириус был быстрым — запросто мог бы стать в магловском мире легкоатлетом — поэтому, когда беззвучное заклинание ударило его в грудь, уже почти добрался до стола Слизерина. Зал осветился яркой белой вспышкой, и Блэк, подлетев на добрых шесть футов, сделал в воздухе изящный переворот, как в замедленной съемке, а потом по широкой дуге начал падать. Заклинание отбросило его почти к самым дверям: он лишь чудом не задел затылком массивный каменный факел прежде, чем с опасным глухим звуком упал на пол.       Невообразимый шум в Зале достиг небывалого уровня. Сразу несколько человек — девочек по большей части — бросились к Сириусу на помощь, а Лили, погасив огонек беспокойства, поспешила прочь от однокурсника, в другую сторону — туда, где, прикрывшись поднявшейся суматохой, Северус скрылся за дверью позади профессорского стола.       Кажется, кто-то окликнул ее непривычным к возражениям требовательным тоном.       Плевать.       — Сев!       Вот теперь прозвучал ее собственный голос, надорванный от бега и испуга, жалостливый, почти неприятный.       Северус остановился, сгорбив и без того ссутуленные плечи.       После ярко освещенного Большого Зала полутьма в узком коридоре, ведущем к подземельям, давила на глаза.       — Сев, прошу, выслушай меня…       — А что, Джоркинс ты успела рассказать не все?       С трудом выстроенная фраза оборвалась, как нитка на непрочных бусах, и слова рассыпались, затерявшись в темных углах.       — Сев… — только и сумела выдавить из себя Лили.       От старого детского прозвища Северуса передернуло.       Постепенно привыкшие к темноте глаза разглядели выступившие желваки на скулах и мелко подрагивающие пальцы, по-прежнему крепко стиснутые в кулак.       — Не стоит тратить на меня слова, Эванс.       И вот это холодное, нарочито-равнодушное “Эванс” ранило гораздо больнее, чем можно было подумать.       — Ты же не думаешь, что…       Это же неправда! Сев, ну неужели ты поверишь Джоркинс, а не мне и… Сириусу?       С губ Лили сорвался нервный смешок.       Зря. Кажется, он стал последней каплей.       — По-твоему, я слепой идиот? — в конце концов, гнев всегда одерживал верх над сдержанностью ее лучшего… бывшего друга. — Ну давай, попробуй соври, что не думала каждый день о том, как бы поскорей от меня избавится! Сальноволосый носатый Нюнчик — слишком тяжелая обуза для безупречной гриффиндорской старосты! Скажешь, нет? Я все видел, — тяжелый мрачный взгляд впился ей в переносицу, — каждый блядский день видел, что ты только и ждешь повода отшвырнуть меня, как налипший на ботинок шматок грязи, который мешает тебе выглядеть в доску своей для новых замечательных друзей-гриффиндорцев, таких богатых, красивых, веселых и совсем не… не странных!       Он выпалил эту тираду на одном дыхании, но под конец привычно стал спотыкаться о слова, как происходило всякий раз, когда он наконец-то начинал задумываться, что говорит.       Ответить Лили было нечего. Горько, но пока что Северус не произнес ни единого слова, которое она могла бы оспорить.       Он действительно был для нее обузой. Случайным другом с детской площадки, которого Лили искренне считала крутым до того момента, как приехала в школу и увидела, как выглядят по-настоящему крутые ребята. Постыдным знакомством. Неловкой кислой улыбкой в ответ на бесконечные “и почему ты с ним общаешься?”       Они никогда не были настоящими друзьями, что бы там ни думал о них Римус Люпин. Лили точно это знала. Она видела настоящих друзей — как Алиса и Марлин, или Джеймс с Сириусом. Таких, у которых, кажется, даже сознание одно на двоих, когда один начинает фразу, а второй с легкостью ее подхватывает. Когда все секреты — общие. Когда точно знаешь, что можешь прийти в любое время и с любой проблемой, и тебе помогут — даже просить не надо. Когда за тебя заступаются, даже если ты не прав.       Вот только теперь Лили понимала, что она сама не позволяла их дружбе с Северусом стать такой. Крепкой. Близкой. Настоящей.       Почему?       «Потому что он парень.»       Потому что, с вероятностью процентов в восемьдесят, он в был влюблен в Лили, и она хотела держать его на почтительном расстоянии, чтобы не дать ложной надежды. До вчерашнего вечера она бы дала этому процентов девяносто пять, но это было до того, как в этом графике возникла переменная «Блэк».       — Ты мой друг, Северус, — наконец произнесла Лили. — Я бы не поступила с тобой так.       Но с таким же успехом могла бы не говорить ничего вовсе.       — О, не переживай, я тебе верю, — дрожащие губы Северуса растянулись в неискренней улыбке, словно кто-то просто подвязал уголки его губ за ниточки и потянул в стороны. — Такая прямолинейность была бы мелковата для подружки самого Джеймса Поттера, да? Или все-таки подружки Блэка? Прости, я не до конца разобрался — все эти гриффиндорские мудилы для меня на одно лицо.       Задетая, Лили нахмурилась.       — Разве? Кажется, ночью ты вполне себе понимал, чье лицо… — она закусила губу, не позволяя собственной обиде заглушить разум. Он имел право сердиться и выпускать колючки. Она — нет. Не сейчас. — Нет. Давай поговорим, Сев. Нормально поговорим, дай мне возможность объясниться. Послушай, Сириус же…       — Блэку чертовски повезло, что я его не прикончил.       Что-то в этом ледяном ровном тоне было просто кричаще-фальшивым.       Лили моргнула. Точно. Как она могла упустить?       У него же разбито сердце. Вдребезги. Он уверен, что лучшая подруга предала его. Уверен, что старый враг унизил его. Враг, который…       Ох, старина Шекспир от таких сюжетных поворотов сгрыз бы свое перо до основания.       Лили вдруг стало невыносимо жалко Северуса — мальчишку из неблагополучного района, которому всю жизнь недоставало любви и заботы, а даже те немногие крохи, что выпали на его долю — безжалостно отобрали чужие лживые слова, в которые он по наивности своей верит.       Наверное, что-то отразилось на ее лице — что-то, что неожиданно привело Северуса просто в бешенство.       — Не смей жалеть меня! — выпалил он, всем корпусом подавшись вперед, как готовая к нападению хищная птица. — Не смей! Мне не нужна жалость от паршивой маленькой…       Нет!       — Северус Снейп, замолчи сейчас же, пока не произнес слов, которые не сможешь взять обратно!       Ее голос, внезапно впервые за весь разговор обретший твердость и былую звонкость, эхом отразился от глухих каменных стен и как будто заполнил собой весь воздух вокруг.       Лили знала, какое слово осталось непроизнесенным.       Необратимое. Недопустимое.       Непростительное.       То, что висело над их головами как дамоклов меч столько лет.       Северус моргнул, запнувшись на полуслове, и поперхнулся набранным в грудь воздухом. Весь гнев, который поддерживал его, лопнул, как перекачанный воздушный шарик, в одно мгновение, стоило ей только замолкнуть.       Как будто невидимый кукловод решительно обрезал руководившие им нити — Северус обмяк и ссутулился, пылавший еще мгновение назад взгляд опустел, уголки губ скорбно поникли. Казалось, еще чуть-чуть — и он осядет на пол безвольной грудой черной ткани.       Лили, напротив, была на взводе. Ее даже потряхивало. В голове безудержным пчелиным роем вились мысли, которые невозможно было усмирить хотя бы на миг, чтобы вытянуть одну, самую нужную. Она столько должна ему сказать!       Но что именно?       — Все не так, — глухо произнесла Лили, когда последний отзвук ее грозного предостережения сменился тишиной.       Северус мрачно усмехнулся.       — О, не трудись. Молодец, Эванс. Давно пора было поставить меня на место. Передай своему подельнику мое искреннее восхищение его актерским талантом. И привет — Туни. Она будет в восторге. Все. Хватит с меня львов, — последнее он едва слышно пробубнил себе под нос, и Лили услышала только из-за хорошей акустики в коридоре.       Он повернулся, чтобы навсегда уйти из ее жизни — мрачный, тощий, ядовитый подросток, которого она совсем не хотела терять.       Лили с внезапным приступом воодушевления бросилась было за ним, чтобы вцепиться в потертую ткань рукава и заставить выслушать ее, донести до его непробиваемой чугунной башки, что верить Джоркинс — последнее дело…       — Мисс Эванс.       Она резко обернулась. Тусклый свет из арочного проема, ведущего в Большой Зал, перекрывала массивная фигура Горация Слизнорта.       Как долго он простоял там?       — Профессор МакГонагалл настоятельно желает видеть вас в своем кабинете, — не характерным для него непререкаемым тоном произнес декан Слизерина.       Надо же. Слизнорт всегда недолюбливал Северуса, это ни для кого не было секретом, — его предвзятое равнодушие можно было увидеть невооруженным взглядом на любом из уроков зельеварения. Несмотря на все таланты Северуса, на то, что любое зелье с самого первого дня учебы он заканчивал варить намного раньше других учеников, он никогда не приносил факультету баллов, полученных от своего декана. И никогда не мог найти у него защиты от насмешек и издевательств гриффиндорцев. Так насколько же правдоподобными выглядели писульки Джоркинс, раз сейчас декан Слизерина безоговорочно принял сторону пусть и нелюбимого, но своего ученика, и предпочел его самой любимой ученице?       Неудивительно, что Северус купился.       Впрочем, к черту и Слизнорта тоже. И МакГонагалл. Дамблдора. Самого министра — и того к черту!       Даже если за попытку поговорить с Северусом ее ждал Азкабан, Лили все равно не отступила бы. Она собралась закончить начатое и последовать за Северусом… но тот уже успел скрыться в темноте лестничного пролета.       — Идемте, мисс Эванс, — сухо поторопил ее Слизнорт.       Когда она вернулась в Большой зал, там творилась неописуемая неразбериха — под потолком парили сотни почтовых сов, разбрасывая разноцветные блестящие валентинки в невообразимом количестве, Флитвик вцепился в ухо ревущему Гилдерою Локхарту, выговаривая ему что-то пронзительным голосом, девчонки с младших курсов хлопотали над едва пришедшим в сознание Сириусом Блэком, Джеймс около профессорского стола яростно спорил с МакГонагалл, чей грозный вид мог бы заставить стыть кровь в жилах даже у саламандры…       Лили обвела эту сцену бессмысленным взглядом.       А потом ее взгляд зацепился за жидкие длинные косички на смятой форме Рейвенкло.       Берта, чтоб ее, Джоркинс.       Наверное, что-то в глазах Лили обещало скорую, долгую и мучительную расправу, потому что Берта прочистила горло, воровато оглянулась по сторонам, и безуспешно попыталась вернуть на лицо маску насмешливого превосходства.       — Чего тебе, Эванс?       Лили прикрыла глаза и сделала глубокий вдох.       — Ах, ты… лживая беспринципная сука!       Берта и пискнуть не успела, когда Лили набросилась на нее с кулаками — она никак не могла знать, что под личиной сдержанной старосты Гриффиндора, способной отыскать компромисс в любой ситуации, по-прежнему пряталась Лилз из Коукворта, которую собственная сестра звала не иначе как «оторвой», — скорая на острый язык и расправу.       Лили наконец-то добралась до этих проклятых косичек, и с воинственным кличем дернула на себя Берту, свалившись в неуклюжих объятиях на пол. С дикими звериными воплями они принялись кататься по холодному каменному полу, пытаясь ногтями оцарапать друг друга как можно сильнее, выдернуть клок волос или отвесить пощечину.       — Ты… бессовестная!.. мерзкая!..       И Лили наконец-то позволила себе расплакаться.       Шум вокруг стал оглушающим — их потасовку заметили, а вокруг все еще ухали недовольные суматохой совы, все еще ругались профессора, все еще голосили студенты…       Кто-то крепко перехватил Лили поперек талии и буквально силком отцепил от Берты — в пальцах у нее так и остались несколько длинных волосин, выдранных из растрепавшейся косы.       В нос пробился запах ментола.       Через пару мгновений, когда алая пелена злости наконец-то рассеялась, Лили поняла, что ее намертво, как буйную, обхватывает руками Джеймс, приподняв так, что носки ее туфель даже не касаются пола.       А перед глазами зловещей луной маячило бледное от ярости лицо Минервы МакГонагалл.       — В мой кабинет, — дрожащим от эмоций голосом приказала она. — Немедленно.       Что ж, вот и фееричный финал.