Из праздности любовь

Пока стоял я праздно и смотрел, Родилась вдруг из праздности любовь. Люченцио, «Укрощение строптивой»       — Ты сделал что?!       Сириус был готов, поэтому ловко увернулся от полетевшей в его сторону баночки с сушеными цветками барвинка.       Миртл над головой радостно захлопала в ладоши.       Ну… в общем-то, реакция весьма предсказуемая — надо совершенно не знать Северуса Снейпа, чтобы предположить, что он примет подарок с благодарностью. Ну и ладно: зато те пару мгновений, когда Северус хлопал ресницами, переваривая только что услышанное, дорогого стоили.       — Записал тебя на конкурс! — повторил Сириус. И на всякий случай отошел ближе к кабинкам, чтобы укрыться от очередного снаряда. — На конкурс по зельеварению.       — Зачем?       — Что значит «зачем»? — развел руками Сириус, указывая на устроенную вокруг Снейпа подпольную лабораторию. — Потому что ты один из немногих в этой школе, кто заслуживает там быть! Эти твои записи поверх указаний старины Бораго — что, думал, я не заметил? Ты учебник переписал целиком!       — Я не просил… — обиженно пробурчал Снейп, но, кажется, стадия швыряния хрупкими предметами уже прошла, так что Сириус рискнул покинуть убежище.       — Ну, в этом своего рода концепт «подарка», Северус. Тебе не нужно их просить, как правило.       Банка с сушеными тараканами едва не стукнула его по виску.       Черт. Неверно считал обстановку.       — С чего бы тебе делать мне подарки, Блэк?       Сириус прищурился. Интуиция и здравый смысл подсказывали, что упоминать сейчас про День Святого Валентина крайне опрометчиво. А если сказать, что все это ради искренней улыбки, можно и вовсе схлопотать очередным незнакомым заклинанием в лицо.       Гребаный рациональный слизеринец, ну почему с ним так сложно?       — Считай это моей благодарностью, — Сириус еще раз махнул рукой на котелок, над которым мягкими спиралями вился лиловый дымок, — за помощь в щекотливой ситуации.       От собственной лжи его перекосило. Не была это никакая благодарность, награда или уж тем более оплата — но если именно эти слова помогут упрямой змеюке принять заслуженное, то так и быть.       Северус, поджав губы, уставился на банку, зажатую в ладонях. В ней сквозь толстое стекло жемчужно переливались крохотные зубки пикси — весьма дорогая начинка для метательного снаряда. Вероятно, он подумал также, потому что с непривычной осторожностью опустил банку обратно на пол.       — Ладно, — пробормотал он. — Возможно… — и дальше промямлил что-то совсем уж нечленораздельное.       Сириус вздохнул.       — Северус. Снейп, — поправился он, поймав предостерегающий чернющий взгляд исподлобья, — ты должен там быть, пойми. Несправедливо, что ты, с твоими талантами в зельеварении, не имеешь возможности показать себя только из-за того, что не хватает средств на взнос участника!       — Я не нуждаюсь… — взвился было Северус.       — Нуждаешься, — неожиданно для самого себя строго припечатал Сириус. — Ты нуждаешься в том, чтобы тебе помогли. И ничего такого в этом нет. Тебе пятнадцать, Северус! Не зазорно быть на мели в таком возрасте.       Он сделал несколько шагов вперед, деликатно оттесняя Снейпа от ряда стеклянных пробирок, которые можно бы было в него метнуть.       — Если уж тебе так невыносима мысль, что кто-то помог тебе деньгами, воспринимай это как грамотную инвестицию с моей стороны, — Сириус потянулся было, чтобы взять его за руку, но вовремя себя одернул: многого захотел! — вернешь с процентами, когда станешь всемирно известным и богатым как Крез зельеваром. Но это все еще подарок, — многозначительно выделил он, — и ты вовсе не обязан что-то возвращать или давать взамен.       Снейп явно колебался: глядел исподлобья, как бездомный кот, который не верит, что ему дали еды просто так.       — Ладно, — в конце концов повторил он с тихим вздохом. И потом, подумав, едва слышно добавил: — Спасибо.       Сириусу показалось, что что-то расцвело внутри после этого. Не что-то. Целый сад. Он и не думал, что простая благодарность, пусть даже такая неловкая, от этого невозможного человека, способна настолько окрылить. Как будто он совершил настоящее волшебство в ситуации, где магии не существует. Пожалуй, в последний раз он испытывал подобное, когда Лунатик слезно благодарил их после первой совместной ночи полнолуния.       Осознание, что ты что-то сделал правильно.       — У меня тоже есть… подарок, — прокашлялся Снейп и принялся копаться в карманах, — но это скорее шутка — я не ожидал, что ты додумаешься на самом деле что-то мне дарить, так что вот…       И он протянул Сириусу валентинку.       Обычную валентинку из тех, которые в невообразимом количестве продаются в Хогсмиде в преддверии праздника. На этой конкретной был изображен черный щенок — немного похожий на Бродягу, — с зажатым в зубах алым сердечком.       Заинтригованный, Сириус раскрыл открытку. Внутри, в окружении золотистых вензелей, было написано:

Розы алые,

Фиалки голубые,

Сегодня ты разлюбишь меня,

И это здорово!

      Убористый мелкий почерк Снейпа выглядел на ярком сахарном фоне чужеродным.       Сириус почувствовал странное опустошение и желание «случайно» пнуть котелок с готовым зельем.       — Забавно, — сказал он вместо этого со слабой улыбкой.       Надо же. Он ведь совершенно забыл, что сегодня все может закончиться.       Странное ощущение: это ведь неправильно, когда ты не хочешь, чтобы наложенное на тебя заклинание пропало? Как будто оно на самом деле сделало тебе целым, а до этого ты ходил обломанной половинкой и все не понимал, что с тобой не так.       У Сириуса никогда не было проблем с личной жизнью. Какие проблемы, при его красоте, уме, родословной и обаянии? Полный набор по разбиванию девичьих сердец в комплекте — и ошеломительное чувство юмора в подарок. Скромность закончилась, увы.       И, в общем-то, у него была не личная жизнь, а ворох валентиновских открыток. По историям о свиданиях легко можно было бы составить альманах «сотня самых романтический вариантов провести вечер», который включал бы и ужины на астрономической башне при свечах, и неожиданные пикники на берегу озера, и наблюдение за звездами на опушке Запретного леса — там, где порой можно увидеть перламутрового от лунного света жеребенка единорога…       Как в лучших романтических романах, которые многие девчонки украдкой почитывали под столом во время завтрака.       Возможно, именно поэтому все это казалось Сириусу немного надуманным? Словно злобный гений вписал его на страницы романа в дешевой бумажной обложке, и теперь он был вынужден играть роль идеального лорда МакКрасавца.       Ситуация со Снейпом же была совершенно иной, как ни парадоксально.       Там, где Сириус под одуряющим действием зелья должен был обернуться чайной мадам Паддифут в человеческом обличье, он, напротив, чувствовал себя более нестоящим. Потому что то, что он чувствовал, было куда приземленнее прошлых влюбленностей. Напрочь лишено надуманной позолоты. Сириус с детства знал цену этому «золоту дураков» — его родители были мастерами играть роли образцовых возлюбленных на людях, и превращались в совершенных незнакомцев в стенах собственного дома. Они даже не раздражали друг друга — просто не испытывали друг к другу ничего.       А Сириус испытывал. И раздражение, и зудящее на подкорке желание как в старые-добрые рявкнуть Снейпу в лицо что-то неприятное во время ссор и пререканий, и неловкость, и брезгливую жалость при виде ссутулившихся плеч, желтовато-синих кругов под глазами и сальных волос. И в то же самое время в нем все сильнее росло желание быть рядом как можно дольше, узнать больше… потому что то, что он уже узнал за короткое время их совместных вылазок, просто завораживало. То, что скрывалось под ослепляющей маской давнего школьного недруга — острый ум, схожее с его чувство юмора, щемящая неуверенность, не говоря уже о пронзительном черном взгляде из-под длиннющих, как у девчонки, ресниц, робких мимолетных улыбках и краснеющих от смущения кончиков ушей. Сириусу отчаянно хотелось узнать, чего еще он не замечал в Снейпе раньше? Что еще скрывает в себе этот странный, до пугающего неземной человек?       Будет ли у Сириуса возможность узнать это, если он выпьет зелье? Захочет ли он этого? Или противоядие смоет все приятные мысли как волной, оставив только презрение?       Не хотелось бы.       Однако не стоило забывать, что со стороны Северуса ситуация была куда хуже. Не обязательно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, почему: если у Сириуса есть удобный костыль в виде принятого зелья, которым можно оправдать внезапное желание ластиться словно кот, к тому, кого раньше называл исключительно обидной кличкой, то Северусу нечем было крыть. С чего бы ему не хотеть расколдовать Сириуса? Его очевидно очень тяготит все произошедшее.       Сириус нахмурился. Точно. Для Северуса он — лишь противный школьный хулиган, который теперь категорически отрицает существование личного пространства и границ приличия. Наверное, он дождаться не может, когда зелье закончит действие.       Да нет, не наверное — это же прямым текстом написано в валентинке!       И все-таки — Сириус закрыл открытку, прикусив губу — все-таки как все могло бы повернуться, не будь он на протяжении целых пяти лет полным, непроходимым идиотом? Хватило бы ему прозорливости, которой он хвастался перед друзьями, чтобы разглядеть в куске хмурого, увлеченного темными искусствами угля драгоценные проблески?       — Дурацкая открытка, — пробурчал, потирая шею, Снейп, явно заметив его задумчивость. — Не стоило ее покупать.       — Нет-нет, очень остроумно! Спасибо.       Так у Сириуса хоть что-то останется на память об их коротком перемирии.       — Ну, зелье готово, — напомнил Северус.       — Точно.       Никто не сдвинулся с места.       Потом Снейп, словно опомнившись, наклонился и зачерпнул нежно-сиреневую прозрачную жидкость, перелив ее в пробирку.       — Должно хватить, — сказал он, передавая пробирку Сириусу.       — Ага.       Все внутри противилось самой идее сделать глоток, как будто ему передали отраву, а не противоядие. Гладкий холод стекла обжигал. Их пальцы разделяли считанные миллиметры — чуть сдвинь, и почувствуешь теплую кожу…       Сириус не хотел пить это зелье.       Не потому, что боялся, что оно испорчено и может навредить — напротив, потому что теперь, узнав Северуса лучше, понимал — оно сработает как должно. Выжжет из его сердца все то странное, незнакомое, пугающее и восхитительно теплое, что поселилось там с недавних пор.       Сириус поднес пробирку к губам. Замер.       — Слушай, — начал он, — я хочу прояснить: когда зелье сработает, это вовсе не будет означать, что все станет по-старому, понимаешь? Мы с ребятами не будем тебя больше донимать. Никогда. Честное слово.       — Хорошо, — кивнул Снейп. Его сосредоточенный взгляд был прикован к зажатой в пальцах Сириуса пробирке.       Тот вновь поднес зелье к губам — так близко, что ощутил тонкий аромат масла черных роз.       — И еще, — вспомнил он, — может, мы могли бы иногда садиться вместе на занятиях? Ну, на зельеварении, например? Попрошу Джеймса — он с радостью поменяется с тобой местами! Если захочешь, конечно. Я мог бы помочь тебе нашинковать мандрагору — у меня же неплохо получилось, да? А ты бы рассказал, что придумал на конкурс…       — Угу, — буркнул Снейп.       — Ой, а еще…       — Да пей ты уже чертово зелье, Блэк!       Сириус от неожиданности дернулся, и пара капель выплеснулась из пробирки на пальцы.       Снейп был очень напряжен: сжимал кулаки так, что костяшки побледнели, следил за пробиркой пристально, как за неуловимым снитчем.       «Я люблю тебя», позволил себе напоследок подумать Сириус, впитывая резкие линии его лица: высокие, истощенно-острые скулы, плавная горбинка и острый кончик носа, тень от ресниц на щеках, бледные губы. «Люблю», повторил он, примеряя эту мысль. Горькая и как будто неуместная, она вместе с тем разливала в груди мягкое, словно бы давно знакомое и желаемое тепло.       — Да… да. Точно.       Сириус выпил залпом, прекрасно понимая: еще одна секунда — и он придумает новую глупость, чтобы оттянуть решающий миг.       Зелье на вкус оказалось как выдохшееся цветочное вино, на удивление неярким, приглушенным и простым. После него на языке осталась легкая кислинка, а по позвоночнику пробежал холодок, рассыпавшись искрами в пальцах.       И все.       — Ну как? — дрожащим голосом спросил Северус. — Подействовало?       Сириус моргнул. Снейп смотрел на него своими глазищами, распахнутыми в нетерпеливом ожидании, кусал бледные губы, нервно мял длинными пальцами мантию… и, вдохнув полной грудью, Сириус ощутил тяжелый, густой, травянистый запах полыни, начисто смывший цветочное послевкусие.       Волна облегчения накрыла с головой.       Вместо ответа Сириус сделал шаг вперед, быстро наклонился над опешившим Снейпом и запечатлел на его губах мимолетный поцелуй.       — Нет, — с улыбкой выдохнул он.       Это был даже не поцелуй толком — намек, набросок, легкая тень, нечто, что легко можно пропустить, моргнув, — но Северус будто окаменел, как от наложенного проклятья.       Разлившаяся мгновение назад по телу Сириуса волна сковалась льдом.       Что он наделал?       — Прости, — виновато пробормотал он, выставив перед собой ладони, — я повел себя как полнейший идиот, прости, пожалуйста, я клянусь, я больше никогда…       Кретин, ну какой же кретин! Давай, конечно, целуй его, как будто он твоя собственность, как будто все твои слова и поступки не ранят его острыми ядовитыми шипами прямо под старую броню, как будто имеешь хоть какое-то право вообще вести себя как ни в чем не бывало. Выпитое зелье? Пять лет издевательств и насмешек?       Не помню, значит, не было, дай лучше себя пощупать в темном углу.       Он не то что Северуса — он вообще никого не заслуживает, тупоголовый осел! Его надо изолировать от приличных людей, чтобы не лез, куда не просят.       — Блэк…— пробился сквозь поток мысленного самобичевания сдавленный голос.       Сириус вздрогнул.       Снейп смотрел прямо ему в глаза, и на лице у него вновь появилось то же выражение, что и в Запретном лесу, когда он расплакался.       Сердце сжало тисками стыда.       — Я…       — Ну почему, почему ты такой? — простонал, измучено прикрыв глаза, Снейп. — Как ты это делаешь? Почему я не могу…       Сириус собирался повторить извинения за свое нелепое поведение — сотни извинений, если понадобится, — но не успел.       Потому что тонкие пальцы вплелись в волосы, ложась на затылок.       Сквозь горьковатый запах полыни пробилось что-то новое: нежное, мягкое и цветочное.       И неуверенные, обветренные губы, которые он разглядывал недавно, прижались к его собственным.       Сириусу потребовалась пара секунд, чтобы до конца понять, что произошло. Что это Северус, отчаявшись облечь в слова все, что думал, сделал шаг вперед, обхватил его за шею, потянув к себе, и поцеловал — и вот это уже был самый настоящий поцелуй, полноценный и, пусть и весьма неопытный, зато пылкий. И очень, очень, до головокружения сладкий. Как глоток Феликс Фелицис. Как осознание, что то, о чем ты так долго мечтал, наконец-то сбылось.       Испугавшись, что Северус вот-вот одумается и отпрянет, не дав ему как следует себя распробовать, Сириус торопливо положил обе руки ему на талию — Мерлин, до чего же он худой! — и притянул ближе. Это, впрочем, оказалось лишним: никто и не собирался отстраняться.       Совсем даже наоборот.       Сириус тихо застонал, когда его нижнюю губу слегка прикусили, а после тут же неуверенно провели по укусу языком, будто бы прося разрешения.       К черту.       К черту.       Он слишком долго сидел у закрытой кондитерской.       Теперь он намеревался попробовать все, что будет предложено.       И он обхватил лицо Северуса ладонями, большими пальцами поглаживая выступающие скуловые косточки — и углубил поцелуй. Так, как давно хотел. Так, как делал в своих бесконечных снах, что заставляли его просыпаться с трясущимися от наслаждения коленками.       И мысль, беспечно выпущенная пару минут назад, забилась в голове рвущейся на свободу птицей:       Люблю, люблю, люблю…       Движения, поначалу неуклюжие, стали увереннее, когда они наконец-то подстроились друг под друга — как два кусочка головоломки. Идеально. Сириус позволил себе выпустить Северуса из рук — теперь было не страшно, что тот отстранится — и, скользнув по грубой ткани рукавов, дотянулся до ладоней на своей шее, чтобы переплести их пальцы.       Северус что-то мягко выдохнул прямо в поцелуй.       Сириус ответил улыбкой и очередным легким, невесомым касанием губ.       Это пьянило лучше, чем самый выдержанный виски из отцовских запасов. Лучше, чем смешанное с зельем эйфории вино на свадьбе Андромеды. Лучше, чем любое из существующих любовных зелий.       Сириусу стыдно было рушить столь возвышенные мысли, но кое-что весьма приземленное начало обращать на себя внимание — в его штаны словно василиск заглянул, и он с трудом удержался от того, чтобы не вжаться стояком в Северуса только для того, чтобы проверить, совпадают ли их пошлые подростковые намерения.       Но он не стал бы. Он джентльмен, в конце концов.       А вот Северус, дитя северных трущоб, сдерживаться не привык.       Он требовательно простонал, легонько подтолкнув Сириуса к ряду покосившихся раковин у стены, так, что тот уперся копчиком в холодный фаянсовый край. А потом… Дыхание перехватило. Это что, сон? Потому что он почувствовал легкие, прохладные, дрожащие касания голой кожей. Пальцы Северуса — его восхитительные, красивые, с ума сводящие пальцы, — жадно пробрались под мантию и рубашку Сириуса к груди.       Это невероятно.       Сириус принялся целовать еще сильнее, еще неистовее, пытаясь одновременно в ответ проникнуть руками сквозь бесконечные слои ткани, в которую Северус был завернут как в подарочную упаковку.       Он попросит Эванс сварить бассейн ее зелья, если понадобиться. Он будет купаться в нем. Он больше никогда не позволит лишить себя этих ощущений.       Звук открывшейся двери заставил их синхронно повернуть головы, как испуганных кроликов.       На пороге застыла Эванс собственной персоной — в школьной форме, со значком старосты на мантии и с зажатой в руках палочкой.       И с самым неописуемым выражением лица, которое Сириус когда-либо видел.       Она смотрела на них.       Они смотрели на нее.       Северус дернулся было — его ладони все еще лежали на груди Сириуса, — но тот лишь притянул его ближе: возможно, если на Эванс не реагировать, она уйдет.       Лили вдруг с трудом оторвала от них взгляд и медленно повернулась в сторону.       — Нет… Нет, профессор МакГонагалл, тут никого.       И закрыла дверь, оставив их.       Точно! Сегодня же канун Дня всех влюбленных! Традиционный ежегодный отлов старостами и профессорами зажимающихся в темноте парочек!       Что ж, выдержка Эванс впечатляла — она ни единым мускулом не показала, что увидела в заброшенном туалете нечто из ряда вон выходящее.       Жаль только… ее неожиданное появление на сцене все испортило.       Сириус осторожно перевел взгляд на Снейпа, готовый к тому, что увидит на его лице выражение первобытного ужаса или, может быть, даже гнева.       Вместо этого Северус — очаровательно раскрасневшийся, растрепанный, с опухшими от поцелуев губами — фыркнул:       — Видел? Она…       — Да, — кивнул Сириус, с трудом сдерживая улыбку, — как олениха в свете фар!       И они расхохотались, сбрасывая напряжение.       А потом, когда Северус, отсмеявшись, вновь потянулся к нему за поцелуем, что вызвало целый ураган из бабочек в животе, Сириусу пришлось приложить всю силу воли, чтобы остановить его тихим:       — Северус, ты… уверен?       Снейп замер, дернул плечами и кивнул.       — Я сделал все, что мог. Это противоядие, что ты выпил — ничего настолько же сильного пока не придумано, и это не пустое хвастовство. И если оно не сработало… тогда я даже не знаю, что может сработать в принципе. Не в моих силах заставить тебя избавиться от этого наваждения, а я… я больше не могу находиться рядом и не… — и он покраснел.       — Это может плохо закончиться, — сам толком не понимая, зачем это делает, попытался образумить его Сириус.       — И наверняка так и будет, — очередной серьезный кивок. — Но я всю свою жизнь принимаю ужасные решения, а это… хотя бы будет того стоить. Но мы можем пойти к Дамблдору и все ему рассказать, не упоминая, с твоего позволения, Лили, если ты все-таки хочешь пытаться и дальше…       — Сказать тебе, чего я хочу? — нетерпеливо перебил его Сириус. — Я хочу подхватить тебя на руки, усадить во-о-он на ту раковину в углу и заставить тебя кончать с моим им…       — Заткнись, ради всего святого! — расхохотался, отпихнув его, Северус.       Но все равно позволил снова себя поцеловать.       И Сириус приглушил тоненький голос совести, все еще нашептывающий, что происходящее неправильно. Если завтра Северус, опомнившись, захочет забыть об этом вечере — а такое может произойти с неприятно высокой вероятностью, — Сириус напротив, будет лелеять память о нем еще долго.       До тех пор, пока не разлюбит.       Возможно, до конца своей жизни.