Из праздности любовь

Отныне мы с тобою в дружбе, фея, И завтра в полночь во дворце Тезея Торжественную пляску проведем, Благословим союз его и дом. Оберон, «Сон в летнюю ночь»       Лили была намерена идти до конца. Ей не терпелось, наконец, покончить со всей этой неразумной беготней — сама мысль о том, что придется еще один день тревожиться, выжидая и вылавливая взглядом в переполненных коридорах Берту Джеркинс…       — Не будет ее там, — сонно пробурчал Джеймс, тем не менее, послушно следуя за ней по темным лестницам. — Поздно уже.       Лили отмахнулась от него, как от назойливой мухи.       Где находится редакция школьной газеты — а вернее, бывшая кладовка, которую Берта путем бесконечных заявлений в школьную администрацию и писем в попечительский совет отвоевала от угодий Филча, — Лили помнила смутно. Ей ни разу не приходилось там бывать, хотя в начале года ее фотографию напечатали в приветственном номере вместе с остальными старостами. Вроде бы она должна быть на третьем этаже, недалеко от портрета Гермеса Лаудли, первого главного редактора «Ежедневного Пророка». Но точнее…       — Ты хоть знаешь, куда идти? — в голове Поттера зазвенела плохо скрываемая насмешка.       Лили нахмурилась.       — Разумеется.       Почему этот третий этаж такой огромный? Она точно натыкалась на портрет Лаудли раз или два, не мог же он просто исчезнуть со стены!       — Тогда почему мы идем совершенно в другую сторону?       Лили резко остановилась, и Поттер впечатался ей в спину, обдав раздражающим мятным запахом, от которого у нее мурашки по спине бегали.       — Ты знаешь, где находится редакция? — сухо поинтересовалась она.       Поттер хмыкнул над ухом.       — Знаю. Пит одно время вел в газете колонку с меню обедов.       — Поттер…       — Прости! Но ты казалась такой целеустремленной… я не идиот, чтобы вставать на пути у летящего бладжера.       — Ты буквально на прошлой игре именно это и сделал!       — О, так ты все-таки следишь за моими играми?       Лили сдалась. Откинула назад голову, уперевшись макушкой ему в грудь, и посмотрела на триумфальную ухмылку, расплывшуюся на его губах.       — Когда ветер заглушает все, что ты говоришь, ты кажешься чуть менее невыносимым, Поттер, — пробормотала она с ответной улыбкой.       Мгновение спустя она вздрогнула: большие горячие ладони легли на талию, притянув ближе в осторожном объятии.       — Лили…       Интересно, если она разрешит Севу швырнуть в нее парочкой заклятий, он сможет ее простить за то, как предательски затрепетало сердце? Или лучше поступить по-взрослому и признаться откровенно, пусть и придется выслушать нудную ворчливую лекцию?       Ах, если бы только Лили верила, что этим и обойдется…       «Ну надо же», — у внутреннего голоса вновь прорезалась ехидца Сева, — «пару дней назад ты, помнится, вовсе собиралась избавиться от обузы в виде коуквортского дружка, а теперь переживаешь, как он отнесется к твоим лобызаниям с Поттером?»       — Так где редакция? — спросила Лили, остановив Джеймса в миллиметрах от ее губ.              Он разочарованно вздохнул.       — Там никого не будет. Спорим?       Спор он выиграл. Тяжеленная дубовая дверь кладовки с клочком пергамента вместо таблички оказалась закрыта на нелепо громадный амбарный замок. Лили бессмысленно уставилась вперед: на пергаменте круглые, большие буквы складывались в слово «редакция» с жирной кляксой на конце.       — Ну, убедилась? — Поттер мягко потянул ее за мантию. — Идем.       — Я останусь.       — Да чтоб тебя, — едва слышно выругался он под нос. — Будет тебе, Сниджет. Я верю, что аппетит к сплетням у Джеркинс звериный, но не настолько же, чтобы она в редакцию посреди ночи неслась, как на кухню за булками?       — Я просто… — голос предательски сорвался в булькающий всхлип.       «Просто… что? Устала? Хочу закрыть глаза, а, открыв их, понять, что ничего не произошло и все мне привиделось? Хочу постыдно опустить руки, позволив Северусу самому страдать от последствий? Сказать ему, что он сам виноват в произошедшем? Что я виновата? Разрыдаться? Что?»       — Я знаю, — Джеймс Поттер, забавно поджав губы, отвел упавшую ей на глаза длинную прядь.       Она хотела поцеловать его. Хотела, чтобы он поцеловал ее в теплице, и пять минут назад в коридоре — чтобы все эти неслучившиеся поцелуи сбылись и не мешались с чувством вины.       — Я хочу спать, — в конце концов со вздохом произнесла Лили, потому что легче было заснуть и разобраться с ворохом противоречивых чувств завтра, на свежую голову.       Джеймс кивнул.       — Дельная мысль.       Когда Лили прошла тем же путем на следующий день, все уже казалось реальным и простым. Был ли тому причиной многоголосый гул в коридорах, или яркий солнечный свет, клиньями падающий сквозь узкие окошки-бойницы, или то, что она наконец-то выспалась как следует, совершенно непозволительно проспав первый урок, — к черту, объяснится с профессором Спраут позже! — но она вновь была собрана и точно знала, что и для чего делает. Приятно было вернуться к прошлой себе.       На этот раз замка на двери не было, а за ней что-то гудело, трещало и шипело, явно намекая на присутствие в кладовке главного редактора и ее помощника.       — Ты как будто собираешься сражаться с Бертой на дуэли, — послышалось сбоку.       Лили уже даже не вздрогнула: голос Джеймса Поттера за последнее время стал привычным и больше не вызывал желания шипеть в ответ рассерженной кошкой.       — Надо будет — и сражусь, — сузила глаза Лили.       — Не драматизируй. Хотя, надо признать, тебе к лицу воинственность. Эй, писаки, здорово!       Поттер раскрыл дверь, не церемонясь, и его коренастая широкоплечая фигура тут же словно бы заняла все крохотное пространство внутри.       На кладовке явно использовали заклинание незримого расширения, потому что там, где по идее ничего, кроме пары швабр и горы тряпок поместиться не могло, вполне свободно стоял целый печатный станок. Правда, остальным обитателям комнаты рядом с этим пыхтящим здоровяком явно было тесновато: стол главного редактора (а на деле притащенная из пустого класса обшарпанная парта) прижимался к дальней стене, густо увешанной первыми полосами прошлых выпусков и фотографиями. Берта, сидевшая за столом с пером и пергаментом, была так крепко зажата между стеной и столешницой, что с трудом дышала. Локхарт, будь кладовка хоть чуть-чуть просторнее, наверное, суетливо бегал бы из одного конца в другой, заправляя пергаменты в станок, но в столь стесненных условиях просто вертелся из стороны в сторону, как обезумевший метроном.       Ввалившийся внутрь Поттер захватил то немногое свободное пространство, что еще осталось.       Лили очень хотела остаться снаружи — представшая картина вызывала острый приступ клаустрофобии, — но, выпустив из легких весь воздух, тоже протиснулась внутрь.       — Что вы здесь делаете? — пискнула Берта. Локхарт одновременно с этим заверещал:       — Сюда нельзя! Нельзя! Фотографии… пленка… нельзя посторонним!       — Умолкни, Гил, — сурово шикнул Поттер, и мальчишка тут же заткнулся.       Лили никогда прежде настолько не восхищалась Джеймсом.       — Что вам нужно? — повторила Берта, поправляя очки. Кончик носа у нее был перемазан в чернилах.       — Что ты прочла в дневнике Пиппы? — выпалила Лили еще до того, как Джеймс хотя бы открыл рот.       Глазах Джоркинс сверкнули.       — Ах, вот оно что. А я-то подумала, вы пришли по поводу своего тепличного свидания.       Лили сжала кулаки, впившись ногтями в тонкую кожу на ладонях.       Она так ненавидела вездесущую Джоркинс прямо сейчас!       — Что. Ты. Там. Прочла?       Берта нарочито небрежно пожала плечами и принялась почесывать кончиком пера подбородок.       — О, много всякого. У Монтгомери хороший слог. Меткие метафоры. Она могла бы стать хорошим журналистом, если бы интересовалась чем-то за пределами своей косметички.       Невероятно довольная придуманной остротой, Берта улыбнулась. Она явно наслаждалась положением: даже Локонс перестал носиться по комнате и теперь воззрился на коллегу с неожиданным почтением, как будто перед ним была не полноватая прыщавая девчонка в криво застегнутой рубашке, а, как минимум, Джоан Бэйкуэлл.       Лили закатила глаза. Джеймс фыркнул.       — Так что именно вас интересует? — невозмутимо продолжила Берта, смахнув несуществующую пылинку с пергамента. — Коллекция порнографии под подушкой Кингсли Бруствера? Тайный роман Петтигрю и Синтии Уотсон? Не делай такие глаза, Поттер. А может…       — Прекрати этот цирк сейчас же! — выкрикнула Лили, и с удивлением услышала в голосе истеричные нотки — один в один как у Петуньи, доведенной их с Севом шуточками до белого каления. — Тебе прекрасно известно, что дело в Бруствере и не в Петтигрю…       — Говори за себя, — робко вставил Поттер.       Лили не глядя шикнула на него.       — Тебе прекрасно известно, — с нажимом повторила она, впиваясь сердитым взглядом в Берту, — что я пришла из-за того, что ты могла — или не могла — прочитать о Северусе. О моем Северусе.       Краем глаза она заметила, как Поттер дернулся, будто хотел сказать что-то. Но он промолчал.       Зато не промолчала Берта.       — О твоем?.. Мерлинова борода, Эванс, да ты полна сюрпризов! Что же ты обжимаешься с капитаном квиддичной команды, если уже окрестила своим другого, а? Поттер, а ты не хочешь поделиться мыслями по этому поводу? Я запишу, выйдет материал для первой полосы! — открыто издевалась Джоркинс.       — Кем ты себя возомнила, Джоркинс — Ритой Скитер? — опасным низким тоном произнес Джеймс.       Рита Скитер выпустилась из школы всего пару лет назад, но, вроде бы, уже блистала статьями в «Пророке» — Лили не была подписана на газету, поэтому не читала ничего из-под ее пера и не могла сказать точнее, однако в среде волшебников имя Риты было на слуху весь последний год.       Берта нахохлилась, поджала губы, готовясь защищаться…       Нет, так не пойдет. Если сейчас поскандалить с Джоркинс, она ни за что не признается, что знает и как намерена распорядится этой информацией.       — Перестань, пожалуйста, Джеймс, — примирительно вздохнула Лили, пусть даже внутри у нее все клокотало от гнева, — она права. Я… я… — горло пережало, — я просто ужасная.       И вот тут все случилось.       Когда Лили еще не получила письмо из Хогвартса и ходила в самую обычную младшую школу Коукворта, расположенную в бывшем здании завода по переработке угля, на одном из уроков они делали в качестве проектов вулкан. Простенький эксперимент: смесь пищевой соды и уксуса давала обильную шипящую пену, извергающуюся из самодельных гор. Для наивных дошколят — невиданное чудо.       И сейчас Лили чувствовала себя так, словно все это время, с самого начала февраля копила в себе соду, и на нее вдруг щедро плеснули уксусом. Только вместо едко пахнущей пены она стала исторгать слезы — неудержимые, внезапные и жгучие.       — Лили… — мягко начал было Поттер, но она упрямо мотнула головой, отворачиваясь.       — Я кошмарная, чудовищная… дрянь! Все это должно было стать просто шуткой, не должно было зайти так далеко, но из-за моей беспечности, из-за того, что я даже не подумала… Хотя нет, кого я обманываю — все я подумала! — она всплеснула руками и принялась расхаживать по комнате, бесцеремонно толкая остальных на ходу. — Правда, в которой мне даже себе не хочется признаваться, в том, что мне было действительно все равно, что я втянула в это Северуса. Я была… не то, чтобы обижена, просто до предела раздражена им, и так устала притворяться, что все в порядке, и между нами ничего не изменилось… и я ведь хотела — на самом деле где-то в глубине души очень хотела — проучить и его тоже. Ведь могла же выбрать кого угодно! Влюбить Блэка в МакГонагалл, или в Поттера, или в портрет Полной дамы… но я выбрала Северуса. Потому что это показалось мне забавным. И, возможно, я хотела, чтобы он узнал об этом. Разозлился. Сорвался. Так, чтобы я могла без угрызений совести… перестать с ним разговаривать. А когда мой план вдруг сработал, да еще так хорошо, когда Блэк вдруг решил как будто специально еще и подбросить дров в огонь… я просто испугалась!       Лили остановилась и принялась растирать по щекам слезы. Затянутые пеленой глаза плохо различали происходящее вокруг, но она вполне могла представить выражение ошарашенности на лице Джеймса и остальных. Однако еще не все слова были высказаны — они бурлили внутри и подступали к горлу, и не было никакой возможности удержать их внутри.       — Так что вот. Я вовсе не такая хорошая, как ты думал. И бегаю по этим несчастным девчонкам, уговаривая их простить засранца Блэка и не рассказывать о произошедшем, только потому, что дала заднюю, и потому… что теперь, кажется, не хочу, чтобы Северус переставал со мной разговаривать. Вот, — она судорожно всхлипнула. — Я плохая подруга. И плохой человек. И нарушила уйму школьных правил. Берта, если тебе нужна статья для газеты, напиши лучше об этом. Не трогай Северуса. Пожалуйста.       — Хорошо.       Лили показалось, она плакала так долго, что у нее в ушах зазвенело. Не может же такого быть, что это действительно был голос Берты Джоркинс?       — Ч-что? — сорвано спросила она и в недоумении посмотрела на Джеймса. Он тоже это слышал?       Судя по взгляду, направленному на Берту, да.       — Хорошо, — закатив глаза, повторила Джоркинс и отложила в сторону перо. — Я принимаю твои условия.       — Правда?       — Не беси меня, Эванс. Ты подкупила меня рыданиями, но я могу и передумать.       — Но, Берта… — захныкал Локхарт, потрясая в воздухе стопкой свеженапечатанных газет, — статья…       — Напишем новую. Время есть. И, раз уж Эванс так любезно предложила… так как, говоришь, давно вы с Поттером обжимаетесь по теплицам?       Спустя одно очень унизительное интервью, за время которого Берта выжала из них двоих все соки и заставила краснеть так, как никогда в жизни, Лили наконец оказалась на свободе.       Во всех смыслах.       — Что ж, это было… — со смешком начал Джеймс, но так и не придумал, как закончить, поэтому просто развел руками.       Лили в ответ неловко усмехнулась и потерла щеку, все еще пылающую румянцем. Они задержались на открытой галерее между крыльями замка, чтобы проветриться — небо впервые за несколько дней слепило чистой синевой, морозный воздух пощипывал кожу и приятно холодил. Где-то вдалеке над квиддичным полем наматывали круги вышедшие на тренировку игроки в квиддич. Внизу по двору черными муравьями лениво перемещались высыпавшие на время перемены студенты, тоже жаждущие вкусить редкие в феврале ясные деньки.       В груди теперь стало пусто, свободно и чисто. Было ли это последствием истерики и всплеска давно подавленных мыслей, или же она просто наконец-то могла вздохнуть свободно?       Опасность миновала.       Все хорошо.       И только одна мелочь по-прежнему лежала на дне души тяжестью.       — Джеймс, — Лили оперлась о парапет и заправила за ухо волосы, которые так и норовил растрепать ветер, — я должна признаться кое в чем. По поводу зелья…       — А, — тихо произнес Джеймс, не отрывая внимательного взгляда от неба на квиддичным полем, — в том, что не было никакого зелья, да?       От неожиданности Лили едва на перевесилась через парапет — локоть соскользнул с покрытого наледью камня.       Она посмотрела на Джеймса. Джеймс посмотрел на нее.       В глазах, ярко-ореховых на солнечном свету, явно читалось ожидание.       — Откуда ты…       Он тяжело вздохнул.       — Значит, все-таки правда.       — Как ты узнал?       — Сложил несколько кусочков головоломки. Все из-за Питера — он все это время вел себя так, словно ничего и не произошло. Я никак не мог понять: ну как можно настолько мало внимания уделять друзьям, чтобы даже не заметить, что Сириус теперь влюблен в Снейпа? А потом я и сам стал анализировать. И понял, что с тех пор, как Сириус выпил твое, э-м-м… что бы там ни было, — он задумчиво почесал подбородок, — он не стал говорить о Снейпе больше, чем обычно. Ну и… я, разумеется, не хотел в подобное верить, но теперь…       Он вдруг со стоном потер ладонями лицо, подняв на лоб очки.       — Ну за что мне это, а? Почему все, кто мне дорог, каким-то образом зациклены на проклятом Снейпе? Что в нем такого? Я… Лили, я…       Джеймс вздохнул еще раз, собираясь с мыслями. На лице у него было написано выражение такой смиренной беспомощности, что Лили тут же захотелось обхватить его щеки ладонями, разгладить пальцем морщинку между бровей и произнести что-то успокоительное и глупое, как делали героини в маминых романах. Кто бы мог подумать, что беспомощный мужчина может выглядеть так притягательно?       — Черт, — выпалил Джеймс, потирая ладонью шею, — я никогда не понимал, как ты вообще можешь с ним дружить, но теперь, после этой твоей речи, знаешь… кажется, я недооценил, насколько он для тебя важен. В общем, если хочешь быть с ним, скажи мне отвалить — я так и сделаю, торжественно клянусь! Правда, теперь тебе нужно учитывать, что придется соперничать с Сириусом, а он не из тех, кто легко уступает и…       Он так и не закончил мысль. И Лили даже не сразу поняла, что это потому, что она целует его — так, как и хотела: обхватив щеки, привстав на цыпочки, прижимаясь всем телом. Горячо и порывисто, и так сладко, что хотелось застонать от наслаждения прямо в обветренные губы, и в то же время было страшно сделать что-то, что могло спугнуть это хрупкое волшебное мгновение.       Но Джеймс притянул ее за талию ближе, обжигая горячей кожей даже сквозь мантию, запустил пальцы в волосы, и мгновение все длилось и длилось, безупречное, долгожданное…       — Какой же. Ты. Идиот. Джеймс Поттер, — горячо шептала Лили между поцелуями.       Он улыбнулся — и, святые небеса, какой же ошеломительно-прекрасной была улыбка на его припухших и покрасневших губах!       — Да уж, — пробормотал Джеймс, прислонившись лбом к ее лбу, и прикрыв глаза — кажется, я не все понял верно. Действительно, идиот.       И вот теперь, подумала Лили, все на самом деле было хорошо.