MGPD Preferences

— Букет для самого прекрасного в мире мужчины, — объявляет Т/И, подскакивая к Диме и с довольной улыбкой. Он воровато оглядывается по сторонам, чувствуя, как его щеки загораются, но цветы все же принимает. Такие моменты возникают нередко, Т/И почти всегда заканчивает раньше и приходит его встречать после работы, и нередко она что-то придумывает — то придет с букетом, то принесет что-нибудь вкусное, то вовсе организует им свидание. И поначалу Диму это серьезно смущало. Он-то воспитывался в мире, где именно мужчина должен всем этим заниматься, именно мужчина должен делать поступки, но Т/И раз за разом рушила все стереотипы. «Я не привыкла сидеть у окошка и ждать принца на белом коне», — с улыбкой пожимала плечами она. Дима очень старался ей соответствовать, но все равно чувствовал, что делает недостаточно, что она вкладывается в их отношения куда больше. Но постепенно он свыкся. Если его любимой девушке так комфортно, если она действительно хочет сделать ему приятное, то почему он будет ей запрещать? И все же он по-прежнему испытывает неловкость, когда коллеги видят, как она дарит ему цветы или делает что-то еще, что считается стереотипно мужскими шагами. Хотя он никогда об этом не скажет, конечно. — Вот этими вот руками для тебя собирала, между прочим, — довольно говорит Т/И, и Дима хмурится. — Ты что, опять позарилась на городские клумбы? Т/И молчит некоторое время, а затем взрывается смехом, взяв Диму под руку. — Обожаю, когда ты включаешь строгого полицейского, — заметив напряженный взгляд Дубина, она все-таки сдается и добавляет: — Не волнуйся ты. Они вдоль дороги росли, как сорняки, вот и нарвала. Между прочим, можно сказать, что я даже помогаю городу. Да, с Т/И невозможно соскучиться. Она может разворошить городскую клумбу, а затем броситься подкармливать бездомных котят, может вдруг начать петь на площади, а потом втянуть в танец несколько гуляющих ребят вместе с их родителями. Дима за такой живостью своей девушки не успевает, и ему сложно свыкнуться с ее характером. Это ее отношение к миру восхищает и пугает его одновременно. И все же он готов мириться с тем, насколько они разные, потому что он действительно ее любит. Она любит жизнь. А Дима любит ее. И он не хочет, чтобы какие-то ваши различия оборвали ваши отношения.

***

— Ты в порядке? — нахмурившись, спрашивает Дима, когда видит ждущую его возле участка Т/И. Вопреки своему обычному поведению, она не подскакивает к нему, а остается сидеть на скамейке перед участком. Она выглядит немного бледной и словно бы не выспавшейся, а когда Дима подходит к ней ближе, она даже не поднимается и так и остается сидеть. — Да, все хорошо. Просто немного… устала. — слабо улыбается она. — Снова не спала? — укоризненно качает головой он. Дима уже не раз сталкивался с тем, что Т/И, когда не остается у него, может забывать о сне и о еде. Когда они ночуют вместе, Дубин хотя бы может следить за этим, но она уже несколько дней не оставалась у него, и Дима совсем не уверен, что она спала хотя бы пять часов за ночь. Поэтому то, что она выглядит бледной его беспокоит, но нисколько не удивляет. Т/И виновато пожимает плечами и делает попытку встать, но снова оседает на скамейку, приложив руку ко лбу. — А ела? — хмурится Дубин. Такого состояния у Т/И не бывало уже очень давно. — Немного, — слабо улыбается она. Т/И уже пару раз теряла сознание на глазах Димы. В первый раз он запаниковал и даже отвез ее в больницу, но там им сказали, что ничего страшного не произошло. Простое переутомление вкупе с сильной жарой. И сейчас тоже жарко, поэтому Дима просто залезает в рюкзак, достает бутылку воды и протягивает ее Т/И. А затем терпеливо ждет, пока она послушно пьет. — Лучше? — напряженно спрашивает Дима, и Т/И слабо кивает. — Немного. Сейчас, — она прикрывает глаза и некоторое время сидит абсолютно неподвижно, а потом наконец тяжело поднимается. И ей правда, кажется, становится немного лучше. По крайней мере, до квартиры Димы она доходит без приключений, а там Дима насильно усаживает Т/И за стол и накладывает ей целую тарелку риса, который приготовил днем раньше. — А можно?.. Т/И замирает, словно пытаясь подобрать слово. Дима прищуривается и перебирает в голове, что она могла бы попросить, оглядывает стол и понимает: — Вилку? — Да, точно. Это тоже происходит нередко. Т/И и раньше-то частенько забывала простые слова, а сейчас такое стало происходить еще чаще. Сама девушка списывает все это на возраст и на то, что ее с самого детства обучали английскому: «Сложно помнить язык, когда их тебе впихивают два одновременно». Поэтому Дима привык и научился угадывать, что именно она хочет сказать, прежде, чем она подберет нужное слово. — Спасибо, — улыбается она и отставляет тарелку. Дима кажется, что все хорошо. Ему кажется, что все в порядке, до самой ночи, когда Т/И вдруг вскакивает с кровати и несется в туалет, ощутимо покачиваясь. Дима обеспокоенно хмурится, следует за ней и замирает, когда видит ее, склонившуюся над унитазом. Ее рвет, в глазах появляются слезы, и она беспомощно поворачивается к Диме в промежутке между приступами тошноты. — Дим… Голова болит. Тогда все начинает рушиться.

***

— Давай, — выдыхает Т/И, глядя на себя в зеркало, и Дима поджимает губы. Т/И любила свои волосы, она придумывала тысячу разных причесок, у нее было много заколок, бантов, лент и просто украшений, которые она активно использовала, и сейчас, когда она стала терять волосы целыми клоками, расставаться с ними ей, должно быть, ужасно обидно. — Только не вздумай побриться со мной за компанию, — улыбается она. — Пусть хоть одному из нас можно будет что-нибудь заплести. Дима послушно кивает, включает машинку для бриться и начинает сбривать волосы Т/И. В больнице их отчитали как школьников. Поздно приехали. Не потому, что ночью, а потому, что опухоль успела разрастись так, что уже не вырежешь. И особенности Т/И, вроде ее привычки забывать слова, оказались симптомами стремительно развивающегося рака. Если бы только он узнал раньше… — Ты все еще обижаешься? — спрашивает Т/И некоторое время спустя, и Дима не отвечает. Подождав еще пару минут, девушка добавляет: — Дим, ну я не думала, что это так… серьезно. Почему Т/И не рассказала ему о своих постоянных головных болях? Почему не сообщила об обезболивающих, которые она принимала почти постоянно, просто чтобы справиться с этим? Если бы Дима узнал раньше, то он обязательно отвел бы ее к врачу, и тогда все можно было бы исправить. И пусть ей все же назначили лечение, но врачи ясно дали понять: шансов мало. — Я не обижаюсь, — тихо говорит он, добривая Т/И. — Просто волнуюсь за тебя. — Да брось, тут волноваться-то осталось месяца три, — весело говорит она и усмехается. — Не говори так, — хмуро отвечает Дима. — Ладно, — просто пожимает плечами она и проводит рукой по бритой голове. — Так непривычно. — Да, — выдыхает Дима, глядя на Т/И через зеркало и с неудовольствием замечая, какой уставшей она выглядит. Все рушится.

***

Т/И сгорает слишком быстро. Сначала Диме кажется, что ей становится лучше. Она уже даже не принимает обезболивающие, ее голова болит реже. Да, она по-прежнему забывает слова, иногда чувствует головокружение, но ведь боли нет, а значит… все становится лучше, да? Нет. Спустя месяц лечения ей снова становится хуже. В один из дней она опять падает в обморок, и Дима в срочном порядке везет ее в больницу, где его самые страшные опасения подтверждаются. Т/И умирает, и ничего не может ей помочь. Он смотрит на нее, ее кожа такая бледная, почти серая, а лицо приобрело острые очертания. За последние недели она очень похудела. Как бы Дима ни пытался ее откармливать, чаще всего в конце концов ее все равно рвало. — Выглядишь, как будто мертвеца увидел, — слабо улыбается Т/И. — Ах да, точно. — Перестань, — резко обрывает ее Дима. Она стала слишком часто шутить о смерти, и Дубина это раздражает. Ему кажется, что она смирилась, сдалась, что больше не хочет бороться, пока Дима изо всех сил пытается сделать хоть что-то, чтобы… Чтобы не потерять ее. Дубин ловит себя на подлой, предательской мысли, что Т/И в конце концов ведь все равно будет проще. Она уйдет, а Дима останется собирать осколки счастливой жизни, которая у него когда-то была. И он готов постоянно видеть ее у участка после работы, он готов принимать от нее цветы и ему больше никогда за это не будет неловко, только бы она жила. Пожалуйста, только бы она жила. — Дим, — вздыхает Т/И. — Тут все врачихи такие строгие, а пациенты и того хуже. Хоть ты-то сохраняй позитив. Для меня. И Дима сохраняет. Он изо всех сил старается делать вид, что все хорошо, улыбается, что-то рассказывает Т/И, когда приходит к ней в больницу, выслушивает ее шутки, шутит сам, чтобы затем, вернувшись домой, не сдерживать слезы, рыдать, задыхаясь, выть в голос, выплескивая все, что накопилось. А она так спокойна, как будто ничего не происходит. Она радуется Диме, радуется Игорю, который становится главной его поддержкой, радуется маленьким мелочам, которые приносит ей Дима, радуется даже глупой пачке сока, который в один из дней Дубин приносит по ее просьбе. — Сейчас бы… Она замолкает, старательно вспоминая слово. Кажется, оно так и не приходит ей в голову, а Дима впервые не понимает, что она хочет сказать. — Ну, ягода такая. Красная. Там еще косточка внутри, — объясняет она. — Вишня? — догадывается Дима. — Да, точно, она. Скоро она поспеет? — Через пару недель, наверно, — пожимает плечами Дима. — Так вишни хочется. Ужас просто. Интересно, я доживу до того, как она поспеет. Доживает. Дима приносит ей еще не до конца поспевшую вишню, лишь бы только успеть, потому что Т/И становится все хуже. Когда он заходит к ней, держа в руках небольшой контейнер с ягодами, она хмурится и напряженно на него смотрит. — Привет, Т/И, — осторожно говорит он, и она расплывается в улыбке. — А, Дим, это ты? Врачи объясняют, что она больше не различает лица. Затем она и вовсе перестает видеть все, что происходит слева от нее, поэтому Дима всегда садится справа. Она стремительно догорает, но при этом остается крайне спокойной. Так же спокойно она и уходит. Врачи сообщают, что она просто уснула и не проснулась, и это, наверно, лучший из исходов. Это не так страшно, как чувствовать, ощущать, что через мгновение тебя не станет, наверно. Дима любил ее. А она любила жизнь. Как жаль только, что они оба лишились того, что любили…