MGPD Preferences

Когда звонит телефон, ты вздрагиваешь и открываешь глаза, пытаясь вспомнить, как именно ты заснула и почему сейчас у тебя так болит спина. Голова, к слову, тоже раскатывается, на плечах словно лежит что-то очень тяжелое, и ты пока еще не понимаешь причины своих ощущений, но на душе как-то гадко. Ты переводишь взгляд на спящего в твоих объятиях Игоря. Тот хмурится во сне, беспокойно двигает головой, а к тебе постепенно начинают возвращаться воспоминания последнего вечера. Ты осторожно поднимаешься с дивана, стараясь не разбудить Игоря и быстро идешь к телефону. Ты оглядываешься на все еще спящего Игоря, берешь телефонный аппарат и уходишь с ним в кухню. — Слушаю, — тихо говоришь ты. — Вы Т/И? — вместо приветствия спрашивает звонящий. Ты киваешь, но затем, спохватившись, быстро отвечаешь: — Да. Да, это я. — Я Федя. Ну, Федор. Прокопенко, — человек на том конце явно волнуется, и ты интуитивно понимаешь, что человек звонит тебе по поводу Кости. И Федор спешит подтвердить твои опасения: — Я напарник Кости Грома. Теперь ты вспоминаешь, что уже слышала это имя прежде. Федор Прокопенко был мистическим дядей Игоря. Не родным, конечно, но Костя и Федор за годы знакомства так сблизились, что Игорь уже давно воспринимает его как дядю. А мистический только потому, что вы с ним никак не могли встретиться с самого начала ваших с Костей отношений. Обидно, что первый ваш разговор, пусть и по телефону, происходит при таких обстоятельствах. — Федор, скажите правду… Костя жив? — Жив, — коротко отвечает Прокопенко Это единственное слово заставляет тебя облегченно выдохнуть. Груз, лежавший на плечах с самого твоего пробуждения, наконец спадает, и ты понимаешь, что только теперь можешь по-настоящему дышать. — Как Игорь? — обеспокоено спрашивает Федор. — Он в порядке? — Нет, — честно отвечаешь ты. — Сейчас он спит, но ему здорово досталось. По крайней мере, психологически. — Хорошо, что у него есть Вы, — тебе совсем не нравится, каким голосом это говорит Федор. Как будто… — В каком Костя состоянии? — вырывается у тебя логичный вопрос. Федор на том конце провода вздыхает, и ты сглатываешь, понимая, что больше обнадеживающих новостей не будет. И что ты скажешь Игорю? Сообщить, что папа жив, обязательно надо, даже если все совсем плохо. Игорю нужно знать, что Костя не умер. И ему обязательно нужно дать понять, что он не виноват во всем, что произошло. Даже если он не сразу в это поверит. — Ему досталось, — тихо говорит Федор. — Он пока не просыпался, и врачи не могут сказать, проснется ли вообще. Говорят, он очень нестабилен. Ты сглатываешь. — Человек, который в него стрелял… Он… — Мертв, — тебе чудится, что в голове Федора сквозит что-то, похожее на брезгливость. — Костя убил его, прежде чем… потерять сознание. — Хорошо, — вырывается у тебя, и ты тут же трясешь головой, пытаясь отогнать это странное чувство злорадного облегчения. И все-таки… И все-таки человек, который чуть не убил Костю, мертв. Туда ему и дорога. Хотя Федор эти твои мысли, кажется, не разделяет. — Он должен был гнить в тюрьме, — тихо отвечает он. Так тихо, как будто пытается всячески скрыть дрожь в голосе, которую ты все равно хорошо слышишь. — Слишком легко отделался. Ты решаешь не встревать в этот философский спор, вместо этого прокашливаешься и говоришь: — Где он сейчас? Федор быстро называет номер больницы, и ты хочешь отключиться, но Прокопенко говорит прежде, чем ты успеваешь попрощаться: — Не надо Вам сюда ехать. Все новости я буду сообщать по телефону. Лучше побудьте с Игорем. Если не сообщу я, то сообщит Лена, она тоже знает Ваш номер. Тебе требуется некоторое время, чтобы вспомнить, кто такая Лена, но это имя наконец находится в дебрях памяти. Лена — жена Федора. И конечно, она сейчас там же, в больнице, так же ждет новостей о состоянии Кости. Ты, кажется, и правда там не нужна. Пусть даже очень хочется быть рядом с Костей в этот момент. Хотя бы в одном здании. — Хорошо, — вздыхаешь ты. — Хорошо, Вы правы. Когда ты возвращаешься в комнату, Игоря на диване уже нет, и это плохой знак. Ты подходишь ближе к дивану, как будто он может появиться здесь в любой момент, затем оглядываешься. Комнат в квартире не так много, поэтому найти его не составит труда. В кухне его точно быть не может, ты бы заметила, как он зашел. Ты заглядываешь в ванную, но его там не оказывается, а затем возвращаешься в большую комнату, молясь про себя, чтобы он не ушел куда-нибудь из квартиры. Тогда найти его будет гораздо проблематичнее. Он находится в самом углу комнаты, под рабочим столом. Игорь сидит, прислонившись спиной к стене, сжавшись всем телом, и в этой позе он кажется таким… маленьким. Неудивительно, что ты не заметила его сразу. Ты присаживаешься на корточки и осторожно касаешься отросших спутанных волос. Игорь даже не двигается, продолжая сидеть, уткнувшись носом в колени. — Игорь? — полушепотом обращаешься к нему ты, и мальчик наконец поднимает голову и смотрит на тебя глазами, в которых отражаются совсем не детские эмоции. Не может у ребенка быть такого взгляда. Так могут смотреть солдаты, но точно не дети. Игорь словно и не видит тебя вовсе. На его лицо выражение спокойствия и даже отрешенности, глаза широко раскрыты, рот приоткрыт, он смотрит куда-то за твою спину и никуда одновременно. Ты видела прежде такое выражение лица лишь несколько раз — на картинке в каком-то журнале и в телевизоре, когда в новостях показывали репортаж про Афганистан. Видеть Игоря таким жутко. — Игореш, — ласково обращаешься к нему ты, но он не обращает на тебя внимание. Ты осторожно поглаживаешь его по голове, пока он сидит, парализованный и думает… думает о чем-то, что его пугает. И ты точно знаешь, что это. Ты прикрываешь глаза, стараясь отогнать непрошеные слезы, и вздрагиваешь, когда до тебя доносится хриплый голос. Тебе кажется, что это кто-то другой оказался у вас в квартире, что это не Игорь разговаривает с тобой, потому что его голос как будто даже звучит старше. — Я хочу к папе. Фраза эта совсем детская, но тон, которым это произносит Игорь, больше подошел бы старику, чем мальчишке, который еще вчера мечтал о поездке в Диснейленд и большую часть дня проводил в беготне по улице. — Скоро мы поедем к папе, ладно? — тихо говоришь ты. — Все будет хорошо. — Папы нет, — шепчет Игорь. — Игорь, милый, папа жив. Он жив, слышишь? Я разговаривала с дядей Федей, он сказал, что папа будет в порядке. Эта маленькая ложь кажется сейчас необходимой, но она совсем не действует на Игоря, который снова подает голос: — Папы нет. — Игорь, — твой голос предательски срывается. — Игореш, посмотри на меня, пожалуйста. Ты касаешься ладонями его щек и заглядываешь в его глаза, стараясь найти в них узнавание. По лицу катятся слезы, ты очень хочешь тряхнуть Игоря посильнее, чтобы он пришел в себя, но слишком боишься сделать хуже. — Игорь. Игорь, папа жив, — повторяешь ты. — Он жив, и с ним все будет хорошо. Я обещаю, Игорь, с ним все будет хорошо. После твоего обещания мальчик словно просыпается. Он вздрагивает, несколько раз медленно моргает, а затем смотрит на тебя более осознанно. На его лице теперь растерянность, как будто он и сам не понимает, как здесь оказался, почему вы под столом, и откуда на твоем лице слезы. — Мам? — беспомощно спрашивает он, и от этого короткого словечка в груди щемит. — Папа жив, — еще раз повторяешь ты, окончательно срываясь на рыдание. Очень хочется быть сильной для Игоря. Но больше не получается.