MGPD Preferences

— Я тебя ненавижу, — тихо говоришь ты, глядя перед собой. На Костю ты не смотришь даже. События последних дней раз за разом прокручиваются в голове, и ты сильнее сжимаешь зубы, чувствуя одновременно злость, горечь и жалость. Жалость к самой себе и бедному Игорю, по которому происходящее ударило сильнее всего. Он сейчас где-то с Федором и Еленой. Едва они вошли в больницу, Елена сорвалась со своего места, подскочила к Игорю и отвела его в сторону, полностью переключая его внимание на себя. Ты ей за это благодарна вообще-то, потому что мальчику точно не стоит видеть Костю в таком состоянии. Федор сообщил, что Костя уже приходил в себя, и это хороший знак. Только вот с тех пор он больше не просыпался, и ты невольно задаешься вопросом, а очнется ли он еще? И если нет, то что будет с Игорем? В том, что ты ни за что его не бросишь, ты уверена, но процесс усыновления длительный, и ты очень не хотела бы, чтобы мальчику пришлось провести немало времени в детском доме, пока ты возишься с документами. Ты вообще не хочешь, чтобы Игоря у тебя забрали. Он слишком тебе доверяет и наверняка будет разочарован в тебе, если ты не сможешь ничего сделать и просто позволишь забрать его в детский дом. — Ты слышишь меня? — чуть громче говоришь ты. — Я тебя ненавижу. Злые слова вырываются сами по себе. Ты уже больше не можешь плакать, вся боль постепенно переходит в злость. На себя, на Костю, на мертвого Смирнова, из-за которого Костя вообще оказался в больнице в таком состоянии. — Надо же тебе было в это влезть. Позволил бы ему забрать деньги — и все, — рычишь ты. — Нет, слишком честный. Куда тебя твоя честность привела? В больницу. Костя ведь и правда мог сдаться. Он ведь прекрасно мог позволить Смирнову уйти с деньгами, и тогда он был бы здоров, а тебе не пришлось бы гадать, выживет ли он или стоит подыскивать ему подходящий гроб. От этой мысли становится не по себе. Вообще мысль о Косте в гробу кажется тебе ужасающей. Тогда Игорь точно будет окончательно разбит. — Ты хоть представляешь, что испытывает сейчас твой сын? Ты говоришь тихо, но внутри тебя кипит злость. И ты прекрасно понимаешь, что это странно, глупо, что Костя не виноват в том, что оказался в таком состоянии, но не злиться не получается. — А если бы ты умер? Ты представляешь, что было бы с Игорем? Ты не видел его в тот день, ты не представляешь, каким он был. Кость, он как будто войну прошел! — ты наклоняешься ближе к Грому и цепляешься за его руку. — Ему всего двенадцать! Он ребенок! Костя тебе, конечно же, не ответит. Он по-прежнему лежит на больничной койке, бледный, неподвижный, его грудь едва вздымается, и ты бросаешь быстрый взгляд на мерно пищащий монитор, чтобы напомнить себе, что Костя все еще жив, что он все еще в порядке, что все это временно и скоро он очнется и все снова будет в порядке. — Только попробуй умереть, Гром, — угрожающе говоришь ты, сильнее сжимая его руку. — Только попробуй. Ты прикрываешь глаза, глубоко вдыхаешь и выдыхаешь, пытаясь привести себя в более спокойное состояние. Эта злость иррациональна и все равно мало чем поможет. — Игорь меня мамой назвал, представляешь? — улыбаешься ты. — Наверно, он это от шока, конечно, но я, если честно… была бы не против, если бы он продолжил так меня называть. Ты даже не думала никогда, что когда-нибудь в твоей жизни появится ребенок, которого ты будешь воспринимать не как своего воспитанника или просто случайного знакомого, а как своего сына. Работа в детском доме научила тебя не слишком привязываться к детям, которые находились под твоим присмотром, но Игорь — не один из них. Он сын твоего любимого человека. Хотя тебе почему-то кажется, что даже если бы вы с Костей никогда не встретились, то ты бы, встретив Игоря, не смогла бы относиться к нему иначе. Ты действительно его полюбила. Поэтому сейчас ты так злишься на Костю, лежащего перед тобой. — Я обещаю тебе, Кость, что не брошу Игоря. Даже если с тобой что-то случится. Но я надеюсь, что у тебя достаточно мозгов, чтобы не бросить меня одну. Намек понял? Ты ждешь некоторое время, как будто Костя правда может тебе ответить, а затем с тяжелым вздохом поднимаешься на ноги и идешь к выходу. Игорь вскакивает, разом забывая и про Елену, и про Федора, стоит тебе выйти из палаты. Он подбегает к тебе, и ты видишь по его лицу, что он очень хочет войти к отцу, поэтому спешишь отвести его подальше. — А когда папа проснется? спрашивает он, не сводя напряженного взгляда с двери палаты. — Надеюсь, что скоро, — вздыхаешь ты. — Побудешь еще немного с тетей Леной? Мне нужно поговорить с дядей Федей. Игорь медлит, но затем кивает, а ты беспомощно смотришь на Федора, который спешит подняться и отойти с тобой. — Послушайте, — хмуро начинаешь ты, но Прокопенко прерывает тебя с неожиданно успокаивающей улыбкой. — Давай лучше на ты. И зови меня Федей, ладно? Федор как-то слишком официально. Ты киваешь. — Да, конечно. В общем, я хотела с Вами… с тобой посоветоваться, — сердце в груди стучит в волнении. Тебе очень не хочется говорить все это вслух, но задуматься стоит сейчас. — Я очень хочу верить, что Костя справится, но если нет… Я волнуюсь об Игоре. Не хочу, чтобы его забрали. — Его не заберут, — с уверенностью говорит Федя, а ты думаешь, что он имеет в виду то, что Костя будет в порядке, поэтому пытаешься возразить: — Да, но… — Костя позаботился, когда они с женой только развелись, — спешит объяснить Федя. — Она сбежала и об Игореше явно заботиться не планирует, а Косте нужна была уверенность в судьбе Игоря. Кажется, Прокопенко не слишком любит бывшую супругу Кости. Ни Игорь, ни сам Костя о ней никогда не упоминали, словно ее и вовсе не существовало, и ты вообще-то впервые слышишь хоть что-то о ней. Федя кривится при упоминании бывшей жены друга и продолжает: — В общем, мы с Ленкой оформлены как опекуны Игоря. На случай, если что-то случится. Поэтому вы можете не волноваться, Игореша не останется один. — А, — выдыхаешь ты, а в груди почему-то щемит. — Это хорошо. Почему-то от мысли о том, что Игорь может остаться не с тобой, становится тошно. Чета Прокопенко — хорошие люди, и Игорю с ними наверняка будет лучше, чем с одинокой женщиной, которой почему-то никак не может повезти в любви. А учитывая то, что тебе частенько приходится пропадать на работе, вряд ли ты сможешь дать ему счастливое детство. А вот Федор и Лена смогут. Лена вообще с Игорем возится, как с собственным ребенком, и ты невольно задумываешься, почему же они не завели собственных детей, но этот вопрос решаешь не задавать. Мало ли, что могло случиться. Ты очень не хочешь быть тем человеком, который бередит старые раны просто ради интереса. А может, они и вовсе просто никогда не хотели своего ребенка. Такие люди ведь тоже бывают, верно? Но в любом случае, ты уверена, что с ними Игорь будет в хороших руках. Но почему-то от одной только мысли об этом все равно ужасно противно. Ты слишком привязалась к Игорю, чтобы, в случае чего, просто так позволить семье Прокопенко забрать его к себе. Это ведь тебя, а не Лену, он назвал мамой, когда ему было страшнее всего. Это что-то должно значить, ведь так? Когда Прокопенко отходит, ты отворачиваешься, пытаясь перевести дух. «Господи, Костя, я прошу тебя, только не умирай», — мысленно умоляешь Грома ты. И дело теперь не только в том, что ты просто не хочешь потерять человека, которого действительно любишь. Любишь всем сердцем, любишь так, как никого не любила. Просто в случае смерти Кости ты потеряешь сразу двух дорогих тебе людей. А это слишком много.