Трещащие нити нервов

Все началось с разбирательства над отделом снабженцев. Кейтлин заподозрила их в распиле бюджета. Мол, техника, оружие и даже обмундирование оказались намного хуже, чем планировали в Совете. Особый позор — великолепные хекстековые баллисты, установленные на Вратах как раз на случай вторжения. Четверть не смогла произвести ни одного выстрела — весь хекстек из них достали и перепродали давным-давно. Если бы не это, подвела итог Кейтлин, в сражении с ноксианцами можно было избежать многих жертв. Сначала Вай обрадовалась и подумала, что это дело поможет ей развеяться. Прошло полгода с — с того самого, — а мысли в голове порой начинали пошаливать. Если бы ты была чуть сильнее. Если бы Зверь схватил не ее, а тебя. Если бы… Вай хотела прервать эту канитель бесконечных «если бы», но скоро поняла — махать кулаками в антикоррупционном расследовании бестолку. Кейтлин наносила визиты вежливости зажиточным господам и вызывала клерков на допросы. Лично перепроверяла кипы документов. Инициировала затяжные тоскливые суды, где из пустого переливали в порожнее… От Вай выходило больше проблем, чем помощи. Слова в толщенных папках документов не собирались в цельные предложения: авторы словно нарочно петляли как можно дальше от смысла и сорили запятыми в сложных оборотах, как шпана — лузганными семечками. Допрашиваемых всегда становилось жаль. У них бегали глаза, они заикались и оправдывались. Женщины часто начинали плакать, а мужчины тараторили о детях и женах, стареньких мамах и беззащитных сестрах… Вай тушевалась, зато Кейтлин умела с ними работать. Надавливать на больное. Угрожать — завуалированно и прямо. Кричать, тыкая в лицо листами отчетов. Обвинять переписчика или счетоводку во всех смертях у стен Пилтовера, будто это они лично подписывали приговоры. Обещать амнистию, если допрашиваемый заложит своего начальника. Доводить до предела, когда измученные люди выкладывают все как есть и, думала Вай, слегка привирают сверху — чтобы наверняка оставить довольной Кейтлин. Наблюдать за ней в такие моменты было… странно. С одной стороны, по шее бежали мурашки и что-то сжималось внизу живота. Такая Кейтлин завораживала: похожая на хорошо отточенный кинжал, прямая и непреклонная, сметавшая все на пути к своей цели. Глядя на нее, Вай чувствовала — Кейт никуда не денется и с ней ничего не случится. Это она с кем-то случается — безжалостным воплощением порядка и правосудия. С другой стороны, становилось как-то боязно и неприятно: сейчас пламя закончит с углями и перекинется на тебя. Да, выйдя из камеры допросов, Кейтлин прислонялась к плечу Вай, прикрывала глаза и жалобным голосом повторяла, как ей все это осточертело. Да, складка между бровей разглаживалась, когда она глядела на Вай, и сжатые губы расслаблялись, а потом переходили в слабую, усталую улыбку. Кейтлин решительно проводила черту между работой — и любимой. Конечно, это льстило. И все же… целыми днями глядеть на другую Кейтлин и ждать, когда она не успеет переключиться и обрушит свою холодность на Вай, не хотелось. Она уже испытывала на себе эту сторону Кейт — жестокую и решительную, безжалостную и целеустремленную, — и вспоминать о ней не хотелось. Поэтому Вай занималась другими делами — в поле, а не в кулуарах. Дел этих, по правде говоря, было по горло: за кем-то гоняться, одних обезвреживать и других защищать. Злодеи не посыпали головы пеплом, бедность и преступность никуда не делись с улиц Зауна. Но в итоге Вай всегда возвращалась домой раньше Кейтлин и ждала ее. Играла и проигрывала в шахматы Тобиасу, объедалась пирожными и тренировалась во дворе. Иногда встречалась с Экко и Севикой: вместе вспоминали прошлое и сетовали на настоящее. Но случалось и такое, что делать было просто нечего. Вай лежала на диване в гостевой зале, под большим семейным портретом Кираманнов, и разглядывала лепнину на высоком потолке. Если следить взглядом за всеми выгибами и спиралями, лепестками и фантастическими зверями, в голову не успевали забираться нехорошие мысли. Не просачивались воспоминания. Не расцветали терновые заросли вины… В один из таких вечеров — стрелка часов неумолимо ползла к полуночи — все и началось. — Кексик! — спрыгнув с дивана и отставив кружку с чаем, Вай бросилась к Кейтлин. Та прислонилась к стене в прихожей и молча позволила стянуть с себя курточку. — Так соскучилась по тебе, — прошептала Вай, обнимая Кейтлин под локтями со спины. — И я по тебе. — Будем ужинать? Мы с твоим отцом уже ели, но если что — я не против поужинать дважды! — Нет, я перехватила по дороге. Дожидаясь ее из душа, Вай вся извелась. Поворочалась на простынях, разделась совсем и закуталась в одеяло. Решила сделать сюрприз. Когда Кейтлин — с влажными волосами, в шелковой ночной рубашке и бриджах, — подошла к кровати, Вай выпрыгнула на нее, как хищный скат, и обернула в складки одеяла. Повалила в кровать и прижалась всем раздетым телом сверху. — Я ужасно соскучилась… — проурчала она, торопливо покрывая поцелуями острые скулы, край глазной повязки и переносицу длинного острого носа. — Вай… Кейтлин совсем обмякла в ее руках, как шелковая тряпочка — делай что хочешь. Вай запустила руку под ее рубашку, провела по впалому животу, до арки ребер и выше, пока не накрыла ладонью грудь. С шумным вдохом уткнулась в изгиб шеи и куснула за выступающую жилку. Почувствовала, как Кейтлин вздрагивает и жмурится… «Какая ты у меня нежная, — думала Вай, опуская руку ниже, ныряя за резинку бриджей и накрывая промежность Кейтлин ладонью. — Как же я тебя хочу…» Она ласкала и потискивала, растирала и гладила, но каждый раз, когда на пробу касалась складочек в самом низу, вместо влаги нащупывала лишь хрупкую лепестковую сухость. Такое бывало иногда — и с ней, и с Кейтлин. Выбираться из-под одеяла в поисках смазки не хотелось. Вай просто переключилась на верх — на чувствительную точку, от касаний к которой Кейтлин вздрагивала и шумно вздыхала. По открытой коже ее плеч бежали маленькие пупырышки мурашек, а темные ресницы трепетали над щекой. Судорожный глоток — трепетание тонкого, открытого укусам горла — распахнутые, просящие губы… — Я все правильно делаю? — спросила Вай, поднимая голову и проводя носом по чужой скуле. — Мгхм… — Эй, ты спишь что ли?.. Кейтлин вяло угукнула, не открывая глаз. Вай замерла. В мягкой, вкрадчивой тишине их спальни отчетливо тикнули часы, отмечая полночь. Кейтлин не стала просить продолжить, и тогда Вай вытащила руку из ее штанов. Села на кровати. Прохладный воздух куснул обнаженные плечи. Кейтлин тихонько вздохнула и перевернулась на бок, подтягивая колени к груди и шаря рукой в поисках одеяла. Вай укрыла ее, легла рядом и обняла со спины. Кейтлин сонно погладила обнимавшую ее руку и сразу же расслабилась, а через пару мгновений ее дыхание стало ровным и спокойным. Подождав еще немного, Вай откатилась и накрылась оставшимся краем одеяла. Чувствуя, как от смущения горят уши, а внизу живота словно узлом свернулось невыплеснутое напряжение, она прикоснулась к собственной промежности. Пальцы мгновенно увязли в липкой, горячей смазке. «Что ты со мной делаешь, — Вай перевела взгляд на узкую спину спавшей Кейтлин — обманчиво хрупкую, с острым плечом и трогательно выступавшими линиями лопаток. — Просто тебя потрогала, и вот…» Она торопливо достала руку из-под одеяла, вытерла о простынь и, свернувшись клубком, прижалась спиной к спине Кейтлин. Не при живой же девушке саму себя… Она уснула только под утро. *** Проснулась Вай в пустой кровати от горячего, яркого солнца сквозь плохо задернутые шторы. Часов десять, не меньше. Рядом, на прикроватной тумбочке, лежало блюдце с печеньем и стояла кружка безнадежно остывшего кофе. «Не стала тебя будить. Люблю!» значилось на маленьком глянцевом листике, скорее всего, вырванном из записной книжки. Жуя печенье и время от времени прихлебывая кофе, Вай вертела листок и так, и этак. Потом стряхнула с губ крошки и упала обратно в кровать, свесив одну ногу с края и болтая ей в воздухе. — Вайолет? — деликатно постучали в дверь с той стороны. — Кейт у тебя? — Неа, — Вай подтянула одеяло повыше. Хотя со смерти мамы Кейтлин прошло почти два года, Тобиас Кирамман так и не оправился до конца. Высокий и осунувшийся, с седыми прядями в гладко зализанных волосах, он кутался в длинный махровый халат, привезенный из Ноксуса. Под вечно грустными глазами залегли тени, уголки губ печально опущены. Он всегда так выглядел — когда Кейтлин не было дома. При ней он обычно оживал, и в этом Вай его хорошо понимала. — Ох, ты неодета, — едва шагнув в комнату, Тобиас вздрогнул и шарахнулся в коридор, наполовину притворив дверь. Вопрос, который он задал сквозь нее, явно волновал его сильнее приличий: — Кейт не возвращалась, да? — Возвращалась, — вздохнула Вай. Наверно, надо было одеться, попить с ним кофе, поговорить — но ей не хотелось. — Просто поздно. И уже ушла. — Я ее видел последний раз позавчера, — вздохнул Тобиас. — Много дел, да? Все еще с тем снабженцем разбираетесь, как его там… Миккело? — Я не знаю! — Вай села на кровати, сжимая одеяло у груди. — Она меня не посвящает! Лучше спросите сами, как вернется. Может быть, Тобиас вздохнул. Может, еще постоял немного, дожидаясь подробностей. Но Вай ничего не слышала. Борясь с накатившим раздражением — и откуда оно взялось? — она пролетела по комнате. Собрала разбросанную одежду, затянула ремни, защелкнула пряжки. Ей отчаянно хотелось, чтобы какие-нибудь ублюдки затеяли где-нибудь свару. Ведь что никогда не вызывало сомнений и душевных метаний — так это работа хекстековых перчаток.