Сила тяготения | The Attraction Force

«I never knew the charm of spring

Never met it face to face

I never knew my heart could sing

Never missed a warm embrace»

Ella Fitzgerald «April in Paris».

Апрель 1914 года Элизабет обессиленно откинулась на подушку. Она отбросила влажную рыжую прядь с лица, восстанавливая загнанное дыхание. В этой маленькой комнатке под самой крышей всегда было много солнца и мало воздуха — такое ощущение, что весь кислород выгорал вместе с занимающимся рассветом. А вечерами от нагревшейся за день черепицы казалось, что в помещении на всех поверхностях можно было буквально жарить бекон. Зато дождливыми вечерами по крыше так уютно и умиротворяюще барабанило, словно в детстве в её спальне на верхнем этаже родительского дома. Но в любом случае Лиз нравилась эта Богом забытая комнатушка с продавленным матрасом, безвкусными полосатыми обоями, крохотным французским балкончиком и чу́дным видом на Париж. А ещё ей нравилось ощущать эту сладостную усталость от бессонных ночей, проведённых непременно в женских объятиях. Расслабленно, словно кошка на солнце, млеть от лёгких касаний тонких девичьих пальцев. Испытывать тешащую самолюбие гордость, видя затуманенные от наслаждения глаза тех деви́ц, что делили с ней постель. Вот и сейчас молодая, тонкая брюнетка, прильнувшая разгорячённым телом к Элизабет, закинув ногу ей на бедро, довольно промурлыкала: — Ты, как всегда, несравненна, ma chérie. Марго. Её звали Марго. Так ведь? Или Марго — это её сестра, а это Мари? Элизабет вздохнула — запоминание имён всегда давалось ей с большим трудом. Лиз скосила глаза на взлохмаченный тёмный затылок и кратко чмокнула девушку в макушку. — Мне пора. Та вскинула серо-голубые глаза, а затем обиженно надула губки. — Ну, Бетти, ты можешь хотя бы раз не убегать вот так сразу? Сегодня ведь воскресенье. Я было думала, что дело во мне, но девочки говорят, что ты вечно сбегаешь из постели ещё до рассвета. Элизабет досадливо выдохнула, высвобождаясь из плена цепких девичьих рук. — Небо моё... — обезличенно произнесла Сайерс, как делала всегда, когда забывала имя своей очередной любовницы. — Ты ведь помнишь, как меня зовут, правда? — словно ощутив подвох, подозрительно прищурилась девушка, приподнявшись на локте, отчего Элизабет невольно задержала воздух на вдохе. А девушка оказалась на удивление проницательна. Что ж, похоже, придётся идти ва-банк. Всё на зеро — все красные на Марго. Главное блефовать с уверенным лицом. — Конечно, Марго. Девушка удовлетворённо кивнула. — Так вот. Я, быть может, с удовольствием и провела бы целый день в постели с каждой из вас… Её собеседница снова нахмурилась. — …но с тобой, безусловно, в особенности, — тут же поправила себя Элизабет, снискав в ответ на это обворожительную улыбку француженки. — Но мне нужно быть на лётном поле максимум через три часа. А потом весь оставшийся день возвращаться из Парижа в Лондон с посадкой и дозаправкой в Нормандии. — Боже, то, что ты лётчица всегда так меня будоражило, — восхитительно-томно выдохнула брюнетка, соблазнительно закусив губу и скользнув узкой ладонью по обнажённому впалому животу девушки, спускаясь всё ниже. — В этом столько необузданной свободы, столько дикой страсти... — Нет-нет-нет, — Элизабет ловко перехватила девушку за запястье и галантно прижалась губами к костяшкам её пальцев. — Мне правда пора. — Ах, Бетти, ты разбиваешь мне сердце, — усмехнулась девушка, но затем, помедлив, добавила гораздо серьёзнее. — Но ты мне действительно нравишься, ma chérie. Сайерс замерла и пристально посмотрела на собеседницу, а затем окончательно выскользнула из её объятий. — Ты тоже прекрасна. Я оставлю это здесь, — она подняла брюки и, покопавшись в кармане, положила купюру на стол, глазами отыскивая среди разбросанных по полу вещей остальные предметы своей одежды. — Бетти… Элизабет перевела вопросительный взгляд на Марго. Та сидела на кровати обернув простыню вокруг тела и немного досадливо закусив губу. — Пожалуйста, забери деньги. — Почему? — изумилась Сайерс, непонимающе моргнув. Ей казалось совершенно закономерным и правильным оставлять дополнительные деньги лично девушке, тем самым делая ей небольшой подарок за прекрасно проведённое время. — Я ведь сказала — ты мне нравишься, — улыбнулась девушка, неловко пожав плечами и заправив за ухо упавшую было на глаза тёмно-каштановую прядь. Элизабет раздосадованно скрипнула зубами — она ведь зарекалась проводить с девушками более двух ночей подряд. Но вот с ней в итоге почему-то нарушила это правило. А жаль, ей очень нравилась компания Марго. Хотя лучше бы она ещё разок развлеклась втроём — с ней и её сестрой. Помнится, вышло весьма недурно, чем вот эти вот разговоры о привязанностях, что вызывали лишь ноющую головную боль. Сайерс надела исподнее и натянула брюки, молча и сосредоточенно застегивая пуговицы. — Тебе не по душе то, что я сказала, да? — догадалась девушка, усмехнувшись. Она сильнее натянула простыню, закутавшись в неё по самые плечи. — Послушай, — Элизабет тяжело вздохнула, подбирая слова. Боже, как же она ненавидела все эти пустые разговоры о чувствах. — Мы ведь договаривались, что я не ищу отношений. Более того, я каждый раз прилетаю за триста миль отнюдь не для того, чтобы закрутить бурный роман с кем бы то ни было. Уж эту головную боль можно завести и поближе. Я хочу и впредь прекрасно проводить время в твоей чудесной компании. Поэтому давай оставим эти выдумки для старомодных любовных романов. Мне нравится быть с тобой, Марго. Правда. Но на будущее я бы очень хотела избежать подобных разговоров. Ты же знаешь, меня это душит. — Да, конечно. Прости, — девушка улыбнулась и опустила глаза, пытаясь скрыть кольнувшую досаду. Конечно же, выбрав работу в этом заведении, она приняла правила игры. Конечно же, ей говорили, что чувства следует оставлять за входной дверью. Конечно же, она запомнила, что с клиентами такие откровения просто недопустимы. Но всего на одно мгновение ей показалось, что, возможно, с женщиной все могло бы сложиться несколько иначе? Но нет, не могло. Благо Бетти не станет распространяться мадам о случившемся недоразумении. Иначе Марго пулей вылетит на улицу, лишившись единственного заработка. Что она будет делать в таком случае? Конечно, ещё она любила петь. Ну вот, видимо, и будет петь себе на паперти, наскребая жалкие гроши. Элизабет перевела дыхание, глядя на свою — пусть и на одну минувшую ночь — избранницу. Пожалуй, не стоило с ней так. Она склонилась над девушкой и бережно поддела её подбородок пальцем, а затем откровенно и жарко поцеловала, отчего та снова подалась к Сайерс всем телом. Простыни заскользили по обнаженным плечам. — А ещё я хочу, чтобы у столь очаровательной мадмуазель всегда были деньги на вкусные круассаны из ближайшей пекарни мсье Поля, — мягко улыбнулась Элизабет, очертив подушечкой большого пальца пухлые губы Марго, а затем всё же отстранилась, заправляя в брюки короткую нательную камизу и верхнюю форменную рубашку. — Ах, ma chérie, ты уже рассуждаешь как типичная иностранка, — шутливо откликнулась девушка, поведя плечами и позволив простыням окончательно соскользнуть вниз, а затем с лёгкостью поднялась следом за Элизабет, чтобы помочь той с поиском вещей. Марго удовлетворённо улыбнулась, подметив реакцию девушки. Она прекрасно осознавала, какой эффект оказывала на клиентов одним лишь своим видом. Какое-то мгновение спустя на губах Марго заиграла ещё более лукавая улыбка, и она повернулась к Элизабет спиной, а затем наклонилась, поднимая соскользнувший на пол со спинки кровати китель. Сайерс же резко втянула воздух и непроизвольно затаила дыхание, завороженно наблюдая за каждым плавным движением. И в этот момент часть рассудка настойчиво твердила авиатриссе, что в целом пара часиков совершенно точно ничего не решат, а значит почему бы не задержаться? Чтобы дать себе возможность ещё разок ощутить эту нарастающую внутреннюю дрожь, когда Марго безошибочно сделает то, что заставит Сайерс жмуриться от удовольствия. Чтобы самой мягко, но настойчиво завести чужие руки над головой, сцепить её хрупкие запястья своей ладонью, пришпилив тем самым девушку к постели, а затем скользнуть по её нежному бедру (пожалуй, именно на такие случаи Господь и даровал людям две руки, не иначе), неотрывно глядя в глаза, и по пульсации зрачков отмечая, как Марго всё глубже проваливается в наслаждение. Управлять этим чувственным крутым пикированием. Но Элизабет лишь перевела дыхание и упрямо тряхнула головой, отгоняя наваждение. Благодарно улыбнувшись, она приняла китель из рук девушки и тут же спешно натянула его поверх рубашки, словно чем больше слоев одежды на ней появлялось, тем твёрже становилась уверенность отправиться на лётное поле. — Милая моя, я слишком долго жила во Франции, чтобы как раз ни капельки не заблуждаться на этот счёт, — откликнулась Элизабет, радуясь, что удалось отвлечься и сменить тему разговора. — Утренний кофе и круассаны! Вот залог светлого будущего Французской республики. Она нащупала у ножки кровати брошенный впопыхах ремень и портупею и затянула пряжки на поясе и плече. — Тебе ужасно идёт этот мундир, — улыбнулась Марго, любуясь авиатриссой. — Я знаю. Я пошла в пилоты буквально ради этого — чтобы соблазнять прекрасных дам одним своим видом, — самодовольно усмехнулась Сайерс. Ей действительно чертовски нравилась форма пилота и она категорически отказывалась носить женский вариант обмундирования, предусмотренный для связисток, резонно заметив, что прыгать с парашютом в юбке в случае чего — весьма сомнительное удовольствие. И она вполне отдавала отчёт, насколько эффектно смотрелась в этом оливковом мундире с жёсткой стойкой под горло и бронзовыми значками-крылышками на высоком вороте. Этот оттенок крайне выгодно подчёркивал и цвет её глаз, и цвет волос. А ещё каждый раз становилось отдельным занятным приключением после выдачи нового комплекта подгонять мешковатый мужской мундир по своей тонкой фигуре. Сайерс могла бы делать это и сама, но зачем утруждаться? Как минимум у неё было две совершенно очаровательные умелицы, что справлялись с этой задачей куда как лучше неё самой — одна жила здесь, в Париже, а со второй она познакомилась в Лондоне, и та работала швеёй в каком-то модном доме. А потому каждый раз примерка и подгонка становились лишним благовидным предлогом навестить одну из дам. В конце концов, какую из женщин не подкупала её обаятельная улыбка? Утреннее солнце заглянуло в узкое окно, выхватывая кружащиеся в воздухе пылинки, и, упав косым лучом на Марго, вызолотило янтарем отдельные пряди её волос. Взгляд Элизабет снова непроизвольно заскользил по мягким изгибам, будучи притянутым к соблазнительному телу девушки словно магнитом. Всё же она была несказанно хороша собой: эти каштановые шелковистые волосы, насмешливые чувственные губы, изящная шея, покатые плечи, высокая упругая грудь, небольшая родинка над пупком, тонкая талия, перетекающая в плавную линию округлых нежных бёдер. Элизабет напряжённо облизнула губы, ощущая как внутри вновь начало разгораться влечение. Когда она впервые увидела Марго в гостиной мадам Папиллон, то сразу поняла, что ближайшую ночь непременно проведет в объятиях именно этой брюнетки. Она хотела знать, как её тело откликается на ласки, ловить её вздохи, видеть, как эта девушка будет кусать губы в попытке сдержаться или же наоборот бесстыдно стонать от подступающего удовольствия. Лиз хотела знать наверняка запах, вкус, ощущение от её кожи. Марго же сначала несколько удивилась тому, что её очередным клиентом станет женщина, но затем вполне закономерно рассудила, что сути её работы это никак не изменит. И той ночью ни разу не подвела, оказавшись бесконечно страстной и отзывчивой. Быть может, именно поэтому Элизабет раз за разом и предпочитала именно её компанию другим? Марго перехватила жадный пристальный взгляд авиатриссы и обольстительно улыбнулась, откидывая длинные пряди за спину и показывая себя во всей красе в последней попытке задержать девушку. — Твоя решимость уйти так никуда и не делась? — вкрадчиво поинтересовалась она, склонив голову к плечу и насмешливо глядя на лётчицу. — Увы, — нарочито тяжело вздохнула та, из чего стало ясно, что сколь бы искушающе не выглядела Марго, Сайерс оставалась непреклонна — развлечения развлечениями, но насколько бы они не были приятными, девушку ждало небо, с которым сложно было соперничать. — И когда ты навестишь меня в следующий раз? — поинтересовалась Марго у самого порога, подходя вплотную и поправляя Элизабет высокий ворот мундира, а затем оглаживая её плечи. — Будь моя воля, я бы навещала тебя каждый день, — Сайерс перехватила руку девушки, коснувшись губами её пальцев. — Каждый раз, уходя от тебя, убеждаюсь, что мужчины крайне глупы, обременяя себя узами брака. Как много жён провожает их по утрам в столь обольстительном виде? Марго польщённо рассмеялась, лукаво глядя на девушку. Бетти вернётся. Обязательно вернётся. Элизабет ещё раз проверила все застёжки и пряжки и, пригладив непослушные волосы, подалась вперёд, на прощание коротко целуя девушку в губы. — Не скучай. Я прилечу в конце месяца, когда снова пошлют в Париж с корреспонденцией, — а затем помедлила и всё же добавила. — В любом случае, очень тебя прошу, не стоит мной увлекаться, хорошо? Давай не будем усложнять. Марго согласно кивнула. — Хорошо, ma chérie, я тебя поняла. — Вот и славно, — облегчённо выдохнула Сайерс и ослепительно улыбнулась напоследок, выходя из комнаты. Спешно спустившись по скрипучей винтовой лестнице, она оказалась в узком полутёмном коридоре, подсвечиваемом лишь двумя бра, что располагались справа и слева от потемневшей от времени картины, изображавшей томно возлежащую на подушках пышнотелую женщину с кистью винограда в руке. Элизабет помнила наизусть: четыре двери слева и пять справа. Итого девять комнат, достаточно похожих друг на друга и размером, и аскетичным внутренним убранством, и десятая, на самом верху. Интересно, как много из них было сейчас занято? Большинство посетителей предпочитало заскочить в заведение мадам Папиллон на часок-другой, чтобы вечером целомудренно и благовоспитанно провести время в кругу семьи. Но были и те, кто подобно самой Сайерс оставался с девочками на всю ночь. Элизабет тихонько прошлась по узкому коридору, стены которого были выкрашены в тёмно-бордовый цвет и украшены аляповатыми афишами из местных кабаре, обрамлёнными в тонкие деревянные рамы. В одной из комнат разговаривали (не зря ведь утверждали, что очень многие мужчины приходили в бордель не столько за ласками, сколько за пониманием), откуда-то слева раздавался храп, где-то позади слышался едва различимый ритмичный скрип кровати. Судя по всему, в этот выходной, на удивление, большинство комнат оказались заняты даже сейчас. Почему? Не уж-то закончилась воскресная месса, и благоверные прихожане пришли снова зарабатывать грехи после их отпущения? Впрочем в ближайшие два часа так или иначе все посетители должны будут покинуть стены заведения — таковы правила: все уходят до десяти, ведь девочки тоже нуждаются в отдыхе. И за этим мадам следила неукоснительно, как и за безопасностью и здоровьем своих работниц. Сайерс пружинистой походкой спустилась на первый этаж, больше напоминавший фойе какого-то отеля со стойкой и несколькими креслами для ожидающих. Кресла, не иначе, видали ещё самого Бонапарта, судя по потертой обивке перекочевав сюда из чьих-то вторых, а то и третьих рук. Но, тем не менее, по мнению Элизабет здесь было даже уютно. А ещё здесь всегда были готовы принять, несмотря на настроение, состояние, личные заслуги или провалы. Впрочем, в гостиницах можно было увидеть разное, но вряд ли имелся шанс встретиться с ружьем за стойкой. Здесь его тоже не было видно, но Элизабет прекрасно знала, что оно на месте — прекрасный пятизарядный Ли-Энфилд, магазин которого был всегда полон, располагался ровно справа от хозяйки заведения, и мог быть использован в любой момент. Элизабет своими глазами видела, как мадам молниеносно вскинула винтовку, без единого сомнения взведя курок и приставив дуло к затылку посетителя, замахнувшегося на одну из девочек. Что и говорить, хозяйка умела не только разжечь искру, но и охладить пыл. — Наша ранняя пташка, как всегда, решила упорхнуть первой, — констатировала эффектная сухощавая женщина средних лет с тонкими пальцами, унизанными массивными кольцами, изящно затягиваясь сигаретой через мундштук и выпуская тонкую струйку сизого дыма. Каждое её движение было наполнено чувством внутреннего достоинства. Кем же она была прежде, в прошлой, не связанной с борделем жизни? Пожалуй, мадам с лёгкостью могла бы быть известной во всем Париже артисткой, но в итоге снискала признание совершенно иного толка. — Сердцеедка. Мои девочки только тебя и вспоминают. Сайерс рассмеялась, с лёгкостью переходя на французский. Их диалоги с Марго каждый раз напоминали общение солдат на столетней войне, находящихся по разные стороны баррикад: Марго всегда говорила на французском, а Элизабет отвечала неизменно на английском. С мадам же казалось совершенно немыслимым общаться на любом ином языке кроме французского. — Во-первых, я одна из немногих, если не единственная, женщина, что посещает это заведение. А, во-вторых, в отличие от других посетителей, я стараюсь не только брать, но и давать, — девушка вскинула бровь, привычно положив оговоренную сумму на стол — мадам никогда не принимала денег из рук. Быть может, за этим крылась какая-то зловещая история, впрочем, узнавать которую Элизабет совершенно точно не намеревалась. Подумав ещё пару секунд, она добавила. — А ещё я очень хотела бы, чтобы всем здесь было хорошо. Пожалуйста, заботься о них как следует. — Не рассказывай мне как вести дела, дорогуша, — беззлобно фыркнула женщина, убирая монеты куда-то под стол. Впрочем, Элизабет знала, что там стояла жестяная бонбоньерка от монпансье. — Я ведь не лезу к тебе с советами, как управлять самолётом. — Справедливо, но всё же. — Не волнуйся, я всегда на их стороне, — гораздо мягче добавила хозяйка заведения и благодарно улыбнулась. — А тот ублюдок, что рассадил губу Сесиль, больше к нам не вхож. — Замечательно, — облегчённо выдохнула Элизабет. Она терпеть не могла это мерзкое, потребительское отношение и грубости, что позволяли себе некоторые из мужчин. — Ну что ж, лёгкой дороги, Элизабет. И, кстати, передавай привет Бенджамину. Что-то давненько он не заглядывал. Скажи ему, что я планирую ввести скидки для постоянных клиентов, и он совершенно точно её не получит. — Обязательно, — криво усмехнулась Сайерс, с наслаждением представляя лицо капитана, когда она передаст ему слова мадам. — До скорого. Девушка вышла на улицу, глубоко втянув в лёгкие утренний аромат пыльной брусчатки. Как ни крути, весна, как и лето, были её любимыми временами года. И это было не только лишь потому, что она могла преодолевать куда как бо́льшие дистанции за день без риска замёрзнуть или разбиться в густом тумане. Но и от вот этого звенящего ощущения беззаботной радости, расцветающей в груди. Элизабет улыбнулась собственным мыслям. Когда она прилетит, наверняка Бриггс вынет из нее душу, возмущаясь, что нечего покрывать такие расстояния парой дней. Особенно с учётом совмещения доставки корреспонденции с посещением заведения мадам Папиллон. Впрочем, он и сам таким не гнушался. Элизабет до сих пор помнила вытянувшееся лицо мужчины, когда они столкнулись нос к носу именно здесь, на верхнем этаже этого заведения два года тому назад, а после заключили негласный пакт о взаимном уважительном молчании. Прищурившись, авиатрисса взглянула на небо. Ни облачка. Погода обещала быть лётной до самого заката. Да и небо было всё ещё весеннее — не вылинявшее от летней жары и не выполосканное затяжными дождями. Сейчас оно было невероятно высоким, насыщенно-кобальтовым, такой цвет частенько именовали «парижская лазурь». Прямо как глаза той молодой женщины, что пришла прошлой пятницей на лётное поле в поисках своего мужа. Сайерс задумалась, вдруг вспомнив гостью. Стройная, изящная, с невероятно бледной, словно фарфоровой, кожей, будто бы никогда не видевшей солнца, белизна которой лишь подчёркивалась тёмными, каштановыми волосами. Тонкие черты лица, высокие скулы, упрямые неулыбчивые губы. А ещё Сайерс совершенно однозначно не села бы играть с ней в покер за один стол — лицо этой молодой женщины было будто бы начисто лишено всяческих эмоций. За весь их разговор лишь единожды она заметила некий намёк на проявление чувств, да и те оказались промелькнувшей досадой, когда Элизабет испачкала ей перчатки. Было бы на что так реагировать! Наверняка, дома у неё таких имелась дюжина, а то и две. По крайне мере выглядела она как дама из высшего света, что частенько ходила на балы, где устало вздыхала от навязчивых знаков внимания и пренебрежительно отмахивалась от ухажёров, прячась за веером и маской бесстрастности, которая возьми да так и прирасти к её лицу. Одним словом, миссис Флэтчер была словно красивая, но совершенно бездушная статуэтка. Но, вместе с тем, из головы никак не выходили эти восхитительные пронзительно-синие глаза. Словно при рождении она получила персональный подарок от Господа Бога, и на зависть многим ей достались кусочки небес вместо радужки. Ей бы радоваться, но эти глаза будто бы были полны невысказанной печали. Это было красиво, это завораживало. В голову Элизабет сами собой пришли строки из кельтских преданий, что читал ей в детстве отец: «Глаза Итэн были синими как гиацинт, губы красные, как парфянская кожа. Её плечи, стройные, гладкие, мягкие, белые; длинные пальцы чистейшей белизны. Гибкое тело её белое, как пена морская. И мягкая, гладкая и нежная как шерсть кожа». В общем, миссис Флэтчер, на вкус Элизабет, была весьма хороша собой. Впрочем, её муж был ей под стать — высокий, суровый мужчина с жёсткой линией челюсти и широкими плечами. Он напоминал скорее выходца из Скандинавии, нежели англичанина. Впрочем, если вспомнить о той чопорной педантичности, что была ему свойственна, Виктор Флэтчер и впрямь был родом из Англии. В целом, определённо красивая пара. И совершенно точно не задержится здесь надолго, как и все их предшественники. Сколько их там было? Если посчитать с начала прошлого года, трое? Элизабет поскребла макушку, припоминая, и, поправив на ходу фуражку, принялась мысленно загибать пальцы. Итак. Сначала был мистер Сандерс, который затем вдруг неожиданно для всех женился (его будущая супруга была, очевидно, либо отчаявшаяся, либо слепая, либо в положении) и укатил куда-то во Францию на родину своей богатой избранницы. Это раз. Потом была молоденькая миссис Келви со своим малахольным супругом, которые, впрочем, также переехали куда-то, узнав о том, что ждут первенца. Это два. Дольше всех, на радость Элизабет, задержались мистер и миссис Дуглас. Совершенно славная престарелая пара, считающая, что служебные пайки совершенно не предназначены для желудка юной мисс Сайерс, из-за чего супруги с радостью подкармливали её домашней стряпнёй. Но, к огромному сожалению Лиз, и они покинули Беддингтон ввиду обострившейся подагры у мистера Дугласа. Это уже, получается, три? А! Как она только могла позабыть? Была же ещё красавица Марта, жена этого… как же его… мистера Адамса? Ох, Марта, Марта, ma beauté. Даже у Элизабет ёкало сердце при взгляде на такую красоту, что уж говорить про остальной мужской состав их лётного гарнизона. Фигуристая, обаятельная хохотушка, что уже буквально спустя пару недель объявила, что ей невероятно скучно в этом провинциальном захолустье. И муж, естественно, спешно перевёлся куда-то в столицу, чтобы не лишиться её благосклонности. Ах, Марта, Марта! Умела она вить верёвки из мужчин. Это уже, получается, даже четыре! В общем, Флэтчеры тоже были здесь явно ненадолго — Маргарет была молода, вероятно, всего-то на пару-тройку лет старше самой Сайерс, вряд ли больше. А значит, здесь ей или наскучит, или же она вдруг радостно обнаружит, что ждёт ребёнка. А потому и вспоминать о ней не имело никакого смысла. Даже странно, что Элизабет вообще запомнила её имя. Хотя нет, в этом как раз не было ничего странного — её глаза были того же оттенка, что и голубые маргаритки, что всё лето росли у взлётной полосы в Нормандии. А потому имя само собой засело в память, накрепко уцепившись за этот цвет, столь поразивший Элизабет. Кстати, о Нормандии. Нужно было ускориться, если она хотела успеть до заката оказаться на родном аэродроме. Девушка прищурилась на солнце и, задорно насвистывая, направилась в сторону извозчиков. По крайне мере часть дороги стоило проделать не пешком, экономя время.

***

Дорога до Вири-Шатийон заняла долгие два с половиной часа. И если два часа за штурвалом Сойки казались Элизабет ничтожно малым сроком, то здесь за это время она успела вздремнуть, продумать оптимальный маршрут полёта, вспомнить все ориентиры, которые встретятся ей по пути, ещё раз повздыхать об утренней сцене с Марго, пожалеть, что не зашла в буланжери прежде чем отправиться в путь и, наконец-таки, оказаться на отправной точке своего дальнейшего маршрута. — Большое спасибо, мсье, и хорошего дня, — Сайерс ловко спрыгнула с подножки фаэтона и, махнув вознице рукой, направилась в сторону лётного поля. Вообще Порт-Авиасьон, что открылся пять лет тому назад, начали стремительно обустраивать относительно недавно. И если раньше здесь были сплошные поля, весной и осенью превращающиеся в топи, то сейчас пространство огородили, а одинокие ангары для самолетов дополнились тёплым кирпичным зданием (в котором можно было узнать метеосводку на текущий день!) с открытой в будни и в дни соревнований столовой и даже с крошечным помещением для сна. Кроме того были возведены трибуны на семь тысяч зрителей, ведь этот аэродромом предназначался в первую очередь для проведения авиашоу, вошедших в моду в последние годы, и с таким восторгом воспринимавшихся публикой. Даже Элизабет подумывала о том, чтобы поучаствовать в осеннем авиашоу в Брайеле. Или вообще в авиагонке, анонсированной на следующий год. Сойка была быстроходной и юркой. Уж они-то показали бы всем высший пилотаж! В целом лётное поле, что располагалось к востоку от национальной дороги номер семь, представляло собой ни что иное как ровнёхонькое плато Лонгбойо, приспособленное для нужд аэродрома, но подтапливаемое осенью и ранней весной. Но сейчас вокруг простирались прекрасные луга, покрытые только-только проклюнувшейся изумрудной зеленью, и оттого казались словно бархатными, если смотреть на них с высоты. И в случае чрезвычайных ситуаций, вполне себе превращавшиеся в запасную площадку для экстренного приземления. — Лисбе́т, — на французский манер хрипло крякнул возрастной механик, узнав в приближающейся к полю фигуре Сайерс. — Улетаешь? — Всё как всегда, Жюль, — пожала плечами девушка, направляясь в сторону ангаров. — К полудню мне нужно бы долететь до Шербура, чтобы к вечеру оказаться дома. — Неуёмная, — вздохнул мужчина, следуя за авиатриссой по вспаханному колёсами полю. — Нет, чтобы завести мужа, детишек. А ты всё летаешь да летаешь. — Детей и без меня нарожают, справятся, — усмехнулась Сайерс благодушно. — А вот небу без меня не обойтись. Поможешь выкатить Сойку из ангара? — Чего б я иначе за тобой шёл-то? — буркнул для проформы механик, сначала цыкнув зубом, а потом сплюнув кусочек бурого жевательного табака на землю. — Чего ты такого в нём только нашла, в небе в этом? Завидная же невеста, а всё не уймешься. — Очень завидная — без приданного, да ещё и с ветром в голове, — махнула рукой Сайерс и задумалась, пропуская дальнейшую ответную тираду мимо ушей. И правда, а когда у неё случился этот пылкий роман с небом? Мечтательницей и пытливой исследовательницей она была сызмальства, вечно проводя время на заднем дворе родительского дома, то наблюдая за облаками, то внимательно изучая очередных насекомых, деревья или незнакомые цветы. Но небом она заболела с момента, когда лет в пять отец рассказал ей легенду о Кухулине и о его волшебной способности мгновенно перемещаться по небосводу. Именно тогда Элизабет впервые задумалась о том, как было бы здорово, если бы людям действительно можно было летать! А затем привязала к рукам две наволочки и спрыгнула с ветвистой, корявой яблони, что росла на заднем дворе их дома. Полетела она закономерно вниз, к счастью, отделавшись парой ссадин и рассечённой бровью, но с тех пор родители убедились — их дочь совершенно точно будет расти необыкновенной. Впрочем, обуздали они её безумные стремления достаточно просто — конструированием и чтением: девочка могла с утра до вечера собирать какие-то деревянные модельки, изучая книги про воздухоплавание и зачитываясь Жюлем Верном. И оттуда она узнала, сколько было таких же мечтателей, что и она сама, которые никогда не теряли веру в полёт. Воздушные змеи, деревянные крылья, ткань — всё становилось попыткой воплотить человеческую жажду полёта. Правда на начальных этапах мечты не уходили дальше скрепленных воском перьев, не переживших подлёт к солнцу. Но люди не отчаивались. И чего только не придумывали раз за разом, пробуя, пробуя и пробуя! Но в какой-то момент на каркас натянули ткань, нашли гору повыше и шагнули с её вершины. И… полетели! Они дошли до ангара, где расправил крылья прыткий биплан. Гордо застывшая жёлтая птица, нетерпеливо ожидающая полёта. — За сколько, говоришь, планируешь долететь до Лондона? — поинтересовался механик, заглянув под капот и ещё раз напоследок убедившись, что двигатель в полном порядке. — При попутном ветре часа за четыре, — откликнулась Сайерс, проверяя маршрутный лист и делая в нём необходимые отметки, в то время как её собеседник удивлённо присвистнул. — Кстати, как там погода на берегу? Не штормит? — С утра не было новостей на счёт усиления ветра, — пожал плечами мужчина. — Но ты ведь полетела бы в любом случае, не так ли? Сайерс хмыкнула, убирая бумаги вместе с картой в таше. — Ты прав. Ветер — не помеха. — Ты слишком самоуверенна, Лисбет, — укоризненно покачал головой механик. — Удача любит храбрых, — беспечно откликнулась девушка. Для тех, кто имел дерзновение, никогда и ни в чем не находилось препятствий. Они не останавливались, желая лишь бóльших высот и дольшего нахождения в столь манящих сверкающих ледяных высях. И в ход шли вёсла, машущие крылья, а затем появился первый двигатель, к которому прицепили пропеллер и разместили всё это на крыльях, где-то чуть ниже оставив место для человека. И voilà Появилось первое воздушное судно, которое, конечно же, не удержалось в воздухе и погребло под собой собственного создателя. Но пробы продолжились, чтобы в конце концов всего каких-то одиннадцать лет назад первый планёр с двигателем всё же поднялся в небо. Элизабет до сих пор помнила, как об этом трубили все новостные таблоиды. Тогда ей было совсем не до того, но именно эту новость она прекрасно запомнила. А потом её мечта о небе стала всё более навязчивой фантазией — сколько раз, в отчаянии, она сбегала из Дома Святого Теобальда, скрываясь от тоски и горя, чтобы подняться на старую водокачку на окраине города, и оттуда наблюдать за облаками, подмечая, как они меняются в зависимости от силы и скорости ветра; наблюдать, как парят птицы в воздушных потоках. И в те мгновения ей казалось, что на фоне всех случившихся потерь она тоже могла бы шагнуть с вышки и воспарить. Сейчас Элизабет затруднялась сказать, почему же тогда она этого не сделала? Возможно, из-за врождённого упрямства или доставшейся ей от родителей неутолимой жажды жизни? Кто знает. Но теперь она была бесконечно рада, что не допустила возможной ошибки. Всё же жизнь была странным, но весьма увлекательным процессом. — Я залил топлива с запасом. До Ла-Манша точно дотянешь, — произнёс Жюль, отвлекая Сайерс от собственных мыслей. Она несколько раз рассеяно моргнула, возвращаясь мыслями в ангар, а затем с мягкой улыбкой стянула перчатку и, ощущая такую знакомую пульсацию в кончиках пальцев, ласково огладила гладкий деревянный фюзеляж, скользнув ладонью по холодной металлической обшивке капота. — А можно не дотянуть, а спокойно долететь? — насмешливо уточнила девушка, не отрывая ладони от медово-жёлтого корпуса. Вот уже второй год она приветствовала Сойку только так — нежно касаясь её и тем самым устанавливая незримую связь с этим гордым, юрким аэропланом, который теперь был для неё по сути всем. Механик фыркнул. — Долетишь-долетишь, твоя пташка не такая прожорливая, как Ньюпорты, — резонно заверил мужчина, упираясь ладонями в край нижнего крыла. — Ну что, взяли? Повинуясь людям, лёгкий биплан медленно покатился по грунтовому полу ангара в сторону взлётной полосы. Весеннее солнце, что мазнуло по его жёлтому боку, уже даже утром казалось непривычно ярким и тёплым после серой английской зимы. Здесь, на земле, сегодня совершенно точно предстоял благостный день, наполненный цветением и укрытый бархатистой теплынью юного звенящего апреля. Но только не в небесах. Сайерс ни разу не обольщалась этому яркому солнцу, прекрасно понимая, что небеса в этот час оставались неизменно ледяными. Ранним весенним утром над Иль-де-Франс ужасно холодно. Также как жутко холодно над Парижем и Ла-Маншем. И не менее холодно над Лондоном и Ливерпулем. Всё дело в том, что в небе было холодно всегда, вне зависимости от места и количества слоёв одежды на пилоте. Особенно если запланировать ранний вылет — колючее ослепительное солнце нещадно морозило, не давая ни капельки тепла. Иногда становилось настолько зябко, что приходилось непрерывно пребывать в движении, съёжившись в кабине за ветровым стеклом и непрестанно шевеля леденеющими конечностями, лишь бы не потерять чувствительность пальцев и не замёрзнуть окончательно. Это была своего рода плата за возможность прикоснуться к звенящим высям. Несмотря на то, что мундир офицеров Королевского лётного корпуса был скроен из тонкой шерстяной ткани, он мало защищал от ветра и холода там, наверху. На земле, безусловно, вся эта оливковая униформа с высокими стойками и бронзовыми знаками отличия смотрелась бесконечно эффектно, но против ветра она мало чем помогала. А потому когда Элизабет подошла с этим вопросом непосредственно к капитану Бриггсу, тот лишь пожал плечами и сказал, что ничего другого по уставу не предусмотрено, а те, кто летает, выходят из положения как могут — кто-то носил мотоциклетную форму поверх мундира, кто-то шил что-то непродуваемое на заказ. После разговора Элизабет тяжело вздохнула и обратилась в Dunhill, заказав у них пошив утеплённой кожаной куртки, что хоть и стоила ей почти двух месячных жалований, но во время полёта спасала от ветра, холода и брызг машинного масла. Вот и сейчас, выкатив Сойку на взлётную полосу, Сайерс нырнула в маленький багажник, расположенный за головой пилота, и вытащила оттуда толстые высокие замшевые перчатки, шарф и куртку. Натянув вещи прямо поверх формы, она приблизилась к винту и сделала пять оборотов пропеллера, тут же открыв топливный кран, чтобы обогатить топливную смесь, затем провернула пропеллер ещё два раза, щёлкнув магнето, и подала вперёд рукоятку газа, раскручивая заводной ручкой инерционный стартер, чтобы тут же подорваться в кабину и включить сцепление. — От винта! Двигатель рявкнул, а затем плюнул выхлопом и металлически залязгал, разрушая грохотом благостную тишину, царившую до этого момента на аэродроме. — Увидимся в конце месяца, Жюль, — перекрикивая рёв мотора, ослепительно улыбнулась Элизабет, а затем ловко подтянулась и, уперевшись в край кабины, перекинула ноги, опустившись в кресло пилота и пристёгиваясь стропами к сидению и парашюту. Сменив фуражку на кожаный шлем с очками, она потуже затянула ремешок под подбородком, а затем махнула рукой. Рукоятка стартера плавно поползла под чуткими пальцами, и деревянный винт превратился в гудящую дугу. Подать топливо. Мотор взвыл, извергая из себя облако сизого выхлопа, и дикий рёв, от которого закладывало уши, лишь усилился. Дав двигателю немного прогреться, Элизабет взялась за ручку газа, подав её вперёд и чуть отпустив тормоз так, чтобы колёса начали потихонечку катиться, выруливая на застывшее в ожидании лётное поле. Сайерс придержала тормоза, замерев в начале взлётной полосы. В этот момент все её чувства словно обострились, а зрение сфокусировалось на размытости лопастей в конце сверкающего металлического капота. Она с наслаждением потянула носом, ощущая запах свежей зелени, влажной земли, машинного масла, выхлопов и такого знакомого, льдистого тонкого аромата прозрачного, бесконечного синего неба, что звало её. Отпустив тормоза, девушка выглянула за борт кабины и, убедившись, что всё чисто, слегка подала вперёд ручку газа. Мелькание пропеллера ускорилось и стало менее заметным, в то время как глухой звук двигателя стал глубже и ниже, резонируя с воздухом в груди Элизабет. Огромные деревянные колёса покатились по земле. В эту секунду все вокруг стало бесконечно ярким и сочным: блики солнца на металле обшивки капота, изумрудная зелень травы, что колыхалась под порывами искусственного, создаваемого пропеллером, ветра, гудящие вершины деревьев где-то на краю и бесконечное синее-синее, что приветственно раскинулось над головой, готовое принять жёлтый биплан вместе с его пилотом. Вверх, в самое небо. Ещё немного газа, ручку управления на себя и лёгкий толчок напоследок. И вот под всё ещё вращающимися по инерции колёсами биплана уже не земля, а воздух. Пустота. Абсолютное ничто, которое они сейчас прореза́ли винтом, взмывая всё выше и выше. Только ветер пел в расчалках под лёгкий аккомпанемент мотора, теперь казавшимся совершенно тихим, урчащим и размеренным. «Летим!» Элизабет охватил совершенно детский восторг, как в самый первый раз, как каждый раз, когда она поднималась в воздух. Она даже нетерпеливо поёрзала на сидении, не в силах сдержать счастливую улыбку. Сойка же, как обычно, прекрасно слушалась ручки газа. Стремительно взмыв навстречу ветру, они заложили прощальный круг над полем и фигурой механика, пристально наблюдавшего за самолётом, прикрыв глаза от слепящего солнца ладонью. Сайерс махнула ему рукой, качнув напоследок крыльями, и опять развернула нос в сторону солнца. В сторону зелёных холмов Нормандии, белёсых выщербленных океанических берегов, песчаных диких пляжей и бирюзово-зелёных пенистых вод Атлантики.

***

Все утверждали, что полёт — это невероятно тяжело и сложно. Когда Элизабет училась в лётной школе, её пугали многим: погодой, неумением принимать быстрые решения, ненадёжностью конструкции современных аэропланов и всеми теми вещами, которые должны были, судя по всему, отбить всяческое желание юной мисс Сайерс продолжать. Но эти самые доброжелатели не учли, что кроме того, что та оказалась не робкого десятка, она была ещё и несказанно упряма. В первую неделю обучения их привели в ангар и позволили заглянуть в кабину громоздкого биплана Leyat, и Сайерс даже несколько растерялась — это была всего лишь глубокая дыра в деревянной обшивке с тросами и тягами, протянутыми по дощатому полу. Слева располагались три длинные ручки управления двигателем и топливный кран. Вот и всё, что заставляло самолёт взмывать в воздух. Из приборов, по которым можно было бы ориентироваться в полёте, имелся лишь компас. Ровным счётом никакой магии. Да вот только Сайерс всё более чем устраивало, ведь даже в детстве она мечтала стать не феей, а скорее рыцарем в сверкающих доспехах. А потому в её голове роились иные вопросы, куда как более практического толка. «Как биплан держался в воздухе? А как вода во время дождя не заливала кабину вместе с пилотом? Как определить высоту и скорость во время полёта? И как вообще можно что-то увидеть впереди из-за такого длинного носа? Ведь ещё пару лет назад пилоты сидели в небольшом кресле между крыльями, откуда было видно всё». И это были вопросы, которые совершенно не касались мистики, но были предельно конкретны, заставляя изучать всё больше и идти лишь дальше, осваивая новое и совершенно неожиданное, особенно для женщины, мастерство. И в конечном итоге она получила своё brevet de pilote за номером «ноль двадцать один», когда ей едва исполнился двадцать один год. Знак судьбы, не иначе! За четыре года бытия авиатриссой Лиз могла бы рассказать многое, но это мало кому было интересно. Ведь людей увлекали исключительно душещипательные будоражащие истории об ужасах полёта. Причём, преимущественно, рассказчиками были те, кто и в самолётах-то сами никогда не сидели. И они же громче всех кричали о том, что все эти новоявленные летательные аппараты — машины крайне ненадёжные. Того и гляди их двигатель заглохнет, и хорошо, если на взлёте, а не в воздухе! Ну, а если и не заглохнет, то совершенно точно целиком отвалится в полёте. А если не отвалится, то обязательно попадёшь в воздушную яму, а за её неимением — в порыв ветра, и тогда уж точно одно из крыльев упорхнет прочь отдельно. А если же ничего не отвалится и не заглохнет, то обязательно свалишься в штопор, из которого, конечно же, выйти не удастся. Но уж если полёт прошел удачно, то неудача непременно будет ждать на посадке, ведь шасси у бипланов было узкое, и ход руля направления весьма ограничен, а значит даже опомниться не успеешь, как вместо приземления покатишься по полю в вихре щепок, тросов и изодранной обшивки. И хорошо, если после этого сможешь собрать кости. Одним словом, самолёты — это добровольное самоубийство, не иначе! Да вот только её Сойка была совершенно иной. В плавной линии фюзеляжа, в каждой стойке и расчалке, в очертаниях крыльев и хвостового оперения читалась изысканность и элегантность. В ней не было рубленых форм Nieuport, она не напоминала громоздкие Avro. В этой малышке Bristol читалась какая-то несказанная обманчивая послушность и лёгкость. А ещё невероятная тяга к приключениям, словно она была рождена для того, чтобы никогда не касаться земли. Поэтому, увидев её впервые, у Элизабет случилось то, что не случалось никогда прежде — любовь с первого взгляда. Но у её любимой крылатой женщины также имелся свой норовистый характер. Например, триммер рулей высоты нужно было поднимать почти до отказа, чтобы, когда убираешь руку с ручки управления, биплан не задирал нос. Элероны давали значительные усилия, а вот рули поворота и высоты — незначительные. На подъёме же можно было выжать газ хоть до отказа, но всё равно не получить более тысячи семисот пятидесяти оборотов пропеллера на выходе. Подъёмную силу Сойка теряла мягко, и прежде чем это происходило, на ручке управления ощущалась лёгкая дрожь в знак предупреждения, что нос вот-вот клюнет вниз, даже если вытянуть ручку обратно на себя. А потому нужно было оставаться предельно внимательной и все время прислушиваться ко всему происходящему: к вибрации рычагов управления, к вздохам двигателя, к ритмичному такту цилиндров. Все эти мелочи, конечно же, удалось выяснить лишь методом проб и ошибок, но биплан на первых порах словно сам подсказывал, как с ней стоило обходиться, а чего следовало избегать. И Элизабет лишь внимала, запоминала и соглашалась на эти неписанные правила. Поскольку единожды в самом начале она не послушала Сойку и весьма неучтиво и резко сбросила газ. Лиз было тут же снова подала рукоятку газа вперёд, но двигатель лишь чихнул, пропустив выхлопы, и они сорвались в свой первый совершенно незапланированный штопор, из которого, впрочем, удалось вполне успешно выйти. Но с тех пор Элизабет чётко запомнила, что правила общения с этой норовистой малышкой всегда следует соблюдать. Никто и не говорил, что с женщинами легко, но они того совершенно точно стоили! Элизабет потянула носом воздух, безошибочно угадав — берег был уже совсем близко. За размышлениями, управлением и отслеживанием ориентиров она и не заметила, как минуло почти три часа лёта и более двухсот миль пути. Присмотревшись внимательнее, она приметила хорошо знакомое ей пастбище и домик с рыжей черепицей, что в непогоду частенько принимал пилотов, следовавших этим маршрутом. Его хозяин, радушный мсье Понтéль, всегда крайне ответственно относился к исполнению взятых на себя обязательств по предоставлению посадочного поля для самолётов, но не только из-за денег, что выплачивались ему со стороны правительства, но также из большой любви к рассказам и свежим новостям со всех краёв, что стекались вместе с прилетающими. Вот и сейчас мужчина уже стоял на краю поля, пристально глядя на кружащий в небе биплан, приветственно маша́ рукой. Во время учёбы им всегда повторяли, что главное даже не успешно взлететь, а безопасно сесть. В первую очередь следовало внимательно осмотреть место, куда ты хочешь приземлиться, убедиться, что оно было свободно и не имело явных дефектов ландшафта и прочих препятствий, ведь когда самолёт начинал снижаться, его нос полностью закрывал обзор для пилота. Но здесь, на зелёном пятачке в крохотной деревеньке Мопертю-Сюр-Мер рядом с Шербуром, Сайерс была уверена на все сто, что никакой коряги, бревна или выбоины на её пути не встретится — об этом заранее позаботился хозяин поля. Заложив дополнительный круг, Элизабет убрала газ, и пропеллер превратился в спокойную ветряную мельницу. Они заскользили вниз, в направлении пока ещё робкой апрельской зелени, что трепетала под порывами океанического бриза. Гудение ветра в расчалках затихло, он лишь тихонько посвистывал, отмеряя снижение высоты ярд за ярдом. Теперь биплан летел крайне медленно и будто бы даже нерешительно, вязко замирая в солнечных лучах, в то время как Элизабет успела выглянуть за борт, чтобы оценить высоту, прикинуть расстояние от колёс до травы и решительно увести ручку управления от себя. Буквально на глазах по краям поля из прежних тростинок выросли деревья, далее вместо мелких зелёных клочков появились кусты, а вот показалась и трава. Теперь ручку на себя, и Сойка окончательно потеряла скорость, несколько разочарованно клюнув вниз. Ещё немного на себя и… вот он, небольшой толчок, возвещающий о том, что земля благосклонно приняла канареечный биплан, покатившийся на своих трёх колёсах по полю. Будучи разлучённым с небом, он недовольно затарахтел, неловко подпрыгивая на неровностях грунта, словно на воздушных ямах. Левая педаль, правая педаль, ещё немножко правой. Самолёт выровнялся, замерев рядом с отдельно отстроенным сараем на самом краю поля, где хранились запасы топлива. Сделав ещё половину оборота, замер и винт. Voilà ! Нет ничего проще полёта! Элизабет тут же отстегнула ремни безопасности и лямки парашюта, стащив с себя перчатки и шлем. Ласково похлопав биплан по обшивке, девушка подставила лицо яркому солнцу, вдохнув травянисто-солёный океанический воздух полной грудью. Сайерс всегда здесь нравилось. Она с наслаждением потянулась, выгибаясь в спине и разминая затёкшие плечи, а затем села на край кабины, свесив ноги и ожидая приближения хозяина поля с ключами от дверей сарая. Здесь берег был твёрдый, словно раскрытая ладонь, скалистый, резко вдающийся утёсом в океан. Это было царство лазурных морских волн, с шумом разбивающихся о прибрежные скалы, настырных чаячьих криков, да ветра, что всё время бросал солёные брызги в лицо, отчего волосы сразу же становились будто бы влажными. В отсутствие тумана лететь здесь было легко и приятно — прекрасная видимость на сотни миль вокруг, безбрежный океан до горизонта, до самой Англии. Ещё бы было место для экстренной посадки, да вот посреди воды его, конечно же, не имелось. Поэтому Мопертю-Сюр-Мер оставался последним форпостом, где можно было проверить свой самолёт на исправность, заправиться и собраться с силами для финального рывка. — Мадмуазель Сайо́р, добро пожаловать! — мсье Понтель радостно поспешил к ней. Следом за ним увязался и мохнатый пёс Дидье, помесь благородного терьера с неким недоразумением, результатом возвышенной любви которых стал совершенно добродушный и ласковый друг хозяина этого Богом забытого местечка. Если бы сюда не приземлялись самолёты, то, вероятнее всего, новые лица появлялись бы здесь не чаще чем раз в пару лет. — Благодарю, мсье Понтель, — Сайерс спрыгнула на землю с удовольствием разминая затёкшие ноги. Собака тут же с разгона влетела ей колени, затем встав на задние лапы в попытке дотянуться и облизать лицо новоприбывшей гостьи. Элизабет задорно рассмеялась, ласково почесав пса за ушами, отчего тот блаженно вывалил язык. — Мне помочь с заправкой, или Вы сделаете всё сами? Вообще Элизабет действительно предпочитала заправлять Сойку самостоятельно. Она до сих пор помнила рассказ, когда, якобы, где-то в Бельгии во время заправки перепутали отсек для топлива и отсек для масла. Завершилось всё закономерной катастрофой. Но в отношении ответственности мсье Понтеля у Сайерс не было никаких сомнений, поэтому она лишь благодушно кивнула, продолжая чесать пса: — Я крайне занята с мсье Дидье, поэтому буду признательна Вам за помощь. — Он чувствует хороших людей, — довольно улыбнулся мужчина, после чего, насвистывая незамысловатую мелодию, направился в сторону сарая. Преданный пёс тут же поспешил следом за хозяином, не желая оставлять его в возможной непонятной, а то и опасной ситуации, ведь кто этих людей знает, во что они могут ввязаться без его соответствующего надзора? Элизабет снова было выпрямилась, как вдруг замерла, заметив краем глаза яркое пятнышко на фоне робкой зелени. Она опустилась на корточки, слегка прищурившись и разглядывая столь раннего гостя — среди низенькой травы, что ещё лишь начинала тянуться к свету, пробиваясь сквозь глинистую почву побережья, совершенно неожиданно проклюнулся и распустился одинокий, упрямый синий цветок, беззащитно трепетавший на ветру. Девушка тихонько коснулась его нежных лепестков кончиками пальцев. «Но как?» Судя по всему, цветок также недоумевал, что он вообще здесь делал? Элизабет улыбнулась, а затем, поддавшись необъяснимому порыву, аккуратно сорвала едва раскрывшийся бутон и бережно вложила его в свидетельство пилота, тут же надёжно спрятав в нагрудный карман.

***

Колёса снова подпрыгнули, катясь по жёсткой, утрамбованной земле такого знакомого лётного поля Беддингтона. Элизабет тут же принялась работать педалями, чтобы удержаться на прямой, а затем окончательно заглушила двигатель, выныривая из кабины. Сойка остановилась ровнёхонько рядом с ангаром. Итого четыре часа тридцать восемь минут в воздухе. Элизабет довольно улыбнулась. Это был её личный рекорд, пока никто и никогда не возвращался столь скоро из Парижа практически в Лондон: не зря её Сойка считалась самой быстроходной из имеющихся на аэродроме самолётов. Сайерс мягко спрыгнула, ласково похлопав по жёлтому боку, а затем приветственно кивнула подошедшим работникам. Она ещё с воздуха заметила, что аэродром пребывал в движении, несмотря на выходной. Что они вообще здесь делали воскресным днём? — Ты быстра! — Но Бриггс всё равно тебя уже искал. Девушка лишь неопределённо пожала плечами, стягивая очки и кожаный шлем. Задание она выполнила, почта доставлена, а то, что она провела ночь и половину законного выходного дня в Париже — вряд ли имело хоть какое-либо отношение к делу. Какая разница, где и с кем она была? Все вместе они подхватили биплан, упираясь в крылья и фюзеляж, и закатили аэроплан в ангар. — Спасибо, ребята, — Элизабет благодарно улыбнулась мужчинам, что помогли ей с самолётом, а затем взялась за тряпку, оттирая капот и гондолу от брызг масла и пятен от раздавленных насекомых. — Отдыхай, дорогая, ты славно потрудилась. — Каждый раз во время твоих затянувшихся вылетов надеюсь, что нам сообщат, что ты попала в шторм или заглохла где-нибудь над Ла-Маншем, — едкий и саркастичный голос весьма привычно кольнул Элизабет промеж лопаток. Конечно же, он был тут как тут, дожидаясь, пока уйдут все остальные. Сайерс досадливо цокнула языком, слегка поморщившись, и не спеша разворачиваться, завершая уход за бипланом. Их перебранки за эти два года затянувшегося вялотекущего конфликта скорее стали ритуалом, нежели несли какой-то сакральный смысл, а уж тем более угрозу. В конце концов, если бы Дюпон действительно хотел ей навредить, он бы сделал это ещё в самом начале: всего-навсего немного сахара в топливный бак, и кто там разберёт почему упал самолёт, превратившись в груду обрывков ткани и обломков корпуса посреди Атлантики? — И не надейся. Я слишком хороша, чтобы нелепо разбиться. Да и вместо того, чтобы тратить время на пустые мечты, поучился бы лучше летать, — небрежно бросила Сайерс через плечо собеседнику, прислонившемуся плечом к косяку и неприязненно наблюдавшему за девушкой. — Какой там твой личный рекорд от Парижа до Лондона, Жак? Шесть часов? Она язвительно усмехнулась, отчего молодой человек бессильно и яростно скрипнул зубами. — Джек. Я Джек. — Ну мне-то не заливай, мы с тобой четыре года жили под одной приютской крышей, — выдержав паузу, Элизабет всё же развернулась лицом к собеседнику, скрестив руки на груди и облокотившись спиной о борт самолёта. — Всё время думаю о том, почему я не удавил тебя подушкой ещё тогда? Сколько бы проблем это решило, — вздохнул парень и показательно неприязненно скривился. — Да ты мой сладкий, только и делаешь, что думаешь обо мне днями напролёт? Что тебе сказать? Могу лишь предложить поплакать о бездарно упущенном моменте. — Сайерс! Громовой окрик с улицы был слышен даже внутри ангара. Парень злорадно вскинул бровь и, многозначительно ухмыльнувшись, вышел прочь, дабы не попасться под горячую руку начальству, что, судя по всему, было совсем не в настроении. Да и кто был бы в настроении, если бы его насильно вытащили на службу в его законный выходной? Голос капитана Бриггса заставил губы Элизабет изогнуться лишь сильнее. — Так точно, капитан! Почта в Париж доставлена, полёт прошёл штатно, без происшествий. Ваше задание выполнено! — отрапортовала она чеканно, не меня позы, как только высокий мужчина средних лет с густыми усами и словно вырубленным из мрамора лицом появился на пороге ангара. Свои слова она завершила не слишком изящным, но реверансом. — Ты думаешь это смешно, младший лейтенант Сайерс? Думаешь, нормально пропадать с самолётом на сутки не дав о себе знать с аэродрома во Франции? Что прикажешь говорить начальству относительно твоего отсутствия? — Что я на задании, а после на выходном? — искренне изумилась и даже несколько возмутилась девушка. — И что в свободное время я имею полное право использовать свой личный самолёт по своему личному усмотрению? С каких это пор я вдруг должна отчитываться о своих перемещениях? Мужчина раздражённо выдохнул носом, пристально глядя на девушку тяжёлым, немигающим взглядом. — С сегодняшнего дня! Ты офицер Королевского лётного корпуса, а потому обязана подчиняться уставу и дисциплине, Элизабет, — покачал головой мужчина, подходя ближе. Судя по его голосу и едва уловимым ноткам усталости, настоящей ярости он не испытывал, но изрядно утомился выполнять нелепые распоряжения, работая мальчиком на побегушках у новоявленного начальника. — Да какого чёрта его вообще волнует, где я нахожусь в свой выходной? И вообще что за переполох? Что такого вдруг случилось, что все оказались на аэродроме в воскресный день? Элизабет непонимающе нахмурилась и раздражённо стянула перчатки, закинув их в кабину. Это и впрямь было крайне непохоже на привычный воскресный день. Обычно в выходные людей палкой не загонишь на поле, а потому чаще всего она проводила время здесь одна, приводя в порядок Сойку или же самостоятельно совершая короткие учебные вылеты, отрабатывая технику полёта. Мужчина в ответ лишь снова вздохнул и поскрёб гладко выбритый подбородок, а затем огладил усы. — Новый начальник аэродрома затеял ревизию. И, конечно же, обнаружил отсутствующий самолёт. Сайерс понятливо хмыкнула. Что ж, похоже, мистер Флэтчер решил показать, кто на этом аэродроме хозяин? Впрочем, хозяином он фактически всё равно не являлся. Точнее он лишь распоряжался имуществом аэродрома и следил за его сохранностью, к коему относились и все самолёты. Все. Кроме Сойки. — Я надеюсь, что ты объяснил нашему новоявленному начальнику, что Сойка не числится на балансе аэродрома? — Числится. Иначе как бы мы, по твоему мнению, её обслуживали и заправляли? — мужчина обошёл биплан по кругу, придирчиво изучая фюзеляж и крылья на предмет возможных повреждений. — Смею напомнить, что за это Британская корона вполне успешно вычитает деньги из моего «баснословного» жалования, — ехидно откликнулась девушка, достав из багажника брезентовый чехол и заботливо прикрывая кабину и капот. Завтра с самого утра она обязательно проверит двигатель и должным образом почистит его. — Не язви. Только за твои внеплановые вылеты без прямого на то распоряжения. Безусловно, всё это панибратское общение было вопиющим нарушением всех уставных требований подчинения старшему по званию. Но капитан Бенджамин Бриггс слишком долго знал эту несносную, но определённо талантливую девушку, чтобы относиться к ней как-то иначе, нежели как к названой дочери. Слишком многое их связывало, чтобы уместить это в обычную служебную иерархию власти-подчинения. — Я помню, мы это уже обсуждали, причём не раз, — устало выдохнула девушка. — Но ты же понимаешь, что без до́лжной отработки навыков невозможно стать асом в чём бы то ни было? — Понимаю. А вот без полётов в бордель — вполне можно, — не преминул подначить Бриггс, встав напротив Элизабет и скрестив руки на груди. Он слегка склонил голову, выжидая её реакции. — А кто тебе сказал, что я хочу быть асом лишь в воздухе? — Сайерс многозначительно ухмыльнулась, но, увидев лицо старшего офицера, закатила глаза. — Ой, вот только не начинай читать мне мораль, умоляю. — Я и не собирался. — Кстати, мадам передавала привет. Должно быть, соскучилась по тебе, — протянула Элизабет наигранно-сладко. Бриггс неловко откашлялся, напряжённо дернув челюстью. — Вообще мог бы и навестить её, — продолжила Элизабет, наслаждаясь моментом замешательства собеседника. — Я же не ты, чтобы мотаться из-за женщин на другой континент, — парировал капитан, хмуро глядя на девушку. Впрочем, она была отчасти права — действительно стоило как-то наведаться к мадам, чтобы лично узнать, как та поживает. В его последний прилёт их общение не задалось. — Но спасибо, что не водишь шашни хотя бы здесь. — Знаешь, было бы странно кусать руку тебя же кормящую и заводить, как ты выразился, «шашни» на аэродроме, — словно даже несколько обиженно, но весьма убеждённо заверила Сайерс. — А как на счёт Эбигейл? Лиз досадливо цокнула языком едва заметно поморщившись. Та история действительно была сущей глупостью и полнейшей недальновидностью с её стороны. — Ты вспомнил, конечно. Да и вообще уже прошло два года. Давай просто оставим прошлое в прошлом. Капитан хмыкнул. И действительно, время летело крайне стремительно. Казалось бы, ещё только-только эти неоперившиеся юнцы, что недавно закончили лётную школу, прибыли на аэродром, как уже получили звания и отныне гордо носили имя пилотов королевской авиации, сверкая бронзовыми значками на мундирах. Главное, чтобы небо оставалось мирным, и им никогда не пришлось столкнуться с обратной стороной этой непростой профессии. Бриггс тряхнул головой, отгоняя тревожные мысли. — Кстати, ты не пыталась поговорить с Дюпоном? — А толку? — Элизабет несколько раздражённо пожала плечами. — Что нам обсуждать? Его раздутое честолюбие, которое я, якобы, задела неловким вздохом? Мужчина не удержался от хрипловатого смеха, резко оборвав его, откашливаясь. Ох, если бы речь шла всего лишь о вздохе, если бы. А он говорил — все проблемы всегда были именно от женщин, не иначе. — Вообще-то, давай будем честны, с Эбигейл у тебя было куда как больше, чем просто вздохи. Сайерс сокрушенно втянула воздух, напряжённо запустив пальцы в непослушные волосы, а затем закинула голову назад и резко выдохнула с кивком. — Это было давно, Бенджамин, — заверила она в попытке закрыть неприятную тему. Не хватало только сейчас пытаться помянуть былое. — Да и не было у нас с ней ничего. — Ох уж это твоё «ничего», — небрежно отмахнулся капитан, прекрасно зная свою подчинённую. — Больше я таких глупостей не допускаю, — голос Элизабет прозвучал глуховато и напряжённо. Бриггс пристально посмотрел на собеседницу, а затем кивнул. — Надеюсь. Потому что иначе не доведут твои девки до добра. — Будь я мужчиной, ты бы такого не говорил, — ядовито прищурилась Элизабет, на что капитан лишь добродушно хмыкнул. — Говорил бы. Потому что женщины способны погубить кого угодно, помяни моё слово. _______________________ [1] Фр. ma chérie — моя дорогая, моя милая. [2] Фр. Normandie — регион на севере Франции. [3] Расстояние от Орли (Париж) до Лондона составляет порядка 478км. [4] Фр. piquer, колоть — фигура простого пилотажа, заключающаяся в крутом прямолинейном снижении самолёта. [5] Англ. Lee Enfield — семейство британских магазинных винтовок, производимых с 1902г. по наши дни. [6] Фр. Guerre de Cent Ans, англ. Hundred Years' War — серия военных конфликтов между Королевством Англия и её союзниками, с одной стороны, и Королевством Франция и её союзниками, с другой, длившихся примерно с 1337 по 1453 год. [7] Фр. bonbonnière — конфетница, от фр. bonbon — конфета. [8] Фр. montpensier — мелкие разноцветные леденцы с выраженным ароматом. В прошлом аромат обеспечивали примеси пряностей. Название происходит от имени герцогини де Монпансье, известной по романам Дюма как Великая Мадемуазель (фр. La Grande Mademoiselle). [9] Ирл. Étaín — персонаж из кельтской мифологии, особенно известный в ирландских мифах. Она фигурирует в ряде легенд, в частности, в «Саге о Кухулине» и «Саге о Фенах». Итэн часто описывается как муза и хранительница, иногда ассоциируемая с различными феями и божествами. [10] Фр. ma beauté — фр. моя красавица. [11] Речь о Felicia amelloides, которую называют голубая маргаритка или голубая фелиция. Это одна из разновидностей астровых (к коим относятся и маргаритки), что растет вдоль побережья. [12] Фр. Viry-Châtillon — французская коммуна, расположенная в двадцати одном километре к югу от Парижа в департаменте Эссон в регионе Иль-де-Франс. В 1909г. именно здесь открылся первый в мире организованный аэродром. [13] Фр. boulangerie — пекарня. [14] Др.-греч. Φαέθων, блистающий — лёгкая четырёхколёсная конная повозка на рессорах с откидным верхом, запрягаемая одной, парой или четвёркой лошадей. Фаэтон обычно имел подрессоренный лёгкий открытый кузов на четырёх колёсах большого диаметра. Из-за высокого и открытого размещения пассажиров, повозка была одновременно быстрой и опасной, что и послужило причиной для названия, взятого из мифа о Фаэтоне, сыне Гелиоса, который чуть не сжёг Землю, пытаясь править солнечной колесницей. [15] Фр. Port-Aviation — аэродром на территории Вири-Шатийон был даже не аэродромом в современном его понимании, а практически цирковой воздушной ареной для проведения авиашоу и лишь во время Первой мировой войны использовался в качестве аэродрома как такового. Также в 1911г. отсюда стартовала авиагонка Париж-Рим. [16] 8 июня 1909г. на аэродроме Брайель недалеко от Дуэ прошло первое авиашоу. Луи Блерио за штурвалом своего моноплана совершил полет длиной 47км за 1 час 7 минут. Уже в августе 1909г. прошла Неделя Великой Шампанской Авиации в Реймсе, что знаменовала собой огромный общественный интерес к развивающейся авиации. В июне 1910г. состоялась Большая Руанская авиационная неделя. [17] Фр. Le champ d'aviation de la Brayelle — исторически является одним из первых аэродромов Франции, построенный в 1908г., расположен на границе коммун Дуэ, Ламбре-лез-Дуэ и Куинси в департаменте Норд. [18] Фр. Plateau de Longboyau — плато в Иль-де-Франс, расположенное к югу от Парижа. [19] Фр. Cherbourg — коммуна и портовый город на северо-западе Франции, в департаменте Манш (регион Нормандия). [20] Ирл. Cú Chulainn «пёс Куланна» — герой ирландских мифов. Полубог, герой уладского цикла саг, а также шотландской и мэнской мифологии. Считается воплощением ирландского бога Луга. [21] Речь о Карле Вильгельме О́тто Лилиентале, который погиб в 1896г., пилотируя планёр собственной конструкции и не справившись с управлением. 17 декабря 1903 года произошел первый полет человека на аппарате тяжелее воздуха с двигателем. Первый полёт совершил Орвилл, он пролетел 36.5 метров за 12 секунд на аппарате Флайер I, построенный братьями Райт. Следующие два полёта были длиной около 52 и 60 метров, совершённые Уилбером и Орвиллом. Их высота была около 3 метров над уровнем земли. первый планёр с двигателем все же поднялся в небо. [22] Фр. Maison de Saint-Thibault, также Сиротский дом (Maison des orphelines) — средневековое здание, расположенное в Провене (департамент Сена и Марна, Франция). [23] Фр. tache - плоская кожаная сумка через плечо, используемая для переноски и хранения рабочих документов (карт и т.п.) и письменных принадлежностей. [24] Фр. fuselage, от fuseau, веретено — корпус летательного аппарата. [25] Фр. capote — отсек, или часть кузова, в которой размещён двигатель. [26] Фр. Nieuport, позднее «Ньюпо́р-Дела́ж» (фр. Nieuport-Delage) — французская авиастроительная компания, существовавшая в период с 1902 по 1932гг. До Первой мировой войны производила гоночные самолёты, во время и после войны — истребители. [27] Вес биплана составляет всего 385кг, это как современный чоппер. [28] Дело в том, что вплоть до 1916г. существовала лишь официальная лётная униформа, а для тех, кто поднимался в небо ничего не было предусмотрено. Даже в начале Первой мировой войны, даже с учетом наличия единой унифицированной формы для летчиков, все ещё позволялось использовать для утепления личные вещи. И только в 1916г. официально ввели кожаные плащи и куртки для летчиков. [29] Alfred Dunhill Ltd. — английская компания, специализирующаяся на производстве товаров для мужчин: ювелирные изделия, одежда, кожаные изделия, письменные принадлежности, зажигалки, парфюмерия и часы. В начале XX века они действительно в частном порядке шили на заказ одежду для пилотов (наравне с Burberry, Gamages и Roold). [30] Авиационное топливо делится на два типа: авиационные бензины и керосины. Первые применяются, как правило, в поршневых двигателях (как в нашем случае), вторые — в современных турбореактивных. [31] Авиационный магнето — это электрический генератор с помощью которого происходит зажигание свечей зажигания самолета и старт двигателя. [32] Инерционный стартер — это прибор с помощью которого за счет кручения происходит запуск двигателя. [33] Команду «От винта!» кричали перед запуском двигателя, и означала она буквально: отойди от винта, сейчас будет запуск. В это время техники и обслуживающий персонал должны покинуть зону вращения винта. [34] Расчалка — тонкий трос, стальная проволока, натянутая для соединения частей конструкции. В авиации расчалки применяются для придания жёсткости крылу и соединяют между собой конструктивные узлы крыла. [35] Французский авиаконструктор Марсель Лея (Marcel Leyat) начал заниматься авиацией в начале прошлого века. Свой первый самолет он закончил в 1909г. Первоначально машину Лея испытал в виде планера, а затем установил на нее двигатель. [36] Основные приборы приборной панели самолета — это указатель скорости, указатель положения, высотомер, координатор поворота, указатель курса и указатель вертикальной скорости. [37] Фр. brevet de pilote — свидетельство пилота. [38] В большинстве самолетов руль направления управляется с помощью педалей руля направления в кабине экипажа, которые механически связаны с рулем направления: нажатие левой педали ведет самолет влево и приводит к повороту налево, и наоборот. [39] Avro Type G был двухместным бипланом, разработанным AV Roe для участия в Британском военном авиаконкурсе 1912г. Он примечателен тем, что имел полностью закрытое отделение экипажа и был первым самолетом, который вышел из штопора в присутствии свидетелей. [40] Bristol Baby — цельнодеревянный одностоечный биплан с полотняной обшивкой. Самолёт был изготовлен фирмой British and Colonial Airplanes. Миниатюрный аппарат, оснащенный сравнительно мощным для тех времен мотором, предназначался для участия в воздушных гонках. Самолет не обрел успеха на этом поприще, однако с началом первой мировой войны он превратился в весьма удачный скоростной тактический разведчик. Отсюда и второе название машины (Scout — «разведчик»). [41] Триммер рулей высоты — небольшая планка в хвостовой части руля, что влияет на набор высоты. [42] Элероны, рули крена — части крыльев самолёта, что служат для поворота самолета в воздухе. [43] При движении в воздушном потоке над крылом давление меньше, чем под ним. Из-за этой разницы возникает подъемная сила. Она выталкивает крыло самолета и, соответственно, сам самолет вверх. [44] Максимальная скорость Bristol Baby 160 км/ч, а крейсерская 138 км/ч. Расстояние же между обозначенными точками маршрута составляет порядка 320км. [45] Гондола — по сути это корпус самолета. Так как первые конструкторы и авиаторы были в основном из флотских офицеров, то были и заимствованы многие слова, в том числе и гондола (венецианская гребная одновесельная лёгкая лодка особой формы). [46] Фр. révérence от révérer «почитать» — форма глубокого женского поклона с приседанием, преувеличенное выражение почтительности. [47] Англ. Don’t bite the hand that feeds you, русский аналог — не пили сук, на котором сидишь. [48] Англ. Let bygones be bygones, русский аналог — кто старое помянет, тому глаз вон.