Лед внутри тебя

Аня приехала во дворец, где тренировалась команда Загорского, за час до назначенного времени. Она хотела осмотреться и погулять по территории комплекса, чтобы не чувствовать себя здесь совсем чужой и хоть немного ориентироваться в длинных коридорах ледовой арены, которая поражала своим масштабом уже с улицы. Возможно, размышляла Аня, ей даже удастся познакомиться с Павлом Александровичем, о котором она была наслышана, до начала тренировки: победитель Олимпийских игр и один из лучших тренеров России, он воспитал множество спортивных пар и фигуристов-одиночников, которые теперь были известны как чемпионы мира и Европы. Именно их портреты висели в просторном светлом холле, и Ане хотелось рассмотреть каждый – такими красивыми, счастливыми и гордыми выглядели спортсмены. Она неосознанно искала глазами фотографию Кости и Полины – ей было интересно, кадр с какого международного соревнования выбрали во дворце, чтобы представить ведущую пару тренерского штаба. И, наткнувшись взглядом на изображение, фигуристка нисколько не удивилась тому, что это была фотография с Олимпийских игр, висевшая в самом центре зала и приковывавшая внимание всех посетителей ледового комплекса. – Нравится? – вдруг раздался за спиной знакомый голос, услышав который Аня подскочила, в ужасе оборачиваясь от такого неожиданного появления кого-то в пустом, еще закрытом для посетителей дворце. Перед ней стоял необычайно бодрый для семи утра Костя, перекинувший через плечо черную спортивную сумку, и лукаво улыбался. – С ума сошел? Зачем так пугать? – сердито спросила она, обхватывая высокую ручку сиреневого чемодана, в котором обычно хранила коньки, и направилась в раздевалку. Даже если она заблудится в этих бесчисленных коридорах, это будет намного лучше, чем видеть самодовольное лицо Воронцова, готового в любую минуту испортить и без того шаткий настрой – неужели он всегда ведет себя так? – Я не хотел пугать тебя, – пожал плечами он, следуя за фигуристкой, которая тут же одарила его многозначительным недовольным взглядом. – Или хотел. Но это совершенно не важно! Важно то, что ты идешь не в ту сторону. Аня резко остановилась – так, что спешивший догнать ее Костя чуть было не врезался, абсолютно точно сбив бы ее с ног, но успел вовремя остановиться, опасливо выставляя ладони вперед. Его новая партнерша, пристально вглядываясь в задорные зеленые глаза и грозно прищурив свои, что-то обдумывала. Оглядевшись по сторонам и увидев на стеклянных стендах, что стояли с правой стороны на протяжении всего коридора, расписанную униформу и множество кубков, она поняла, что забрела в крыло хоккеистов. – Идем, я покажу тебе все, – ловко перехватив чемодан, Костя развернулся и бодро зашагал назад – к выходу, который вел в главный холл, где минутой ранее они и встретились. Тяжело выдохнув и решив, что для споров еще слишком рано, Аня последовала за ним. День явно предстоял тяжелый – и дело было вовсе не в тренировках. После экскурсии по дворцу, который оказался еще больше, чем Преображенская представляла, Аня наконец смогла переодеться и выбрать себе место в одной из женских раздевалок. Как рассказал ей Костя, здесь переодевались исключительно парницы, так что она, вероятно, даже сможет пересечься с Алисой после вечернего льда танцоров – и это новость обрадовала фигуристку, придав немного уверенности. Поблагодарив Воронцова за помощь, Анна отправилась внутрь, чтобы привести себя в порядок перед тренировкой и успеть размяться – у нее оставалось чуть больше двадцати минут до выхода в зал. Переодевшись в спортивную форму, она привычно собрала волосы в высокий хвост. Внутри быстрее обычного билось сердце – волнение перед первой совместной тренировкой было нормальным, однако осознание этого нисколько не помогало. Она знала, что им нужно было привыкнуть друг другу, найти точки соприкосновения и выработать собственный стиль катания. И это требовало времени, которого у них не было. Потому Аня боялась, что упадет в грязь лицом, просто не потянет уровень Кости, который вот уже двенадцать лет катался в парном разряде, разочаровав этим Воронцова и Павла Александровича, но самое главное – саму себя, хоть и старалась всячески скрыть это. Собравшись с силами и сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, она вышла из раздевалки. Было раннее утро, поэтому во дворце еще никого не было, и чтобы Аня не заблудилась, Костя предупредил, что будет ждать ее в коридоре и они отправятся в зал вместе. И поначалу все шло отлично. Воронцов спокойно объяснил, как устроен распорядок дня во дворце, подробно рассказал, кто из тренеров за что отвечает и с кем будут работать они и добавил, желая успокоить и приободрить Аню, что Загорский появляется обычно только на ледовых тренировках. И потому Воронцов давал задания самостоятельно, взяв на себя обязанности тренера, так как за годы выступлений в парном катании он успел во всех красках познакомиться со спецификой этого вида спорта – Косте хотелось посмотреть, на что способна фигуристка, получше разглядеть ее технику и понаблюдать за прыжками в зале. Все упражнения были прекрасно знакомы Ане: примерно то же самое она выполняла и раньше, потому фигуристка размеренно делала подход за подходом, периодически переводя взгляд на Костю и следя за тем, чем занимался партнер: в основном он работал над тем же, делая чуть больший акцент на силовых упражнениях. Однако спустя полтора часа, когда силы уже были на исходе после изнуряющей нагрузки на мышцы всего тела, Костя неожиданно бодро заявил, что они должны попробовать одну из поддержек. – Эта наша первая тренировка, – пыталась возразить Аня, но тот словно зациклился на необходимости начинать изучать парные элементы как можно скорее, чтобы постепенно переносить их на лед. – Ты прекрасно знаешь, что я боюсь!.. Но договорить Ане не дали: Костя вдруг оказался рядом, подхватывая фигуристку за талию и поднимая высоко над собой. Преображенская, оказавшаяся над головой партнера так неожиданно, испугалась еще больше: она участвовала в шоу и даже каталась там с партнером в нескольких номерах, но никогда не делала ничего сверх простых танцорских поддержек. Она чувствовала, что руки Воронцова крепко сжимали ее талию, держали уверенно и спокойно, но совершенно не понимала, что делать: все прокаты спортивных и танцевальных пар, которые она успела увидеть на соревнованиях за долгие годы спортивной карьеры, вдруг совершенно вылетели из головы, оставляя после себя лишь нарастающую панику и дрожь в руках, которыми она теперь цеплялась за предплечья Воронцова. Костя только недовольно буркнул что-то себе под нос, а затем громко скомандовал: – Скрести ноги и подними их наверх, а руки вытяни в стороны. Аня вытянула ноги наверх и расправила дрожащие руки, как и сказал партнер. Страх все никак не унимался, а потому она тут же зажмурила глаза – так сильно, как только могла. Костя довольно улыбнулся, а затем, аккуратно переступая, чтобы не напугать и без того напряженную Преображенскую еще больше, развернулся к зеркалу, чтобы фигуристка смогла взглянуть на себя. – Открой глаза, Аня, – совсем иначе, без доли смеха и иронии, с какой-то теплотой в голосе произнес он, призывая партнершу посмотреть на отражение в большом зеркале. – Я держу тебя, обещаю. Она неохотно открыла сначала один глаз, стараясь не переводить взгляда вниз, а затем все же решилась посмотреть на собственное отражение, приподняв голову. Увидев довольного Воронцова, который выбрал одну из самых простых и безопасных поддержек, она не смогла сдержать улыбки. Они смотрелись гармонично вместе: рост, возраст, внешний контраст – все говорило о том, что они могли бы стать идеальной парой. И подтверждало это то, что Аня выглядела изящно в руках Кости даже в этой неуклюжей, элементарной поддержке, которую на соревнованиях не исполняли из-за не самого впечатляющего вида и совсем не большой стоимости. – Хочешь попробовать кое-что еще? – спросил Костя, поднимая взгляд наверх и встречаясь глазами с посветлевшей Аней. – Ничего серьезного, все еще юниорские поддержки второго уровня. Она кивнула, понимая, что избавиться от страха сможет только постоянными попытками преодолеть его. В конце концов, Костя вчера сказал, что поначалу все боятся поддержек – это нормально, и совсем скоро от этого глупого страха не останется и следа. Ведь точно не ей, двукратной чемпионке мира, бояться таких простых элементов. К тому же, они были в зале и выполняли поддержки в статике, а значит, вероятность упасть была намного меньше. В следующую секунду Воронцов осторожно повернул Аню так, чтобы она смотрела на него, и спустил руки чуть ниже, ближе к бедрам, чтобы равномерно распределить нагрузку веса ее тела и помочь партнерше сохранить равновесие. Аня расправила руки, поджимая одну ногу и вытягивая другую – где-то на подкорке сознания всплывали туманные картинки чемпионатов парников. Она видела, что Костя искренне, с удобрением улыбался, наблюдая за ее осторожными действиями. В это мгновенье он думал о том, что все, возможно, не так уж плохо и им удастся стать достойной парой и выступить на Олимпийских играх, если они приложат достаточно усилий. Но размышлять об этом было еще рано – сейчас они должны были работать, и работать так много, как никогда раньше, а потому Воронцов осторожно опустил Аню на пол, сдержанно похвалив ее за собранность, но тут же напомнил о том, что через четверть часа она должна быть на льду, тем самым резко отрезвляя Преображенскую – Аня было подумала, что они могли бы подружиться, забыв на пару минут о своем главном правиле: дружбы в спорте не существует. Особенно, если вы соперники.

***

Тренировка в зале выжала из Ани все силы, а ее окончание потрясло и без того неустойчивую в последнее время психику фигуристки. Костя в очередной раз строго повторил, что у нее есть только пятнадцать минут до начала «льда» и ушел в раздевалку, оставляя ее в спортивном зале в одиночестве. Осмотревшись, Аня взяла висящую на хореографическом станке любимую скакалку и вышла в коридор – нужно было успеть переодеться и отдышаться. Зайдя в раздевалку, Аня увидела девушку, которая резко и с каким-то раздражением шнуровала коньки. Заметив Преображенскую, она только тихо хмыкнула, а на губах ее появилась едва заметная ядовитая улыбка. Аня узнала в ней Викторию Орфееву, которая уже долгие годы была главной соперницей Полины и претендовала на звание лучшей парницы страны. Фигуристка много раз нелестно отзывалась об Игнатьевой в интервью, критиковала их с Костей выступления и винила в том, что они буквально вырвали ее путевку на прошлые Олимпийские игры, заработав при этом «жалкое серебро». Однажды Виктория даже устроила скандал во время чемпионата, заявив, что программа Игнатьевой\Воронцова была оценена нечестно, а судьи намеренно завышали им оценки за компоненты, чтобы те установили рекорд, в пятый раз став чемпионами России. И теперь Орфеева исподлобья надменно наблюдала за каждым движением Ани, словно птица, охотившаяся за своей добычей. – Ты что-то хочешь мне сказать? – не выдержав, спросила Преображенская, которой порядком надоели косые взгляды Виктории и гнетущая тишина в раздевалке, физически ощущаемая теперь давлением на виски. Тратить время на споры не хотелось, да и обращать внимание на завистливые взгляды Аня уже давно перестала, однако что-то внутри закипало от злости: с чего Орфеева вообще решила, что она имеет право на подобное поведение? – Я? – скорчив невинное лицо, удивилась та. – Ни в коем случае! Она театрально подняла руки вверх, закончив с коньками, а затем направилась к выходу. Короткая юбка открывала вид на ее стройные прямые ноги, выгодно подчеркивая их длину, но Аня, глядя на это, могла думать лишь о том, что ей, должно быть, холодно на льду в таком наряде. – Разве что, – вдруг остановилась в дверях Орфеева, неприятно улыбаясь – улыбка эта была холодной, больше похожей на оскал, – хотела предостеречь тебя: Костя совсем не тот, кем мог тебе показаться. Он живет мечтой об олимпийском золоте, а потому никогда не простит тебе ошибки. Она поправила свои длинные каштановые волосы и вышла, подмигнув на прощанье Ане. Та только устало откинула голову на деревянную спинку вешалки, закрывая лицо руками и понимая, насколько трудный путь ей предстоит пройти, чтобы стать здесь хоть кем-то. Чтобы вновь восстановить репутацию и заставить всех забыть о глупой травме, вынудившей уйти из одиночного катания, так и не добившись главной награды и не завоевав заветный титул. Взглянув на часы и поняв, что у нее осталось всего несколько минут до начала тренировки, Аня принялась быстрыми, уже рефлекторными движениями шнуровать коньки. Она откатала в них весь сезон, а потому сейчас они выглядели не лучшим образом: на ботинке начали образовываться заломы после бесчисленных попыток восстановить многооборотные прыжки и сотни болезненных падений. Кататься в таких коньках было не лучшей идеей, но она понимала, что время еще было – к тому же, она была уверена, что обеспечить необходимую поддержку голеностопу способна дополнительная закачка мышц. Аня знала, что обязательно купит себе новую пару, как только Федерация официально подтвердит образование новой спортивной пары и включит их в состав сборной. В таком случае расходы за коньки Аня сможет покрыть полностью. А сейчас все, что ей оставалось – покрепче замотать ботинок фигурным скотчем и прикрыть специальными лосинами, натянув их на язычок конька, чтобы образовавшийся залом не увидел никто из спортсменов и тренеров. – А вот и наша Анна, – приветливо улыбнулся Павел Александрович, как только Аня ступила на лед. Костя стоял рядом, по другую сторону борта, разговаривая с незнакомым ей фигуристом и что-то эмоционально рассказывая, но, завидев партнершу, кивнул парнишке и, последовав примеру Преображенской, быстро оттолкнулся ребром конька, вмиг оказываясь рядом. – Итак, сегодня я хочу посмотреть на то, что за пара может из вас получиться. Константин, ты ввел Анну в курс дела? Кивнув, Воронцов ответил, что объяснил партнерше все еще утром, когда проводил экскурсию по дворцу: сегодня на тренировке им предстояло постараться почувствовать друг друга, опробовав самые простые парные элементы. Это не казалось чем-то сложным, хотя фигуристка понимала: парники тратят целый сезон на то, чтобы скататься, стать единым целым, при этом не потерять своей индивидуальности. Но тогда же Костя добавил, что хочет попробовать параллельные прыжки. Это дало Ане надежду на то, что первая тренировка может пройти вполне сносно: парники всегда исполняли менее сложные прыжковые элементы, а потому для нее это не стало бы проблемой. – Тогда прошу, – Загорский указал на лед. Он прекрасно помнил вчерашнее обещание Воронцова, а потому мог с уверенностью сказать, что ученик постарается сделать так, чтобы Ане было максимально комфортно и не будет торопить ее. Костя приглашающе протянул фигуристке руку, в которую она вложила свою ладонь, ощутив, насколько горячей была его кожа. Кажется, она начинала понимать Орфееву и то, почему ее тренировочная одежда выглядела именно так. Набрав скорость, они быстро скользили по льду, выполняя довольно простые дорожки шагов, дуги и другие базовые элементы. Костя четко объяснял, что нужно делать, чтобы добиться лучшей синхронности и Аня доверялась ему во всем – что бы она не думала о нем, как о человеке, фигуристом он был великолепным. Костя же старался разъяснять все максимально подробно, понимая, что Преображенская чувствовала себя непривычно в статусе партнерши. Об этом свидетельствовало и ее постоянное желание вырваться вперед, отъехать дальше, сделать все самостоятельно, и частые порывы отстраниться, когда он просил быть чуть ближе. В такие моменты Костя, начинавший заводиться от одной мысли о том, что ему придется начинать все с начала, вспоминал, что и сам когда-то был на ее месте, а потому продолжал тихо повторять о важности синхронности и слаженной работы – Аня должна была прислушиваться к советам и искать баланс между самостоятельностью и синхронностью, иначе ничего не выйдет. – Хорошо, достаточно на сегодня, – хлопнув два раза в ладоши, чтобы привлечь внимание фигуристов, сказал Павел Александрович. Аня с надеждой смотрела на него, подъехав к борту, хотя Загорский видел – она всеми силами пыталась придать взгляду уверенности и спокойствия. А потому он, решив ободрить разрумянившуюся спортсменку, улыбнулся и довольно произнес: – Отлично сработали. Нам предстоит исправить многое, но вы прекрасно смотритесь вместе. Губы ее тронула благодарная улыбка, а взгляд переменился, став живым и искренним. Как давно она не слышала слов поддержки от тренера! И сейчас совершенно не хотелось думать о том, что Загорский наверняка сделал это специально – главное, что он верил в нее, а это придавало сил и уверенности в том, что она сможет, начав все заново, добиться успеха. Костя, глядя на счастливую Аню, тоже немного смягчился. Откровенно говоря, он ожидал большего. Всю тренировку фигуристка отказывалась положиться на него, не давала вести, все время пытаясь куда-то вырваться и сделать все самостоятельно. Он подумал о том, что нужно поговорить с Аней о том, что теперь на льду должна быть не фигуристка-одиночница, а слаженная команда, частью которой ей предстояло стать в кратчайшие сроки. – Кажется, ты хотел попробовать параллельные прыжки? – вдруг спросила она, когда Павел Александрович уже собирался уходить. Тренер, услышав это, заинтересованно взглянул на Костю, который, задумчиво наклонив голову, все же кивнул. Видеть запал Ани, ее заинтересованность в работе было приятно, а потому он решил, что им стоит попробовать. Несколько минут они советовались, пытаясь решить, что именно будут исполнять и с какого захода. Наконец фигуристка радостно помахала тренеру в знак того, что они готовы. Вложив ладонь в руку Кости, Преображенская кивнула. Они набрали скорость, чуть разъехались, выполняя заход через кораблик, а затем почти синхронно взмыли в воздух, выполнив три оборота. Тройной тулуп вышел идеально чистым, но выезд получился немного недоработанным из-за отсутствия должного опыта и чувства друг друга на льду: Аня по привычке удержала позицию, в то время как Костя почти сразу опустил ногу. И все же Павел Александрович с каждой минутой все больше убеждался в том, что принял верное решение – эта девочка станет отличной партнершей для Кости и раскроет его совершенно с другой, новой и весьма неожиданной стороны.

***

«Сегодня утром стало известно, что двукратная чемпионка мира и обладательница бесчисленных титулов в женском одиночном катании Анна Преображенская и серебряный призер Олимпийских игр Константин Воронцов встали в пару. В феврале этого года Преображенская получила травму во время тренировки на чемпионате Европы. Восстановить четверные прыжки ей не удалось, несмотря на многочисленные попытки. По сообщениям инсайдеров, фигуристка потеряла и прославленный тройной аксель, который долгие годы был ее коронным прыжком. То же случилось и с парой Игнатьева\Воронцов, которым предрекали золото Олимпийских игр, которые пройдут в Турине уже в следующем сезоне. В марте Полина Игнатьева объявила о завершении спортивной карьеры, оставив Константина без партнерши прямо перед началом важнейшего сезона. Роковая случайность или судьба – что свело двух сильнейших фигуристов страны вместе? Посмотрим, чем обернется для них такое решение, – первый этап Гран-при России, на который заявлена пара Преображенская\Воронцов, стартует уже в конце августа!» – Ты действительно это смотришь? – спросила Аня стоящую рядом Алису, которая, ловко закинув ногу на станок, растягивалась после совместной вечерней тренировки. С утра Доронина позвонила подруге, громко и радостно объявляя о том, что сегодня она будет во дворце в то же время, что и Аня, а потому они просто обязаны встретиться и продуктивно провести пару часов вместе. Под продуктивностью Алиса понимала отнюдь не тренировку – у фигуристки было много вопросов к Ане, ответы на которые ей не терпелось узнать до этого. – Конечно! – эмоционально вскрикнула та, удивленно глядя на подругу. – Неужели ты совсем не следишь за тем, что о вас пишут? – Как-то не приходится… Аня, возможно, и хотела бы узнать, что об этой новости думали ее поклонники, но у нее не хватало на это ни времени, ни сил. Каждый день она проводила здесь, в ледовом дворце, упорно и долго тренируясь с Костей и без него. Им действительно предстояло много работы, потому как Павел Александрович поставил перед ними четкую цель – к началу сезона, а значит, уже через три с половиной месяца, они должны хотя бы походить на пару, претендовавшую на пьедестал чемпионата России. И потому Костя каждый день вот уже две недели изводил Аню нагрузками в зале, уделяя особое внимание мышцам рук и спины, а на льду – синхронности. У них даже начало неплохо получаться чувствовать друг друга во время скольжения и несложных дорожек: Аня наконец приняла тот факт, что ей придется уступить первенство Косте, позволяя ему вести, и старательно выполняла все рекомендации, которые ей заботливо давали тренер и хореограф. Но она чувствовала: терпение Кости не бесконечно. Совсем скоро он, как всегда неожиданно, объявит о том, что пришло время попробовать какую-нибудь замысловатую поддержку или, еще хуже, приступать к изучению подкруток. И если выбросы ее совсем не пугали, то перспектива исполнить три оборота на высоте почти трех метров не казалась такой привлекательной. – Вы уже пробовали поддержки на льду? – воодушевленно спросила Алиса, мечтательно взглянув на Аню. Преображенская была уверена: подруга уже поженила их с Костей в своих мечтах, и это заставило ее улыбнуться и со смехом покачать головой. – Еще нет. Мы… работаем над этим. Признавать тот факт, что она боялась, не хотелось. Аня не привыкла испытывать страх, но в последнее время в ее жизни вообще не осталось ничего привычного, и все же она понимала, что должна начать работать в полную силу, научиться доверять кому-то, помимо себя. Костя доходчиво объяснил, как важна слаженность в их работе – это было именно тем, что могло бы привести их к медали, завоевать которую было главной целью обоих. Ведь получались у нее эти пресловутые поддержки второго и третьего уровня, значит, и в оставшихся не должно быть ничего страшного. Костя обещал, что удержит – всегда, что бы ни случилось, и эта мысль немного успокаивала, почему-то хотелось верить ему: за все время их с Полиной выступлений не было ни единого раза, когда Костя не подстраховал бы партнершу, каким бы провальным не был элемент. – Знаешь, когда я перешла в танцы, мне казалось, что я никогда не смогу доверить свое тело какому-то сопляку, – хмыкнула Алиса, меняя ногу и сильнее наклоняясь к ней, выпрямляя спину. Ностальгическая улыбка осветила ее загорелое лицо. – Но в один момент нам удалось выполнить сложную поддержку, и я… Это было невероятно! Я поняла, что могу наконец стать кем-то важным, кем-то, на кого будут смотреть с восхищением и говорить: «Хочу быть такой же сильной и смелой!». Аня смотрела в глаза подруги и видела в ней себя. Они познакомились много лет назад, когда были детьми, на одних из многочисленных летних юниорских сборов. Им было по восемь, совсем еще девочки, которым хотелось играть и веселиться, а не проводить в зале и на льду дни напролет, ограничивая себя во всем, пока их одноклассники и знакомые бегали во дворах и весело играли в мяч, объедаясь мороженым. А потому они решили держаться вместе – всегда, что бы ни случилось, ведь так совсем не скучно, да и взгляд тренера не казался таким страшным, если он был обращен к ним обеим. Так и родилась их дружба. Единственная, для которой Аня готова была сделать исключение, потому что знала: Доронина никогда бы не стала ревновать ее, завидовать и пытаться испортить что-то. Они обе радовались успехам друг друга, делили горечь поражения, но неизменно оставались рядом, поддерживая и помогая. Повзрослев, Алиса, мечтавшая через пару месяцев защитить мастерский разряд, начала быстро и внезапно терять прыжки, которые и без того всегда давались ей с невероятной сложностью, были довольно низкими и не всегда технично выполненными, несмотря на то, что спортсменка всегда выжимала из себя максимум. Их тела изменились, и это пугало юных спортсменок: Аня страшно боялась повторить судьбу подруги и оказаться вне сборной. Доронина безрезультатно билась в надежде осилить ультра-си элементы и в этой борьбе растеряла последние силы и мотивацию. Это был сложный и долгий период в жизни обеих спортсменок: Аня терпела череду неудач на российских стартах, а Алиса падала даже с двойного акселя. Но все решилось для Дорониной в один день: когда тренер предложил ей попробовать встать в танцевальную пару и перестать мучить себя. С того дня их пути в спорте разошлись, но дружба только окрепла. – Я нашла себя там, куда и не думала идти, Аня, – с долей грусти продолжила фигуристка, пока подруга задумчиво смотрела куда-то сквозь нее, вспоминая те далекие времена их карьеры одиночниц. – Может, это и твой шанс тоже?

***

– Я же просил поднимать локоть выше! – злился Костя, с укором глядя на партнершу, которая чуть не попала ему по лицу во время, казалось, уже сотой за последний час попытки выполнить двойную подкрутку. Аня только сжала зубы, откидывая голову назад и проклиная саму себя. Она уже тысячу раз повторила одну и ту же ошибку: не стоило так размахивать руками после группировки, иначе когда-нибудь она действительно сломает подхватывающему ее Косте нос. И не дай бог это случится на соревнованиях или открытых тренировках – тогда партнер точно четвертует ее. – Еще раз, – скомандовал Воронцов, убирая от покрасневшего лица ладонь и начиная набирать скорость, четко и быстро выполняя перебежки назад. – Давай попробуем выброс, – предложила Аня, вкладывая свою руку в Костину. Подкрутка получалась у нее плохо, часто была нестабильной, несмотря на то, что за полтора месяца совместных тренировок она все же смогла найти в себе силы и довериться опыту партнера. И не было еще ни разу, когда бы он подвел ее, не удержав во время падения, которые обычно происходили по вине Преображенской. Как только он еще не получил травму оставалось загадкой, думать над которой не очень хотелось: несколько раз Воронцов с глухим ударом падал на лед, вынужденный перенести на себя вес партнерши, оказывавшейся сверху и добавлявшей силы к падению. В такие моменты Аня, прижатая к напряженному и собранному телу партнера, защищающему от прикосновения с холодом льда, чувствовала себя отвратительно: ей вовсе не нужно было, чтобы он так пекся о количестве синяков на ее теле, калеча собственное. – Я знаю, что ты приземлишь его, Аня! – взорвался Костя, недоумевающе глядя на фигуристку. Он ни разу не усомнился в том, что выбросы не составят труда для Ани, и это действительно оказалось правдой: почти сразу они оставили двойные, переходя к изучению трех оборотов сначала в зале, а затем начали постепенно переносить элемент на лед, пробуя различные заходы, включая усложненные. – Но я не уверен в том, что мы сможем сделать хотя бы двойную подкрутку в ближайшее время, потому что ты совершенно отказываешься меня слышать! – Это ты, кажется, отказываешься понимать, что я всю жизнь каталась одна! И перспектива упасть с трехметровой высоты совсем меня не привлекает, ясно? – она ткнула пальцем ему в грудь, желая, чтобы он наконец услышал ее, а не продолжал тешить свое самолюбие очередными надоевшими лекциями о правильной технике и ошибках, которые из раза в раз допускала партнерша. – Довольно, – громко произнес наблюдающий за перепалкой учеников Павел Александрович. Он стоял возле борта, грозно сложив руки на груди и внимательно следя за каждым движением фигуристов, выискивая причину их неудач. Но, кажется, все было намного проще, чем он думал, и это позабавило его, заставляя скрывать снисходительную улыбку, увидев которую, Аня с Костей явно не обрадовались бы – вряд ли над чередой их неудач было бы можно насмехаться. – Идите сюда, оба. И пока они подъезжали к борту, пересекая почти весь каток и успевая при этом что-то тихо, но упрямо доказывать друг другу, Загорский лишь убеждался в своих догадках: Костя, отвратительно некрасиво и непривычно резко для профессионального фигуриста толкался зубцами коньков, стараясь хоть немного вырваться вперед, обогнав быстро перебиравшую ногами Аню. Выглядело это так, словно два обиженных ребенка пытались что-то друг другу доказать, не понимая, что виноваты оба. Поравнявшись, они встали по разные стороны от тренера, не желая даже смотреть в сторону друг на друга. Аня все еще обиженно вскидывала подбородок, а Костя хмурил брови: ему хотелось накричать на партнершу за ее упрямство и за то, что она постоянно делала все по-своему, словно его и вовсе не было рядом с ней на льду. – Зачем вы здесь? – строго спросил Павел Александрович встречаясь с непонимающим взглядом ученицы. – Простите? – Аня с удивлением подняла голубые глаза. Неужели Загорский не понимал, для чего они тренируются? Костя, наученный опытом долгих лет, сразу понял, что сейчас им предстоит очередное мудрое наставление от тренера, а потому бесшумно вздохнул, обводя взглядом ледовую арену в поисках более интересного занятия, чем лекция о ребяческом поведении и нежелании слышать партнера, что являлось основным правилось парного катания. – Для чего вы проводите часы здесь, занимая чье-то место, если ведете себя, как дети, – он чуть наклонил голову, пожав плечами. – Кому вы пытаетесь что-то доказать? Друг другу? Партнеры молчали. Между ними действительно в последнее время чувствовалось напряжение, потому как они успели узнать друг друга лучше, и та напускная доброжелательность, что царила вначале, исчезла, уступив место рабочему быту и притирке. Тренировки часто заканчивались ссорами, а о перепалках фигуристов уже ходили слухи – каждый «постоялец» дворца считал своим долгом обсудить в раздевалке очередной скандал новой пары. Добавляло искр в и без того сложные отношения то, что уже через пару месяцев должно было состояться их первое соревнование, а они были совершенно не готовы: несмотря на то, что Виктория Андреевна, хореограф штаба Загорского, начала ставить им программы, фигуристы катали их со множеством ошибок: Аня часто забывала о синхронности, будто не чувствуя, что где-то рядом всегда был партнер, а Костя – об артистизме и эмоциях. И винить в этом они могли только себя, но вместо этого почему-то решили перекладывать ответственность за неудачи друг на друга. – Павел Александрович, давайте опустим эти разговоры и перейдем сразу к делу, – раздраженно буркнул Костя. До конца их времени на льду оставалось всего тридцать минут, и он не хотел тратить их на пустую болтовню. – Сразу к делу, значит? Ну что ж, – Загорский прищурил глаза и кивнул на пару, делившую лед с его старшими учениками, которая только что успешно выполнила обратное лассо на третий уровень. – Видите этих ребят? Они катаются вместе всего четыре месяца, что не сильно больше вашего, но уже способны составить серьезную конкуренцию сборной. – Мы тренируемся не меньше, – начала Аня, в глазах которой вспыхнуло раздражение: упрекать их в недостатке работы было бы ошибкой, потому как спортсмены приезжали на лед к семи утра и заканчивали тренировки только к девяти вечера. – В том то и дело, Анна, что нет никаких вас, – Воронцов перевел на тренера недовольный потемневший взгляд, – есть только ты и Константин. Вы катаетесь не как команда, не как партнеры, а так, словно впервые видите друг друга. В этом и заключается ваша проблема. – И что же вы предлагаете? – наконец подал голос молчавший все это время Костя. – С Полиной вы были друзьями – в этом и заключался ваш секрет. Вы доверяли друг другу. Но Анна для тебя – незнакомка, как и ты для нее. – Вы предлагаете нам… подружиться? – нервно рассмеявшись, уточнила Преображенская. Она ждала какого-то совета, который поможет им добиться стабильности при выполнении сложных элементов, а не рекомендации из разряда «сходите вместе в кино». – Станем друзьями – и тройная подкуртка наша, – едко отозвался Костя, понимая, что ничего больше от этого разговора ждать нечего. Нужно было продолжать тренировку – только так они смогут довести элементы до идеала. – Ты почти прав, Константин, – довольно кивнул Павел Александрович, разворачиваясь и уже на ходу добавляя: – На сегодня вы закончили. Поужинайте вместе и поговорите хоть о чем-то, что позволит вам лучше узнать друг друга. Аня, вскинув бровь, вопросительно взглянула на Воронцова, который уже нарезал круги по катку в попытках успокоиться и привести мысли в порядок. За эти месяцы она поняла, что часто таким образом он собирался и приходил в себя, потому спокойно вышла со льда, протирая перчатками лезвия, а затем надела на них защитные чехлы. Перечить тренеру было нельзя – в этом состояло негласное правило команды Загорского, которое она усвоила так же быстро, как и то, что Павел Александрович каким-то образом узнавал обо всем, что происходило в ледовом дворце. Оглянувшись, фигуристка нашла взглядом чехлы Кости и взяла их в руки, чтобы сразу же отдать партнеру, который в тот момент выполнял заход на тройной флип. Ане не хотелось это признавать, но она могла бы наблюдать за подобным еще долго, если вообще не вечно: Воронцов катался так, словно лед был частью него, а коньки совсем не стирали и не мозолили ноги после нескольких часов усердных тренировок, что они уже провели на катке. Его легкие, плавные и в то же время полные силы движения выглядели безупречно, завораживали. И если раньше Аня никогда не смотрела мужское одиночное катание и не испытывала к этому виду спорта особых эмоций, то сейчас она с уверенностью могла сказать, что выступления юного Кости наверняка были намного зрелищнее любых других прокатов юношей. – Ужин, значит? – хмыкнул он, поблагодарив протянувшую ему чехлы Аню. Она взглянула на большие электронные часы, что висели на стене посреди арены: время было уже позднее, и живот сводило, что говорило о том, что она была бы не прочь подкрепиться, ведь пообедать ей сегодня так и не удалось: Костя решил потренировать поддержки в зале на полчаса дольше обычного. Потому она успела лишь перекусить на ходу каким-то безвкусным протеиновым батончиком, спеша на лед, где ее уже ждал партнер. Однако ехать в ресторан совсем не хотелось: тело ныло от усталости, голова раскалывалась, а единственным ее желанием было поскорее оказаться в кровати и уснуть. – Знаешь, я сомневаюсь, что мы сможем спокойно поужинать. – Боишься фанатов? – ухмыльнулся Костя, сворачивая в сторону раздевалок. Это, конечно, тоже беспокоило Аню, хоть и не было основной причиной: за последнее время она успела прочитать про их с Воронцовым дуэт много интересного – от восторженных ожиданий в предстоящем сезоне до комментариев из разряда «она даже рядом не стояла с Полиной». Поэтому встречаться с кем-то из зрителей не очень хотелось, особенно в таком состоянии – у них с Костей и без этого хватало проблем. – Я, кажется, кое-что придумал, – в зеленых глазах вдруг засверкали искорки какого-то детского восторга и предвкушения от поездки. – Одевайся, я жду тебя на парковке. И поторопись, у нас мало времени! В тот же момент он скрылся за дверью мужской раздевалки, оставляя ошарашенную такой резкой сменой поведения партнершу стоять посреди длинного пустого коридора. Губы ее тронула улыбка – внезапная, вызванная каким-то странным чувством радости и сладостного ожидания. Ей пора было привыкнуть к тому, что Костя часто мог вспыхнуть в один момент, разъяренно сверля взглядом каждого, кто попадался ему на пути, а в следующий – уже мило беседовал с каким-нибудь коллегой по сборной или обсуждал с Максимом очередную травму спортсменов, полученную на соревнованиях. Эмоции его сменяли друг друга, и иногда это доставляло неудобство, обижало и задевало, но в основном Аня привыкла – она и сама, кажется, была такой же.

***

Костя припарковал машину возле больших металлических ворот служебного входа – так, чтобы Аня не поняла, куда именно он привез ее. Она всю дорогу пыталась выведать причину такого внезапного возбуждения партнера, но тот держался стойко и не дал ей даже намека, желая поскорее увидеть ее искренние, первые эмоции. Потому он попросил Аню закрыть глаза и помог ей выбраться из высокого автомобиля, аккуратно приподняв партнершу и поставив уже в следующую секунду на землю с привычной легкостью. Как всегда крепко он сжал ее ладонь и потянул за собой, внимательно обводя доверившуюся ему Преображенскую меж зданий и фургонов, которые попадались им на пути. – Жди меня здесь, я на минуту, – шепнул Костя, обжигая ее шею своим дыханием. От подобного неожиданного обращения Аня на секунду застыла и напряглась. Она не сразу привыкла, что спецификой парного катания был постоянный и довольно тесный – иногда слишком – физический контакт. Казалось, не было ни одного участка на ее теле, за который не успел ухватить ее Воронцов во время тренировок, однако все это было ожидаемо. Он всегда заботливо предупреждал ее, объяснял правильную технику, предлагал несколько вариантов и спрашивал о том, насколько комфортно ей во время того или иного хвата. Сейчас же он находился так близко, и это немного пугало, особенно учитывая тот факт, что она все еще стояла с закрытыми глазами посреди темной улицы. Хотелось наконец открыть их, но Костя четко дал понять, что правила в этой игре устанавливал он. Воронцов отошел, скрывшись в ночной тишине, но вернулся действительно быстро, как и обещал: Аня даже не успела начать беспокоиться, поглощенная мыслями о том, что задумал партнер. Он осторожно закрыл большими ладонями ее глаза, почти бесшумно подходя со спины, а затем попросил сделать еще несколько шагов вперед. – Готова? – в голосе его все еще слышались незнакомые ей раньше нотки радостного ожидания, трепета и надежды на то, что устроенный сюрприз порадует Аню, и от этого по телу пробежала дрожь. Он старался ради нее. Преображенская кивнула. В следующее мгновенье он отвел ладони, все еще оставаясь стоять позади и позволяя Ане в полной мере насладиться увиденной картиной. Фигуристка открыла глаза, с осторожностью оглядываясь по сторонам и чуть сощуриваясь от яркого света, а затем обомлела. Она не могла поверить своим глазам – казалось, что это был всего лишь сон, сладостное виденье, проказы ее уставшего разума, но точно не правда. Они стояли посреди парка аттракционов, а впереди, освещаемое тысячами разноцветных огней, светилось огромное колесо обозрения. Перед ним стояла большая сказочная карусель – такая, какую обычно представляли дети и показывали в кино: с белоснежными лошадками, запряженными в красочные и необыкновенно красивые упряжки и изящные сиденья, с золотой канвой по краям и красиво расписанной красно-белой крышей, переливающейся тысячей огней. Аня, широко улыбаясь от охвативших ее эмоций, обернулась к Косте, не в силах произнести не слова. Губы ее с ребяческой радостью расплылись в широкой улыбке, не оставляя и следа от прежней усталости на красивом светлом лице. – Нравится? – спросил Костя, счастливо наблюдая за реакцией партнерши, которая с детским, таким искренним восторгом смотрела на него в ответ, пораженная тем, каким трогательным может быть поступок этого человека. А ведь это он кричал, не стесняясь в выражениях, заставляя остальных спортсменов оглядываться, требовал выполнения неимоверных нагрузок, отказывался слушать, если считал, что был прав. Перед ней теперь стоял совсем другой Воронцов – тот, которого фигуристке только предстояло узнать и который был известен лишь немногим. – Это невероятно, Костя! – она, повинуясь эмоциональному порыву после тяжелого дня, обняла его, желая отблагодарить за такой чудесный сюрприз. Воронцов, не ожидавший подобных действий от всегда сдержанной и отстраненной Ани, на секунду опешил, а затем крепко прижал ее к себе, по привычке чуть приподнимая и отрывая от земли. Она продолжала заливисто смеяться, пока он утыкался носом в ее светлую макушку, и не могла поверить в происходящее: Костя привел ее в парк развлечений прямо посреди ночи! – Как тебе удалось? – все еще обвивая Костю за шею, спросила она, заглядывая ему в глаза. Эмоции переполняли ее, а былая усталость отошла на второй план – в тот момент она не чувствовала ни боли в натруженных мышцах, ни головной трели, преследовавшей ее уже пару часов, ни весеннего холодного ветра. – Сейчас же… ночь! – Нет ничего невозможного, особенно, когда у тебя много хороших знакомых, – загадочно произнес он, а затем кивнул в сторону каруселей, предлагая прокатиться. – Идем? Для Ани так и осталось загадкой, как Косте удалось в такой короткий срок организовать все это, но, по правде говоря, думать об этом совершенно не хотелось – хотелось только расслабиться, забыв обо всех тревогах и неудачах, заливисто смеясь и взмывая над землей на бесчисленных аттракционах. Они оба наслаждались редким моментом отдыха, когда можно было не думать ни о постановке программ, ни о репетициях и примерках, ни о соревнованиях, до которых оставалось с каждым днем все меньше и меньше времени. Они катались на каруселях, громко смеясь, словно дети, пока Аня цеплялась за рукава свободной рубашки Кости, когда небольшой вагончик на огромной скорости несся по американским горкам, а Воронцов крепче прижимал партнершу к себе и придавал уверенности, позволял чувствовать себя в безопасности, потому как мысль о том, что он удержит, никогда не даст упасть и пораниться, была теперь высечена где-то на подкорке. Достав телефон прямо на аттракционе, в момент, когда вагончик поднялся вверх, чтобы в очередной раз с сумасшедшей скоростью полететь вниз, Воронцов громко и нарочито серьезно скомандовал: – Улыбнись! – наводя камеру на испуганное лицо Ани и свое – улыбающееся и непривычно счастливое, он сделал несколько снимков. – Ты сошел с ума! – кричала Преображенская: едва Костя успел убрать телефон назад, фургончик сорвался вниз, заставив на секунду испугаться даже бесстрашного фигуриста, который тут же крепче сжал поручень, заставляя партнершу рассмеяться от увиденного – оказывается, даже хладнокровный, бесстрашный Воронцов боялся американских горок. Аня не знала, сколько времени они провели в парке, но эти несколько часов были одними из лучших в ее жизни: столько радости и смеха, столько эмоций и воспоминаний, которые она обязательно будет хранить в памяти еще долгие годы. Аня была безмерно благодарна Косте за то, что он пошел навстречу ей, забыв обо всех глупых ссорах, и прислушался к совету Павла Александровича. В конце концов, кто, как не тренер знал Воронцова и смог бы помочь им стать ближе, отбросив наконец глупые ссоры и недопонимания. – Я тебя не узнаю, – шутливо произнесла Аня, с наслаждением откусывая кусочек от большого бургера, который только что купил в каком-то неизвестном круглосуточном ларьке Костя. Первая с утра едва казалась самой вкусной на свете и добавляла радости к такому прекрасному вечеру. Они сидели на скамейке все в том же парке, наслаждаясь видом на ночной город, красиво сияющий тысячами огней, и слушая музыку, которая доносилась из колонок, что располагались на высоких фонарях. На улице значительно похолодало, напоминая спортсменам и жителям столицы о том, что весна никак не хотела отдавать свое владенье теплому лету, а потому Аня крепче вжалась в куртку партнера, которую бессовестно стащила из его машины, пока тот ходил за едой. Услышав сказанное, Костя привычно хмыкнул: – Ты многое обо мне еще не знаешь. – Расскажешь? Она с любопытством и неподдельным интересом подняла на него глаза. Сейчас, в свете ночных фонарей он казался ей совсем другим: мягким, открытым, заботливым. Не осталось и следа от грубого и заносчивого партнера, с которым она привыкла работать – тот Воронцов выражался так, как считал нужным, не стеснялся добавлять нагрузку и безбожно задерживал ее после тренировок, даже когда сил совсем не оставалось. Этот же мужчина, сидевший рядом и крутивший в руках бумажный стаканчик с газировкой, был совершенно другим. И ей определенно это нравилось. – Знаешь, почему я привез тебя именно сюда? – Аня отрицательно покачала головой, хотя, безусловно, догадывалась о том, что с этим местом у него наверняка связаны яркие детские воспоминания – иначе как было объяснить такую любовь Воронцова к американским горкам? – Когда мне было одиннадцать, я переехал в Москву, чтобы тренироваться у Павла Александровича, – начал Костя, опуская главную причину того, почему он оказался в столице без родителей в столь юном возрасте. – Мама осталась в Воронеже, а я жил в общежитии при училище Олимпийского резерва. Но у меня была небольшая привилегия по сравнению с другими: мой дядя – ты его знаешь по работе в Федерации – уже жил здесь, а потому почти каждые выходные он забирал меня к себе. Бывало, Иван Анатольевич устраивал мне сюрпризы: то в кафе сводит, то в кино. Но больше всего я любил это место. Аня видела, как светились его глаза при воспоминании о тех днях, с каким трепетом, уважением и благодарностью он говорил о дяде и его роли в своей жизни. Она понимала, что родителей Кости не было рядом, но не знала, почему. И ей было интересно узнать немного больше о партнере, но торопить его Аня не хотела – если Костя посчитает нужным, он обязательно расскажет, она была уверена. В конце концов, у них впереди было еще столько времени, чтобы поделиться друг с другом самым сокровенным. – Мы проводили здесь все выходные. Это случалось нечасто, но я надолго запоминал такие моменты – слишком уж однообразными были мои тренировочные будни, – он как-то сухо рассмеялся, поднимая глаза на Аню. Та сидела, сжимая в руках такой же яркий стаканчик, и внимательно слушала его: она понимала, что Костя рассказывал ей что-то важное, приоткрывал частичку надежно спрятанной души, а не просто делился детскими воспоминаниями. – Твой дядя, он… – Он заменил мне семью. А Павел Александрович – отца, – грустно сказал Костя, перебивая партнершу. Говорить о родителях не хотелось: слишком глупо и жестоко по отношению к сиявшей и такой живой Ане было портить подобный вечер печальными историями из детства. – Поэтому мы здесь. – Спасибо, – тихо, почти одними губами прошептала Аня, вглядываясь в успевшее стать знакомым до мелочей лицо: вечно хмурые темные брови, стальной взгляд зеленых глаз и мелкие морщинки на лбу – все это было так привычно, что, видя Воронцова совсем другим, она не переставала удивляться тому, сколько интересных открытий ее ждет впереди на пути к запрятанной глубоко внутри и надежно облаченной в лед душе этого человека. – За все, Костя. Он кивнул, скрывая улыбку. Это Воронцов должен был благодарить Аню за то, что изо дня в день она упрямо шла к мечте, терпя с его стороны множество не самых приятных слов и выражений. Поначалу он делал это намеренно, специально не желая привязываться к новой партнерше и отрезая любые эмоции, но со временем ему все же захотелось узнать ее, раскрыть, в чем на самом деле состоял секрет трудолюбия и невероятной работоспособности этой девушки. Но всегда собранная и сосредоточенная на выполнении элементов Аня не давала ему такой возможности: редко соглашалась пообедать вместе, наотрез отказывалась от предложений подвести ее и, что было обиднее всего, совсем не рассказывала о себе. Все, что они знали друг о друге до этого момента – скупая выжимка из статьи в Википедии, большая часть из которой заключалась в перечислении наград и достижений фигуристов. Они отлично успели узнать друг о друге все, как о спортсменах, партнерах, но совершенно не догадывались, какие тайны хранил каждый из них в глубине души. А потому, поддавшись странному порыву сблизиться, Костя привез ее сюда и ни капли не пожалел о своем решении: видеть счастливую, улыбающуюся так искренне и широко Аню было дороже любой награды.