Mein Leben, meine Regeln

— Маменька, я не хочу, и вы знаете это! — не сдерживая эмоций, кричала Ярослава. Её мать, Дарья Васильевна, сорока лет от роду, попыталась подойти к дочери, обнять её, но девушка резко отошла назад. — Не подходите ко мне, мама! Я запрещаю вам. — Доченька, родная, ты не понимаешь, какое счастье выпало на твою долю… — Выйти за старика и прожить всю жизнь в глухом поместье, будто в тюрьме? Очень сомнительное счастье, дорогая маменька, — Ярослава схватила гребень и стала причёсывать свои волосы перед зеркалом. — Ясенька… — губы девушки дрогнули, поскольку мать называла её так только тогда, когда по-настоящему считала себя виноватой. — Поверь, я пыталась сделать всё возможное. Но ты ведь знаешь своего отца… — Мама, а вы замуж по любви вышли? Или ваши родители так же решали вашу судьбу? — женщина опустила голову и промолчала. Затем Дарья Васильевна вновь попыталась обнять свою дочь, которая уже не сопротивлялась. Ярослава не выдержала и разрыдалась, уткнувшись в плечо матери. Эту картину и увидел неожиданно вошедший отец: — Разве мы хороним кого-то? Или что слёзы льём? — Алексей Викторович… — Я не вас спрашиваю, а свою дочь. — Вы ведь всё понимаете, отец, — девушка отстранилась, утёрла слёзы и постаралась принять спокойный вид, поскольку отлично знала суровый нрав своего отца. — Я не… — И слышать ничего не желаю! — мужчина властно махнул рукой. — В который раз, и всё то же самое… Дорогая, ступайте вниз. А ты, Ярослава, готовься — венчание назначено на завтра. Утром поедем в церковь. Платье готово. — Завтра?! Нет-нет-нет! Так скоро? — Замолчи! — мужчина стукнул кулаком по столу так сильно, что Ярослава вздрогнула. — Ты просто ещё юна и глупа, не осознаёшь ничего. — Отец, мне уже восемнадцать лет! Я не ребёнок! — Но твою судьбу, — Алексей ткнул пальцем в дочь, — мы решаем. А теперь собирайся. Скоро ужин подадут, поэтому успокаивайся и потом ступай вниз. — Хорошо, — обречённо проговорила девушка, после чего отец вышел. Ярослава встала и медленно, слегка пошатываясь, будто перепила вина, подошла к окну, за которым, помимо провинциального сельского пейзажа, увидела небо. Ни единой звезды, и даже луну не было видно. Хотя только вчера она сияла своим светло-жёлтым диском. Юная дворянка оперлась о подоконник и тяжело вздохнула. Уже завтра ей предстояло расстаться с родительским домом, комнатой, садом и любимыми книгами из домашней библиотеки, в которой она согласилась бы жить с большим удовольствием, если бы было позволено. Но мечты далеко не всегда воплощаются в жизнь. И Ярослава убедилась в этом на собственном примере. Нет, у неё никогда не было возлюбленного, если не брать героев различных книг, прочитанных ею. Вот, например, рыцарь Айвенго: храбрый, отважный воин, готовый спасти любого человека, который попал в беду. Она не влюблялась сильно, лишь испытывала некоторую симпатию к ему подобным, прекрасно понимая, что в жизни она никогда не встретит такого человека. Правда, девушке приходилось читать роман на английском, благо её тётя в своё время уговорила мать позволить дочери изучать не только французский, который юной дворянке уже порядком надоел. Какие-то слова не были понятны Ярославе, и она искала по словарям нужное значение. Однако двух языков ей оказалось мало, и девушка увлеклась… немецким. Через знакомых своих немногочисленных подруг ей удалось найти книгу, чтобы изучать всё самостоятельно. По неизвестным ей причинам родители не очень любили этот язык, но Ярославе это ничуть не помешало. Она пошла дальше — под предлогом посиделок у соседей занималась вместе с ней с её гувернанткой. Девушка уговорила родителей своей подруги не выдавать её. Те, хоть и очень удивились, но выполнили просьбу. А потом мать узнала… Но промолчала, чем вызвала у Ярославы недоумение. Дарья Васильевна позволила дочери продолжить занятия, но уже дома, опасаясь гнева мужа, категорически не выносившего не только выходцев из германских княжеств, но и даже их потомков. Причина сей ненависти крылась, по словам матери, в том, что дед Алексея Викторовича, полковник Андрей Михайлович Дерягин, погиб от рук прусского командира во времена Семилетней войны. Алексей много раз слышал эту историю и запомнил на всю жизнь. Он поклялся, что никто из его рода не будет даже мыслить о том, что сможет когда-нибудь побывать в той земле, откуда пришли убийцы его деда. И уж тем более учить этот «собачий язык», как он всегда называл немецкий. Постепенно от романов Ярослава перешла к философии. Она искренне не понимала, почему раньше избегала этого. Мудрые мысли величайших людей всех времён и народов, политические труды, экономические знания… Девушка увлеклась этим, несмотря на неодобрительные взгляды отца. Конечно, бывали моменты, когда она не понимала, и тогда могла бы перестать читать, закрыть книгу и не возвращаться к ней. Но тяга к знаниям оказывалась сильнее, а упорство, данное юной дворянке от природы, только помогало их усваивать. Если же она просто уставала, то брала перерыв. Результаты не заставили себя ждать много лет — вскоре девушка была едва ли не самой желанной гостьей на светских раутах, балах и прочих мероприятиях, ибо поддержать беседу для неё не составляло большого труда. В особенности это происходило с мужчинами. Почему-то именно с ними Ярославе было легче общаться. И на одном из таких вечеров её и увидел Георгий Николаевич Клементьев… На следующий день, когда девушка и думать забыла об их недолгой беседе, в дом к родителям явился он. И почти сразу же, едва ли не с порога, попросил… её руки. Для Ярославы в тот момент будто рухнул весь мир. После продолжительного разговора гость ушёл, но оставил после себя неприятное чувство. Никакие уговоры, слёзы и прочее не могли повлиять на решение Алексея Викторовича. Дарья Васильевна вначале пыталась заступиться за дочь, но вскоре сдалась и просила девушку смириться с её будущей судьбой… — Скоро меня здесь не будет. Моё сердце и душа обернутся в траур. Моя жизнь будет окончена. Меня такой, какая я сейчас, не станет. Дорогая бабушка, тётушка… — Ярослава подняла глаза к небу, на котором чуть проявилась луна. — Я обещаю вам, что постараюсь сделать всё возможное, чтобы всё-таки стать счастливой. И счастье это будет лишь моё. Ничьё больше. Я клянусь, что никогда и никому более не позволю распоряжаться своей судьбой. Das ist mein Leben, meine Regeln. *** — Я просила за вас, но всё напрасно… — Вы сделали всё, что могли, — его ровный голос успокаивал измотанную душевными муками Ярославу. — Нет. Если бы было всё, вас бы освободили. — Не вините себя, — он взял её руки в свои. — Я должен был изначально понять, к чему всё ведёт. Но этого не случилось. — Сколько вам осталось? — Не знаю. Но я желаю, чтобы поскорее всё свершилось. — Не говорите так! Если уйдёте вы, то меня не станет. Я уйду за вами. — Не смейте говорить подобным образом, — речь стала грозной, но в глазах узника она увидела настоящее беспокойство. — Вы будете жить. Ради себя, ради близких. И, коль ваша на то будет воля, ради меня… — Я… я постараюсь. — Обещаете? — Обещаю. Девушка встала, чуть пошатнулась. Тут картинка резко сменилась: открытая площадка, напротив неё — стена, спереди которой… виселица, рядом расположились офицеры, контролировавшие весь процесс. На эшафот возвели пятерых. Среди них был он. В глазах потемнело… *** — Ярослава, дорогая, просыпайся, — девушка резко открыла глаза. Рядом стояла мать. — Что с тобою, милая? — Маменька, мне кошмар снился. Я… видела казнь. Повешение. А перед этим разговаривала с каким-то мужчиной. Он был в тюрьме, — девушку заметно трясло. Дарья Васильевна села рядом с дочерью и прижала её к себе: — Что за мужчина? — Я его не знаю, но там как будто бы мы были близко знакомы. Среднего роста, чуть загорелый, с тёмными волосами и тёмными глазами. — А имя? — Не называли. — Ясно… Собирайся, родная. Нам уже пора. — Уже? — мать молча кивнула и указала на готовое платье, висевшее рядом с зеркалом. Ярослава вздохнула, затем встала, пошла умываться. Потом вернулась и стала одеваться с помощью матери и служанок, восторженно ахавших и восхищавшихся нарядом юной барышни. Сама же девушка не произнесла ни единого слова до самой церкви… Ярослава не запомнила, каким было торжество, а момент с поцелуем старалась скорее стереть из памяти. Отныне она не принадлежала родительскому дому. — Хоть какая-то радость… — саркастично подумала она. Вскоре молодая Клементьева вместе с супругом доехала до его поместья. Оно оказалось не таким «глухим», как Ярославе казалось изначально. Но ей от этого легче не было. Её жизнь никогда не будет прежней. И раз родители отказались к ней прислушиваться, она сама построит свою судьбу. Любой ценой. Поскольку приехали они поздно вечером, в спальне уже было всё готово. Они прошли внутрь. Супруг показал Ярославе её комнаты, а после повёл в свою. Но молодая жена наотрез отказывалась. — Ну чего вы, ma chérie? Не упрямьтесь, мы ведь венчаны с вами… — Георгий попытался поцеловать супругу, но та резко отошла назад: — Не смейте ко мне приближаться! Иначе я… — тут её схватили за руку и сжали едва ли не до посинения: — Это ты, бесстыжая, не смей противиться. Я твой муж, а ты мне жена. — Я никогда ей не стану! — Станешь! — Клементьев дёрнул Ярославу за руку и толкнул в комнату, а после… на кровать. Прислуга слышала крики юной барышни, но ничего не делала, боясь навлечь на себя гнев Георгия Николаевича, хотя втайне жалели его несчастную супругу, годившейся ему во внучки. Ярослава лежала, накрывшись одеялом, и беззвучно рыдала. Такое унижение… Долго ли она будет помнить? Наверняка, ведь ей предстояло похоронить свою молодость, красоту рядом с человеком, которому нужно было лишь её тело, но не она сама, не её душа… — Позвольте пройти к себе? — молодая Клементьева изо всех сил постаралась говорить спокойно. Супруг лениво махнул рукой в знак согласия. Ярослава накинула на себя халат и осторожно, прихрамывая, ушла к себе. Закрыв дверь, она рухнула на кровать и разрыдалась во всю, уткнувшись в подушку, искренне надеясь на то, что её действительно никто не услышит. Ей просто хотелось умереть. Или стереть из памяти всё случившееся, забыть этот позор… Или родиться заново, но в другой семье. Увы, ничего нельзя было сделать. Сердце разрывалось на части. Ярослава не понимала, за что с ней так обошлись, чем она провинилась, ведь всегда была послушной дочерью. А если для чего-то важного, то для чего? Неясно. Да и не могла она сейчас об этом думать. В голове вновь и вновь появлялось противное лицо супруга, его хищная улыбка. Она будто бы чувствовала его руки на своей коже и старалась избавиться от этого мерзкого ощущения, забыть весь недавний ужас. Ярослава плакала почти всю ночь, уснув лишь под утро…