Золотое сечение

На следующий день Форд просыпается от боли в шее и криков утренних тварей за окном. Заснув за своим рабочим местом, он так и не нашёл в себе силы встать и добраться до кровати, только навалился вперёд, воспользовавшись раскиданными книгами вместо самых мягких подушек. Что было для него не столь редким явлением, оставляющим ему зудящий позвоночник и, видимо, хондроз и мигрени в ближайшем будущем. Возвращение в хижину вчерашним днём прошло спокойно. Часы в сумерках ночи — напряжённое перелистывание книг в поисках хоть какой-то малой подсказки. К сожалению, «наставления в отношениях с демонической сущностью из другого мира, и когда они переходят на новую ступень» не существовало. И едва ли кому-то ещё везло оказаться в подобной ситуации. Ранее все источники информации — книги и сборники по демонологии, оккультизму, древним ритуалами и даже желтая пресса с сомнительным содержанием и источниками. Последние с гордостью принёс ему Стэн, скрестив пальцы, что точно не обокрал ближайшую печатную лавку. Форд был благодарен за помощь, но всё содержимое под броским заголовком «отношения с оборотнем в моём подвале» — сборник явно выдуманных рассказов за авторством одиноких домохозяек. Где фигурировали не только оборотни, а залетели на страстные встречи пара вампиров, три чудовища из озёрных глубин и один скелет. К финалу почти все чужие сомнительные фантазии заканчивались вблизи кровати и заставлял Форда тут же отвести взгляд и перелистнуть страницу. Ради научного интереса и сбора хоть каких-то крох информации он всё равно добирался до конца и с тяжелым вдохом запрятывал постыдное издание на самую дальнюю полку. А ведь и в мифах древней Греции божества бросали свой взгляд на смертных и придавались любовным утехам и интригам. Приличная часть сказаний закручивалась вокруг ревности, страсти и семейных дрязг — столь близких для людей пороков и проблем. Билл так далёк от понятия человеческого во многих аспектах, но теперь он предлагает Форду наиболее человеческую концепцию отношений. Как далеко это зайдёт? Как вообще они могут…. Форду прячет голову обратно в руках, ударяясь лбом о поверхность раскиданных книг. Ещё близкая полусонная тьма с готовностью развевает лишние мысли и нахлынувший стыд. Из-за накинутого на плечи одеяла в теле сохраняется тёплая дрёма и желание насладиться мгновением лени, но лицо странно колит. А открыв глаза — угол обзора и вовсе двоился от расплывчатых теней и странных мешающих обзору прямоугольников. Зевнув, Форд сонной рукой проводит по щекам и лбу, пытаясь стряхнуть нечто столь мешающее и раздражающее. И с удивлением срывает со своей щеки маленький бумажный стикер блекло-жёлтого цвета. На лбу находит второй, третий и четвёртый, пока ещё несколько назойливой молью облепили всю оправу очков и стёкла линз. Первая идея — проделки Стэна, которые он должен был оставить ещё в младшем классе, но иногда старые привычки любили возвращаться в обиход. А значит можно смять, выбросить и поговорить с братцем о розыгрышах. С противоположной стороны каждой бумажки взгляд Форда цепляет странно знакомый почерк. Вычерченные вместе с кляксами слова и фразы складываются в общую, однотонную песнь. — Я извиняюсь. Прости. Мне жаль. Может, ещё раз? Обещаю, будет лучше. Что за? Это ведь… Всякий сон сразу как рукой стряхнуло. Скинув одеяло на пол, отодвинув книги в сторону и поборов цепляющуюся на лице тяжесть, Форд подскакивает с места. Протерев глаза, раскладывает все находки с извинениями перед собой на столе. Невольно стараясь убрать странный колкий зуд, засевший на макушке, Форд взлохмачивает волосы и пальцами выцепляет между завитков ещё несколько стикеров-оригами, сложенных в форме треугольника. Развернув и распрямив углы, находит очередную записку. — На этих обрывках мало места. Глянь на руку. С тревожным предзнаменованием Форд вытягивает вперёд правую руку ладонью вверх. Вся поверхность кожи от кончиков пальцев расписана чёрным, непрерывным почерком. Строка за строкой маршируют рядами вниз, и маленькие буквы, как муравьи, убегают под рукав рубашки. С задернутой тканью до самого плеча видно, что текст захватывает всё предплечье, утыкается в сгиб локтя и понимается выше, до нижней трети плеча, где наконец-то, выдавшись, замирает. Левая рука избежала столь жестокой участи. Лишь подушечки пальцев измазаны чёрными разводами, а в центре ладони нарисован маленький глазастый треугольник с тремя ресничками. Не долго думая, Форд пробует оставленные пятна кончиком языка и с облегчением узнаёт знакомую горечь чернил. Он действительно испугался, что все оставленные следы на его коже — татуировки. Сводить такое — та ещё проблема, трата времени и ресурсов. Ещё это доказывало, что Билл писал сообщение его собственной рукой прошедшей ночью, когда муза могла вновь беспрепятственно воспользоваться уже существующей между ними связью. Которая в плотную игнорировалась демоном снов на протяжении последних недель, после заветной просьбы Форда. Что изменилось? Неужели у Билла закончилось терпение, и их последний разговор стал для него и последней каплей? Ведь Форд в порыве внезапного страха и ещё более захватывающего смущения просто сбежал и оставил свою музу в одиночестве. Без какого-либо ответа или даже пояснения. Фактически, молчание на чистосердечное признание. Поморщившись, Форд все же опускает взгляд и читает оставленное сообщение. — Хэй, шестипалый. Знаешь, уходить без прощания — плохой тон во всех измерениях. Да, знаю, это лишь моя вина и твоя человеческая сентиментальность вместе с всплеском гормонов. Эта космическая амфибия и идиоты из Терапевтизмы продолжают говорить, что я должен дать тебе ещё времени и свободного ментального пространства. Но у твоего смертного мешка плоти осталось каких-то шестьдесят два года перед исчезновением в небытие. Так что я не могу терять это время и ждать, ждать, ждать. Вместо этого я продолжу извиняться! Как ты там сказал, что моя прошлая попытка была «ничего так для первого раза». Вздор! Теперь я собираюсь сделать ее столь запоминающейся, чтобы ты точно сможешь прочувствовать всю степень моей искренности и раскаяния! Я умею быть убедительным, а ты любишь копаться в загадках и самых неординарных ситуациях. Не забудь проверить змею на столе. P.S. И раз ты прочитал это сообщение в семь утра, через час должен подойти курьер с подарком, не заставляй его долго ждать на пороге. Перечитав один раз, потом второй, водя пальцами по буквам, Форд надсадно вздыхает, покосившись на ближайшие часы. Семь часов и три минуты, как и было указанно. Подготовленность, степень планирования и настойчивость его Музы, конечно, беспокоило, как и поражала. Но как Форд мог догадаться, что его побег демон снов воспримет в штыки и как открытое обеление продолжать «бесконечные извинения». И что значит «проверить змею на столе»? Окинув взглядом свой стол, Форд с облегчением не находит ни одной рептилии в ближайшей доступности. Вся рабочая поверхность завалена вчерашними книгами и следами научных изысканий. С одним небольшим изменением — он точно помнит, как оставлял их открытыми. Подтянув ближайшую книгу к себе, Форд открывает случайный разворот. И застывает. В недоумении присматривается, вертит, даже преподносит и принюхивается к запаху и борется с желанием облизнуть поверхность бумаги. Страницы пусты. Ранее покрыты абзацами, главами — теперь выбеленная желтизна, на которой ютились редкие, чудом уцелевшие буквы. Несмотря на большие провалы пустоты, сохранившиеся на каждом из разворотов знаки складывались в уже знакомый ряд слов. — Прости, прости, прости, прости… Та же самая картина в каждой следующей книге, неаккуратно оставленной вчера Фордом на виду. Сборнику по демонологии досталось с особой креативностью. Каждый рисунок теперь заменён на аналог с треугольной фигурой Била, а оставшиеся буквы чередовались с выпрыгивающей то тут, то там обычной цифрой три, смешиваясь в нечитаемую бессмыслицу. По привычке и неожиданно возникшему азарту Форд применяет для расшифровки шифр Цезаря, специально вернувшись на третью страницу книги. Как награда — вновь сообщение в череде извинений. — Извини. Прости. Я виноват, что пытался захватить твое измерение. Я виноват, что держал тебя в неведении. Виноват, что однажды хотел откусить твою руку. Хэй, ты нашел это сообщение! Тогда забери подарок из своего кармана! Прости, прости, прости… Не задавая вопросов и не перепроверяя, Форд тянется по оставленной подсказке в карман штанов, вытягивая помятый огрызок бумаги. — Я имел в виду карман твоего старого плаща. Поменяй его уже! Упомянутый плащ весит на спинке стула, и грязный подол и несколько дырок в рукавах нисколько не делали его хуже. В указанном кармане Форд находит что-то твердое и колкое и, схватив покрепче, вытаскивает на свет. Подарок — горсть зубов: большие, маленькие, среди которых точно есть несколько человеческих, золотых и ещё более непонятной формы. А в центре вновь торчит маленький стикер. — Сюрприз! Отобрал для тебя только самые лучшие. Несколько секунд Форд просто смотрит с широко раскрытыми глаза, не зная, как реагировать. Испугаться или рассмотреть и изучить подарок поближе, ведь среди зубов точно находилось несколько, принадлежащих существам, ещё не известным науке. За собственное мгновение слабости Форд ударяет себя мысленным подзатыльником. Не стоило относиться к этому так легкомысленно. Его муза и раньше отличалась специфичным юмором и взглядом на границы приемлемого. Полученные зубы аккуратно помещаются в стеклянную банку и закупориваются для исследований на будущее. Убедившись в отсутствие каких-либо других следов и сообщений в пределах кабинета, Форд открывает дверь и направляется в коридор на поиски других сообщений и подсказок. Биллу не свойственно заканчивать всё так быстро и без какого-либо гротескного финала в конце. Только чтобы наткнуться на мертвых крыс, выложенных на пороге за дверью. На пухлых телах нет внешних отпечатков, указывающих на причину смерти. Словно зверьки аккуратно выловлены, задушены и сложены в одну кучку демоническим котом, который решил проявить всю степень признательности для своего дорогого хозяина. И ведь крысы действительно были долгой проблемой Форда, его научной деятельности и Хижины в частности. Грызуны, натренированные паранормальщиной этих земель или являясь очередной аномалией, очень успешно избегали каждую установленную ловушку и даже носом не вели на отраву. Продолжали активно портить своими зубами особо ценные находки и не чурались перегрызать оставленные на виду провода. Подарок ценный, но Форд надеялся, что Билл не занимался охотой в его же собственном теле. Стэн точно словил бы первый сердечный приступ, заметив своего близнеца, гуляющего по хижине на четвереньках с грызунами в зубах. Точно, Стэнли! Отодвинув крыс ногой в сторону, ближе к стене, Форд бросается в направлении спальни брата. Даже если все деяния Била оставались проказами и подарками, и он явно не таил ко второму близнецу Пайнс скрытой ненависти, стоило перепроверить. Или хотя бы предупредить о возможных сюрпризах, способных выпрыгнуть из ближайшего шкафа. Записки, мертвые крысы — мелочь для воображения из другого измерения, когда-то мечтавшего подмять под себя целое измерение. — Стэнли, ты в порядке? У нас здесь небольшая внештатная ситуация, и мне нужно чтобы ты… Раскрыв дверь без стука и запрыгнув в комнату без тормозов, Форд не успевает договорить. Слова просто пропадают, а сам он застывает изваянием отполированного замешательства и капельки ужаса. За дверью нет литров крови, скрученных трупов животных или чего-то невообразимого. Только Стэн в своём естественном помятом утреннем обличии, сидящий на полу в центре комнаты в одних семейниках. Он не был связан, ранен или исписан с головы до пят очередными записями. Глаза горят от предвкушения демоническим огнем, а на его лице самая довольная улыбка, когда-либо видимая этому миру. Именно с такой выигрывают лотерею один на миллион. Вокруг Стэна, подобно божественному подношению к алтарю — разложенные денежные купюры. Помятые, выглаженные, аккуратно собранные в стопочки или разбросанные в полном пренебрежении. Десятки, может, сотни, от их количества начинает рябить глаза, но сколько ни моргай, их не становится меньше, наоборот, удается заметить ещё больше припрятанных под подушкой, ковром, торчащих между томами книг. Одну из пачек денег Стэн крепким железным захватом держит между пальцев, явно находясь в процессе продолжительного и очень увлекательного пересчёта. — Если под внештатной ситуацией ты имеешь в виду появление денег из воздуха, то да, — не отвлекаясь от процесса, отвечает Стэн, приветственно кивнув. — И тебе доброе утро, Форд, хотя, как видишь, для меня оно оказалось добрее. — Стэнли, ты что, ограбил банк?! — выкрикивает Форд самое первое, неразумное, но без задоринки легко следующего с языка предположение. — Тише, тише, я же сказал, что они просто появились без моего ведома, — старается успокоить брата Стэн, всё же отрывая взгляд от пачки купюр, но не прекращая листать их механически между пальцев. — Просыпаюсь я сегодня утром, а вокруг меня горы денег! Да, это звучит крайне сомнительно и неправдоподобно, но всё так и было! Я клянусь. Для пущего подтверждения Стэн обводит рукой комнату в качестве лучшего доказательства. И, скорее всего, это так. Стэн падок на деньги и легкую прибыль, но едва ли он будет рисковать всем, что у них есть, ради ощущения полуминутного кайфа. А если бы он решил действительно ограбить хранилище с деньгами, то точно попытался втянуть в это дело и Форда. Такие проделки не удастся скрыть от родного брата, поэтому намного проще затащить его в общую трясину. Перелистнув последнюю, Стэн обвязывает пачку денег резинкой и подкидывает её в сторону брата. Поймав, Форд внимательно осматривает купюры, вытягивает одну и вертит под светом с каждой стороны, очень быстро замечая очевидное, но ранее незаметное отличие. Несмотря на схожий размер, форму и ощущение текстуры под пальцами, они другие, только образно похожие на среднестатистические доллары. Вместо портрета знаменитого исторического деятеля на Форда с поверхности купюры смотрит морда упитанного улыбающегося аксолотля. На секунду, если не показалось, но амфибия подмигивает и трясет своими плавниками вокруг головы. С противоположной стороны купюры вместо строений и мест — широкий провал космоса, полный раскиданными звёздами и планетами. — Так, ладно, хорошо, — соглашается Форд и кивает. Предоставленных доказательств достаточно, а на фоне всего произошедшего ранее — очевидно. — Видимо, всё это очередная за сегодняшний день проделка Билла, и таким образом он пытается привлечь моё внимание или задобрить. — Ну, меня этому треугольному уроду задобрить получилось. На самую малость времени, пока я считаю всё это внеплановое прибавление в наш бюджет, — довольно кивает Стэн, отодвигая уже отсчитанные пачки денег в общую кучу по правую руку от себя. — Стэн, присмотрись, это даже не доллары, — пытается вразумить чужой энтузиазм Форд. — Не знаю, откуда Билл их достал, но они едва ли будут действительны для оплаты в пределах нашей страны. Может, и всего нашего измерения. — Они пахнут как деньги, на вкус как деньги и проносят тот же чудесный душевный подъём. А то, что внешне чуть отличаются… — отсчитав абсолютно не подвергающиеся критике аргументы, Стэн задумчиво вертит в руках купюру, смерив её прищуренным оценочным взглядом. Трёт ногтями и несколько раз мнёт, прежде чем кивнуть. — Ну, мне не впервой чуть подкрашивать фотографии на банкнотах. Мазок здесь, мазок тут, и уже вылитый президент, — пока Форд теряется в словах от столь непробиваемой логики и решения — дешевого, как два цента, Стэн добавляет: — Ты, кстати, упомянул, что треугольная морда что-то ещё за сегодня натворила? — Да. Билл попытался вновь извиниться передо мной и теперь завалил весь кабинет и, может, всю нашу хижину бумажками с сообщениями и странными подарками с сюрпризами. Видел ли ты с сегодняшнего утра что-то ещё странное? Необычное? Помимо денег. — Нет, я просто не успел выйти, — качает головой Стэн, громко хмыкнув. — Ну, знаешь, дела поважнее появились. Ситуация очевидна — Стэн потерян до конца этого дня, или пока он не сможет оставить свои отпечатки пальцев на каждой купюре. И это даже неплохо. Пока он занят, то не выйдет из этой комнаты, а значит, в безопасности от других скрытых сюрпризов. Лишних вопросов тоже будет меньше. — Пока я всё не перепроверю, не покидай свою комнату, — заключает Форд, подкидывая ранее предложенную пачку наличных в общую кучу. — Если что произойдёт, зови. — Как скажешь, — без запинки кивает Стэн, повторно погрузившись в подсчёт. Кода Форд собирается прикрыть дверь в комнату, выкрикивает напоследок: — А если из воздуха на меня вновь посыпятся деньги? Форд не может сдержать улыбку. — По умолчанию оставляю эту проблему на тебя. Оказавшись за пределами чужой спальни, Форд замирает около порога и задумчиво вертит в ладони одолженную купюру, прежде чем спрятать её в кармане штанов. Видимо, Билл воспринял всю идею с необходимостью извиниться с характерным для него размахом. В одном из ранее высказанных обещаний он хотел извиняться до бесконечности и даже упомянул книги исписанные кровью. Последнее — нежеланный сюрприз, и Форду оставалось только надеяться, что демон не пересечёт черту, которую тот даже не мог разглядеть и понять. Но выбранный подход Билла, особенно в отношении Стэна, указывал на его осведомлённость в свежих новостях и движениях в стенах хижины, будь это жадность Стэна в отношении денег или недавно поднятый вопрос о нехватке сбережений и неоплаченных налогов. И здесь Билл пытался подходить с разных сторон, не боясь нажимать на слабые рычаги при первой возможности. После оставленной в кармане горстки зубов Билл не передал новых подсказок, но оставалась ещё одна. Наводка, не разгаданная ранее — упоминание змеи на столе, вызвавшая сильные опасение и служащие теперь чётким ориентиром. Форд сразу, вместо того чтобы заглядывать за каждую дверь, направляется в комнаты с данной частью интерьера. Задумка оправдывает себя сразу и на кухне. Вот только и здесь не обошлось без прощальных украшений. Несколько мёртвых крыс раскиданы по полу в абсолютно бесцельном порядке, деля своё место с клочками бумаг, явно заменяющими собой лепестки роз. Подобрав ближайший, Форд со вздохом отмечает содержание одной из книг, которую он использовал прошлым вечером для поиска зацепок и ответов. Кажется, один из наиболее общественных сборников по демонологии — теперь грубо оторванные листки, далекие от восстановления. В центре стола действительно лежит свернувшаяся массивными кольцами рептилия. Не столь крупная, чуть больше метра. Оперевшись на тело, она недовольно покачивается, шипит и дёргает языком, но несколько слоев хозяйственного скотча, бесчеловечно наложенных в несколько слоёв поверх, держат её на месте. Как и каждый порядочный обитатель штатов, Форд должен сразу испугаться, встретив на своем столе опасную рептилию, но вместо этого он замечает другое — на шкуре змеи нисколько не случайный паттерн пятен — чередование чёрного и жёлтого, а под длинным скрюченным телом лежит книга. И ни одной из трёх, посвящённых странностям Гравити Фолз, другая. Новая. Последний дневник, посвященный музе Форда. Обложка ещё пахнет свежей кожей, многие чернила не успели полностью просохнуть, а треугольник из позолоты гладко отливает падающий свет. Всё вместе, и змея, и скотч с книгой, словно подарок, обмотанный ярким бантом и цепко запечатанный в упаковке. Надев на руки защитные резиновые перчатки и отыскав плотную противопожарную ткань, Форд оказывается позади рептилии, откуда с профессионализмом настоящего укротителя монстров хватает её одним точным броском за голову. Змея шипит, вздымается кольцами, но, удерживаемая скотчем, не может даже уползти. Этого достаточно, чтобы дать Форду несколько лишних секунд для поиска очередного ключа к узору, спрятанному на чешуе. Ранее, ещё в старших классах, Форд учился щёлкать шифры вместо кроссвордов и сейчас переводит оставленное сообщение в живую за несколько секунд. — Познакомься со Стивом! Этот замечательный безногий обладает удивительной способностью после каждой линьки отображать на себя новый узор и ещё более странные послания. Такое тебе точно приглянётся, как раз для твоего пустующего террариума! Форд растерянно моргает и перепроверяет оставленное сообщение ещё несколько раз подряд. Больше из-за неожиданности, чем из-за возможной ошибки в переводе. Террариум действительно был, спрятанный за обвисшей белой тканью и несколькими стопками книг на одной из пыльных полок, заставленных разным хламом. Ещё полгода назад это был уютный домик с маленькой экосистемой и всегда свежей водой для аксолотля, которого Форд получил то ли в подарок, то ли просто выиграл в местом зоомагазине. Он не может точно вспомнить. Голова начинает вновь саднить, а невнятные образы длинными тенями гуляют в его воспоминаниях, оставляя ощущение недосказанности и потери. Как и ранее, когда хочется просто оттолкнуться прочь как можно дальше и не прикасаться к этой теме. Что Форд помнит ясно и до последней детали — столь неожиданную вспышку гнева и недовольства от Билла, когда он впервые узнал о новом питомце. Голос исказился, привычный золотой покрылся красным, а глаз, всего на мгновенье, но почернел. Его муза оставалась непреклонной до самого конца, то ли каким-то образом оскорблённая присутствием амфибии, то ли уверенная, что всё эти мелочи только отвлекали учёного от самого главного. Уговоры и расспросы тогда не сработали. Форду пришлось смириться и проследовать за чужим желанием. Через несколько дней он выпустил пухлую розовую ящерку в ближайшем тёплом ручье, который он посчитал наиболее безопасным для животного. Перед тем, как скрыться под поверхностью водной глади, амфибия долго смотрела на него немигающими глазками-бусинками, прощаясь или коря человека, сдавшегося так просто под чужой волей. А исчезнув на дне, больше никогда не поднималась вновь. Разочарование и досада эхом отдавались ещё долгие дни и недели в густых бессонных ночах, а столь несуразное и странное событие получило свою страницу в одном из дневников. Они больше никогда не говорили о произошедшем, вычеркнули и забыли. До данного момента. Значит ли это, что теперь, преподнося Форду новое животное, Билл пытался загладить вину за тот раз? Когда тело змеи дергается, Форд отвлекается от своих мыслей и ослабляет хватку, чтобы не причинить рептилии лишнюю боль. Весь инцидент с аксолотлем продолжал отдавать горечью на языке, но Форд ценит неловкие шаги Билла в его сторону. Хоть и выглядело это малость неумело и вызывающе. Больше не задерживаясь, Форд аккуратно отцепляет липкие ленты от чешуи и переносит змею в ранее упомянутый террариум. Пусть внутри давно не прибирались, тепловые лампы исправно работали, несколько коряг могли послужить укрытием для явно обеспокоенного животного, а верхняя крышка крепко закрывалась. Хотя бы на первое время передержки, пока не найдётся возможность заняться полноценным обустройством для нового обитателя. Форд больше склонялся в сторону «оставить Стива у себя», чем «передавать его судьбу в зоомагазин или на просторы диких лесов», и это не только из-за чудно описанного свойства сверкающей чешуи. Подарок его музы — ценен. Спасённый дневник, к удивлению, совершенно цел, как внутри, так и снаружи. Билл, если не успел прочитать его весь, то должен был ознакомился с содержимым и самым главным источником вдохновения. Демону всегда льстило стремление Форда к его треугольной персоне и образу, из-за чего он не раз потакал коллекционированию всех нынешних статуй и фигур, расставленных по хижине. Самолюбование и нарциссизм как первая из причин. Второе — ещё один способ наблюдать бездушными глазами за каждой тенью в стенах хижины. Теперь демон нашёл среди хлама нечто, посвящённое ему и только ему. Испортить не посмел. Оставил дневник на самом видном месте, как беззвучная похвала, от которой Форд невольно сжимает переплёт книги чуть крепче, с щекочущим почтением. Форд всеми силами старается избавиться от старых привычек, выдрессированных в нём как в покладистой, породистой собаке в ответ на прикорм, но когда возможная угроза почти миновала, а с неба сыпятся угощения, легко вновь пристраститься к самому сладкому и жирному. Нет лучше похвалы, чем одобрение. Стук в парадную дверь отвлекает от раздумий и внутреннего бормотания лучше подзатыльника. Направляясь в коридор, Форд прячет дневник за пазуху, не решаясь оставить его без присмотра. Напоследок бросает взгляд на часы, подтверждая собственные догадки и последнее оставленное Биллом наставление. Стрелки в ожидании остановились на восьми часах утра, предвещая появление обещанного загадочного курьера. Познакомившись со всем остальным, тяжело представить за дверью обыденность — нужно ожидать почтальона без головы или ядерную бомбу в подарочной обёртке. Одна идея вычурней и азартней другой. В прогрессии растёт и уровень тревоги, а оттого хочется потянуться к спрятанному среди сложенной обуви арбалету. Под ковром на пороге лежат несколько зачарованных амулетов. Мешок с травами от сглаза можно достать в ключнице. — Хэй, кто там, — с предосторожностью окрикивает Форд. Прижимается ухом к двери и прислушивается, замедлив собственное дыхание. По ту сторону тяжелое неразборчивое жужжание, шарканье и мельтешение теней без щёлканья зубов или злобного завывания. Пахнет прелой травой и чем-то мятным. Обереги не реагируют и внутреннее чутьё Форда не бьёт тревогу. Была не была, и Форд резко дёргает на себя дверь, готовясь встретиться с неотвратимым поворотом судьбы, тщательно расставленным рукой демона снов вместо пешек на игровом поле. Только чтобы ослепнуть в первые секунды от яркого света, а после от выкинутой в лицо горсти блесток и сильного запаха лаванды. — Стэнфорд Форд Филбрик Пайнс, автор трёх журналов о сверхъестественном и носитель по одному лишнему пальцу на каждой из ладоней? — извещает глубокий мужской голос, чей каждый слог заканчивается звоном колокольчиков на фоне. Поправив очки, Форд пялиться во все глаза. Маленькая пухлая фея держится в воздухе, взбивая пространство вокруг блестящими крылышками и серьёзным взглядом, обведённым толстыми бровями. Фольклорное волшебное существо в образе среднестатистического почтальона выглядит недовольно и уставши, в нетерпении постукивая ручкой по деревянному планшету в руках и всем видом давая понять — ему явно недоплачивают. Сколько не была неожиданная эта встреча, Форд сразу подмечает детали, отрисованные им ранее в третьей главе второго дневника. По характерному узору на крыльях и торчащим маленьким усикам на лбу — эта особь была обитателем пышных лугов, прорастающих на границе человеческого и потустороннего в севере от Гравити Фолз. Места те крайне тяжело доступные для обследования из-за характерного болотного ландшафта. Для всякого туриста или мимо проезжающего и того — скучное, не стоящее внимания и попыток пробраться. Форд же потратил десятки попыток и ещё больше испорченных резиновых сапогов, чтобы наконец-то найти нужную тропинку, не заводящую его в тупик или аккуратно подставленную болотную топь. Только чтобы спустя десять минут волнующего документирования отрывшегося нового мира фей быть выпровоженным восвояси крылатыми обитателями. В нескольких километрах прочь, ровно в центре мусорного компоста. Эти маленькие мифические существа почти всегда избегали попыток Форда выйти с ними на контакт, так почему теперь…. — Сэр, мне платят за доставку, а не за выслушивания ваших научных рассуждений, — монотонно сообщает Фея, пока Форд продолжает пялится на него во все глаза. А ещё и бормочет вслух и на всеобщее выслушивание по привычке. — О да, конечно, просто это такая редкая возможность — увидеть вас поближе… — Стэнфорд Филбрик Пайнс, подтвердите, пожалуйста, личность получателя, то есть вашу, для передачи отправления и экономии моих сил. — Тоном, не терпящий отказа или заикания, прерывает речь учёного Фея. На его округлённом от румяных персиковых щёк лице появляются несколько морщин. — Стэнфорд Форд Филбрик Пайнс, да, это я, — вытянувшись по струнке и по-солдаски сложив руки по бокам, кивает Форд. Он не знает, имеют ли человеческие бумаги хоть какую-то ценность в бюрократии магических жесткокрылых, поэтому просто поднимает правую ладонь и демонстративно разводит в сторону шесть пальцев. — Чудесно, — совершенно невпечатленно хмыкает курьер, но согласно кивает и делает неторопливые записи, позволяя или просто не беспокоясь о чужом открытом рассматривании, прежде чем протянуть вперёд планшет. — Тогда, пожалуйста, поставьте здесь свою подпись. Отправления появятся здесь уже через несколько упавших листьев. — Что именно включает в себя эта посылка? — интересуется Форд, пытаясь скрыть свою неловкость и оставить хоть что-то близкое к личной закорючке в официальном документе, явно имеющим большую ценность. Это нужно сделать на листочке размером с лепесток ромашки, используя любезно предоставленную ручку, едва ли толще сосновой иголки. Спустив семь потов и прочертив две палочки, Форд возвращает планшет обладателю. — И кто отправитель? Закончить ему не даёт очередная вспышка блёсток, сопровождающаяся характерным звуком пения птиц и сверчков. Что-то тяжелое падает в вовремя подставленные ладони. Откашлявшись от радужной пыли и стерев рукавом прилипшую к стёклам грязь, Форд наконец-то опускает взгляд, чтобы встретиться с увесистым букетом. Массивные, толстые листья вместо бумаги оборачивались в кокон, из которого учтиво и неловко выглядывали мягкие стебли, покрытые лепестками-пальчиками и шапками жёлтых маленьких цветов. В воздухе развеивается душистый, но тяжелый запах. Не то что неприятный, но не характерный для бутонов сладкий или цветочный. Форд изучал доступные криптологические методы коммуникации, как из личного интереса так и практической необходимости. Умение расшифровки — половина его работы. Тайные общества и забытые истории очень не желали оставлять свои секреты в открытом доступе для пустых глаз. Язык цветок — более утончённый среди остальных, чаще использующийся для тайных посланий, томящихся сердец и утончённых воздыхателей, так же не остался без внимания. Распознать Руту — дело нескольких минут и мысленного перебора всех своих ботанических справочников (хоть данное растение было не совсем верно считать цветком). А значит букет — всё та же весточка от Билла. Но эта, не покрытая кровью, зубами или жуткими посланиями, самая приземлённая и человечная из всех, воспринимается неожиданно по-другому. Мягкой улыбкой и теплотой под пальцами. Форд никогда не считал себя человеком, которому понравится получать букет в качестве подарка. Не то чтобы кто-нибудь раньше дарил ему подобное. Как и он не проявлял инициативу в ответ. — Так, следующие должны вот-вот появиться, — задумчиво бормочет Фея, делая несколько пометок в документах. И, как по велению волшебного слова, новая вспышка блёсток и цвета. Будучи уже подготовленным к таким сюрпризам, Форд умело уклоняется от переливающегося облака пыли и тянет руки вперёд, получая новый букет поверх предыдущего. Теперь из бумажной обёртки торчат массивные зелёные бутоны с раскрытыми кровавыми пастями. Как венерины мухоловки, но выращенные на всех известных гормонах роста и получившие себе несколько генетических изменений. Хищные растение выразительно открывают и закрывают пасти, и среди игольчатых зубов проскальзывают раздвоенные языки. Растения не пытаются напасть, но на всякий случай Форд отодвигает их подальше от своего лица. — Извините, сэр, а вы не знаете об обозначении данных цветов в качестве подарка? — сдержанно улыбаясь, интересуется Форд у почтальона, продолжающего статично заполнять документы и не проявлять лишнего внимания за пределами своей профессиональной этики. — Что-то от «я хочу сожрать тебя живьём» до «необузданного голода», — пожимает плечами Фея, прочёсывая пальцами усы. — Если бы я слушал в своё время лекции по цветочному языку, то не работал сейчас курьером. А, вот и следующий на подходе. — Что? Новая вспышка и очередной букет, который уже неудобно помещается в захвате и норовит выскользнуть. А может, это лишь хищные цветы пытаются всеми силами выкрутиться на свободу и дотянуться до летающего почтальона, протяжно шипя и щеря зубы. Новое приобретение в коллекцию — мешок, сотканный из кожных лоскутов и обвязанный милым красным бантиков, пока из него вместо цветов торчит веер засушенных рук с расставленными когтями. Форду приходится побороть дрожь, чтобы не бросить всё на землю. — А вот это я бы расшифровал как обещание смерти, — фыркает Фея, кажется, находя всю сложившуюся ситуацию и того забавным. — Но не берите мои слова за правду. — Итак, на этом всё? — аккуратно и с надеждой уточняет Форд. От обилия блёсток у него забиты ноздри и чешутся глаза, а в руках едва есть свободное место. И если смотреть по возрастанию странности полученных букетов, следующий будет содержать несколько слитков урана с умоляющей просьбой и извинениями. — Почти, — задумчиво тянет Фея, зачем-то оглядываясь по сторонам. — Это должно быть где-то здесь. Отойдите, пожалуйста, на два шага левее, ещё несколько шагов вперёд, ага, и вот сюда. Летающее существо похлопывает по массивному плечу маленькой ладошкой и заставляет сделать Форда несколько кружащихся маневров, выйдя за пределы крыльца хижины. Дернув за волос, останавливает посреди двора на перепутье тропинки, уходящей в лес. Место самое обычное и скучное, иногда использующееся Стэном для парковки своего Стэн-мобиля. Вопрос о необходимости так и повисает в воздухе, но разрушается сам собой свистом рассекаемого воздуха. Откуда-то сверху. И неумолимо приближающимся. Прямиком с неба ракетой пикирует лопата, самая обычная и садовая, приземляясь едва ли в метре от наблюдателей. Проникает и уходит острием лезвия глубоко в землю, как в масло, вместо песка поднимая в воздух уже характерную визитную карточку — облако из блесток. От тулейки до самого конца совка поверх нарисована яркая красная стрелка, теперь указывающая прямиком в воткнутую землю. — Вот теперь точно всё, — удовлетворённо кивнув, Фея делает последние заметки. Подлетает ближе к замершему и ещё не отошедшему от шока Форду и зависает ровно перед его лицом. — Как бы вы оценили услуги нашей компании по доставки межпространственных подарков и букетов для любой души и сердца? — Восемь из десяти, — выдавливает из себя Форд, улыбкой стряхивая оцепление. — Не хватает чуть больше предсказуемости и чуть меньше блёсток. Пожалуйста. — Излишки производства, — пожимает плечами сказочное существо, гордо вздёрнув крылышками. — Также если вы воспользуетесь нашей визиткой, то получите скидку для следующего отправления. Фея достает из кармашка сложенную в конверт ромашку и, поскольку руки человека всё ещё заняты мёртвыми и не очень букетами, самостоятельно просовывает её в нагрудный карман плаща. — Доброго вам дня, Сэр-шесть-пальцев. И, кивнув на прощание, исчезает во вспышке розовых облачков и ещё большем количестве блёсток. От количества волшебной пыли у Форда скоро разовьётся на неё аллергия, и это станет большой потерей для ученного ума. Как проводить последующие эксперименты и изучения? Форд замирает на месте. Терпеливо стоит в ожидании продолжения, обдуваемый утренним ветром. Прислушивается к окружению, внимательно выискивает новые послания и составленные подсказки. Секунда. Две. Все двадцать. Ничего не происходит. Из леса не выбегает горящий единорог, с крыши хижины не сходит лавина из пауков, а небо не разрывается на части. Очень скоро руки начинают просто болеть от тяжести, а один из бутонов змеиной мухоловки втыкается в щёку, пока вторая пытается сжевать часть рукава торчащего свитера. Взгляд упирается в оставленную лопату, и последнее послание Билла ясно как день — копай здесь. Но нет подгоняющих факторов или установленной границы времени, а значит… Форд облегчённо вздыхает и опускает голову. Он может передохнуть. Ещё раз проверить хижину на наличие незамеченных сюрпризов и просто прибраться до терпимого минимума. Где-то там, на полу коридора и кухни продолжают валяться и гнить мёртвые грызуны, а Стэн мог получить новую партию денег не из мира сего. Несмотря на градус самого странного и абсурдного произошедшего за последний час, Форд находится в состоянии странного предвкушения, словно он пробежал стометровку или разгадал особо сложный шифр. Это азарт. Это волнение. Чего-то, что он успел упустить и соскучиться. Сперва, нужно занести новоиспечённый букет из Руты, трёхголового питомца и материал для изучения в лабораторию. Навестить Стэна. Позже вернуться сюда к лопате. В обязательном будущем Форду нужно встретиться и поговорить с Биллом. За сегодня прозвучало действительно слишком много извинений, чтобы оставить их без внимания. Ведь ответ так предсказуемо невольно распускается на кончике языка.

***

Форд планировал закончить со всем уже к обеду, но когда он возвращается к оставленной в земле лопате, горизонт мажет огненными разводами заката. Убирать пришлось не только раскиданные оборванные листки из книг, но и, кто знает, откуда взявшиеся официальные или очень хорошо подделанные документы Пентагона. Оставленная кучка мёртвых крыс на пороге и полу кухни оказалась не единственной, ещё множество тушек несчастных грызунов пришлось вытаскивать из-под кровати, тёмных углов и нескольких пустых банок. По итоговому подсчёту умерщвлённых тел можно было утверждать, что Билл избавился абсолютно от всех вредителей, обитающих в стенах хижины. Может, и за её пределами. Такое количество тяжело просто выкинуть, лучше закопать или сжечь при первой возможности. Каждый из трёх букетов успешно получил по своей личной вазе. Змеиная мухоловка оказалась крайне воспитанной особой, без проблем обустроившись в своём новом месте жительства и тут же заприметив всех ближайших мух и пауков. Обеленные книги по демонологии с досадой собираются в отдельную стопку. Чернильные надписи на коже рук с неохотой и толстым слоем мыла род напором воды теряют свою чёткость, но потребуется ещё несколько продолжительных попыток, прежде чем удастся отмыть каждую букву полностью. Как итог — Стэн, самый довольный и воодушевленный всем произошедшим, аккуратно просит брата всё же проверить полученные банкноты на их «достоверность». И после интересуется, нет ли у Форда изобретения для перевода иноземных валют в современные доллары США по наиболее выгодному курсу. Изображения аксолотля на банкноте оказалось не единственным различием. Каждая купюра имела странную привычку менять свою стоимость раз в несколько часов или минут без какой либо закономерности и цели, подменяя цифры или добавляя лишние нули. И это становилось большой преградой для изначального плана Стэна по перекрашиванию полученных денег под стандарты нынешнего измерения. Не найдя, что сказать, Форд обещает изучить этот вопрос в ближайшем будущем и предложить решение. Смена цифр могла сбить с толку, но точно не погасить стремление Стэна воспользоваться внезапно полученным богатством по назначению. Спустя часы Форд наконец-то оказывается на улице. На его лбу крепко закреплен фонарь, на руках новые перчатки, а за спиной заряженный арбалет. Так, на всякий случай и свою спокойную совесть. Схватившись покрепче, Форд тянет лопату на себя, и как только лезвие покидает почву, замирает на несколько секунд в ожидании. Трещины не расходятся в стороны, и новые сообщения не появляются на песке. Поэтому он сразу приступает копать. Методично, с ритмом заядлого кладоискателя, окунувшегося в золотую лихорадку, и вот-вот почувствовавшего где-то здесь под поверхностью золото. Что именно удастся найти, Форд не знает, но эта неизвестность не пугает, только подстёгивает работать быстрее и активнее. Ведь финишная прямая уже близко. Спустя несколько минут активного труда звучит глухой треск, и лезвие лопаты ударяется о что-то твёрдое. Усилив подаваемый поток света фонаря, Форд делает ещё несколько пробных подкопов в образовавшемся углублении и садится на колени, смахивая песок руками в разные стороны. Он просто хочет знать, с чем имеет дело, прежде чем продолжить и оценить примерные размеры неизвестного предмета, но когда его пальцы касаются холодного, выпирающего бугорка, земля вокруг вздрагивает и ходит ходуном. Как и нечто округлое под ладонью, дёргающееся вперёд и меняющее своё местоположение. Только чтобы повернуть голову и уставиться на Форда пустыми глазницами, где с чирканьем спички загорается жизнь. Человеческий полуразложившийся череп, покрытий слезшими остатками кожи и цепляющимися к костям червями, ухмыляется на яркий свет во всю свою изломанную, почти беззубую улыбку. И, словно зевнув после долгого сна, начинает уверенно и неожиданно проворно выбираться из своего последнего пристанища. От удивления Форд вскрикивает и заваливается, приземляясь прямо на задницу. За эту короткую заминку зомби уже по пояс откопался на поверхность. Вытягивает вперёд руки к человеку перед собой, полосуя землю стёртыми до костей пальцами и издавая протяжные мычащие звуки, от которых волосы на затылке встают дыбом. Его единственный уцелевший иссохший глаз неотрывно смотрел на живое, бликуя в свете фонаря потусторонней жизнью. Действуя на чистых инстинктах и взрыве адреналина, Форд в один рывок достаёт со спины арбалет и, используя ногу в качестве опоры, прицеливается точно в лоб. Он знаком с данной разновидностью нечисти, успев повстречаться с целой стаей на одном из захоронений шахтеров в севере от города. Ночь, из которой целым его вернул только хорошо заряженный дробовик и быстрые ноги. Проломи зомби череп, оторви конечности — труп всё ещё окажется способным двигаться. Но это замедлит и даст нужное время, чтобы сжечь или закопать обратно. Помолиться за упокоение души и окончательное разложение плоти. Не видя свет, теряя живое из поля виду, они постепенно затихают, впадая в состояние анабиоза. Ощерившись, зомби перестаёт копошиться и замирает, уставившись точно на направленную в его сторону стрелу. Челюсть вяло двигается, а голова клонится, словно насмехаясь над чужим испугом. Рычание сотрясает разорванное горло и со свистом из преисподни выходит на наружу. — Давно не виделись, Фордси. От осмысленных слов и слишком узнаваемого статического голоса руки Форд дёргаются. Идеальный прицел уходит в сторону, вспотевшие пальцы соскальзывают и нажимают на курок, со свистом запуская стрелу в правую пустующую глазницу. — Билл?! Мягким, сочным хлопком наконечник пронизывает плоть и проходит насквозь. Голова зомби дёргается назад под неестественным углом, но каким-то чудом не отваливается и не катится по земле словно мяч. Вслепую, нисколько не обеспокоенный произошедшим, зомби на ощупь обхватывает черепушку руками и одним хлопком по шее возвращает её в прежнее положение. Оголённые плечи потряхивает вверх-вниз, словно от смеха, а оставшиеся зубы трутся друг о друга трещоткой. Теперь Форд более внимательно присматривается в чужой глаз и понимает, что жёлтый и вытянутый зрачок вовсе не отражение фонаря. — Это даже не больно, какая досада, — жалуется труп голосом Билла, повторно подтверждая своего нового хозяина. Из-за состояния челюсти, отсутствия многих зубов, ну и всего тела в частности, слова получаются жеванной кашей и причмокиванием. Как у старика, потерявшего свою вставную челюсть. Покрутив головой в разные стороны, Билл предпринимает новую попытку выбраться из ямы, барахтаясь и неаккуратно раскидывая в разные стороны комья грязи. Форд не уверен, должен ли он просто стоять столбом или броситься на помощь к своей музе. Почти разложившийся труп резко контрастировал с золотым чистейшим образом, в котором Билл любил проявлять себя в чужом теле и снах. — Хороший выстрел, шестипалый, но в следующий попробуй свинец, — беспечно кряхтит Билл. — Он не только на оборотней работает. Отбойная штука на все времена и случаи. — Билл, почему ты так? В таком теле… — Форд теряется в словах и мыслях, пока взгляд сам не опускается с торчащей стрелы на арбалет в собственных руках. Тут же хочется откинуть его как можно дольше — деревянная поверхность разит обжигающим теплом. Совсем недавно треугольный образ музы был дня него неприкосновенным, почти божественен, далекий от грязи и пороков всего человеческого. И теперь Форд подстрелил его как какое-то дикое животное. Чувство вины не расцветает, а гнев небес не преследует провинившегося. — Я приношу свои извинения за стрелу. И арбалет… И за то, что не выкопал тебя раньше, — Форд бормочет и возвращает оружие в крепление на спине, но не выкидывает. — Если бы это тело было более чувствительно, а его нервные окончания не сгнили и не размякли, я бы попросил тебя выстрелить ещё несколько раз, — захлебываясь и лая с порванной трахеей, Билл смеётся. В тряске несколько трупных червей слетают с его дряблой кожи. В знакомом жесте Билл проверяет пустое запястье правой руки. Вместо часов там обмотанные вокруг костей корешки растений. — А ещё ты как раз вовремя! Ровно в девять часов вечера, двенадцать минут и пять секунд. Как всегда сама пунктуальность, Фордси. Видимо, свой первый инфаркт ты так же получишь ровно по расписанию. Билл наконец-то выкапывается из своей последней могилы полностью и поднимется. Теперь зомби неустойчиво покачивалось на согнутых, переломанных ногах, готовый упасть при первом дуновении ветра, но Билл продолжал удивительно выразительно гордо выпячивать вперёд грудь. Между прорезей в грудной клетке просвечивались иссушенные органы и корни. Если приглядеться, там точно что-то копошится. — А почему я оказался в таком второсортном мешке гнили? — продолжает объяснять Билл тоном учителя, зачитывающего лекцию. — С этим куском плоти было легче всего работать и использовать! Даже договор и впариватель мозгов не нужен. Последних у неудачника всё равно не осталось, всё разложилось, — щёлкнув челюстью, Билл добавляет: — Ну и это тело оказалось ближе всего к хижине и тебе. Откуда во дворе их дома вообще оказался закопанный труп и как давно — вопрос не менее острый и открытый. Форд уже хочет молиться, что Билл не решил ранее убить какую-то беднягу специально для пущего драматизма и исполнения плана, закопав за ночь здесь. — Да не убивал я никого из горожан, шестёрка, спрячь свои предсказуемые мысли, даже лезть тебе в голову не нужно, чтобы их прочитать, — фыркает Билл на задумчивую хмурость напротив. Делает первый пробный, но отчётливо крадущийся шаг вперёд. Медленный, покачивающийся, но успешный. Перед глазами сами встают образы других, настоящих оживших трупов из прошлой вылазки, крадущихся в полутьме как стая диких собак. — Ну и как тебе мои извинения? Ты их принимаешь? — Ты вселился в труп только для того, чтобы узнать мой ответ? — тупо переспрашивает Форд, не зная, смеяться ему или впадать в ещё большее недоразумение от происков его музы. Некоторые решения Билла выходили за грань понимания Форда или банального соотношения затрат и результатов. — Разве ты не мог просто связаться со мной другим способом? — Смотрите, кто спрашивает. Мистер «не общайся со мной и не посещай мои сны, пока я не разрешу», — труп удивительно точно подражает голосу человека тоном попугая. — Может, я хочу узнать ответ сразу, а не ждать все твои следующие смертные дни, часы и годы, пока ты и твоё тело так же не превратятся в кусок гниющей плоти и увядающего разума. Ни стыда ни совести, прямолинейное желание получить ответ на блюдце. Детское переигрывание чужого голоса и накидная обида так резко контрастируют с привычным образом возвышенности. Но Форду всё чаще кажется, что и они были напускной, приукрашенной игрой его собственного ослеплённого разума, и проблески детской инфантильности были в поведении Билла всегда. — Я и сам хотел выйти с тобой на связь и обсудить всё произошедшее в ближайшее время. Твои подарки-загадки тоже, — поясняет Форд, замечая как при упоминании последних мёртвое тело заинтересовано поворачивает голову на бок ровно на девяносто градусов, точно ломая несколько шейных позвонков. — Это было очень увлекательно и оригинально. Мне понравилось. — А как же, я старался, — удовлетворённо и с открытым самодовольством подмечает Билл. — Знаешь, сколько мороки использовать в качестве кукол несколько десяток крыс, а потом заставлять их собираться в кучки, перед тем как устроить им всем маленький всеобщий инсульт? А договариваться с этими вреднючими крылатыми вредителями из леса! Пять раз пришлось сбивать цену за их услуги, а потом пригрозить, что я сожгу их чертовы поля с цветами, а они всё равно сдернули с меня втридорога! Билл возмущённо щёлкает зубами с такой силой, что челюсть отвисает вниз. И отпадает с хлопком вылетевшей пробки. Без задней мысли Форд бросается вперёд, чтобы подхватить и вставить отпавшую кость на место. Нужные суставы крыльев челюсти с щёлком соединяются с черепом и, на удивление, не пытаются тут же укусить тёплую плоть рядом. Форд же понимает, что подступился слишком близко и ощущает под пальцами размазанную грязь, трупный холод и сохраняющийся запах гнили, смешанный с ароматом влажной земли. Билл так по-хитрому щурится под его ладонью. — И так, какой ответ? — напевает задыхающейся птицей Билл. — Теперь моих извинений достаточно? Или мне нужно продолжить всё то же самое по второму кругу? У меня ещё много идей. — Этого было достаточно. Извинений. Форд вздыхает, собирается с мыслями и словами. Он точно не боится встретиться с очередными сюрпризами-подарками на пороге своей хижины, но его муза заслуживает честный ответ. Как и он сам. Произнеся в слух, Форд наконец-то расставит все точки над «и», предотвратив всякий возможный побег. От собственных решений. Чувств. Притаившись, демон внимательно слушает, почти впившись единственным глазом в двигающиеся губы напротив, испивая чужой голос. — Билл, я хочу продолжить то, что у нас было: вновь работать вместе, изучать. Я хочу учиться у тебя, узнавать больше о вселенной. О тебе. О нас, — оборванные слова, сжатые в рукавах пальто пальцы. Взгляд Форда тяжелеет, брови сближаются до острой складки между. — Поэтому я готов простить тебя, но не забыть о произошедшем. Мне важно знать, что ты думаешь, что хочешь. Я готов узнать, понять, но едва ли когда-то вновь приму твой обман ещё раз. — Это сделка? — искушением шипит змей. — Это обещание, — отвечает смирившийся. Тело Билла вновь трясется, хрустя костями и оставшимся содержимым, словно мёртвая плоть едва может сдержать его прежнее стремление изменить форму. Божественность, окованная кожей и смертью, только чтобы оказаться один на один со своим последователем. — Обещание — такая хрупкая, непостоянная вещь, — ухмылка в голосе, ведь на высушенном черепе уже не осталось губ. — Но вы, люди, так цените узы, сцепленные лишь собственной верой и надеждой. Ты первый за бесконечность, кто просит меня о чём-то подобном. И первый, кого я послушаю. Сказано так близко. Тем тоном, которым муза так любила нахваливать и обещать, гипнотизируя и чаруя, обещая и пленя. — Этот момент мог ощущаться совсем по-другому, выбери ты себе другое тело, — с упрёком и смехом замечает Форд. — Неженка, — фыркает Билл и задумчиво, так хитро, лисицей, вот-вот готовой схватить цыплёнка, прикрывает единственный глаз. — Так значит, мы встречаемся? Щёки Форда вспыхивают розовой пудрой, смущение щекотит кожу. Он совершенно не так представлял этот момент, раскрытие всех карт, примирение с собой и своими сомнениями. Образ его музы должен сиять золотом, а теперь желанный свет спрятан за слоями обвисшей на костях гнили, пока из черепа всё ещё торчит пущенная его же рукой стрела. Романтика в худшем её преставлении. — Да, мы встречаемся, — быстро выговаривает Форд, будто ожидая быть пойманным невидимыми наблюдающими силами или собственным прошлым, но ощущается лишь обдувающее вместе с ночным ветром облегчение. — Могу ли тогда я вновь посещать твой разум и сны? — мечтательно приговаривает Билл, причмокивая челюстью. — Я уже соскучился по твоим глубоким извилинам и неразборчивым идеям. — Мне тоже не хватало наших совместных разговоров, и у меня столько новых идей, которые я хочу с тобой обсудить, моя дорогая муза, — Форд взволновано подхватывает чужую похвалу и выговаривает свою наспех. Он не должен так просто вновь поклоняться чужому влиянию, но его столь сильно тянет вперёд. Без зазрения он окунается в тёплые воды. Ощущать Билла частью своих мыслей — как благословение, смешанное с отборным наркотиком, убирающим весь лишний шум и приносящий ясность в бурный поток. Именно в такие моменты, на грани сна и реальности, ему удавалось решать самые сложные задачи и выводить особо назойливые уравнения. Глаз Билла пристально сверкает напротив. Ярче полной луны. Ярче умирающего солнца. — Тогда до встречи в твоих снах, Фордси. И тело разрушенной марионеткой опадает на землю, грудой хлама, осыпавшихся костей и перегноя перед ногами человека. Ветер смешивает пепел и труху вместе с песком. Будто ничего не произошло, оказавшись продолжением затяжного бредового сна, в котором Форд в порыве лунатизма вышел на улицу и раскопал яму во дворе своей хижины. А потом разговаривал о самом сокровенном с пустотой и собственным воображением, сотканным из желаний и тайн. Для проверки Форд трогает лоб, проверяя температуру, и моргает несколько раз. Вот только чувство обволакивающего облечения и волнения, свернувшееся свежим бутоном где-то под ребрами — настоящее. Ещё тёплое и прорастающее. Форд действительно странный. Только что принял возможность встречаться со своей музой, существом из своих снов и другого измерения, как нечто само собой разумеющееся, часть уже существующего порядка странностей и неразберих, преследующих его всю жизнь. Новые возможности, новое открытие, которое может сделать он и только он. Никто больше. Со стороны звучит приглушенный кашель. Форд поднимает взгляд с лежащей на земле лопаты и упирается в своего брата, стоявшего в приоткрытом дверном проеме хижины. Прислонившись к косяку плечом, в одной руке он держит дымящуюся кружку, в другой зажимает золотой кастет, видимо, на всякий случай. От взгляда Стэна, который так и говорил «да, я всё видел» Форд хочет схватить ту же лопату и закопать себя в удобной яме рядом. Некоторые вещи не должны быть увиденными твоими родственниками, а иначе они превратят в самую частую и постыдную байку на всю оставшуюся жизнь, которую обязательно расскажут за общим столом. — Я не буду задавать много вопросов. По крайне мере сейчас, — вздыхает Стэн, надавливая себе на переносицу. Он изо всех сил пытается сдержать упрёк в голосе. — Только подтверди, что ты только что не вступил в долгосрочные отношения с трупом с нашего двора. Некрофилия не тот тип увлечений, который я хотел приписать к уже огромному списку неожиданных сюрпризов, с которыми мне придётся смириться. — Это был… Билл, — криво-косо пытается внести ясность в произошедшее Форд, но прекрасно понимает, как это должно было выглядеть со стороны и без какого-либо контекста. — То, что я нахожу эту новость облегчающей и даже радостной, — плохой знак, — Стэн громко вздыхает, и качает головой. — Заходи в дом, умник, а не то ещё мимо проходящие увидят весь наш цирк и сперва вызовут экзорцистов, а потом и психиатров. Может, и копов, — добавляет Стэн, покосившись на остатки зомби. — Это лучше собрать и сжечь. Чтобы предотвратить все шансы реанимации тела, — впопыхах Форд хватается за лопату. Его уши горят, как у пойманного с поличным за постыдной проказой ребенка. Тупая улыбка не сходит с лица.