Золотое сечение

Форд решает взять перерыв. От всей работы с порталом, путешествий в другие измерения и решения сложных уравнений из собственных эмоций под корнем нерешительности. Но уж точно не от своей научной деятельности, связанной с паранормальным. После насыщенного месяца, фактически перевернувшего его жизнь и устои вверх ногами, Форду была нужна смена деятельности. Возвращение к рутинным истокам. К чему-то старому и привычному, пахнущему волнительными записями на первых, еще не помятых страницах в дневнике. Открытия, привлёкшие его в этот маленький городок и зажёгшие первую искру интереса, распространившуюся в бесконтрольный пожар, поглотивший каждый уголок его сознания и жизни. И по сей день, даже спустя годы, Гравити Фолз оставался бездонной дырой, заполненной загадками, тайнами и всем самым чудным. Место бесконечное и чарующее. Потустороннее измерение в миниатюре, помещённое в пределах захудалого городка и укрытое прозрачным куполом. Другой мир, для погружения в который даже не нужна была машина, созданная с помощью всей современной науки, древней магии и силы демона снов. Вновь заполнять дневник, рыскать в чаще леса, выискивать таинственные письмена на коре деревьев и искать подсказки в направлении роста маха — как окунуться в знакомые воды. Захватывает. Успокаивает. И помогает чуть-чуть отвлечься от тревог. Так же, как и наконец-то собраться с мыслями на фоне сложившейся ситуации. Портал оставался отключённым. Провода свернуты в тугие узлы, а последние настройки сброшены до нулевых. Мер достаточно, чтобы собрать всё обратно при первой необходимости, но выгодная преграда для вмешательства извне. Да, Билл сказал, что больше не желает проникать в людское измерение и брать его под свой контроль, но всё его обоснование — личная скука. Приобретение лучшего источника вдохновения и приоритета в лице самого… Форда. И Форд всё ещё не знает, что об этом и думать. А думает он об этом много, постоянно, когда разум не занят поиском ответа к новой загадке, изучением только что открытого вида восьмилапых зайцев, а пальцы не скребут кончиком пера по страницам дневника. Между разрушением постоянства на земле и межпространственым демоном стоит один единственный человек? Глупее просто быть не могло! Да и сам Форд не уверен, сколь долго сможет отвлекать внимание Билла на себя в роли нового личного интереса для демона. — Мне нужен ты. Всё из-за тебя. Слова его музы статикой проникают в воспоминания Форда, бережным прикосновением рук обматывают мозг и заставляют учёного сжаться за столом. Склонить голову и спрятать лицо в ладонях, подавив вырывающийся полувздох. И так постыдно, тайно повторить чужие слова в собственной голове повторно. И ещё раз. Каждая фраза касается Форда как аккуратное, похвальное поглаживание по макушке, заставляющее что-то внутри его тела дрожать. Что-то маленькое, тёплое и такое человеческое, сшитое грубыми швами из всех пороков, травм и самых потаенных желаний. Ложь Билла, его предательство порезало насквозь зазубренным лезвием, разбило Форда на неаккуратные кусочки и сожжённые обрывки. Новые речи и утверждения его дорогой Музы обмазывают его сладким липким мёдом, застревающим в сознании и прилипающим к коже. Правда, искренность, ложь, очередная игра? Действия и поведение Билла показывают одно, опыт и недоверие Форда шепчут второе, а его личные желания стягивают шею поводком и дёргают обратно. Мыслей, вопросов так много, что они массивным плотным роем заглушают всё происходящее в спокойном мире за пределами, имеющим форму неубранной кухни. Форд, сгорбившись, не замечает посторонние шаги и знакомое присутствие, беспринципно нарушающее застоявшуюся тишину басистым голосом и прямолинейным хлопком по плечу. — Земля вызывает Форда. Приём, приём! — Ох Стэнли, доброе утро, — вздрогнув, приветствует своего брата Форд, распрямляясь из своего сгорбившегося положения и хрустя суставами. Мурашки после долгого отсутствия движения колют под кожей. — Уже полпятого, чудик, а ты уже несколько часов пялишься в одну точку своей пустой книги. Жутко, — с упреком замечает Стэн, меняя кружку с кофе на новую, горячую и пускающую тонкую струйку свежего пара. Форд не может сопротивляться и сразу тянется вперёд, согревая пальцы, горло и разгоняя вялые мысли ложкой кофеина. — Снова разговариваешь с треугольником в своей голове? — Нет, нет, просто задумался, — как по команде качает головой Форд, невольно прислушиваясь. Действительно, там внутри, на грани разума, тихо. — Билла сейчас здесь нет, так как я попросил его дать мне чуть больше свободного пространства. Ладно, занимайся своим тщательным самоанализом и переживанием кризиса среднего возраста, — вместо настоящего звучит голос музы из воспоминаний, такой же насмешливый, будто человек занимается перед ним игрой в песочнице. — И он слушает? Вот и замечательно, так как я хотел поговорить с тобой один на один, — скептицизм и недоверие в щелчок пальца сменяется на радостное восклицание, прежде чем Стэн, в одно мгновение исчезнув и вновь появившись рядом, бросает на стол перед Фордом кипу смятых бумаг. — Что это? — Форд растерянно перебирает листок за листком, поднося вплотную к лицу, и только сейчас, видя расплывающиеся мазней буквы, понимает, что всё это время сидит без очков. — Твои счета по дому, воде и другие задолженности, Декстер, — фыркнув, Стэн собственными руками подбирает с края стола очки и возвращает последние на нос брата, оставляя несколько отпечатков на стекле. — А ещё штрафы на вовремя не уплаченную ипотеку. О которой я узнал почему-то только сегодня от кредиторов, чуть не выбивших нашу дверь, — брови Стэна опускаются, взгляд становится серьёзнее. — Они приняли меня за тебя, Форд, так что рассказали о всех последствиях во всей красе. — Ох, точно, я совсем… — Форд рассеянно перелистывает договор с таблицами сиподсчетами за каждый месяц . Цифры слишком непропорционально росли вверх. И действительно, когда Форд последний раз хоть каплю задумывался или даже вспоминал о необходимости погашения выплат. — У меня не было на это времени. Были вещи, требующие намного больше моего внимания. — Ага, конечно, — кривит губы Стэн. Изворотливость и нежелание говорить о простых вещах простым языком его явно раздражали. Проглотив гвозди, он садится рядом за стол. — Короче, Форд, я ненавижу этих свиней-копилок всей душой, и моим первым желанием было закрыть дверь, запрыгнуть в свою машину и броситься отсюда куда подальше. Сбегать от такого у меня неплохо получается, — чужая гордость сверкает ярче начищенной золотой медали. — Но твою задницу фиг с этого места поднимешь. Так что нам нужно как-то решать этот вопрос здесь и сейчас. Не находя других более важных и отвлекающих дел и треугольников. Это не тот случай, в котором нужно затевать спор только ради спора. Стэн прав, а Форд и так хватается за каждый кусочек рутины, до которой может дотянуться. Разборы с налоговымогателями тоже часть этого, сводящая челюсть не меньше разбирательств с засорившимися трубами или застрявшими в сетках гномами. — Я бы точно хотел избежать возможных конфликтов с правоохранительными органами. Особенно с кредиторами, — согласно кивнув с чужими убеждениями, Форд пускается в размышления, не замечая, как зачитывает их вслух. — Пистолет по стиранию памяти ещё не прошёл все тесты безопасности, а и лазерные бластерные пушки точно не останутся незамеченными. — Форд, я имею в виду деньги, — обрывает брата Стэн, пока его выражение лица разрывается между морально правильным осуждением и разочарованием в отсутствии базовых навыков социализации и плохо подавляемой улыбкой. — Просто выплатить им сумму, которую они просят, а не хвататься за пушки и бежать на передовую с капитализмом. Хотя идея мне по душе. — Ладно, дай мне время ещё раз всё перечитать. Даже являясь возможно самым передовым учёным на маленьком континенте с большой буквы «А», последние открытия, принёсшие Форду деньги, закончились ещё при покупке этой территории и растрат последней копейки на материалы и оборудование. А потом, спустя месяцы, после найденного предсказания на стенах пещеры и золотого образа во сна, Форда перестала интересовать хоть какая-то прибыль. Форд сосредоточенно рассматривает — или делает вид, что тратит на это чуть больше, чем несколько секунд и точных коротких расчётов. Он и так уже заранее знает ответ. — У тебя нет денег, — констатирует очевидное для обоих Стэн. — Все свои основные сбережения с научных статей и последних публикаций я потратил на завершающее обновление портала, и когда он запустился… — моментально выпаливает Форд, не понимая собственное стремление оправдаться, когда каждая потраченная копейка была оправдана, а нынешняя ситуация лишь поручение неудачных обстоятельств и их коррумпированного государства. Возможно, всё было бы проще, если бы вся подноготная и копившиеся под полом проблемы не вскрывались перед Стэном непосредственно. Вздохнув, Форд признается. — У меня не было свободного времени на что-то ещё! — Разве мы не можем продать какое-то из твоих изобретений на местной барахолке? — небрежно бросает на ветер Стэн, а у Форда уже волосы на спине и руках встают дыбом. — Местные достаточно заинтересованы в творениях безумного учёного, который живет у них в лесу. — Нет, Стэнли! Всё, что ты видел в стенах этой хижины, — достояние науки и будущего, а не игрушка для подростков и дуралеев, ничего не мыслящих, — Форд напрягается так, словно готовится защищать своего первенца от варварских рук. — Но при этом твоё последнее научное открытие, которые ты пытался передать в научный журнал, высмеяли сразу на обложке, а потом ещё разбирали и критиковали оставшиеся девять подразделов из десяти, — хмыкает Стэн, взглядом упираясь в спрятанную в углу комнаты коробку. Забитую до основания теми самыми журналами. Возможно, в порыве эмоций и негодования Форд попытался скупить все доступные копии данного выпуска, если не в пределах страны, то штата, не допуская их открытый доступ для неокрепших, доверчивых умов. Все полки и склады Гравити Фолз были очищены от ереси всего за одну ночь, детально спланированный план и несколько взломанных замков. — Может, всё же я смогу довести до ума свой стиратель памяти? — продолжает размышлять Форд, почти не следя за словами. — Мы с моим напарником почти справились с его перегрузками и провели первые испытания на мышах и домовых эльфах…. — Мы…? — без подноготной уточняет или пытается поправить своего брата Стэн. Всего на несколько секунд, но Форд запинается, растерянно моргает и прокручивает только что сказанное в голове. Действительно, мы? Кто «мы»? Разве там был кто-то ещё? Разве пистолет по стиранию памяти не полностью его личная гениальная разработка очередной бессонной ночи и долгих обсуждений формирования личности с Биллом? Но разве кто-то ещё не подсказал ему концепцию, и разве кто-то не помогал ему с проектированием и инженерной частью вопроса? Форд замирает. Ищет кусочек недостающей информации, каждый раз упираясь в пустоты и перебирая запутанные ленты собственных воспоминаний, но чем усерднее он старался сосредоточиться, тем активнее выскальзывает тот самый пазл из его внимания и угла обзора. Голова начинает болеть. Кашель Стэна легко отвлекает и вырывает из этого бессмысленного водоворота. Достаточно отпустить, и возвращается прежняя легкость мысли. — Да, извини, стиратель памяти — моё и только моё изобретение. Как и всё в этом месте… — отрешённо объясняет Форд, не понимая, что только что произошло, но совершенно не желая возвращаться к ощущению неожиданной тупости от банального вопроса. — Мне нравиться твой энтузиазм держаться подальше от кредиторов и их загребущих лап, — заметив заминку своего близнеца, Форд с готовностью перехватывает бразды разговора себе. Он действительно выглядит взволнованным. Вскидывает голову и упирается большим пальцем себе в грудь. — Но всё же, впервые у твоего дорогого братца тоже есть блестящая идея! Такой малюсенький проект, который может нам сейчас очень пригодиться. — Идея? — недоверчиво уточняет Форд и усмехается, с готовностью перепрыгнув на новую тему. — Ты хочешь ограбить банк? — Говоришь так, словно твоя идея бросаться на людей с футуристическим оружием звучит разумно, — фыркает Стэн. — Но не в этот раз! Стэн поднимается из-за стола и отходит в сторону, будто вставая под невидимый луч прожектора. Театрально разводит руки и в поклоне поправляет невидимую козырек на макушке. Уверенная поза, поставленный голос и та самая манера речи, с которой рекламщики вот-вот готовы впихнуть тебе самую бесполезную бурду втридорога. И ведь действительно, если Форд не хромает в памяти, Стэн работал по продаже и рекламе предметов домашнего обихода, о чём сам воодушевлённо рассказывал несколько раз, обещая обязательно показать несколько оставшихся, менее провокационных архивных записей. Раз программа ни разу не добралась до регионального телевидения, может, тому были причины. — Видишь ли, всё это время здесь, у нас под ногами, была золотая жила, способная принести своим владельцам бесконечные богатства, — набрав побольше воздуха, с дикторской харизмой заводит шарманку Стэн. Делает несколько широких шагов по комнате туда-сюда. — Настоящая ловушка для зевак и так тобой называемых глупцов, погрязших в рутине и скуке среднестатистического Американского штата. Все они жаждут чего-то необычного и потустороннего, способного развеять серость их жизни. Подсыпать перчинку в пресную обыденность. И что же они хотят на самом деле, спросите вы. Вприпрыжку Стэн оказывается около одной из полок. Ранее обычное место для хранения кухонной утвари теперь занимало всё то, что не нашло свободного места в подвале или других комнатах. Как продукты экспериментов и всех исследований, проведённых Фордом, так и просто необычные диковинки, захваченные им из глубин леса. Одним словом всё, что можно было положить в коробку и не беспокоиться, что оно выберется оттуда ночью и попытается тебя убить. — Они хотят нового и необычного! Способного потрясти до самого основания. Открытий и изобретений от великого и загадочного учёного с окраины леса. Утерянные записи, средневековые идолы, ритуалы жертвоприношений забытым богам, вилка, которой можно есть суп, — на последнем предложении Стэн с особым пафосом вскидывает к потолку ранее упомянутый столовый прибор, который был создан Фордам в качестве модернизации домашнего обихода. — Всё это можно найти только у нас, в Хижине тайн, всего за десять долларов десять центов за человека. Повисает молчание и глубокое дыхание после столь напряжённой речи. Форд растерянно моргает, переводя взгляд от широко раскрытых, полных энергией глаз до раскиданных на полке вещей, используемых для презентации. В животе крутится масса сомнений. — Ты хочешь превратить мой дом в проходной двор для туристов? Выставить на обозрение все мои труды и открытия, над которыми я работал последние несколько лет, не жалея сил и времени? Сделать из этого развлечение?! — Форд не замечает, как распыляется, переходя на громкий тон искреннего возмущения. — Шиш, а в тебе действительно не осталось ни грамма веселья, — фыркает Стэн, сцепив руки в замок на груди, совершенно не тронутый чужой вспышкой праведного недовольства. — Стареешь раньше меня, братец. — Стэнли, это называется рациональность! — вспыхивает Форд, вскинув перед собой руки. — То, над чем я здесь работаю, не игрушка! В самых малых из возможностей это может быть опасно, сам же видел. — Знаю-знаю, но не ссы в трусы, — отмахивается Стэн. — Никто твои золотые погремушки даже пальцем не тронет. Нам не обязательно показывать им рабочие механизмы. Нам даже не обязательно показывать хоть что-то настоящее. Когда я таскал в город кочерыжки, болты да колбы, которые ты выкидывал в переработку, хватало всего пары красивых слов о твоей гениальности, немного краски, и у меня уже отрывали всё с руками. А затем давали кучу денег! Представляешь! — Ты же говорил, что относишь всё на металлолом или переработку?! Стэнли! — Форд уже в секунде от того, чтобы начать рвать на своей голове волосы. Может, действительно найдёт преждевременную седину. — Ну, и туда тоже всё остальное, что не продалось. Но это неважно! Главное, что это наш шанс заработать и разобраться со всем, — Стэн презрительно указывает рукой на разбросанные по столу бумаги, — этим. В его словах, несмотря на всю абсурдность, небезопасность и нарушение нескольких уровней гордости Форда за всю проделанную за последние годы работу, действительно был смысл. И чёткий выход из ситуации. Чем дольше Форд думает о сказанном и предложенном, тем быстрее остывает желание сопротивляться. — Не думаю, что у меня есть свободное время заниматься подобной авантюрой, — на выдохе с последней попыткой увильнуть признается Форд. — А тебе и не нужно, — восклицает Стэн, подскакивая ближе, всё это время только и ждущий этот решающий аргумент против. — Сиди дальше в своем подвале, медитируй, решай вопросы о своих личностных отношениях с геометрическим демоном. А остальное доверь мне. Я справлюсь. Чужая яркость слепит, и Форд невольно прячет взгляд. Замирает в нерешительности. Всё это очень близко к нему, его работе и секретам, спрятанным всего в нескольких этажах под землей. Очень легко представить, как лишнее внимание лишних людей сразу принесет и лишние проблемы. Но ведь и есть шанс, что всё обойдётся. Стэнли действительно справится? — Пожалуйста, — прерывает чужое раздумье Стэн. — Людям понравится. У нас появятся деньги, причем почти абсолютно легальные. И мне тоже наконец-то будет чем заняться. А не только слоняться по коридорам хижины, собирая пыль и взгляды всех этих статуй, пока гениальный Форд не обратит на меня внимание и не позовёт подкрутить очередную пару гаек. За простыми предложениями едва ли скрытая усталость. Честная обида. Ведь это место Форда, его личная рабочая площадка, где он каждый день решает очередные задачи и вопросы, где всегда есть чем заняться, куда завлечь свой требующий интереса мозг. Стэн же просто был здесь последние несколько месяцев. Иногда готовил, иногда пытался убираться, не путаться под ногами и помогать, где позволено и доступно. Иногда терялся на пути в город на вечер, всю ночь, но обязательно возвращался, чтобы оказаться ещё более потерянным в стенах хижины. С первого дня возвращения и воссоединения эмоции остыли, пришла холодная рутина и твердая, беспринципная правда. Стэн явно никак не мог найти действительно своё место. Личное занятие или даже увлечение. Проживший почти всю жизнь бродячей собакой, бравший в руки любое дело, которое попадётся и способно принести деньги в минимальных границах закона, теперь он заперт в четырёх стенах и необходимости держаться тише воды и ниже травы. Пока на него не падало внимание Форда заняться работой, требующей физической силы или необходимости проследить за э порталом. Который в ближайшем будущем Форд явно не планировал запускать. И этот аргумент уже катался на языке Стена, выжидающе наблюдающего и готового пустить его с точностью дротика. — А что, если мне вновь понадобится твоя помощь? — для вида противится последние секунды Форд, хотя даже если получит отрицательный ответ, всё равно не откажет. — Так я ведь никуда не денусь. Нужно — всех зевак на выход, и мои руки и внимание полностью в твоём распоряжении, — уже чувствуя победу, зажатую между пальцами, Стэн в нетерпении упирается в стол. — Ну так, что думаешь? — Я думаю, что это звучит абсолютно безумно, надувательски и рискованно, — профессиональным тоном заключает Форд, поправляя очки и безуспешно скрывая натягивающуюся мягкую улыбку. — Именно то, с чем сможешь справиться только ты. — А как же, я ведь учился у лучших жуликов Колумбии, — фыркает Стэн, но на всякий случай все же добавляет. — Так, значит, это добро? Форд кивает головой. — Отлично! — вскликивает Стэн, победно ударив кулаком воздух и нисколько не стесняясь заслуженной победы. — Тогда не буду больше терять ни минуты! Вот поверь мне, Стэнфорд, мы ещё накормим этих жадных на деньги негодяев их собственными угрозами и обещаниями. Утрём нос, станем известнее и богаче их всех вместе взятых и выдворим восвояси. — Если тебе понадобится какая-то помощь или совет, не бойся спрашивать. Я подскажу и помогу в сфере своих возможностей и доступности. Но только, Стэн, ничего опасного и привлекающего лишнее внимание. Особенно внимание правительства и копов. — Кажется, о последнем это я должен просить тебя, мистер «я построил функционирующий портал в своем подвале, используя в качестве сырья абсолютно небезопасные химические элементы, установил контакт с внеземными сущностями и чуть не подвёл человеческое измерение к захвату ожившим символом Иллюминатов», — с подтруниванием замечает Стэн, а Форд на это даже обидеться не может, только провести пальцами по волосам и бросить несколько неловких смешков. — А теперь за работу! — и Стэн уже в дверном проёме, полный идей и стремления приступать здесь и сейчас. Направить бы его энтузиазм и талант к авантюрам да в верное русло, не продавал бы долгие годы пустышку, спрятанную за красивой рекламой. Приоткрыв дверь и одной ногой за порогом, Стэн салютует на прощание. — Если что, обед и пропущенный завтрак в холодильнике. Разворачивается и убегает, сверкая глазами и потирая ладони в предвкушении, с прощальной улыбкой, что невольно перекидывается на собственные губы Форда. Он и забыл, когда последний раз видел своего брата столь воодушевленным, а не скрытым и придавленным к земле тенями, неодобрительными взглядами и ворчанием. Хижина, её предназначение, весь городок и такой стиль действительно не подходили Стэнли, но он продолжал держаться не в своей тарелке и в рамках чужой жизни, просто чтобы вновь не оставить Форда одного. Как и обещал. Как и хотел. Им двоим действительно стоило поговорить обо всём ещё раз. И, кажется, Форд задолжал своему близнецу спасибо, может, уже не одно, а целый десяток. Когда шаги и бормотание Стэна исчезают за лабиринтом стен и дверей, а Форд только-только тянется к своей кружке с вновь остывшем кофе, он резко замирает, почувствовав то самое. Где-то на стыке физического присутствия нейронов и своего сознания — пульсация. Не давящая, но достаточно осязаемая, чтобы заявить о своем присутствии, о своём желании. Как тихое постукивание по ту сторону стекла. Либо требующее выглянуть наружу, либо впустить внутрь. Уже знакомая ситуация, но необычный подход. Ведь Биллу давно не нужно было ни разрешение, ни предупреждения. Несмотря на все старания и желания, голова Форда — его личный второй дом, куда он мог ворваться с ноги, получив ключ ко всем замкам с первой заключённой сделки. Теперь же Билл неловко расхаживал перед самым порогом, не решаясь перешагнуть ту самую заветную черту и дожидаясь разрешения, внимания хозяина. Внимания Форда, конечно. Даже после всех разговоров, размусоливаний, чистосердечных признаний и холодного взвешивания факторов, Форд всё ещё не уверен в столь многом. Например, как он должен реагировать на столь резкую смену взглядов Билла в отношении чужих личных границ? Да, благодарность, да, облегчение, но подозрение продолжает грызть черепную коробку изнутри. С момента их последнего разговора один на один по ту сторону портала прошло уже больше недели. Спокойные семь дней без апокалипсиса и разрушений, поддерживаемые их уговором и чем-то вроде обещания. И теперь, это первый раз, когда Билл сам шёл на контакт, не дожидаясь весточки с противоположной линии. Приобретая лишнюю смелость или просто теряя терпение. Возможно, Форд мог сегодня отвлечься от столь увлекательного изучения и документации миграции улиток-летяг и уделить Биллу внимание. — Хорошо. Я пущу тебя сегодня, — Форд говорит вслух в пустоту комнаты. Пульсация с той стороны как по команде затихает, но ожидающее присутствие преданной собакой остается. Те несколько расставленных по комнате треугольных изваяний теперь точно следили за учёным своими недвижимыми глазами, считая каждый его шаг, вздох и движение брови. Но даже под пристальным выжиданием, отсчитывающим секунды, Форд не торопится, демонстративно отодвигая в сторону дневник и направляясь к холодильнику. — Только сперва мне нужно поесть.

***

Уверенной, но неторопливой поступью Форд пробирается вглубь чащи. Местность и тропинка знакома, но, оставленная без внимания, бережно скрыта под одеялом из опавших листьев, из веток, почти полностью теряясь из виду. Лес словно всеми силами пытался стереть любые признаки пребывания людей на своей территории, не радуясь незваным гостям. Здесь очень легко заблудиться, так же, как попасть в аномалию или пасть задремавшего змееволка. Хоть Форд и считал себя знатоком, почти единственным экспертом — датчик для отслеживания своего местоположения и припрятанное за пазухой оружие — востребованные меры предосторожности. Единственное, что может спасти его от внезапной смерти, поджидающей в кустах или над кронами деревьев. Конечно, Форд мог настроить контакт с выжидающим и явно изнывающим от нетерпения Биллом и внутри хижины, в своем привычном вычерченном круге, спрятанном под ковром, но почему-то хотелось держаться подальше от посторонних глаз. Как глаз Стэна, уже во всю заведённой юлой наводящего круги со своим новым планом, так и глаз всех треугольных идолов. Ведь, получив одобрение на скорую встречу, Билл наблюдал особо пристально, пользуясь каждым свободным окошком и отрывая взглядом от человека по кусочку. Даже здесь, оставленные природой и естественной паранормальщиной этого места случайные треугольные символы на коре берез раскрывали свои щелеобразные глаза. Ещё Форду хотелось просто пройтись и развеяться. Природа Гравити Фолз всегда помогала ему собраться с силами и мыслями в нужный момент. А ему, видимо, предстоял долгий и непростой разговор. В этот раз полностью на его территории и на его условиях, что придавало не мало уверенности и наглости. Когда впереди появляется особо высокое древо, уходящее своими корнями к центру земли, а ветвями протыкающее небо, Форд невольно ускоряет шаг. Заниматься медитацией и путешествием в собственном разуме на опушки леса не лучшая затея и едва ли безопасная. Хорошо, что бункер в противоположной части леса, спрятанный под землей и несколькими слоями металлических пластин, был его не единственным секретным рабочим местом. Добравшись до ствола, Форд забирается по установленной витой лестнице. Там, на верху — самый обычный наблюдательный пункт. Лучшее место для изучения звёздных карт, составления гороскопов и оценки окружающей территории. А также внеплановой медитации для разбора с внутренними демонами. Скинув лишние сумки у входа, Форд находит среди запылённых и закиданных листвой коробок с проводами, старыми книгами и чертежами пожёванную муравьями пачку мела. Известняк крошится под пальцами при легком нажатии, но оставить белый след уже достаточно. По памяти и уже вживлённым рефлексам Форд чертит характерный круг с треугольником в центре, знакомый, пугающий и одновременно успокаивающий. Противоестественный в своей простоте и сложности. Прежде чем дать ему глаз, пальцы Форда вздрагивают, и мел сыпется в крошку. Такая мелочь. Он делал это так часто, что порой просыпался и засыпал внутри этого круга, не выбираясь из мира снов и присутствия своей музы до нескольких суток, оставаясь в конце таких сеансов изнеможённым и едва способным подняться с пола. До того, как порог хижины переступил Стэнли, порой становилось совсем плохо. Когда всё готово, Форд садится в центре пентаграммы. Правильно нарисованные линии устанавливали невидимую границу, позволяющую лучше настроиться на связь и лучше контролировать собственный разум. Об этом когда-то ещё в самом начале знакомства ему рассказал Билл, подтолкнув ученного к медиации внутри этого рисунка. Тогда бессловесное повиновение и принятие новой информации как благодетели. Теперь же, из-за получения в свой доступ новых обстоятельств, Форду стоило проверить принцип работы круга самостоятельно. По ту сторону ткани сна и реальности Билл кружится в нетерпении, постоянно посылая дрожь и врезаясь слепой настырной вороной, не видящей стекла, в голову Форда. Что уже вызывало значительную мигрень, давящую на глаза и сжимающую затылок. Хочется отогнать, но единственный способ — открыть и пустить внутрь. Поэтому, стоит Форду закрыть глаза, фактически моргнуть, едва уловив переход между границами, он уже на месте — в пространстве, воссозданным его собственным разумом. Билл уже перед ним. — Шестипалый! — вскликивает он, скрывая всю прежнюю степень нетерпения этой встречи за слегка приподнятой бровью. Форд ожидал, что, стоит ему ступить, его снесут и схватят. вместо этого треугольник держит привычное для них деловое расстояние и подтрунивающую манеру речи. — Ну наконец-то ты соизволил посетить это богом забытое место! Просто посмотри, как тут всё запущено. Полный бардак. Неужели ты не способен заниматься самосовершенствованием и медитацией самостоятельно, а не только под моим надзором? Никой ответственности! Вот поэтому не стоит разделять наши встречи на столь большие периоды. Вокруг — привычная бесконечная синева, покрытая схемами, формулами и раскиданными то тут, то там записями. Но пространство действительно казалось заброшенным, потерявшим прежнюю организацию и аккуратность подобно затхлому чердаку. Цифры и буквы летали вихрем из знаков, а бумага опадала подобно слетевшим, высушенным осеним листьям, крошась от легкого прикосновения. Сосредоточившись, Форд приводит небольшой участок вокруг в стабильность, воссоздает хорошо знакомый для них двоих столик для чаепитий. Секундная проверка контроля над собственным сознанием. — Ты хотел меня видеть, — прерывает чужую речь Форд, игнорируя всю прежнюю тираду. Со своей головой и спутанными мыслями он сможет справиться самостоятельно и в другое время. — Хотел, — соглашается Билл. Подлетает ближе, стряхивает с человеческого плеча невидимую пыль и садится, сложив ногу на ногу. Теперь сияние его треугольной фигуры касается кожи, а единственный глаз вычитывает вплотную каждую человеческую морщинку. — Но ты ведь тоже хотел меня видеть Фордси, только не отрекайся. Все мысли на виду. Нет бы сразу послушать свои желания и явиться ко мне, так заставил ждать и томиться нас обоих. — Мне нужно было побыть одному, — Форд отводит взгляд, но говорит без утайки. — И подумать. — Ну и как, выдумал чего полезного? Новое изобретение, теорию взаимосвязи между измерениями, как поделить ноль на бесконечность. Наконец-то выбрал себе другое пальто на замену? — хихикает Билл, удлиняя руку и вороша подол упомянутого пальто, которое даже здесь сохраняла все потертости и заплатки внешнего мира. — Давай, расскажи, я очень хочу слышать и знать. Без твоего постоянного мысленного бормотания и занудства порой становится так скучно и тихо. Билл ведет себя совершенно не так, как того ожидал Форд, и точно не так, как он этого хочет. Билл умеет быть серьёзным, но это переменная монета, которая как упадёт или встанет на ребро. — Я думал о произошедшем, о твоих словах. — О, ты все об этом, я уже наделся, мы давно перелистнули эту главу наших отношений. Не выдержав чужой тон, Форд морщится, подхватывает Билл за шляпу и снимает со своего плеча. Садит его обратно в воздух ровно перед собой, чтобы видеть с глазу на глаз. Почему порой общаться со своей всезнающей музой — это как учить ребенка не пинать кошек и не разрисовывать чистые стены? — Ты обманул меня и использовал ради создания похода в наше измерения, чтобы впоследствии захватить его, — выделяет каждый момент голосом и хмуростью Форд, сложив руки на груди. — Люди обычно такое просто так не забывают. — Но я же признался и совершенно не отрицаю! И даю обещание, что больше не буду заниматься подобным вне твоего ведома и желания. Как по мне, звучит хорошо, — непринужденно добавляет Билл, покачивая ногами в воздухе и с отстранённой беспечностью вертясь на месте. Нисколько не тронутый ни чужим тонном, ни пристальным взглядом, демон явно хотел как можно быстрее пропустить эту скучную страницу их общения. — Ну так что насчёт вновь подержаться за руки? Вместе с предложением Билл и с готовностью вытягивает вперёд ладонь, вот-вот ожидая, что человек, как и раньше, согласится. Ведь он не посмеет отказать своей любимой музе в столь малой просьбе. Форд целенаправленно игнорирует. Даже не смотрит в сторону протянутой руки. Волей собственного разума воссоздаёт над столом несколько узорных кружек, заливает их до краёв из только возникшего чайника и, сдув пар, делает продолжительный, особо громкий глоток. Обязательно с причмокиванием и прикрытыми глазами, показывая всю степень наслаждения и заинтересованности только в тёплом напитке из лучшего воспоминания. Так как жидкость в кружке — это плод его воображения, она не заканчивается долгие тянущиеся минуты игры на чужое выжидания и терпение. Моргнув несколько раз, Билл понимает, что держание за ручки ему не грозит. Цокает и упирается руками в бока. — Вот же. Память у вас, людей, короткая и быстротечная, а всякую мелочь сразу запоминаете! — грубое ворчание, гортанный вой, словно внутри своего треугольного тела Билл перемалывает чужие кости. Форд всё так же спокойно помешивает остатки сахара на дне чашки и думает о погоде, невольно воссоздавая над головой несколько светлых облачков. Игра продолжается, и Билл без какого-либо старания проигрывает. Раздражённо вскидывает со стола в воздух собственные посудные приборы и другую мелочь, поднимая вокруг себя водоворот сервиза, оборванных листков и пойманных потоком обрезков формул, что теперь летали вокруг его головы тёмными мушками. После Билл надсадно складывает руки в замок и хмурит единственный глаз, так наглядно примеряя на себя образ недовольного и обиженного на весь мир подростка. Форд же с любезно уставшего взрослого мысленно левитирует все взлетевшие предметы обратно стол и складывает потоки мыслей и обрывки листов в несколько стопочек по краям. Допивает последний глоток покислевшего от собственных эмоций чая и отставляет кружку в сторону. — Если для тебя всё это было мелочью, тогда мы можем не продолжать этот разговор и встречу. Заключив за них двоих, Форд и встаёт со своего места, даже не поднимая голову, чтобы увидеть чужую реакцию. Всколыхнувшееся вокруг пространство — лучшее отражение потустороннего смущения. Повернувшись спиной к застывшему и выпучившему глаз Биллу, Форд уже мысленно тянется к нужному внутреннему ментальному выключателю, способному в одну секунду вернуть его обратно в реальность. Но, как и ожидалась, образ кнопки с выделенной подписью «выход» словно выскальзывает из пальцев слизняком. Юлит, стараясь задержать его здесь хотя бы ещё на несколько мгновений и брошенных напоследок слов. Билл не мог запереть Форда, но усиленно лепил преграду из грязи и песка. — Стой-стой, подожди, Форд, Форд, подожди, — в вспышке света Билл появляется точно перед человеком, увеличившись в размерах для объёма и раскинув руки в стороны, всеми доступными способами стараясь перекрыть ему путь. Его привычный желтый мигает несколькими оттенками гаснущей лампочки, а глаз вертится как циферблат. Когда Форд пытается отмахнуться от него как от прилетевшей на свет бабочки, Билл разбирает и собирает себя обратно по кубиком, вновь появившись точно напротив учёного. Каждую секунду этой затянувшейся игры, где Форд может уже просто проснуться, а демон начать управлять окружением по своей воле, Билл бормочет без остановки. Его слова становятся то слишком быстрыми, то покрываются статикой, наслаиваясь друг на друга. — Ладно-ладно, стой. Дай мне секундочку. Может, две. Ещё парочку. Только не уходи. Форд, Фордси. Шестипалый. Моя Муза. Последнее заставляет вздрогнуть и сжаться внутри. Столь бережная кличка, та, которую со всем поклонением и восхищением использовал Форд в отношении демона, грея на языке и укрывая между мыслей как самый ценный подарок. Может, услышав её, Форд действительно задержится на несколько мгновений дольше, чем нужно, когда он может просто уйти и покончить со всем этим. Ведь что-то внутри него окликается на этот призыв. Может, тоска по иллюзорному прошлому, может, оставшееся веяние к существу, преподнёсшему ему так многое. Ранее Билл никогда не называл его подобным образом. Слишком много скрыто за одной простой кличкой, произнесённой так много раз. Сделав глубокий вздох, Форд наконец-то перестаёт вертеться, резко поворачивается и смотрит на Билла, выжидающе сложив руки вместе. Заприметив чужое желанное внимание, демон перестает мельтешить в пространстве, но его статичный треугольный образ продолжает претерпевать странные изменение. Дрожь, помехи, изменения цвета на несколько оттенков жёлтого и оранжевого. И тогда, словно проглотив вставший поперёк горла острый камень больше его самого и всей вселенной, прокашлявшись, Билл выдает на одном дыхании. — Мне жаль. И тишина. Теперь очередь Форда растерянно замереть и, пряча широко раскрытые глаза за стёклами очков, гадать, не ослышался ли он. — Что ты.? — Я говорю, мне жаль. Я извиняюсь. Lo siento, — вновь выпаливает Билл. Он впервые выглядит так, словно находится не в своей тарелке и не знает, куда себя деть. Что очень большое заключение для ограниченного спектра эмоций, которые можно прочитать по треугольной форме и одному глазу. Но к ещё большему удивлению и поднимающимся вверх бровям Форда, Билл продолжает столь внезапное раскаяние. — Я не должен был держать тебя в неведении о происходящем с самого начала, а ещё должен был сразу сообщить тебе обо всём, как только мои планы… изменились. Я виноват, что подверг твоё дорогое людское измерение опасности. И твоего брата. И тебя. Закончив, Билл выжидающе впивается в Форда взглядом. То ли как щенок, то ли как ястреб, готовый вот-вот сорваться с неба к земле к запримеченной добыче. Почти жутко, стоит не принять во внимание, и тебя разорвут на кусочки. Но Форд тоже умеет быть безумцем и играть в риск. Задумчиво постучав по подбородку, Форд совершенно не впечатлённо пожимает плечами и заключает. — Для первого раза неплохо. Тело Билла разрывается оттенками красного и черного, а его форма на мгновение вырастает вверх, накрывая человека тенью, обрастает зубами, щёлкающими в воздухе и бесконечными глазницами, проваливающимися в пустоту. Момент слабости, прежде чем демон сдувается проткнутым воздушным шариком, возвращаясь обратно к безопасному, относительно дружелюбному обличию. — О, тебе мало?! — восклицает Билл, уперев руки в прямые бока. — Знаешь, сколько существ во всей вселенной мироздания за бесконечные эоны существования услышали это от меня? Три! — демон показательно поднимает все три пальца на теперь трёхпалой ладони. — И один из них это был я сам. Как по мне, большая часть, — Билл недовольно фыркает, и облачко пара вылетает из его глаза и верхушки цилиндра, но кратковременное разочарование быстро сменяется на новый прилив дьявольского энтузиазма. — Но если хочешь, я извинюсь перед тобой ещё несколько раз. Хоть каждый день! Каждую нашу последующую встречу здесь или даже в твоём измерении. Могу отправить несколько томов, исписанных кровью моих и твоих врагов только с этим замечательным словом! Услышать даже каплю подобного от демона снов — событие вселенского масштаба. Но Форд всё ещё не готов отпустить собственную обиду так просто. Ему нужна чужая искренность. Собственная уверенность. Ведь он знает, что если опустит эту границу между ними, сделает шаг вперед и навстречу, уже едва ли сможет повернуть назад. Билла тянет к Форду по личным интересам или более глубоким замыслам. Форда тянет к Биллу из-за просто желания вновь почувствовать на своей коже, теле и разуме тепло золотого света. — Если я приму твои извинения, поверю, что всё, о чём ты говоришь — правда, то… — Форд опускает выставленные копьями преграды и устало вздыхает. Он не должен смотреть на Билла с такой надеждой. — Что тогда? Ты хочешь вновь просто проводить со мой время? Как раньше? Помогать мне в изучении аномалий Гравити Фолз, открывать для меня новые чудеса этого мира, делиться его тайнами и вдохновлять меня на новые изобретения? Форд и сам не замечает, как его голос теряет резкую уверенность и становится тише. — Для начала было бы неплохо, — тут же подхватывает его речи Билл и довольно кивает. Он тянет руку вперёд и под взглядом Форда и в знакомом жесте хватает его за рукав плаща. С детской требовательностью, не принимающей отказа, дёргает несколько раз на себя, и когда Форд подаётся, поднимает свою ладонь и позволяет маленьким чёрным пальцам с коготками цепко схватиться за неё. Билл воркует: — Да, это было бы хорошо. Слова Стэна сами всплывают в голове. Те самые замечания и подшучивания, которыми он оплетал своего брата весь последний месяц или, может, с самого первого дня заезда в хижину. Те самые о его связи с Биллом, весь этот подтекст об их более глубокой, ненормальной связи, близкой к романтике из подростковых фильмов. Которые сам Форд так целенаправленно пропускал мимо ушей или небрежно отмахивался, как от очередного едва ли обоснованного комментария. Ведь у этого не было смысла. Обоснования. Доказательств для пробной гипотезы, которую можно было бы вывести в полноценную теорию. Были собственные перемешанные в кашу эмоции и чувства Форда. Был Билл, далекий от человеческого в каждом своём параметре. Вот только… Форд держится с Биллом за руку. Уже не первый раз. Билл продолжал и продолжал утверждать, что единственный источник перемен — сам Форд. То, как он резко отказался от идеи захвата чужого измерения. Как позволяет Форду то, о чём раньше учёный даже не мог и думать или представить. Как демон снова стал более цепким и заинтересованным к проявлению человеческих знаков внимания и связи. Маленькая лампочка с характерным дзынь загорается над головой Форда. В пространстве разума образ приобретает характерную форму и теперь освещает макушку с лохматыми каштановыми волосами. — Билл, только скажи честно. Ты хочешь встречаться со мной? Форд говорит аккуратно, будто сейчас спугнёт кошку. Во рту у него неожиданно пересыхает, пальцы невольно чуть крепче сжимают маленькую когтистую ладонь, пытаясь предотвратить её возможный побег. Или свой собственный — Когда ты говоришь об этом вслух, это звучит так слащаво и мерзко, и розово, что я словно ведро блесток проглотил. Эти ваши узкие, ограниченные человеческие определения, — демонстративно стряхнув со своего тела горсть сверкающей пыли, Билл замолкает, задерживая взгляд на их сцепленных руках. Но даже не пытается отрицать. — Если тебе нужна наиболее подходящая смертная концепция, которую ты сможешь уместить в маленькую ограниченную коробочку с давно подготовленным ярлыком в своём мозгу, отражающую мои желания и планы на тебя, то… да. — Встречаться как… Ох. Любая возможная фраза обрывается полувздохом и гулом, заполнившим все человеческие мысли. Лампочка над головой лопается, разлетаясь на призрачные осколки. Пространство вокруг ёжится и сворачивается. И одним быстрым иррациональным рывком Форд пинком выкидывает себя обратно в реальность. Вновь на полу, в центре повреждённого от неаккуратности призывного круга, где вместо рисунка белые разводы. Даже не думая, не пытаясь встать, Форд заваливается на спину, уставившись пустым взглядом в потолок, где через широкое окно полуночные звёзды мигают праздничными гирляндами. На них легко забыться, отвлечься и сбежать от накатывающих волнами мыслей. Осознание. Вслед за которым просто бесконтрольная буря поглощающих, разрывающих эмоций. Страх. Волнение. Непонимание. И… смущение. Топкая сладкая патока расплавленного сахара прорывается где-то между его рёбер. Яркой пудрой покрывая щёки. Спускается вниз по шее. Кажется, ещё чуть-чуть, и пар пойдет из ушей. Не выдержав, Форд накрывает лицо ладонями, но под тьмой век и кожи образы только ярче и живее, а фейерверк под черепом продолжает взрываться самыми разным калейдоскопом эмоций. Щёки горят. Дыхание невольно учащается и невнятное бормотание застревает в горле. Билл. Демон снов. Божество разных древних культур, верований, нескольких самых известных культов. Его муза. Тот, которого он почитал, восхищался, тянулся как к самому яркому солнцу, погружался как в самую тёмную черную дыру. Боялся, лелеял, тянулся, обходил, терялся и ждал. Хочет быть с ним. В какой бы из вариаций и концепций, человеческой, потусторонней, извращённой, но он увидел что-то в Форде. Особенное, отличающее его от других смертных. Нашёл и поймал. Как мотылька в банку. Как птицу в ладонях. Дыхание Форда вновь спирает под прессом тяжёлого сердца, и смех невольно покидает искривлённые улыбкой-оскалом губы. Если бы он услышал, узнал об это чуть раньше. До переломной правды и пронизывающей насквозь истины, в те дни, когда каждое слово Билла было заветом, а решение — законом мироздания, Форд бы без раздумья бросился навстречу. В эту безумную мутную гущу без дна и света. Чужих слов, внимания, обещаний, всего, что пророчило за собой ещё более пылкое сближение с его дорогой музой. Верующий отдаст свою плоть, кровь и разум ради божественной длани. И он бы принял это благословение. Надел бы эту корону избранного, рясу служащего. Испил из чужих губ без остатка. Даже сейчас, когда червь сомнений продолжает грызть проходы между его извилин и синопсисов, а осколки надломанного доверия продолжают резать и упираться, Форд всё ещё хочет этого. Бездумно ринуться навстречу. Противотечение настолько сильное, что живот Форда скручивается в узел, а к горлу подкатывает тошнота. Смущение столь тёплое, что сейчас лавой растопит последние звенья на цепи сдержанности. Положив ладонь левой руки на свою грудь, Форд улавливает учащённый, почти дрожащий стук сердца. Как бы Форд этого не желал, как бы не видел себя выше всех остальных, он всё ещё человек. Человек, которому только что демоническое божество предложило самый извращённый контракт из всех возможных. И самый желанный. И помимо всего прочего, демонического и ненормального, Форд — абсолютный ноль в романтических отношениях. Весь его опыт — один единственный неудачный роман из старших классов, закончившийся полным провалом и хандрой на несколько недель. И ещё занудные фильмы в час ночи после ток-шоу и новостей на погрязшем помехами телевизоре. Как бы охарактеризовал это Стэнли — абсолютная безнадега по всем фронтам и показателям. А ведь его брат видел подобное развитие событий ещё за километр, то ли обладая обычной дурашливостью, то ли заручившись «семейным» предвидением от их матери. Прежде чем покинуть место неудавшегося спиритического сеанса, Форд пристально прислушивается к внутренним ощущениям. К движениям по ту сторону границы своего разума. Но всё тихо. Билл больше не предпринимает попыток связаться с ним или привлечь внимание, кажется, и вовсе исчезнув и прекратив наблюдение. Форд не знает и не думает, почему от осознание этого внутри становится как-то тускло. Нужно сосредоточиться на том, как быстрее вернуться в хижину до наступления опасных лесных сумерек. Разорвать своё сердце и вывернуть его наружу лучше под безопасной тёплой крышей.