Одно и тоже/Same:LogicTeethDemons

Трудно ходить по местам, где раньше текла твоя жизнь. Поэтому ты решил сбросить старый слой и примерить новую кожу.

***

Дэдпул не исчез. Дело даже не в том, что он превратился в прах, а потом каким-то блядским образом регенерировался, нет, – на него просто не подействовал щелчок! Танос, эта ублюдина со своей гениальной идеей вселенской уборки, полностью проигнорировал Уэйда! А это означало, что он провел следующие пять – ужасных, изолированных, сводящих с ума – лет в полупустом мире. Жизнь очередной раз щедро вытрахала его во все дыры и бросила страдать. Уэйд столько раз хотел сдохнуть, что попросту сбился со счета. После смерти Ванессы он пытался покончить с собой разными креативными способами, но даже выкарабкавшись из этого пиздецкого состояния утраты, позволял получать смертельные увечья (из-за научного интереса, конечно). Но ему никогда не удавалось почить вечным сном. А потом произошел щелчок… щелчок, который мог бы, наконец, убить его раз и навсегда. Но он снова проебался. В его жизни постоянно всё шло не так, и вот он опять остался один... только на этот раз – совершенно один. По какому-то повороту самого ебаного, самого дерьмового, самого паршивого сюжета – его лишили всех близких людей. Ласка, Домино, Слепая Эл, Допиндер, Рассел, Колосс, Сверхзвуковая Боеголовка и даже милашка Юкио... все, черт возьми, исчезли. А Кейбл уже давно вернулся в свое будущее, после того, как его фигня для путешествий во времени была починена. Но, учитывая свою везучесть, Уэйд был уверен – будь Кейбл здесь, он тоже превратился бы в прах. И знаете что, Уэйд вообще начал сомневаться, сработал бы на нем щелчок. Потому что, насколько он знал, «щелчок» подразумевает под собой – смерть. А однажды (в очередной попытке отойти в мир иной) он подорвал себя на малюсенькие кусочки только для того, чтобы гребанная регенерация – которая, кстати, причиняла пиздецкую боль – обратно вернула его к жизни. Этот пидрила Фрэнсис был прав: если у него не останется достаточно частей для восстановления, то части сами восстановят его. Получается, он обращался бы в прах на постоянной основе? Могла бы хоть какая-нибудь из этих крохотных частиц праха каким-то образом регенерировать его? Хуй его знает, но ему хотелось бы выяснить это. Сука, просто дайте парню чертов шанс хоть раз сдохнуть! Даже альтернатива снова подвергнутся многомесячным пыткам в подземной, темной и абсолютно не клишированной злодейской лаборатории нравилась ему больше! Видите ли, дело в том, что было несколько фактов о Дэдпуле, которые никто не знал, даже Ванесса (она никогда не спрашивала, а Уэйд никогда не горел желанием поведать её). Во-первых, у него всё ещё был чертов рак, только без смертельного эффекта и гораздо менее агрессивный, чем во времена симпатичного и сексуального Уэйда. Однако, несмотря на мутацию, опухоль продолжала причинять ему постоянные страдания. Уэйд всегда отличался высокой чувствительностью, и после обретения исцеляющего фактора, муки от вечного рака в сочетании с быстрой регенерацией значительно усилили и без того высокий болевой порог, создав в мозгу своего рода болевой блок. Запутанно, да? Если перевести на человеческий это означало, что травмы, какими бы серьезными они ни были, не действовали на него так, как на других. Поэтому, когда Дэдпул подвергался множествам пулевых ранений, обильному внутреннему кровоизлиянию, лишался конечностей, взрывался или его разрывали пополам такие мега-пузатые мутанты, как Джаггернаут – он, как правило, большую часть времени оставался в сознании. Иногда, когда болевые рецепторы слишком изнурялись, он отключался, но довольно быстро приходил в себя. Всё это привело ко второму пункту: никто из окружающих не догадывался о ежедневных болях, которые Уэйду получалось искусно скрывать. Наверное, поэтому у всех сложилось мнение, что такие эксперименты с телом приносили ему лишь незначительный дискомфорт, особенно когда он хорошенько накуривался наркотиками. Но это, блядь, было абсолютно не так! Он всеми фибрами яичек чувствовал мучительную боль! Конечно, немного свихнуться и научится компартментализациипошло на пользу: например, он мог смеяться над Фрэнсисом и его мужеподобной подружкой, пока этот – самый гребаный из всех гребаных сукин сынов – пытал его ради науки и собственной утехи. Но какими бы охуенными не были его способности к раздельному мышлению, сначала нужно было найти тот самый стимул для компартментализации, чтобы держать под контролем мрачные, ужасные, сломанные и извращенные психические, эмоциональные и физические чувства, с которыми он жил. И когда люди, которых Уэйд вознес в категорию: «Причины притворяться, что всё в порядке» – исчезли, а вместе с ними и половина остального мира в том числе: людская суета, постоянный шум; забитые маршрутки, магазины, торговые центры; бомжи… кхм, бездомные; плохие телешоу, поп-музыка; преступники и супергерои, – необходимость компартментализации потеряла какой-либо смысл. Не было ничего, что могло бы отвлечь Уэйда от его и без того пустого существования. Внутри образовалась огромная черная дыра из воспоминаний и боли. Даже гребаный климат мира изменился, когда население сократилось вдвое! Это с научной точки зрения было логично, наверное, но черт возьми, никаким образом не успокаивало! Способы, которыми он умудрялся мысленно блокировать душевные и физические муки до щелчка, больше не работали, и поэтому его каждый день был пропитан одним словом: больбольбольбольболь. Он буквально сходил с ума из-за этого! И, к несчастью для оставшихся представителей человеческой расы, одно из вещей, помогавшей бороться с собственной болью – была боль других.

***

Уэйд потратил пять лет на осознание, что внутри него существует уровень садизма, жестокости и порочности куда выше прежнего. Он просто умело маскировался фальшивым юмором. Но в течение всего этого времени, когда моральное или телесное состояние не улучшалось, его некогда комедийный юмор стал извращено-оскорбительным, и каждая шутка заканчивалось жизнью какого-то жалкого ублюдка из списка Адского дома. Кстати, Адский дом – это новое название Сестры Маргарет. На смену Хаммеру пришел невысокий пожилой мужчина по имени Боб Стиррат, известный среди наемников как Патч. Он взял на себя бразды управления баром, переименовал и меньше чем за год поднял со дна, даже при отсутствии многих сгинувших нью-йоркских наемников. И Уэйд брался за любую работу, на которую хватало рук, пуль и катан. Тот факт, что после щелчка всё ещё остались преступники, только подлил масла в огонь его страданий. И он поставил перед собой личную задачу – стереть их всех с лица земли, потому что они, блядь, не заслуживали жить, когда так много невинных погибло. Уэйд тоже не заслуживал, но ничего не мог с этим поделать. Он застрял в мире живых, возможно, навсегда. И все, на кого ему было хоть немного не наплевать, исчезли. И ничто так не притупляло горесть, как пролитая кровь говнюков, которые продолжали разгуливать по округе, словно имели на это какое-то право. Впрочем, так рассуждал не только он, и Уэйд даже не удивился, что Соколиный Глаз оказался его коллегой по умерщвлению всяких мудил. Они никогда не перекидывались между собой бóльшим, чем несколькими беглыми словечками за кружкой пива в баре. И независимо от того, знал Соколиный глаз или нет, что у них схожие «благородные» мотивы для грязной работенки — ни один из них не думал мешать другому. Уэйд понятия не имел, что именно потерял Соколиный Глаз. Уэйд понятия не имел, что именно потеряла та плачущая в машине женщина или тот угрюмый парень в наушниках, – он просто знал, что весь воздух пропитан чувством гнетущей утраты. И от этого нéкуда было сбежать или спрятаться. Как эти люди справляются, когда возвращаются в пустой дом после тяжелого дня? Пересиливают ли они свои мрачные мысли или идут дальше напиваться, с каждым днем ​​приближаясь к печеночной недостаточности?.. Уэйд точно знал лишь то, что за эти пять лет он много разговаривал сам с собой. Были плохие и хорошие разговоры, горькие и ненавидящие себя, злобные и безумные разговоры. Он жил в пиздецком бардаке, потому что не удосуживался хоть немного прибраться, предпочитая просто переезжать с места на место, когда квартира, подвал или склад, в которых пребывал, становились совершенно непригодными для жизни. Ел только раз в несколько дней, потому что голодуха даже не входила в топ самых сильных мучений испытанные им, и в любом случае она его не убила бы. Он жил без зеркал и почти никогда не снимал маску. А в ночные моменты, когда в полувымершем мире становилось намного тише и на темном небе подчеркивались ярко сияющие звезды – всё его нутро, как ни странно, умиротворялось. Но сон так и не приходил. Единственный отдых который Уэйд получал, наступал после пули в лоб.

***

И вот однажды Мстители - или то, что от них осталось - вдруг оторвались от своих задниц и что-то сделали. В тот момент, когда это произошло, Уэйд спал благодаря очередной полученной пули в башке. Он недоуменно проснулся, когда шум пробрался сквозь полумертвый сон. Дыра в голове всё ещё заживала, кровь и мозги до сих пор стекали по стене за его креслом, и ему было чертовски больно. Господи! Нет, слишком рано приходить в сознание! Но неожиданный гребаный галдеж не дал обратно заснуть. Уэйд затуманенно огляделся: голова кружилась, болевые рецепторы кричали, а громкость затихшего мира будто обратно повысилась… И после того, как он взял один из пистолетов и, спотыкаясь, подошел к окну своей квартиры на пятом этаже, чтобы посмотреть, откуда доносится шум – он увидел людей. Много людей. Люди на тротуарах, люди на проезжей части, люди за витринами закрытых магазинов или в здании напротив него. Абсолютно повсюду. Они все выглядели испуганно, едва ли не до состояния паники, и Уэйд… Уэйд тоже начал внутренне паниковать. А что, ебаный в рот, ему оставалось?! В следующее мгновение он чуть было не выстрелил в парочку, внезапно появившуюся на полу его квартиры, где, возможно, когда-то стоял диван. Они казались такими жалкими и растерянными, что Уэйд едва удержался от того, чтобы не нажать на курок. Но стоило им заметить уродливое окровавленное лицо напротив – как испуганный ор не заставил себя ждать. Их крики не были похожи на вопли дохнущих преступников, от которых Уэйд получал неебический экстаз. Нет, крики влюбленнышей были такими, словно они только что проснулись от жуткого кошмара и обнаружили в своей квартире другой кошмар в виде странного вооруженного мужчины со шрамами. Для него, всё ещё не зажившей дырой в голове, растерянного, немного с маниакальным синдромом – это было слишком! И пусть следующее покажется неправильным, но он пригрозил им оружием, чтобы они нахуй съебались из квартиры. Исчезли они так же быстро, как и появились. Уэйд запер дверь за ними, затворил окна, чтобы перекрыть поток бесконечных звуков, и просто сел по-турецки на грязный пол, закрыл уши руками и раскачивался взад-вперед в течение нескольких часов, яростно убеждая себя, что это всё паранойя… Прежде чем со слезами на глазах сдаться и выстрелить себе в голову.

***

Часть его была уверена, что блядский рассудок окончательно покинул его. Но ранним утром того же дня, проснувшись от регенерации с раскалывающейся головой и привычной болью во всем теле, он, включив телевизор, обнаружил, что это вовсе не сон или галлюцинации. Мстители снова спасли мир... нет, лучше сказать – вселенную. Население вернулось. Второе вторжение предотвращено. Танос мертв. Тони Старк мертв. И всё это происходило взаправду.

***

Казалось бы, всё снова должно встать на круги своя. Но как ему, сука, реагировать на внезапное возвращение других, когда Уэйд за эти пять лет потерял слишком много себя? От этого он только сильнее впал в тихое безумие, чувствуя себя ещё более потерянным в этом мире, чем после возвращения из Оружия Икс. Чувствуя себя ещё более потерянным, чем после щелчка. Гуляя по некогда пустым улицам, было дико видеть, как вернувшиеся из небытия просто возвращаются к нормальной жизни. Магазины снова открывались, машин на дорогах становилось больше, а люди ходили как ни в чем не бывало, заселяясь в пустующие квартиры и дома. Это казалось таким неправильным. Разве может всё быть так просто? Но оказалось – может. Люди налаживали свою жизнь, выстраивали связи друг с другом, с повзрослевшими родственниками и членами семьи, на которых не распространился щелчок. Находили своих домашних питомцев и просто принимали это дерьмо, как будто всё, блядь, было охуенно. Они улыбались и, несмотря ни на что, были счастливы... в отличие от Уэйда. Уэйд не постарел. Он перестал стареть после мутации. Поэтому казалось, что ни в его жизни, ни в теле не было никаких ярых проявлений событий последних лет, кроме тех, что он жил как гребаный отшельник и пиздецки запустил себя. Но на этом всё. За эти пять лет он не завел новых друзей, по итогу вообще перестав заводить знакомства даже для перепихона. Черт, если до щелчка было трудно найти проститутку за деньги, то после – невозможно! Он прекратил пытаться в первый же год, целиком и полностью посвятив себя одиночеству. А сейчас, что ещё хуже, прежде знакомые и укромные улицы казались чужими: будучи в маске, в джинсах, ботинках и толстовке с капюшоном, он чувствовал себя так некомфортно, гуляя и покрываясь мурашками от случайных столкновений с прохожими, коих теперь было много. Но именно благодаря таким неприятным моментам Уэйд с некоторым шоком осознал, что за четыре с лишним года к нему никто толком не прикасался. Это было ужасное признание. Вся эта ситуация ужасна. И Уэйд не справился, медленно погружаясь в очередную тьму.

***

Уэйд решил целый год быть просто Уэйдом. Он на время похоронил Дэдпула, чтобы разобраться со всем своим дерьмом и провести как минимум двенадцать месяцев в попытках найти баланс между тем, кем он был, и тем, кем стал – потому что это были два абсолютно разных человека. Для начала Уэйд купил новую квартиру на высоте десяти этажей и быстренько обставил ее, решив жить как во времена своей «нормальности» или во времена совместного проживания с Ванессой: он поддерживал чистоту, не проделывал в стенах дырки от пуль и ножей, не позволял крысам и тараканам прижиться, вовремя оплачивал все коммунальные услуги и злобно смотрел на соседей, подсказывая держаться на расстоянии. Только начав следить за гигиеной, Уэйд обнаружил, как сильно ему не хватало регулярного душа, свежей одежды и чистых зубов: он зашел так далеко, пренебрегая этими элементарными вещами! Повезло, что лечебный фактор защитил от всяких болезней и кариеса, иначе он скорбел бы о последних пяти лет с новой силой. Однако Уэйд больше не выходил на улицу, за исключением прогулок и занятий спортом глубокой ночью. У него было достаточно денег от работы наемника, поэтому он не парился насчет финансов. Все покупки и оплату счетов производил онлайн. Питался правильно, точнее – правильно пользуясь всеми преимуществами многочисленных заведений мексиканской кухни. И следя за последними новостями о том, что мир полным ходом восстанавливается, не чувствовал ничего, кроме безразличия или тревоги. Единственное, чему Уэйд искренне радовался по ту сторону зомбиящика – это возвращению Человека-паука. Нет, правда, мальчишка, как и многие супергерои, исчез на долгое время, и его возвращение определено стоило кроткой улыбки Уэйда. Вдобавок он вспомнил о Допиндере и обо всех остальных, кого знал. Вернее, раньше знал. Но Уэйд и не думал приближаться к Адскому дому. Особенно сейчас, отрекшись от всего и купив квартиру по одному из немногих поддельных удостоверений. Ласка, конечно, попытается его найти, но Уэйд отчаянно надеялся, что он проебется с этой затеей. Ему необходимо время, чтобы прийти в себя: он по всем фронтам уже не прошлый Уэйд, не только снаружи, но и внутри. И прежде чем выйти в свет – нужно быть готовым… заново готовым к раздельному мышлению. Таким образом, выделенные ему двенадцать месяцев будут полностью и целиком посвящены повторной акклиматизации.

***

Но спустя чуть больше года, выйдя наконец-то в реальный мир, как Уэйд Уилсон, он понял, насколько сильно ошибался. Даже пятилетняя смерть не смогла изменить людей: стоило пройтись без маски, как они продолжали обходить его стороной, нагло таращится, хихикать за спиной, корчить рожи от отвращения, а один ребенок даже заплакал! Ничего не поменялось. Кроме самого Уэйда. За этот год он старался мало-помалу, по мелким крупицам собирать себя, заделывать большинство душевных трещин и заново отпускать шутки (неуместные конечно, но уже не такие мрачные). Уэйд по-прежнему ненавидел зеркала, хоть хранил в квартире одно, с целью убедиться, что он всё ещё выглядит как человек. Или… как что-то отдаленно напоминающее человека. Несмотря на то, что вторая запертая спальня в его квартире, обставленная лишь большим удобным креслом, маленьким приставным столиком и глушителем для пистолета Glock 17, служила его личным пристанищем для самоубийств, и несмотря на то, что под маской вынужденной адекватности скрывалось безумие, – на первый взгляд он выглядел так, будто был в порядке. Таким же, как до щелчка. С разницей лишь в том, что его состояние, блядь, было намного хуже, и справляться с этим было в десятки раз труднее. И только потому, что он не мог умереть – Уэйд не сдавался, продолжая бороться со своими демонами.

***

Итак, представившись перед миром без маски и обнаружив, что он по-прежнему является кошмаром для окружающих – ему ничего не оставалось, как снова облачиться в костюм из спандекса, кожи и кевлара и вернутся в образ Дэдпула. В конце концов, будучи Дэдпулом, он чувствовал себя чуть лучше. Полировка, сборка и ношение на себе оружия - все это было таким родным. А ещё в костюме он выглядел пиздец как сексуально. Да, Уэйд не был в порядке, Дэдпул не был в порядке – но мир был… теперь был. И Дэдпул всё ещё был наемником, чертовски хорошим наемником! И мудоебы, которых нужно познакомить с Би и Артуром – тоже были. По этой причине поздним осенним вечером Дэдпул поймал первое попавшее такси и отправился в Адский дом.

***

Через неделю после официального возвращения в наемный бизнес Уэйд нисколько не удивился, встретившись в баре с ищущим его Хаммером. Он также не удивился, выяснив, что ему почти нечего сказать другу, не считая саркастических комментариев и шуток в перерывах между его ворчанием и жалобами от потери сестры Маргарет, квартиры, акций, денег и многого другого. Распивая купленный за счет Уэйда алкоголь, Хаммер при каждом удобном случае таращился на Патча сквозь толстые стекла очков, повторяя, как сильно ненавидит то, что этот человек сделал с его баром. Уэйду Патч напоминал ожившего усатого гнома, которого тянуло смачно пристрелить, и он полностью разделял антипатию друга. Но за время правления Патча внешний вид бара особо не изменился, кроме того, что освещение стало лучше, а туалеты грязнее. Ласка в ходе их однобокой беседы навязчиво пытался выяснить, чем же Уэйд занимался последние шесть лет, но вместо ответа получал обрывчатый поток несвязанных между собой слов. И только резким приказным тоном Уэйд заставил слегка испугавшего от неожиданности Ласку прекратить расспросы. С целью развеять нечаянное волнение, которое он вызвал у своего давнего приятеля, Уэйд достаточно больно хлопнул Хаммера по спине и предложил ему работу в качестве своего куратора, поскольку тот был совершенно безработным, а Уэйд – неебическо богатым. Само собой, Ласка согласился, засунув куда подальше свое недовольство, что ему придется работать на кого-то, когда он совсем недавно (шесть лет назад, если быть точнее, но упустим этот момент) был сам себе хозяином.

***

В конце концов, до Домино дошел слух, что Уэйд ошивается где-то поблизости, и несколько недель спустя она тоже заявилась в Адский дом. Будучи Человеком Икс. Даже не практикантом, а полноценным аккредитованным новым членом Людей Икс! Нет, Уэйд не завидовал. Его просто раздражало, какими лицемерными, предвзятыми и дискриминационными мудаками были и всегда будут Люди Икс. Новость от Дон помогла ему осознать, что он совершенно не заинтересован во встречах с кем-либо из Людей Икс, не говоря о том, чтобы стать частью их дружной семейки. Он не мутант, поэтому он им, блядь, никогда по-настоящему не был нужен. По крайне мере, большим Икс-шишкам. Нахуй всех. Колоссу и Боеголовке в любом случае пойдет на пользу держаться от него подальше. После скачка и всего дерьма, через которое ему пришлось пройти, Люди Икс интересовали примерно так же как Мстители. Он чувствовал, что они только усугубят его и без того херовую жизнь, а он - их. То же самое касалось и Слепой Эл – у него не было никакого желания вмешиваться в её житуху. Во время своего периода повторной акклиматизации он нашел её, вломился ночью в её временное жилье и оставил спортивную сумку, набитую наличными, там, где она могла их найти (то есть споткнуться об них), и на этом всё. Больше никаких попыток контакта. Чертова бабуля со своим наркотически-старчески-сквернословным антуражом оставалась хорошим человеком, и быть обузой для нее больше не хотелось. Тем более, Уэйд уже привык к одиночеству, и необходимость в сожителе отпала. Он искренне радовался, что у Домино, по крайней мере, всё хорошо. Она ему действительно нравилась. Нравилась с тех пор, как её везучая задница записалась в Силу-Икс. Она тоже была хорошим человеком, а это имело большое значение для Уэйда. Хорошие люди - это те, кто заслуживают жить в этом мире. Существование остальных необязательно. Он поздравил её, подшутив над тем, что она X-woman в мире X-men, и угостил выпивкой. Хаммер тоже поздравил, хотя Уэйд был на 122% уверен, что четырехглазый дрочила всё это время недовольно скрипел зубами. Было очень забавно наблюдать, как бесится Ласка. Уже ночью, когда они разошлись и Хаммер потопал в свою недавно приобретенную квартиру (Уэйд заплатил ему приличный аванс, чтобы тот перестал ныть, что спит в общежитии), Уэйд совсем не ожидал, что Дон после слов о том, как она рада снова его видеть – обнимет его. Нет, он нахуй не был готов к этому, стоя неподвижно, как какая-то деревяшка. Под весом обнимающих за шею рук Домино, он чуть наклонился на встречу, при этом никак не прикасаясь к ней в ответ. Учитывая, что Уэйд время от времени флиртовал с ней и однажды шлепнул её по заднице прямо перед тем, как получить ответный удар по яйцам, его реакция на объятия была неожиданной... для них обоих. Проведя шесть лет без чужих прикосновений (не считая очень редкого, самого незначительного и неизбежного человеческого контакта) – от прижимающего к нему женского тела у него по коже побежали мурашки, как в хорошем, так и в плохом смысле. Он хотел большего, но вместе с тем желал, чтобы его перестали трогать. Домино, чуть хмурясь, неловко отодвинулась. Она выдавила улыбку и растерянно извинилась, ибо никто из них не понял его отстраненное поведение на простое объятие. Уэйд попытался отмахнуться, заявив, что стесняется дурного запаха, но они оба знали, что это ложь. Пусть он и был в своем прикиде Дэдпула, но приехал-то в Адский дом прямиком из дома, принявшим душ и в чистом костюме: они оба чувствовали запах одеколона. Однако она сделала вид, что ничего не заметила, и, пожелав сладких снов, ушла. Уэйд вернулся домой, переоделся в майку с трениками и съел несколько упаковок чипсов во время просмотра Cartoon Network. Но это не избавило от нахлынувших противоречивых мыслей и чувств, поэтому он отправился во вторую спальню и заперся там.

***

Такое случалось редко, но в одну самую обычную среду, когда Уэйд шел по оживленной улице в своей привычной толстовке с поднятым капюшоном, неся несколько пакетов с продуктами и нового плюшевого единорога, который отвлекал внимание прохожих от разглядывания его лица, он поднял глаза и увидел над головой пролетающего Человека-паука. Супергерой в красно-синем на огромной скорости выскочил из-за угла, и фон из уличного движения и небоскребов нисколько не отвлекал внимание от его стройного, гибкого, подтянутого маленького тела в этом облегающем, новом и очень сексуальном костюме. Уэйд с улыбкой наблюдал за тем, как он низко пронесся на своей паутине прямо над крышами машин, а потом выгнулся дугой и выпустил ещё одну паутину, пролетая мимо. Некоторые люди, заметившие его, выкрикивали приветствия, на что маленький сладенький персик отвечал с энтузиазмом и дружеским возгласом: «Привет, ребята!». Впрочем, большинству других жителей Нью-Йорка было всё равно, и Уэйд не мог их винить – Нью-Йорк всегда был центром странного дерьма, кишащий супергероями. Но лично он улучил моментик, чтобы понаблюдать за проносящимся мимо Человеком-пауком, в полной мере оценив его привлекательный вид во всем этом обтягивающем спандексе, зная, каким милашкой он, вероятно, всё ещё остается под маской. Особенно теперь, став старше. А этот новый костюм, как отметил Уэйд, тихо хмыкнув про себя, творил чудеса, подчеркивая его идеальную задницу, гораздо лучше, чем красные пижамные штаны, которые были на нем в ту ночь, когда они впервые встретились на Кони-Айленд. Да, такое случалось нечасто, но всякий раз, когда Уэйд видел разгуливающего вокруг Человека-паука, его день становился немного лучше. Остаток пути домой он проделал с улыбкой на лице.

***

Двум людям из прошлого Уэйда, по собственной воле вернувшимся в его жизнь, не потребовалось много времени, чтобы начать отдаляться от него настолько, насколько это было возможно. Домино было легче, поскольку она не работала на Уэйда, и ей не нужно было торчать в Адском доме. Но со временем Ласка тоже начал отстраняться. Уэйда это не удивило. Он с самого начала знал, что что-то, изменившее в нем с тех пор, как произошел щелчок, рано или поздно всплывет на поверхность. Он хорошо ориентировался в разного рода ситуациях, но в неудачные дни позволял себе отступаться. Первое отступление, вызвавшее беспокойство у Дон и Ласки, произошло в один из вечеров, когда они трое в компании с плюс-минус повзрослевшей после скачка Боеголовкой, которую притащила Дон, выпивали в Адском доме. В какой-то момент Дон и Хаммер отметили, что за все полгода их воссоединения не видели Уэйда полностью без маски. Уэйд, одарив их обворожительной улыбкой на шрамированном лице, выпалил привычную самобичующую шутку, заметив, что никто не желает это видеть. Он уже собирался сделать глоток пива, когда какой-то наемник, стоявший возле бара, на всеуслышание крикнул, что его уродливой рожей и вправду никто не хочет любоваться. Быстро, не отрывая взгляда от своих собеседников, Уэйд расстегнул набедренную кобуру, достал Desert Eagle, снял с предохранителя и прицелился в сторону стойки, откуда донесся голос, прежде чем выстрелить. Это был идеальный выстрел в голову, как и планировалось. И прозвучал он достаточно громко и отрывисто, так что уже привыкшие к звукам выстрелов в баре люди вздрогнули, переводя взгляды с Дэдпула на мертвого наемника. Музыка продолжала играть, даже когда тело несчастного рухнуло на пол, истекая кровью. Уэйд убрал оружие в кобуру и отхлебнул пива, после чего все вернулись к своим делам, пусть и чуть настороженнее. По правде говоря, к действиям Уэйда им было не привыкать: многие в баре знали, что он не прочь спустить курок, и за эти годы на его счету была смерть не одного уебка-наемника за довольно пустяковые провинности. В баре больше не висела доска со смертельными ставками с тех пор, как Патч пришел и избавился от нее. Сейчас все убивали друг друга не ради бабла, а чисто из-за своих хотелок. И это был далеко не первый случай, когда Уэйд вхуячивал кого-то в Адском доме просто за то, что тот его раздражал. Но это был первый раз, когда он сделал такое на глазах у Ласки и Дон. Были слышны ругательства Патча поводу того, что Дэдпул непредсказуем и неуправляем, пока Уэйд спокойно допивал свое пиво. Боеголовка смотрела на него широко распахнутыми глазами на задумчивом лице почти целую минуту, прежде чем встать и направиться к выходу. Уэйд помахал ей, пожелав «не слишком насыщенного подростковыми страстями вечера», а она даже не соизволила ответить ему средним пальцем. Он сразу понял, что больше не увидит её. И это было к лучшему, потому что она была хорошим человеком, а он - нет. Ей нужно держаться от него на блядском расстоянии. Хаммер, тяжело сглотнув, одним длинным глотком выпил остатки своего напитка. А Дон сообщила, что ей нужно сходить за Боеголовкой. Она ушла, не забыв бросить на Уэйда осуждающий «какого хера?» взгляд. Они были так шокированы только потому, что знали прошлого Уэйда – Уэйда, который легко относился к оскорблениям по поводу своей внешности. Нынешний Уэйд вертел это дерьмо жестко и безжалостно.

***

Второй инцидент, который привел к более серьезному разрыву между ними и окончательно подтвердил, что Уэйд больше не приемлет случайных колкостей по поводу внешности, произошел месяц спустя. В тот день Уэйд взялся за срочный заказ, а Дон присоединилась к нему, поскольку никого убивать не требовалось. Требовалось лишь проявить максимальную осторожность и осмотрительность, чтобы получить дорогостоящую информацию. В этом Дон была намного лучше, и её полезность отрицать не имело смысла. В целом, успешно справившись с заданием, они отправились к Хаммеру, потому что он, как куратор Дэдпула, являлся посредником для Уэйда и должен был заплатить от имени клиента. Но с того момента, как они прибыли, Хаммер безостановочно жаловался на то, что Уэйд устроил стрельбу в том заведении с несколькими жертвами среди мафии, хотя это явно не входило в чек-лист желаний заказчика. Домино пожала плечами и осторожно объяснила, что ситуация немного усложнилась, так что перестрелки было не избежать, что не совсем правда – Дэдпулу не было необходимости использовать оружие. Но кому какая нахрен разница!? Уэйд, получивший на пять пулевых ранений больше, чем следовало, потому что от пулеметного огня пиздец как трудно уворачиваться, был уже изрядно раздражен и просто хотел получить бабло, отправиться домой, принять душ, поесть и вздремнуть. Когда он выпалил Ласке, чтобы тот наконец-то заткнулся и отдал ему деньги, Ласка предпочел усугубить ситуацию, так не вовремя вернувшись к их старой динамике отношений. Он начал ругаться, что ему следует урезать долю Уэйда за то, что заказчик отыгрался на нем из-за безрассудных действий Дэдпула, прежде чем добавить комментарий по поводу внешности Уэйда. Уэйд, честно говоря, даже не помнил, что именно сказал Хаммер, но это пробудило в нем ту сторону, которую он ежедневно доблестно подавлял, и резким движением схватив Хаммера за сальные волосы, припечатал его лицом к кухонному столу, отчего денежные стопки разлетелись, а полупустая кофейная чашка упала на пол с тяжелым грохотом. Легко сняв с предохранителя один из своих Desert Eagles, Уэйд приставил ствол к виску Ласки, сильнее прижав блондина лицом к серой скатерти. Домино ошарашено отступила назад, глядя на то, как судорожными движениями рук Ласка опрокидывает со стола всё больше и больше денег, ругаясь от боли, потому что из его носа, размазываясь по поверхности, текла кровь. Услышав звук взведенного курка, Хаммер перестал извиваться и замер, тяжело дыша. Его локти лежали на столе, но он поднял ладони, насколько позволяла неудобная поза, в знак капитуляции. Он начал было что-то говорить, но Уэйд заговорил первым, ровным, но довольно игривым тоном: — Я не обсуждаю свою блядскую долю. Точка. Затем велел Ласке пересчитать деньги и сложить их в спортивную сумку, причем в двойном размере, иначе он узнает, какого это быть неоднократно избитым рукояткой пистолета. Ласка без колебаний согласился, как и ожидалось. И Уэйд позволил ему подняться. Он стоял рядом, Домино чуть поодаль, пока Хаммер трясущимися руками укладывал пачку за пачкой зеленых купюр в сумку Уэйда. Кровь всё ещё капала из носа, попадая на деньги, но Уэйду было плевать. Его деньги часто были запятнаны кровью: всегда – в переносном смысле, иногда – в буквальном. Уэйд застегнул сумку, взъерошил волосы Хаммера, не обращая внимания на то, как тот отшатнулся и, вежливо попрощавшись с Дон, которая предпочла проигнорировать его, ушел, спиной чувствуя прожигающий взгляд товарищей.

***

Раньше Уэйд никогда не причинил бы вред Ласке, чтобы тот не ляпнул. И ему определено не стоило с ним так обращаться. Но он не мог с уверенностью сказать, что не поступит так снова, если Ласка вздумает разозлить его. Делать больно людям стало легче после щелчка, и когда его выводили из себя, он грубо пресекал это, тогда как раньше абсолютно во всём находил поводы для новых порций шуток. В последнее время таких поводов было мало, хотя Уэйд прилегал не мало безуспешных усилий найти их. Во всей этой ситуации был один плюс – Ласка и Дон наконец-то поняли, что он не тот Уэйд и не тот Дэдпул, которого они знали. После второго инцидента Дон перестала приходить в Адский дом, а Хаммер начал избегать его: даже в хорошие дни, когда Уэйд пытался разрядить обстановку между ними, Ласка оставался отстраненно-невозмутимым, не только в личных моментах, но и в деловых. Что ж, приставленный к голове пистолет испортит любую дружбу. На каком-то уровне его беспокоило, что «друзья» боялись и не доверяли ему... что он сам себе не мог доверять. Эти пять лет по-блядски помотали, и он вправду старался использовать остатки прошлого себя. В любом случае, привыкший быть один, он больше не нуждался в чей-то компании, искренне веря, что для всех так будет лучше.