Rise and fall

Неделей ранее Уайты и несколько других ведущих государств поставили на повестку дня вопрос об очередном изменении на политической карте мира. Карлу очень не нравятся настроения на большой земле. В зале заседаний присутствовал приглашëнный гость. Соединëнные Штаты Америки выступал с предложением. – Предлагаю выдвинуть ультиматум этому коммунисту! Он покинул Антанту вразрез договорëнностям. Для него подходящим наказанием станет отсутствие торговых отношений с партнëрами, готовыми принимать оплату золотом. Карл поддержал предложение сына. Казна Британской империи заметно уменьшилась в связи с военными расходами, а зерно необходимо всем – не только британцам. В восточной Европе довольно плодородные земли, и территория Советского Союза немаленькая. Фабио претит идея хоть какого-то сотрудничества с коммунистом, но он ничего не может поделать. Против Великобритании и США никто не пойдёт. «Нет, ну с другой стороны, что тут такого? Деньги на восстановление уже выдал американец, а есть людям что-то нужно. Урожайность в этом году ниже, и плодородной почвы не так много на планете. Да и это будет приятной демонстрацией его статуса в «иерархии» мировой «игры». А если такая стратегия ещё сильнее пошатнëт экономику проклятых большевиков, то не так уж и плохо получается», – подобные мыли сидели в голове не только итальянца, но и большинства присутствующих.

***

Январь близится к концу. Ещё месяц, и зима закончится. Сапожник ждëт весну с нетерпением. На Апеннинском полуострове люди живут по-другому. В Риме чудесная погода даже в холодное время года: ни метелей, ни сильного ветра, ни трескучих морозов. По сравнению с Берлином, Москвой и Петербургом здесь вполне спокойно. Итальянцы – горячий, весëлый и страстный народ. Ко всему прочему активный и любвеобильный. Они не дают заскучать ни себе, ни окружающим. Из музыкального зала в одной из личных резиденций Франко звучит дивная мелодия. Фабио частенько играет на рояле, чтобы успокоить нервы после тяжëлого рабочего дня. Музыка помогает расслабиться. Закончив симфонию, он выдохнул. Что-что, а Моцарта итальянец любит играть и слушать, закрывая глаза на разногласия с Австрией. Мужчина решает погрузиться в воспоминания. В последний раз фашист видел Дитриха до войны. Юному наследнику тогда было от десяти до двеннадцати. Королевство не помнит точный возраст и дату рождения. У Фабио уже заготовлено несколько тузов в рукаве на случай, если немец окажется не слишком радушен и сговорчив. Но, как любой умелый игрок в карты, мастер не выкинет козыри на первом ходу, а сохранит до последнего. Франко залпом выпивает «Маргариту» из бокала, намереваясь наладить отношения с Веймарской республикой раньше других, чтобы оставить о себе как можно больше хороших впечатлений. «Что ж, как говорится, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Я не позволю превратить Дитриха в чью-то марионетку, кроме моей. Как бы аккуратно его протолкнуть, чтобы никто ничего не заподозрил и не позарился?»

***

Наступает февраль. Фабио стоит на балконе своего поместья, любуясь закатом и попивая виски. Вопрос о возможности вступления Германии в Лигу Наций оказался отложен на потом, поэтому итальянец отправил письмо немецкому воплощению с просьбой о встрече. И вот ждёт он ответ, ничуть не переживая.

***

Тем временем Шварц сидит в своëм кабинете и разглядывает конверт. Эх, видел бы Франко его лицо, когда один из министров вручил ему таинственное послание. Немец ожидал чего угодно. Первым делом на ум пришла теория, что с него требуют очередные выплаты репараций. Также возникла надежда, что это письмо из Советской России. Когда он взял конверт в руки, то шокировался сильнее прежнего. Всё надписи на лицевой стороне продублированы на двух языках: немецком и итальянском. – Италия?! Я же ничего ему не должен, он собирает «дань» с Австрии... – Я не знаю причины и повода отправки этого сообщения. Прочтите для прояснения. Там наверняка что-то важное, – министр развернулся и быстро покинул кабинет, а Дитрих опустился в кресло. Молодое воплощение вертит послание в руках. Аккуратными действиями всё-таки вскрывает конверт и достаëт содержимое. Написано оно на латыни. Шварц начинает читать. «Доброго времени суток, уважаемый Веймарская республика. Мы с Вами не знакомы лично, но, если позволите, я хотел бы это исправить. Пишу Вам более с личными целями, нежели с деловыми. Не буду затягивать и перейду сразу к сути. Есть несколько тем для обсуждения. Расписывать их здесь не вижу смысла. Предлагаю встретиться в здании заседаний Лиги Наций, как на нейтральной территории. Я могу помочь с решением некоторых Ваших проблем. Если Вы хотите найти нового партнёра или партнëров, то отправьте мне ответ. Я всегда открыт для переговоров с Вами. P. S. Это в Ваших же интересах, если Вы в будущем желаете вступить в Лигу, наладить отношения в мире и поскорее вернуть стабильность на свои земли.» Недоумение – вот как можно описать ощущение немца после прочтения. «Что? Что это значит? Зачем ему помогать мне просто так после всего случившегося? Почему он обращается лично ко мне, а не к государству? Я, конечно, знаю, что меня не уважают, но не перестаю удивляться. Он предал моего отца, а теперь пишет как ни в чëм не бывало? Ладно, спрошу прямо при встрече. Мне придётся идти в независимости от моего желания. Заводить больше недругов глупо и опасно, а новые партнëры нужны». Ответ не заставит себя долго ждать.

***

Сидя за круглым обеденным столом, женатая пара обсуждает государственные дела. К мужчине в чëрном костюме подходит человек в служебной форме. – Синьор, изволите отнести почту в кабинет? – в руках у него стопка писем и документов. – Дай посмотрю, – Фабио забирает бумажки из рук смертного, быстро пробегаясь взглядом по адресам и именам отправителей. Остановившись на одном из конвертов, победно ухмыляется и возвращает остальное служащему. – Это можешь отнести Бенито. – Как скажете. – Всё, проваливай, – Королевство даже не смотрит на подчинëнного, его внимание целиком и полностью приковано к ответу немца. – Это от Веймарской республики? – Да, именно, – Франко аккуратно рвëт конверт, не задевая лист внутри. Супруга внимательно следит за изменениями выражения лица мужа. Она ставит локти на стол и упирается подбородком в сцепленные ладони. Улыбка не сползает с губ фашиста. Жена уже поняла, что ответил Шварц. – И? Я так понимаю, он согласен? – женщина скорее не спрашивает, а утверждает. – Всё верно, моя дорогая Мона Лиза! Я же говорил, он не откажется. Венеция действительно удивительным образом очень схожа с небезызвестной дамой с картины, за исключением некоторых деталей: наличием бровей, радужкой изумрудного оттенка и светло-рыжих волнистых волос. – Поздравляю, amore, когда встречаетесь? – Ещё нужно обсудить, но думаю, до весны. Чем быстрее, тем лучше. – Это решаете вы или есть люди в качестве посредников? – Муссолини сказал, что если нет проблем, то ответственность за мероприятие целиком и полностью лежит на мне. Могу назначить любую дату, которая подойдёт обеим сторонам. Все числа этого месяца в моëм распоряжении. – Замечательно. Позвонишь или опять письмо напишешь? – Он написал, что я могу позвонить его правительству для назначения даты, так и сделаю. Заколебался ждать, – Фабио поднимается с места и направляется в кабинет. – Стой! А что насчëт поездки в Неаполь?! – кричит вслед Венеция. – И не надейся, я не поеду! – Чтоб ты подавился! – но супруг уже исчез из поля зрения.

***

Дитриха отвлекает от работы короткий стук в дверь. – Войдите, – бросает он, не отрываясь от бумажек. Немолодой мужчина еврейского происхождения становится напротив воплощения. – Говорите. – Звонили из Королевства Италии, встреча состоится двадцать восьмого февраля. «Звонили из Королевства Италии. Не само воплощение», – думает Веймар, отчего и решает задать вопрос: – Звонил воплощение или кто-то из представителей правительства? – Рим, герр Шварц. Воплощение желает говорить лично с Вами. «Интересно, это у него гордость взыграла или есть что-то не для лишних ушей? А может, счëл оскорбительным, что писал мне, а разговаривать придëтся с людьми? Как он вообще к человечкам относится?» – мысли вслух озвучивать не стал, и вместо этого просто кивнул. – Это всё? – Да, господин. Позвольте удалиться. – Позволяю, – после этих слов дверь с характерным звуком закрывается. – Надо же, только Владика проводил, и уже новое свидание намечается. Год едва начался, но успел шокировать во всех смыслах. Если в конце марта я снова увижусь с кем-нибудь из государств, то не удивлюсь, скорее всего. Один раз – случайность, два – совпадение, а три – закономерность, – рассуждает ариец вслух. – С другой стороны, если в третий раз мне выпадет Австрия, я обрадуюсь сильнее.

***

В назначенный день Дитрих приходит в здание Лиги. На ресепшене его встречает Швейцария. – Добрый день. Королевство Италия ожидает Вас. Я провожу. – Благодарю. – Не стоит, это моя работа. Какое обращение предпочитаете: человеческое имя или официальное? – Как Вам будет угодно. – Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались официальным наименованием, поэтому Вас буду называть так же, Веймарская республика, – мужчина говорит спокойно, без единой эмоции. Кажется, ему всё равно на происходящее вокруг. Похоже, он разговаривает одинаково со всеми, вне зависимости от личности собеседника. Одет опрятно. Строгий костюм подчëркивает немногословность владельца. Русые волосы прилежно зализаны. Взгляд равнодушен, мимика лица почти полностью отсутствует. С каждым шагом волнение гостя только нарастает. Любопытство вкупе со стахом – не лучшая смесь. Пока ему удаëтся держать себя в руках. «Интересно, чего это я так трясусь? Не убьëт же он меня прямо там...» Широкие серые коридоры и тусклое освещение создают атмосферу больницы. Редко мимо проходят люди. Воплощений помимо Швейцарии не видно. Кроме страха и интереса, внутри остаëтся место гневу, злобе, обиде. «Если я приехал сюда только ради того, чтобы услышать, какой я никчëмный, и сколько я должен ему заплатить, то я... А что я сделаю? Что я могу в этой ситуации?» Поднимаясь по лестнице, Дитрих нервно поправляет воротник из-за кажущейся духоты. Поднявшись на этаж, он замечает фигуру кареглазого мужчины в дорогом чëрном костюме: пиджак элегантно сидит на плечах, а не до конца застëгнутая рубашка открывает чудесный вид на шею с ключицами. Пряди кудрявых каштановых волос аккуратно запрятаны за уши. Он стоит в полуметре от них. – Спасибо, Фритц, дальше я сам. – Как скажешь, Фабио, удачи, – сопровождающий удаляется. «Значит, Фритц... Получается, он соврал, когда сказал, что предпочитает официальное название? Или у этих двоих особые отношения? Может, итальянец просто издевается над Фритцем?» – у Шварца возникают вопросы. – Пойдëмте, – фашист разворачивается вполоборота и жестом приглашает немца. Дитрих не успевает опомниться, как ему уже открывают дверь в прохладное помещение. Брюнет пропускает арийца вперëд. Тот молча входит, делая шаг в сторону, тем самым давая пройти хозяину кабинета. Итальянец, оказавшись у окна, спрашивает: – Не дует? Могу закрыть, если хотите. – Нет, спасибо, всё хорошо. – Отлично, тогда присаживайтесь, – приветливая фраза слетает с губ. Блондин покорно подчиняется; следом усаживается и сам Королевство. – Как добрались? Не устали? – Нормально, не устал. – Это хорошо. Энергии понадобится достаточно. Как Вам Лига? В Швейцарии были когда-нибудь? – Не был, к сожалению. А по поводу Лиги ответить не могу. – Ничего страшного. Как к Вам можно обращаться? – Как хотите, не думаю, что моë мнение особо важно. – Отчего же? Даже если искренне так считаете, не стоит показывать, что Вас всё устраивает. Этим могут воспользоваться. Так как стоит обращаться? – По имени. Дитрих. – Чудесное имя, благодарю, что удостоили честью называть его. – Спасибо. Какая неприкрытая лесть. Могу я узнать Ваше имя? – Фабио. И, к Вашему сведению, я не льстил. – Сделаю вид, будто поверил. – Что ж, переубеждать не стану. Не желаете выпить чай или кофе перед началом? – Нет, благодарю, лучше просто воды, – отказываться от кофе оказалось крайне непросто. Дитрих хотел было согласиться, но резко одëрнул себя. «Подсыпет ещё что-нибудь. Я буду принимать только угощения, приготовленные у меня на глазах», – подумал он про себя. Недоверие и опасение к предателю покойного отца никуда не делось. Немец всем нутром чувствует показную доброжелательность. Осознаёт: маска дружелюбия временна; фашист в любой момент при желании обнажит свою истинную натуру. Шварц сглотнул, внимательно следя за его движениями. Незаметно травануть воду намного сложнее. – Воды, так воды, – старший подаëт собеседнику стеклянный стакан и наливает жидкость из графина. – Благодарю, – у Шварца действительно пересохло горло, поэтому он делает несколько небольших глотков. – Итак, перейдëм к делу. У Вас наверняка имеются вопросы, не так ли? «Естественно! Их дох... большое количество», – внутри Дитриха всë кипит, но вслух он произносит лишь: – Да, вопросы присутствуют. Собственно, что Вам от меня нужно? – искренне недоумевает гость. – Вау, как прямолинейно, даже слегка грубо прозвучало, не находите? – Фабио не обидно, он просто насмехается. – Прошу прощения за мой латинский. – Хах, не хотите ли перейти на другой язык? Я владею немецким. Не в совершенстве, конечно, но достаточно, чтобы свободно воспринимать на слух и разговаривать на нëм. – Не обязательно. Не хочу утруждать, тем более латинский такой же родной для меня, Вас и всех нам подобных. – Как Вам будет угодно. – Чисто из интереса, сколько языков Вы знаете? – Французский, английский, немецкий, испанский, а Вы? – Английский, французский, и могу понимать, но не говорить на русском. – Интересно. Если я не ошибаюсь, у Вас сейчас неплохие связи с Советской Россией? – Верно, но я попрошу не уходить от темы. Я жду ответ на свой вопрос. – Я хочу наладить контакт. Думаю, мы можем помочь друг другу. – Неужели? Позвольте напомнить, что я по факту банкрот, к тому же изгой. Я не верю в бескорыстною доброту в политике – это так, на заметку. И тем более не верю в великодушие победителей по отношению к проигравшим. С какой радости у бывшего противника возникает желание помочь сыну врага? – А Вы и впрямь прямолинейны, Дитрих. Может, меня мучают угрызения совести? – Ваше «можем помочь друг другу», скорее, говорит о том, что ко мне есть дело. Угрызения совести, если они и действительно есть, – только повод к общению. – Вы весьма догадливы. Я поражëн. Утаивать не стану: война отразилась на всех участниках. У Вас есть проблемы, с решением которых я мог бы помочь. Взамен лишь попрошу запомнить мою доброту. Мне нужны верные партнёры и союзники в этом жестоком и беспощадном мире, полном лжецов и лицимеров. – Пфх, скажите прямо: хотите продвинуть свою идеологию в моëм государстве? Или как я должен доказать свою «верность»? – Знаете, я был бы не против, если бы Вы взяли мои идеи на заметку. Собственно, а что лично Вы об этом думаете? Как относитесь к фашизму? – В целом, лояльно. Но Ваша политика кажется, м-м, слегка агрессивной... – Не агрессивнее коммунистов. – Ну, возможно, так и есть, но... с коммунистами я знаком лучше и дольше, чем с фашистами. Они... более предсказуемы для меня. Не поймите неправильно, но я не могу портить с ними отношения. Ваши идеологии противоположны, а Советский Союз сейчас мой единственный проверенный партнëр. – И всë же... чья идеология Вам ближе? – Мне ближе то, что близко моему народу – как и всем нам. – И что говорит народ? – Если верить выборам, то у коммунистов поддержка выше, но не сказать, что они сильная партия. Честно, у меня нет чисто фашистских партий. Есть НСДАП, но там в основе национал-социализм. Довольно схоже с вашими взглядами. – Интересно. И что Вы думаете об этой партии? – Ничего. Мне всё равно на них. Есть и есть. У меня полно других партий на выбор. НСДАП не самая популярная. Их поддерживает около двух процентов избирателей. – Плохо, – полушëпотом сказал под нос фашист. – П-простите? Можете повторить? Не расслышал, – Дитрих ощущает давящую обстановку, но не может понять корень этого чувства. – Да нет, ничего. Значит, отказываетесь от предложения? – Не совсем. Я бы хотел подумать чуток. Возможно, у Вас имеются другие предложения? – Да, разговор о партиях не являлся моей первостепенной задачей. – Простите, что перебиваю, но не могли бы Вы открыть окно? – немец судорожно хватается за ворот. – Эм, вообще-то, оно открыто. Вы в порядке? – Да-да, просто голова кружится. – Вы дышите так, словно марафон пробежали. У Вас, случайно, не астма? Немец уже ничего не слышит. Он вжимается в кресло, как в спасательный круг. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Подавляемая до этого паника выходит наружу. В глазах мутнеет. Не пойми откуда взявшийся озноб сотрясает тело. Наружу выступил холодный пот. – Н-нет-нет, у меня не... – Шварц не успевает договорить. Он резко вскакивает и выбегает прочь. Ноги сами несут его. Оказавшись за дверью, Дитрих резко захлопывает еë и прижимается спиной. «Слава богу, здесь никого...» – коридоры, к счастью, и правда пустуют. Фабио, видя странное поведение своего потенциального союзника, сперва сомневается в его ментальном благополучии. «Да вроде не похож на сумасшедшего. А вдруг у него обострение? При астме же конечности не трясутся? Или это от страха?» – итальянец дёргает ручку, но с той стороны кто-то держит еë. – Вы ещё там? С Вами всë хорошо? Может, стоит позвать на помощь? – дверь всë-таки удаëтся открыть. Дитрих почти падает, однако фашист ловит его в свои объятия и отводит к диванчику. Наливает стакан воды и ставит рядом. – Я за доктором. Никуда не уходите, – гость отрицательно мотает головой. Вдруг чувствует поглаживание по плечу. – Я же вижу: Вам плохо. Врач поможет. Ариец медленно вдыхает и выдыхает, смотря в стену. Франко находится рядом, не понимая, что делать, чтобы Шварцу стало лучше. – Мы бессмертны, но это не значит, что можно плевать на своë здоровье. Врач не сделает хуже. Немец прикрывает глаза, продолжая успокаивать бешенное сердцебиение и восстанавливать дыхание. – Вы боитесь? Такое происходило раньше? – Молчание. – Я всё-таки схожу за помощью, – он поднимается с дивана. – Нет, – хрипло и бессильно. – Вижу, Вам лучше. Хотите, чтобы я остался? – Кивок. – Извините. Это... Это сложно объяснить. – Психическое расстройство? – Психовегетативный синдром. У людей такое бывает. Это относится к вегето-сосудистой дистании. – Оно лечится? – ВСД не болезнь, а набор сиптомов. – И часто проявляются эти симптомы? – В последний раз они возникали в 1918 году. – До или после, э, смерти Вашего отца? – После моего вступления в должность. – Понятно, пойдёмте чай попьëм? Не волнуйтесь, не отравлю. – Ага, – Шварц прикрывает ладонью нижнюю часть лица. Он готов провалиться сквозь землю от стыда. Брюнет поднимается и протягивает руку собеседнику. Тот смотрит на него со страхом и некой мольбой о помощи с примесью благодарности, делая ответный жест. Ноги ещё ватные. – Вы раскраснелись, – не укор или упрëк, не насмешка. Просто факт. Дитрих отворачивается в другую сторону, смущаясь сильнее. Фабио отмечает, что блондинчик довольно мил, когда не огрызается и ведëт себя тихо, отбрасывая хладнокровный образ. «А я уже успел испугаться, что с тобой будет так же сложно, как с Густавом. Ты действительно удивителен, Дитрих. Конечно, меня напугало твоë внезапное поведение и до сих пор пугает, но ты вроде не псих. Не псих ведь?»