Getting Hitched: A Foray into Better Sectual Relations

      Их слишком много.       Происходящее запечатлевается в сознании Цзян Чэна серией молниеносных впечатлений. Нечеловеческий вой. Вспышка Бичэня. Смрад. Ярость. Искрящаяся дуга Цзыдяня. Ещё одна группа трупов с треском валится с деревьев на поляну, когда кровь, чёрная и гнилостная, забрызгивает одежду Цзян Чэна. Спина Лань Ванцзи прижата к его собственной, дыхание другого мужчины неровное.       Цзян Чэн тоже запыхался. Расследование таинственных исчезновений скота превратилось в четырёхчасовое бесплодное выслеживание стаи волкоподобных яо в горах. Они также оказались довольно сильными; потребовались объединённые усилия Цзян Чэна и Лань Ванцзи, чтобы наконец покончить со стаей, состоявшей из почти двух десятков особей.       Излишне говорить, что они не были готовы к новой схватке, когда наткнулись на то, что казалось горсткой безобидных ходячих мертвецов возле затопленной могилы. Однако их раздражение быстро переросло в закалённую в боях бдительность. Цзян Чэн не успел нанести свой первый удар, как на них с деревьев набросилось ещё больше нежити.       Обычно любой из них мог бы справиться с таким количеством трупов в одиночку, но… Поскольку они оба были истощены предыдущей охотой, ситуация быстро начала становиться серьёзной, и Цзян Чэн почувствовал первую искорку страха за всю эту ночь. Как унизительно было бы для печально известного и порочного Саньду Шэншоу быть уничтоженным всего лишь кучкой свирепых трупов.       Не тогда, когда мы с Лань Ванцзи сражаемся вместе, уверяет себя Цзян Чэн, ощущая, как его щёки растягиваются в яростном подобии улыбки.       Его разум анализирует ситуацию, в то время как его руки поочерёдно атакуют Саньду и Цзыдянем. Они – марионетки, понимает он. Боги, очередной демонический заклинатель. Его своенравный, дерьмовый боевой брат продолжает превращать жизнь Цзян Чэна в ад, даже из могилы.       Саньду отделяет руку трупа от тела как раз перед тем, как существо успевает схватить его, и Цзян Чэн напоминает себе о необходимости сосредоточиться. Им нужно положить этому конец как можно быстрее. Ни у одного из них не хватит выносливости для затяжной битвы.       – Твой цинь, – рычит Цзян Чэн, получая в ответ быстрое согласие Лань Ванцзи. Они двигаются как один, очищая территорию вокруг них Цзыдянем и Бичэнем, расправляясь с ближайшими трупами и швыряя их обратно в остальных. Они должны выиграть себе немного времени, им нужно всего лишь мгновение…       На несколько ужасающих ударов сердца Лань Ванцзи остаётся уязвимым, доверяя Цзян Чэну защищать их, пока его собственное внимание отвлечено. Вливая больше духовной энергии в Цзыдянь, Цзян Чэн описывает им почти полный круг, пока Лань Ванцзи стягивает свой инструмент с плеча, быстро снимая покрытие. Против такого количества трупов одновременно кнут лишь оглушает их, но пары драгоценных секунд должно быть достаточно, чтобы…       – Встань позади меня, – предупреждает Лань Ванцзи, и его пальцы начинают перебирать струны, прежде чем Цзян Чэн успевает ответить. Отсутствие колебаний вызывает дикую ухмылку на лице Цзян Чэна; они хорошо сражаются вместе, словно являются продолжениями друг друга, и они оба знают, что слова не нужны: Цзян Чэн встал за спину Лань Ванцзи, как только увидел цинь.       Переливчатый каскад нот бьёт в уши Цзян Чэна как раз перед тем, как весь шум полностью стихает. В течение доли секунды потусторонней тишины Цзян Чэн задаётся вопросом, сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к этому, прежде чем звук, гулкий и внезапный, пронзает его, как удар под дых.       Даже заглушённый телом Лань Ванцзи, этот звук крадёт воздух из его лёгких. А их врагам приходится гораздо хуже. Жуть, не впервые думает Цзян Чэн, когда ближайшие трупы лопаются изнутри, их туловища разваливаются на куски. Он замедляет следующую волну трупов с помощью Цзыдяня, морщась от непреодолимой вони разложения, а затем раздаётся ещё один взрыв звука, и ещё один…       Работа изнурительная, да, но смертельно эффективная, и вскоре на поляне остаётся лишь несколько трупов.       – Найди их хозяина, – цедит Лань Ванцзи, перекидывая цинь через плечо и снова обнажая Бичэнь. Цзян Чэн не колеблется.       Когда он минует оставшуюся нежить, его уши настраиваются на мрачный, ритмичный звук флейты. Сияние Бичэня хорошо просматривается сквозь деревья, Лань Ванцзи – размытое белое пятно на периферии Цзян Чэна, когда он убивает их оставшихся врагов. Это красиво в пугающе-завораживающем, опасно-смертоносном смысле, и Цзян Чэн чувствует, как его губы снова растягиваются в яростной ухмылке, в то время как полы его ханьфу взметаются вокруг него, пока он зигзагами прочёсывает лес.       Ах. Вон там. Саньду оказывается у горла отступника прежде, чем присутствие Цзян Чэна успевают заметить; флейта падает в заросли, когда Цзыдянь связывает два бледных, тонких запястья.       Женщина? Моргая, с вздымающейся от напряжения грудью, Цзян Чэн смотрит вниз, на худую девочку в своих руках. Не более чем ребёнок, исправляет он свою первую мысль, возвращает в ножны Саньду и обматывает Цзыдянем лодыжки девочки, прежде чем отступить на более подобающее расстояние.       – Объяснись, – хрипло говорит он; ребёнок широко распахивает глаза и остаётся совершенно неподвижным в хватке Цзыдяня. – СЕЙЧАС.       – С-С-С-Саньду Шэнш-шоу, – пищит она, и крупные слёзы отчаяния начинают катиться по её щекам.       – О мои боги, – ворчит себе под нос Цзян Чэн, бросая взгляд на Лань Ванцзи, пробирающегося к ним между деревьями и явно наслаждающегося собой, судя по неспешной, королевской походке.       Ни один из них не очень… хорош в том, чтобы ладить с детьми, а эта девочка, очевидно, наслушалась достаточно сплетен о Цзян Чэне, чтобы узнать его и ужаснуться.       – Не нужно… Перестань плакать, – бормочет Цзян Чэн, глубоким вздохом задевая прядь волос, падающую ему на лицо. – Просто… Зачем ты это делаешь?       – СМИЛУЙТЕСЬ! – кричит она диким и безумным голосом, и обмякает в объятиях Цзыдяня. – П-Пожалуйста!       Чёртов АД. Закатив глаза, Цзян Чэн отмечает, что, по крайней мере, ужасающие вопли девушки слегка взбодрили ленивую походку Лань Ванцзи.       – Я не собираюсь тебя убивать, – говорит он, изо всех сил стараясь звучать… мягко, или хотя бы не так сердито, как обычно. – Просто объяснись.       – Она всего лишь ребёнок, Цзян Ваньинь, – услужливо и очень полезно говорит Лань Ванцзи, появляясь рядом с ним с неодобрительным выражением лица, прежде чем встать между ними. – Маленькая девочка. Действительно ли эти трупы…       – Помогите мне, он собирается УБИТЬ МЕНЯ!       Несмотря на ситуацию, Цзян Чэну едва удаётся сдержать смех над тем, как поджимаются губы Лань Ванцзи. О, этот человек НЕНАВИДИТ, когда его перебивают.       – Дитя, – вместо этого говорит Цзян Чэн. – Если бы я собирался убить тебя, ты уже была бы мертва. Ты зря тратишь наше время. Расскажи нам, как ты оказалась на демоническом пути. Если мы можем помочь тебе, мы это сделаем.       Спустя ещё треть палочки благовоний и согласие очень недовольного Лань Ванцзи подержать девочку за руку, она наконец рассказывает им правду. История по существу такая же, как и остальные, которые Цзян Чэн слышит от большинства начинающих демонических адептов, и по дороге домой он хранит задумчивое молчание. Сироты войны. Жертвы жестокости. Негде укрыться и нечего есть.       Эта девочка научилась призывать трупы, наблюдая за своим старшим братом, который изо всех сил старался защитить её. Будучи таким же ребёнком, он не смог удержать контроль и умер жестокой смертью от рук своих собственных марионеток. Несмотря на свой страх, она не знала другого пути и делала всё возможное, чтобы обезопасить себя. Видимо, эти трупы сдерживали – уже неделю – тех самых яо, которых орден Цзян призвали искоренить, и Цзян Чэн не может не чувствовать себя неохотно впечатлённым.       Так много трупов. Ужасающий, но вполне достойный подвиг, особенно для такого юного ребёнка.       Его взгляд скользит в сторону, туда, где девочка прижимается к груди Лань Ванцзи, в то время как он крепко держит её за талию на своём мече. Судя по виду, ему очень неловко. Цзян Чэн улыбается прежде, чем успевает сдержаться, и быстро отворачивается, глядя вперёд; потоки воздуха развевают его одежду.       Поразительному таланту девочки обучаться путём наблюдения найдётся лучшее применение в качестве ученицы Юньмэн Цзян. Она всё ещё достаточно молода, чтобы иметь приличный шанс на развитие золотого ядра, если будет усердно работать над этим. Даже если ей этого не удастся, у неё будет еда, одежда и кров – всё это Цзян Чэн нашёл чрезвычайно эффективным для обеспечения лояльности различных людей, которых он принимал в свой орден с тех пор, как пали Вэни.       Вздохнув, он бросает на них последний взгляд, прежде чем начать свой спуск в Пристань Лотоса. Сейчас она может бояться его, но ей не понадобится много времени, чтобы узнать, какой он человек на самом деле, когда она начнёт интегрироваться в Цзян. Когда поговорит с другими, которые раньше были такими же, как она.       Всё требует времени, признаёт он, ступая на землю со своего меча, и вскоре отсылает девочку вместе со своей главной экономкой.       – Ты не хлестал её кнутом, – замечает Лань Ванцзи, когда они двое направляются в рабочий кабинет, чтобы подготовить свои отчёты об инциденте. – Потому что она ребёнок?       Помимо раздражения, слова Лань Ванцзи по какой-то причине, которую Цзян Чэн не совсем понимает, провоцируют укол боли в его груди, но уже поздно, они валятся с ног, и он не хочет начинать ссору. Он стискивает зубы и не отвечает.       – Ты никак не наказал её.       Благословенные предки, этот мужчина всегда молчалив как камень, так почему же сейчас он так болтлив? Цзян Чэн ускоряет шаги, надеясь, что Лань Ванцзи поймёт намёк.       Это срабатывает достаточно хорошо; другой мужчина замолкает, и Цзян Чэн с облегчением падает на подушку за своим столом, когда они прибывают в кабинет. Они оба растирают чернила, подготавливают пергамент, действуя эффективно и слаженно в тусклом свете фонаря, висящего между их столами. Они перебрасываются несколькими вопросами, подтверждая или исправляя их впечатления от вечера, и Цзян Чэн позволяет обыденности их времяпрепровождения смыть остатки беспокойства, звенящего в его венах после их охоты.       Он находится в полусонном состоянии, дописывая свой отчёт, когда Лань Ванцзи, ополаскивающий кисть, внезапно снова нарушает тишину:       – Говорят, ты пытаешь и убиваешь всех, кто занимается демоническим совершенствованием.       Голос Лань Ванцзи тихий и неуверенный, как будто он понимает, что говорит что-то глупое. Подавляя вздох, Цзян Чэн начинает промывать собственную кисть.       – Это слухи, Лань Ванцзи.       Лань Ванцзи не встречается с ним взглядом, и Цзян Чэн разочарованно цокает языком.       – Я убивал тёмных заклинателей, да. Некоторых настолько извратило энергией обиды, что их уже было не спасти, – когда Лань Ванцзи ничего не говорит, опустив глаза в пол, гнев Цзян Чэна берёт над ним верх. – Ты веришь всему, что слышишь? Тогда ты также должен верить в то, что я покупаю преданность своих учеников, угрожая жизням их членов семьи. Что я регулярно пирую бьющимися сердцами тех, кто осмеливается противостоять мне. Что я не только собственноручно убил своего шисюна за то, что он следовал тёмному пути, но ещё и сам при этом втайне изучаю демоническое совершенствование.       Усмехнувшись, Цзян Чэн бросает свою кисть на подставку и встаёт.       – Тем, кто плохо обо мне думает, легче поверить в то, что подтверждает их предубеждения. Я надеялся, что ты можешь быть кем-то более способным к критическому мышлению.       Хлопая полами ханьфу за спиной, Цзян Чэн стремительно пересекает комнату, намереваясь сбежать, прежде чем он скажет что-то, о чём будет сожалеть.       – Спасибо за помощь в охоте, – выплёвывает он, протягивая руку к двери, когда Лань Ванцзи появляется рядом с ним, хватая его за рукав.       – Цзян Ваньинь, пожалуйста, – печаль в голосе Лань Ванцзи шокирует Цзян Чэна, и когда он резко оборачивается, широко распахнув глаза, Лань Ванцзи выглядит откровенно и очевидно несчастным. – Ты неправильно понял.       – Что, – шепчет Цзян Чэн; паника вспыхивает в его желудке от таких ярких эмоций на лице Лань Ванцзи. – Что ты…       – Я прошу у тебя прощения, – решительно говорит Лань Ванцзи, сжимая в кулаке пурпурную ткань. – Я признаю, что моё мнение о тебе не было благоприятным после… после войны, – они оба съёживаются от его паузы. – Но последние несколько месяцев дали мне возможность изменить свою точку зрения. Я… – когда ладонь Лань Ванцзи перемещается на грудь Цзян Чэна, он резко втягивает воздух пересохшим ртом. – Я верю в то, что собираюсь выйти замуж за благородного человека, который делает всё, что может, с тем, что ему дано.       Цзян Чэн знает, что его рот открыт. Он абсолютно ошеломлён, не в силах определить, что расстраивает его больше: Лань Ванцзи, предполагающий о нём худшее, или Лань Ванцзи с этим выражением в глазах, называющий его «благородным», в то время как тепло его ладони проникает сквозь слои одежд Цзян Чэна, согревая его грудь…       – Я не… – он отступает назад, и Лань Ванцзи позволяет ему, опуская руку вниз. Цзян Чэн обнаруживает, что понятия не имеет, что он собирался сказать. Он «не» что? Не заинтересован в извинениях Лань Ванцзи? Не благородный? Не обрезанный рукав? – Спасибо за разъяснение, – наконец говорит Цзян Чэн, и прежде чем кто-либо из них успевает сделать ситуацию ещё более неловкой, он убегает.