Even if it's just us, we'll be okay

      Во второй половине дня после их прибытия Коул пытается собрать материалы для заколачивания окон, а Джей — навести порядок на верхнем этаже маяка. Хотя распределение задач само по себе было настоящим испытанием.       — Я не позволю тебе убирать верхний этаж в одиночку, — заявляет Коул, хмуря брови, — ты не в том состоянии, чтобы заниматься всем этим.       — Как я уже говорил тебе миллион раз, со мной всё в порядке, — Джей закатывает глаза и поднимает с пола ржавую шестерню. — Ты же знаешь, это не первые мои травмы, я уже неделю справляюсь с этим.       Когда он снова смотрит на Коула, тот всё ещё упрямо скрещивает руки на груди.       — К тому же, это не я не могу прикасаться к воде, — вздыхает Джей и кивает на невероятно большие окна. На горизонте сгущаются серые тучи. — И я не думаю, что это самая сухая часть маяка.       Взгляд Коула перемещается к окнам, и он вздрагивает при виде облаков. Он снова хмуро смотрит на Джея и проводит рукой по волосам. Джей решает не упоминать о растущем колтуне на его чёлке.       — Ладно, — ворчит Коул, — но если я потом найду тебя свернувшимся калачиком на полу, пеняй на себя.       В течение следующих нескольких часов Джею удаётся свалить большую часть разбросанных запчастей в общие кучки — шестерёнки, винты, трубы — в дальних углах комнаты. На столах и мебели по-прежнему слишком много пыли и мусора, но ноющая боль в боку заставляет наконец-то сделать перерыв, пока солнце садится за окном.       Он спускается по лестнице маяка на нижний этаж, где Коул соорудил импровизированный камин. Это было обоюдное решение — оставаться на нижнем этаже до тех пор, пока окна на верхнем не будут заколочены. Несмотря на плесень и насекомых, основание маяка не подвергалось такой же угрозе попадания воды, что верхний этаж. Поэтому Коул обустроил что-то вроде лагеря на каменистой земле.       Интимность обстановки притупляет боль в его боку. Огонь, лижущий дно ржавого котелка, даёт достаточно света, чтобы окрасить лицо Коула и подчеркнуть его глаза. Когда призрак оглядывается, его тихий голос притягивает Джея, а изумрудные глаза покоряют сердце, удерживая в уюте их круга.       Коул рассказывает о пауках, которых он нашёл, о липкой синей плесени, растущей в дальнем углу, и о помёте чайки, которое каким-то образом оказалось на нижнем этаже маяка. Несмотря на тему разговора, Джей жадно впитывает каждое слово, которое произносит Коул, наблюдая за тем, как изгибаются его губы. Едва уловимый гул его тела служит ещё одним напоминанием об их близости, притягивая Джея всё ближе и ближе к Коулу, пока их плечи не соприкасаются.       Если бы Джей был более уверенным в себе человеком, он бы прижался к руке Коула.       Джей не был уверенным в себе человеком.       Еда была не так интересна, как лицо Коула в свете огня. Жареные бобы с сушёной рыбой насытили Джея настолько, что он перестал грызть ногти. Это облегчение было скромным, но позволило забыть о последнем препятствии этой ночи.       — Ты останешься наверху? — спрашивает Коул, запихивая спички и остатки хвороста в деревянный ящик.       Джей отрывается от сметания крошек со стола и в замешательстве оглядывается на друга.       — Я не собирался? Я уже убрал сегодня столько, сколько смог.       — Нет, — уточняет Коул, — я имею в виду, будешь ли ты спать наверху. Я знаю, что там есть кровать, но не был уверен, подходит ли она.       О, точно. Спать. С Коулом.       Касание рук Коула и тихий гул его тела преследовали Джея везде, куда бы он ни пошёл. Даже если они не спали в одной кровати и не прижимались друг к другу на одном диване, по ночам они всегда оказывались рядом. Коул дремал на больничных стульях рядом с Джеем. Во время полёта голова Джея часто оказывалась на плече Коула. Они оба отдыхали плечом к плечу на двух креслах в каюте рыбацкой лодки. Если Джей просыпался от кошмара или навязчивые воспоминания о прожитом дне не давали ему покоя, Коул был рядом — его спокойный облик служил надёжной защитой. Достаточно было смотреть, как его волосы мягко спадают на глаза, чтобы Джей мог сохранить рассудок в поздние часы ночи.       Где-то в глубине души Джей беспокоится о том, что произойдёт, если ему придётся провести ночь в одиночестве.       — Там не слишком уютно, но на одну ночь сгодится, — он сильнее вдавливает метлу в землю, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Я, наверное, останусь наверху.       От того, что он слишком тянется к Коулу, слишком сильно наслаждается его прикосновениями, у него внутри всё переворачивается, а мысль о том, чтобы лечь с ним в одну постель, пугает больше, чем ночные кошмары и беспокойный сон.       — А, — отвечает Коул. Джей слышит, как громко стучит его сердце, мысли разрываются между картиной сна рядом с Коулом и темнотой одиночества. Тусклый голос призрака звучит глухо: — Тогда скажешь, если что-нибудь понадобится.       Джей сдерживает желание спросить, не хочет ли Коул остаться внизу с ним.       Убрав остатки еды, парень оставляет призрака на нижнем этаже и поспешно поднимается по лестнице. Он изо всех сил старается не оборачиваться, не думать о том, чтобы провести ночь рядом с тем, к кому чувствует больше, чем следовало бы.       Когда он поднимается наверх, тишина и темнота в комнате становятся удушающими. Одного взгляда достаточно, чтобы тёмные очертания мебели и разбросанных вещей начали смещаться и принимать знакомые зловещие фигуры из его памяти.       Джей дрожащей рукой включает ближайшую лампу. Свет прогоняет образы с резким щелчком. Когда глаз привыкает, Джей выравнивает дыхание и готовится к грядущей ночи. По крайней мере, ему не нужно беспокоиться о кое-каком призраке.       Разве так не лучше?       Мелькающие в темноте очертания Надакана заставляют с этим не согласиться. Завернувшись в своё одеяло — жутковато-жёлтоватые простыни на матрасе не внушают доверия, — он приглушает свет лампы, не желая гасить его полностью. Однако миражи пиратов и врагов прошлого продолжают появляться. Они шепчут ему на ухо и кружат у него над головой, пока он погружается в сон. Как бы Джей ни ворочался, он не мог сбежать от их насмешек.       Как и во многие ночи до этого, его разум возвращает его в камеру на «Фрегате Злосчастья». Обратно к пиратам, наблюдающим за тем, как ломаются его кости. Обратно к рычаниям и злым насмешкам Коула.       Как ты вообще мог подумать, что я когда-нибудь полюблю такого, как ты?       В один миг всё смолкает.       Единственный звук, который слышит Джей, — это его собственное дыхание и сердцебиение. Они гремят в ушах, но тело остаётся неподвижным. Он по-прежнему ничего не видит, но боль в спине внезапно исчезает. Будто её и не было.       Всё ещё дрожа, он подставляет руки под спину и выпрямляется на кровати. Моргает, оглядывается — приглушённый свет лампы рассеивает остатки кошмара. Джей видит тусклые шестерёнки, запыленную мебель и груды коробок. Тени продолжают ползти по стенам, но нет ни смеха, ни усмешек. В комнате только он.       Даже Коула, плюющего ему в лицо, здесь нет.       Пропитанная потом ткань прилипает к спине, пока Джей тяжело дышит. Холодок, пробегающий по позвоночнику, лишает всякой возможности снова заснуть. Комната вокруг кажется куда менее уютной, чем кресла и стулья рядом с Коулом.       Пульс учащается при мысли о призраке. Может, он и не может спать с Коулом, но увидеть его, когда он выйдет наружу под предлогом похода в туалет, не повредит, верно?

***

      Скрипучий фонарь в руках Джея не может скрыть его шаги, пока он спускается по лестнице маяка. Каждый его шаг отдаётся эхом в узкой башне. Он уверен, что Коул уже сидит в своём спальном мешке, сонно потирая глаза и высматривая друга на лестнице. Но вместо этого, когда Джей подходит к концу ступеней, он видит призрака, сидящего у одного из маленьких окон, которыми усеяны стены маяка.       Коул оборачивается, когда Джей замирает на полпути, недоумённо уставившись на него. Голос чёрного ниндзя звучит мягко и приглушённо:       — Эй, что случилось?       Джей понимает, что, уставившись на Коула, он не добьётся никаких ответов, и спускается вниз.       — Захотелось в туалет, — белая ложь срывается с его губ с лёгкостью. Он говорит таким же тихим тоном: — Что ты выглядываешь? Я думал, ты спишь.       — О, э-э… — Коул оборачивается к окну, и на его лице появляется грустная улыбка. — Мне просто есть о чём подумать.       — А, — отвечает Джей, словно эти простые слова раскрыли всю правду о том, почему тот смотрит в окно.       Между ними повисает неловкое молчание, и Джей бормочет, что ему нужно сходить в туалет, и выходит на холодный воздух. Когда он возвращается, Коул всё ещё сидит у окна. Снизу, с подножия лестницы, Джей отчётливее видит его сгорбленную фигуру. Она колеблется в лунном свете.       Джей замирает, смотря на призрака. Чувство вины сдавливает ему горло и скручивает желудок в узел. Он потирает затылок, надеясь, что напряжение рассеется и он сможет вернуться наверх — обратно к теням и кошмарам. Подальше от Коула, который летел на своём драконе с Джеем, освободил его от Надакана и вспомнил о лекарствах. Обратно к Коулу с горящими глазами.       — Всё в порядке? — голос Коула заставляет Джея вздрогнуть.       Джей поднимает на него взгляд. На таком расстоянии он не может разглядеть его глаза или выражение лица, но беспокойство звучит ясно. В горле пересыхает.       — Ага! Лучше не бывает! — он хватается за перила и подтягивается наверх, шаг за шагом. Голос у него бодрый, почти слишком громкий для тишины маяка: — Я сейчас пойду наверх! Потому что я устал! Безумно устал!       Когда Джей проходит мимо Коула, выражение его лица меняется по мере того, как сгущаются вокруг него тени. Он не замечает, как замедляет шаг, пока не застывает на ступеньках.       Кажется, прошла целая вечность, прежде чем он услышал слова Коула. Они звучат тише по сравнению с громким голосом Джея:       — Ты можешь остаться здесь.       Джей резко поворачивается на пятках и смотрит на призрака. Тот отстраняется от окна.       — Если хочешь. Это не пятизвёздочный отель, но сойдёт.       Его разум мгновенно противится искушению. Он кричит на Джея, когда тот делает шаг назад, вниз. Сеет страхи и сомнения на его пути, пока он возвращается к Коулу. К тому моменту, когда они оба оказываются у подножия лестницы, сердце Джея стучит слишком громко, чтобы он мог слышать свою тревогу.       Они ложатся в полураскрытые спальные мешки, уложенные рядом. Быстро бормочут «спокойной ночи», затем гасят ближайшую лампу и поворачиваются спиной друг к другу. Они ворочаются в тишине, пока оба не переворачиваются на другой бок. Притворяются, что спят: Джей закрывает глаза и замедляет дыхание, Коул театрально вытягивается.

***

      Джей не знает, как и когда это произошло, но к тому времени, когда солнечные лучи пробиваются сквозь его веки, он чувствует себя значительно прохладнее. Сонно моргая, он открывает затуманенный глаз и видит копну чёрных волос, закрывающих обзор. Пряди щекочут ему глаза и нос. Джей стонет и пытается отодвинуться, но только для того, чтобы осознать, что его конечности прижаты к полу.       Усталость затуманивает его разум, пока он пытается вспомнить, почему вдруг не может пошевелиться. Сердце глухо стучит в голове, и он моргает, прогоняя сонливость. Всё в его зрении движется медленно, задерживаясь перед глазами, пока мозг пытается осмыслить происходящее. Когда он, наконец, поворачивает голову вправо, его заторможенное сознание с опозданием осознаёт, что перед ним растрёпанные волосы Коула.       На мгновение Джею становится комфортно. Немного холодно и немного душно, но комфортно. Всё кажется правильным. Таким, каким и должно быть.       Пока он не осознаёт, что его правая рука прижата к полу под головой Коула, служа тому подушкой, а правая нога плотно зажата под его бёдрами. Другая нога обвивает нижнюю часть тела призрака, как змея, подтягивая его к нему ближе, чем Джей сделал бы в здравом уме. Левая рука по-прежнему свободно лежит рядом с хозяином, но внезапно немеет от ужаса, который разливается по его венам.       Бормоча себе под нос ругательства, Джей высвобождает ноги из-под Коула и шевелит рукой до тех пор, пока голова призрака не оказывается на настоящей подушке. Джей откидывает полог своего спального мешка — которым ему удалось лишь частично укрыться за ночь — и отпрыгивает от Коула. Он приземляется неудачно и хватается за ближайший стол, чтобы удержать равновесие. Ноги тяжело ударяются о булыжник, отчего Джея охватывает паника.       Тело Коула на мгновение замирает, приковывая Джея к месту, пока его конечности протестуют против внезапного отсутствия прикосновений призрака. Он не сводит глаз с банки, лежащей перед его рукой и дразнящей его пальцы, зная, что малейшее касание опрокинет её на пол. Джей не смеет пошевелиться. Короткий шорох простыней пронзает его ужасом, но вскоре стихает — Коул лишь глубже проваливается в сон.       Джей ещё несколько мгновений разглядывает булыжник под ногами, а затем возвращает взгляд к спальным мешкам. Когда Коул не оказывается сразу в поле зрения, он осторожно убирает руку со стола и опускает её к боку, оглядываясь назад.       Светоотражающие простыни скрывают светящееся тело под одеялом. Следующие несколько мгновений, пока Джей успокаивает дыхание, из-под ткани не доносится ни звука.       Я был там. Я был рядом с ним.       Тепло, которое разливалось по его груди, когда он обнимал Коула руками и ногами, вспыхивает в его памяти.       «Рядом с ним» — это ещё мягко сказано.       Убедившись, что Коул продолжает спать, Джей осторожно пятится назад. Шаг за шагом, пока не начинает подниматься по старой деревянной лестнице маяка. Скрип ступеней эхом отдаётся в его опустошённом сознании. Всё кажется таким далёким от его пальцев.       Джей пытается подняться ещё на одну ступеньку, но падает в пустоту и неуклюже восстанавливает равновесие на верхнем этаже башни. Раскинув руки, чтобы не упасть, он несколько раз моргает и осматривает комнату. Очнувшись от транса, он замечает, что звуки и детали вокруг него ощущаются острее.       В голове крутится ощущение талии Коула.       — Клянусь Первым грёбаным Мастером Кружитцу… — стонет Джей, прижимая тыльную сторону ладони к здоровому глазу. Он растягивает последний слог, откидываясь спиной к ближайшей стене и сползая вниз.       Его зрение расплывается, когда он убирает руки. Он закрывает глаз, дожидаясь, пока боль утихнет. Во тьме ему вновь мерещатся волосы и глаза Коула, когда он наклоняет голову на спальном мешке и улыбается Джею.       — Принять это должно было быть самым сложным, — с досадой бормочет он, открывая глаз и щурясь от яркого света, льющегося через окна. — Почему я всё ещё совершаю такие глупости…       Он это выяснит.       Джей хочет найти оправдание. Отчаянно хочет найти платоническое объяснение тому, что прижимался к своему лучшему другу посреди ночи. Спать с командой в одной кровати — это само собой разумеющееся, когда ты путешествуешь по Ниндзяго, спасая его жителей от всевозможных опасностей. В особенно холодные ночи ему случалось просыпаться, положив голову на плечо Зейна или прислонившись к груди Кая, но все остальные части тела они всегда прижимали к своим сторонам кровати. Он спал рядом с Коулом бесчисленное количество ночей, но никогда ещё не просыпался так близко к его лицу.       Я не могу допустить, чтобы это повторилось.       Коул может быть не самым сообразительным, но он достаточно умён, чтобы собрать несколько фактов, если Джей продолжит прижиматься к нему во сне.       Джей больше не будет прижиматься к нему.       Джей не станет отталкивать его.       — Я не могу его потерять, — вздыхает он, уткнувшись лбом в колени.       Парень поднимает голову и видит, как шестерёнки и винтики отражают солнечный свет, льющийся через окна маяка. Они сияют, привлекая его внимание, пока солнечный луч не смещается, ослепляя Джея своей яркостью. Прикрыв рукой глаз, он щурится, разглядывая всё ещё сохраняющийся беспорядок в комнате, несмотря на все его старания прибраться вчера.       Когда он поднимается с пола, внутренний голос напоминает ему о необходимости сохранять уверенность. Не убегать. Смотреть своим проблемам в лицо и двигаться дальше. Джей убеждает себя, что ему просто нужно время, чтобы всё обдумать.       — Я просто останусь здесь, чтобы прибраться, — бормочет он, поднимая шестерёнку и кладя её в растущую кучу. — Когда закончу, спущусь вниз и снова увижу Коула.       Если уборка затянется на весь день, значит, я просто не увижу Коула до конца дня. Вот и всё.       Даже когда Коул приходит через час, чтобы проведать Джея, он говорит себе, что не избегает призрака.       — Значит, ты уже поел? — спрашивает Коул, облокотившись локтями о перила лестницы и смотря на Джея с нескольких ступенек ниже.       — Ага, — врёт Джей.       — И принял лекарства?       — Ага.       — И тебе не нужна помощь?       Джей пытается перетащить большой стол через всю комнату, но только растягивает запястье. Потирая ноющую мышцу, он бросает взгляд на Коула.       — Ага.       Коул неохотно спускается по старой скрипучей лестнице вниз и больше не возвращается. Джей не знает, хорошо это или плохо.       Он решает просто не думать об этом.       Вместо этого он поднимает ближайший металлический лист и кладёт его на пустое место на полу. Края металла впиваются ему в пальцы, когда он сжимает его крепче. Лист дрожит и гремит, заглушая крики чаек своим шумом. Он оглядывается назад и слепнет от его блеска. Когда он разжимает пальцы, металл с грохотом падает на пол, и Джей погружается в тишину. Его разум заполняет тишина.       Коул, наверное, сделал бы это быстрее.       Образы Коула, прижимающегося к нему в тесном проходе, наклоняющегося, чтобы что-то сказать, и касающегося его руки, чтобы привлечь внимание, заполоняют мысли Джея, пока он не хватает ближайшую трубу.       Холодный металл обжигает пальцы, возвращая его в реальность.       Джей не перестаёт убираться. Он не тратит больше нескольких мгновений на то, чтобы собрать мусор и доски, лавируя между растущими кучами и уменьшающимся беспорядком. Постепенно его движения становятся механическими.       Крупные металлы — в дальний левый угол, металлы поменьше — в угол справа, полезные материалы — в ближайший правый угол, общий мусор — в ближайший левый.       Закономерность и организованность заставляют Джея убирать комнату без остановки. Они наводят его на воспоминания о прошедшей ночи, о прикосновениях, которые они разделяли до этого, о глазах и волосах Коула. Они наводят его на мысли о растущих мозолях на руках, нарастающем чувстве голода в животе, пересыхающем горле и усиливающейся боли в боку.       Это действует как терапия. Джею не нужно думать о чувствах. Он просто двигается, двигается, двигается.       Пока больше не может.       Широкий шаг через неправильно положенную доску отдаётся болью в его боку, усиливая и без того ноющую боль. Из горла вырывается крик, он хватается за бок, теряет равновесие и падает на пол. Перед глазами всё плывёт.       Впервые за несколько часов Джей смотрит в окно. Небо окрашено во все яркие цвета радуги. Голубизна заливает горизонт, переливаясь жёлтыми и розовыми оттенками, что танцуют среди облаков. Этот вид успокаивает бьющееся в панике сердце Джея настолько, что он наконец может задуматься о прошедшем дне.       Его руки пугающе красные. Их чувствительная поверхность усеяна крошечными порезами и синяками, из-за которых пальцы ноют при каждом движении. В животе урчит, и сколько бы Джей ни облизывал губы, они остаются сухими и потрескавшимися от обезвоживания. Но больше всего у него болит бок. Он не может смотреть в сторону больше пяти секунд, так как рёбра вновь вспыхивают болью, заставляя его корчиться на полу.       С каждой новой волной боли зрение темнеет и расплывается, а пол под ним шатается с неустойчивостью Коула в море. Каждый вдох даётся всё труднее и труднее, пока Джей не начинает сомневаться, дышит ли он вообще. Даже моргать — это тяжёлая задача.       Всё оказалось тяжёлой задачей.       Попытки восстановить дружбу с Коулом, осознание того, что он влюблён в своего лучшего друга и попытки скрыть эту влюблённость от него же. Каждый раз, когда Джей думает, что справился с одной проблемой, возникает другая.       Он без сопротивления позволяет своим глазам закрыться, пока заходящее солнце обжигает его на верхнем этаже. Может быть, Коул не слишком разозлится на него за то, что он свернулся калачиком на полу.