Ветер и Щит

      Окделл шагнул в полумрак. Он знал, что это комендантское крыло. Но… В комнате не было окон. По обстановке это было нечто среднее между холлом и приёмной. Обшарпанной, казённой, но всё же достойной аристократа… Какого-нибудь замшелого аристократишки, если точнее.       Из передней вели три двери, и все они были закрыты. Если бы не знал бывшего сюзерена, Ричард поверил бы, что здесь никого и не было. Но тончайший, еле уловимый запах выдавал Ворона. Он был здесь недавно. И если присмотреться, ворс на ковре был достаточно смят — по нему недавно ходили.       Постояв с полминуты, Ричард окликнул узника — не желает ли тот выйти и приветствовать гостя.       Тишина.       — Неужели мы будем играть в прятки? — спросил Окделл, не замечая, что и манера, и тембр его юношеского голоса подстроились под бывшего сюзерена. — Не слишком ли давно вы потеряли невинность, чтобы герцог гонялся за вами по комнатам?       На этот раз Ворон выдал своё присутствие. Он закашлялся, видимо, скрывая смех. Это было не очень похоже на него, но главное — Ричард понял, куда идти. Он спокойно вошёл в среднюю дверь, в некое подобие спальни. Кровать с багровым пологом и уродливыми столбиками. Большой, круглый, колченогий, хотя и старинный, стол. Несуразный из-за размера в небольшой комнате. Красивые, изящные стулья алатской работы с старинными гербами, среди которых не было ни ворона, ни вепря, ни спрутта, ни коней. Интересный ход, и Ричард его оценил. Его король не по годам умен и дальновиден.       Ворон сидел на кровати и перекатывал между пальцами хрустальный, алатской работы бокал с прозрачной жидкостью. Водой. Простой водой.       — Что такое? Неужели вам не подали крепкого кэнналийского пойла, монсерьор? — спросил герцог Окделл и изобразил вежливый поклон, не скрывая издёвки.       — Рад слышать, что вас научили иронии, — отозвался бывший маршал. — Помнится, это искусство тяжело давалось вам в годы службы.       Ричард вспыхнул, но сжал кулаки и сдержался. Ну, нет, он не позволит общипанной птице вывести его из себя. У него есть долг, и он исполнит его.       — Ну, полно. Сейчас вы не сюзерен, а я не оруженосец. И я пришёл к вам с миром.       — Точнее, с тем, что вы так называете. Слышите?       — Что?       — Ничего. Должно быть, показалось. Сейчас ведь утро, а не закат. — Разжалованный герцог махнул рукой в сторону бойницы, закрытой ставнями снаружи.       Ричард скривился, но сделал вид, что разминается. Прошёл небольшой круг по комнате, замечая мелкие детали. Вода в двух больших хрустальных кувшинах. Сухой кувшин с ободком от вина на дне. Крышки нет. Холодное мясо, серое — не первой свежести, но хорошо проверенное, чтобы узник не отравился и не скончался раньше, чем дойдёт до плахи. В самом деле, не слишком эпично казнить дрищущего ворона. Ричард усмехнулся своим мыслям.       — Прошу, располагайтесь. Чувствуйте себя как дома, — подал голос Алва.       Ричард благосклонно кивнул, как будто не заметил злого подтекста, и сел за стол, лицом к пленнику. Алва выглядел неважно. Дикон слышал, что пару дней назад он был ещё хуже. Осунувшееся лицо, ввалившиеся глаза, грязные волосы, зализанные за уши, раздражение на коже там, где волосы тёрлись о кожу во время сна. И следы на шее и запястьях. Пунцовые полосы там, где раньше были ошейник и наручники. Он действительно был скован как раб! Почему-то Ричарда это поразило.       — Вы не составите мне компанию?       — Не могу себе позволить. Боюсь, ваш нос заставит вас вскочить и долго бежать по коридорам, прежде чем забудет аромат тюрьмы.       — Не стоит беспокоиться, — процедил сквозь зубы Дикон, — на войне мне доводилось чувствовать запах и похуже. Настаиваю и прошу вас сесть за стол.       Ворон вальяжно поднялся, но Ричард заметил, что это камуфляж. Непобедимый маршал пошатнулся. Слегка… Можно списать на долгое положение сидя. Но подобные «дамские» слабости не водились за Алвой. Ричард загнал мелькнувшее сочувствие подальше и заставил себя думать о допросе. Сейчас, когда Ворон занят тем, чтобы сохранить лицо, он будет жалить больнее, но, возможно, допустит оплошность и выдаст свои истинные мысли.       Узник прошёл вдоль стола и сел через один стул, по диагонали справа от Дикона. Положение не конфронтации, но и не сотрудничества. Разжалованный герцог показывал самоуверенность.       — Не буду лгать. Я пришёл сюда не для того, чтобы убедиться в вашем добром здравии, — глухо проговорил Дикон. — Мне плевать, как вас содержат. Но у меня есть к вам пара вопросов.       — Слушаю вас, юноша, — изобразил мягкость бывший маршал, и это взбесило Окделла сильнее намеков на службу оруженосцем. С усилием Ричард подавил злость и перешёл к сути:       — Где вы были, когда услышали объявление о казни Фердинанда?       — Это допрос?       — Если вам угодно. Но я бы предпочёл, чтобы это была просто беседа.       — В таком случае, я волен не отвечать?       — Нет. Лучше вам отвечать.       — Не уверен, что могу быть вам полезен. Меня одолевает страшная рассеянность последние несколько недель.       — Хватит! Вы всё прекрасно помните! Пара дней в жаре вам точно не могли повредить!       — Так вы осведомлены? Не знал. Благодарю за высокое мнение насчёт моего здоровья. Дело, конечно, не в жаре. Жара кэнналийцу вреда не причинит.       — Так что же?       — Дурное воспитание вынужденных собеседников.

***

      Дикон не помнил, как вскочил. Сказал что-то или сразу ударил? Кэнналиец увернулся, но плохо, второй рукой Ричард сшиб его со стула. Нет. Ударил кинжалом. Вскользь, с расчётом. Но Окделл этого не помнил!       Он нанёс узнику множество жестоких ударов. Любой другой отдал бы тварям душу, но кэнналиец защищался, выворачивался, уклонялся. Его тело слишком ослабло, но координация оставалась отличной. Да и силы ещё оставались. Он одарил Окделла парой солидных синяков, попытался ударить по зажившей ране — с умом, дальновидно. И это было зря.       Ричард вывернул бывшему сюзерену локти и прижал к полу коленом. Захрустело, но это была рвущаяся ткань. Как удачно, что на кэнналийце не было ремня или перевязи — только кушак, который прыснул в стороны под лезвием кинжала, как всплески крови из перерезанной артерии.       — Добегалась, шлюшка…       Ричард дёрнул сюзерена за волосы и ударил лицом об пол. Ковра под ними не было. Он уже не мог остановиться. Он сотрёт эту ухмылку с вороньей морды!       На каменных плитах оставались следы крови.       Окделл снова дёрнул за волосы, а второй рукой потянул вверх кушак. Бывший маршал попытался ногой ударить под колено или по голени, но добился только одного — они оба свалились на кровать, и Ричард вжал голову Алвы в жёсткое одеяло. Слишком жёсткое для безмятежного сна, но достаточно мягкое, чтобы залепить нос, рот и глаза.       — Хотели молчать, монсерьор? Сейчас самое время молчать, — прошипел герцог на ухо пленнику. Рывком сорвал штаны и ударил плашмя кинжалом. Потом оставил несколько царапин на спине. Пока не понял, что этого недостаточно. Нет, он должен оставить семя в этом надменном теле. В этом ничтожестве, возомнившем себя богомравным.       Дикон высвободил пенис, помог ему стать твёрдым. И вошёл в Алву, не рассчитывая ни силу, ни время. Слишком узкий проход, и уздечка больно заныла. Как будто лишаешь невинности не в меру стыдливую свинопаску. Запах был соответствующий.       Ричард провёл по коже своей жертвы рядом с анальным отверстием — кровь стала неплохой смазкой, и дело пошло лучше. Для Окделла, конечно. Алва хрипел, пытаясь вдохнуть хотя бы толику воздуха. Запястья, перетянутые кушаком, потемнели. Под конец хрипы перешли в рычание и стон сквозь стиснутые зубы. Ричард уже не так тесно прижимал пленника, и тот мог вбирать в лёгкие воздух, выталкивая его сквозь скрипящие зубы.       Дикон ускорился и закрыл глаза. Это было безумие. Но это было торжество. Торжество его силы и власти, торжество его плоти. Он исторгся в Алву, отшвырнув кушак.       И теперь он стоял, в ужасе вспоминая, как ликовал. Алва не шевелился. Возможно, потерял сознание. Скорее всего, притворялся. Но какая разница? Кто бы ни зашёл, он сразу поймёт, кто изувечил бывшего маршала! Если узнает кардинал, всё пропало!       Ричард поспешно поправил на себе одежду. Пальцы дрожали, в глазах всё плыло. Но потом. Потом всё стало предельно ясно. Он быстро закрутил узника в одеяло и перевернул. Получилось, будто Ворон спит, накрывшись с головой. Стянул с него тюремные туфли — вряд ли разжалованный, но всё-таки аристократ завалился бы в постель в обуви.       Ещё раз проверил, в порядке ли одежда. Накинул камзол, который успел снять и швырнуть в дальний угол. Скорее всего, во время драки. Удачно. Камзол закрыл рубашку, испачканную чужой кровью. Пятен было и на бриджах, но на тёмной ткани их не было видно.       Дикон постучал в дверь.       — Ваш пленник жалуется на плохое общество, — сказал он охраннику. — Избавьте его от этого. Еду подавать через щель. Я зайду к нему завтра. До этого никого не впускать. И не выпускать, естественно.       — Слушаюсь!       — Я повторю это распоряжение коменданту. Не утруждайтесь.       Герцог Окделл поправил перевязь и постучал в дверь, ведущую в коридор.