Забираясь по колючим веткам

      Утро, несмотря на ощутимое резкое похолодание, было до жути прекрасным — только-только вставшее солнце не слепило по глазам, а пряталось за рваными облаками, от покрытой росой травы пахло свежестью, громко чирикали птицы и, хотя время уже достаточно позднее, в замке Академии было очень, очень тихо. Если кто и болтал, то делал это полушёпотом, чтобы не спугнуть праздно-торжественную атмосферу, но в основном молча шли к аудиториям или занимались своими делами, никому и себе самим не мешая.       Лиззи, поджимая плечи, переступала с ноги на ногу, но цокот её туфель на шпильках по каменному крыльцу прекрасному утру нисколько не мешал. С самого подъёма замёрзшая и так и не согревшаяся, она влезла в самую тёплую свою кожаную куртку, чёрную и всю в клёпках. Принцессе, казалось бы, такие вещи носить не полагается, но на будущей Даме Червей и в её красно-чёрной гамме смотрелось удивительно хорошо. Лиззи на пробу выдохнула ртом, но, конечно же, облачка пара не вышло — было холодно, но не настолько, чтобы дыхание замерзало. Вновь дёрнув плечами, Лиззи затянулась от тлеющей в её руке тонкой сигареты.       — Надо было в брюках идти, — Эме, застёгнутый в своё осеннее пальто на все пуговицы, озвучил её мысли. Лиззи криво улыбнулась, потирая друг об друга коленки в колготках с узором мелкой сеточки; она и правда уже успела пожалеть, что надела именно платье, а не брюки или джинсы — было бы теплее.       Чуть в стороне зацокали чужие каблуки, и на удивительно пустынном крыльце Академии появилась слегка взъерошенная Брайер.       — Нежный привет, сладкие. Сигаретку стрельнете?       Лиззи надула губы и пожала плечами — сама одалживала. Эме перекинул свою сигарету из руки в руку и вынул из кармана пачку, ещё вчера пошедшую на расстрел всем нуждающимся. Зажигалка лежала внутри, просить ещё и огоньку Брайер не пришлось. Она тоже была в кожаной куртке, но выглядела та чуть попроще и поофициальнее, чем куртка Лиззи, и больше походила на пиджак. Затянувшись, Брайер переступила на месте и довольно вздрогнула.       — Чего молчите? Как делишечки? Что у вас первой парой?       — Бэдвульф, — Лиззи ответила только на последний вопрос, растягивая гласные и слегка закатывая глаза. Не то чтобы профессор Бэдвульф ей не нравился, просто пара Джека Би Нимбла сегодняшнему дню подходила бы больше — какая-нибудь мертвецки скучная лекция на все полтора часа, чтобы можно было потупить в окошечко, пока неторопливо пишешь конспект цветными ручками и смотришь, как зевают твои дурачки. С профессором Бэдвульфом на паре не потупишь — мужчина он харизматичный, преподаёт прекрасно и интересно, да и запросто может какую-нибудь подлянку устроить, после которой не до сна будет ещё долго.       Брайер не унималась.       — А поконкретнее?       — Злодейство, — Эме сощурился, глядя на неё, но ничего более не сказал, затягиваясь. Курить вдвоём с озябшей Лиззи ему нравилось больше — сам-то он не зяб, ему нормально было, даже прорези на коленках в джинсах не мешали, но стоять с сигаретой в руках, смотреть вдаль, куда-то за Бук Энд, откуда поднималось остывшее солнце, и наслаждаться свободным временем перед занятиями в царственной тишине было поприятнее, чем светски трещать с Её Вашеством. И дело тут не столько в Вашестве, сколько в трескотне.       Но из-за рядка стройных невысоких кустиков к ним вышла ещё и Рамона, потому о спокойном докурить можно было не вспоминать. Поднявшись по ступенькам, волчица подошла чмокнуться к Лиззи, но что-то в ней было определённо не так. И нет, не потому, что верхней одежды на ней не было. Потому, что она, видная и стройная любительница каблуков, была непривычно маленького роста — и, поняв это, Эме опускает взгляд на её обувь.       — Ты чего в кроссовках? — он подставляет щёку, когда Рамона подходит чмокнуть, и меленько целует в ответ.       — Так ведь в клоаку же.       — В смысле в клоаку?! — Лиззи едва не подскакивает на месте, глаза её распахиваются от удивления, а напомаженные губы начинают дрожать. — В смысле, блять, в клоаку?! Я что, по-вашему, должна на шпильках тащиться в эту жопу мира?! Ну пипец!       — Так папа же вчера написал, что пара в клоаке будет, — прикуривать Рамона отчего-то не стала, просто встала в кружок к остальным. Игнорируя то, как они на неё косятся — привыкли, что она выше, а сейчас вот вспоминают, какого она на самом деле роста. Не то чтобы, к слову, маленького — когда она на каблуках, некоторым парням на неё приходится смотреть снизу вверх, в том числе и Эме. А сейчас она вдруг стала ниже, и это казалось по-дурацки забавным.       — Вот же ж!.. — насупленная Лиззи спустилась к мусорке, чтобы потушить и выбросить окурок. — И как я теперь туда пойду?!       — Можешь разуться и идти босиком.       — По каменным ступенькам?! Чтобы проморозить ноги и свалиться на больничный?!       — Тогда свисти принцу, пусть спускает на руках, — Рамона, перекинув густые волосы на плечо, намекающе глянула на Эме.       — Не смотри на меня, — если Лиззи злилась, то он хмуро смирялся с реальностью, встав на одну ногу и показав девочкам сапоги — тоже, вообще-то, с каблуком, пусть и средней высоты. Рамона выбор обуви оценила, а вот притихшая Брайер удивлённо поморгала.       — Значит, надо уже сейчас спускаться, — дуя губы, Лиззи вновь поёжилась. Спускаться сейчас она не хотела, потому что на улице было слишком хорошо, да и тем более, Брайер ещё не докурила, а бросать подругу одну как-то не комильфо. — Иначе опоздаем.       — Да и опоздаем, чёрт с ним, — докуривший Эме обходит девочек на пути ко всё той же мусорке, поправляя висящий на одном плече кожаный рюкзак. — На злодейство мы идём или на этикет и манеры?       — На злодейство…       Заметив у себя на руке какое-то пятнышко, Брайер выпала из вялотекущего диалога вовсе — на костяшке её ладони сидела маленькая мошка, но выгонять или убивать её не хотелось. Мошка казалась самой невзрачной и простецкой, но и она заслуживала права жить свою насекомую жизнь дальше. Потому-то и была оставлена на руке до тех пор, пока сама не улетит.       Прохладную тишину утра пронзает насквозь громкое поражённое ахание, от которого Брайер вздрагивает.       — Госпожа Бьюти! — на пороге Академии оказывается во всей своей красе Её Величество Белая Королева, картинно прикрывающая рот ладонью. — Вы что, курите?!       Она блюла дисциплину принцесс достаточно строго, запрещая пить, курить, сквернословить, есть сладкое, нарушать комендантский час и кучу всего ещё, что было неотъемлемыми составляющими цветущей юности. Её нравоучений Брайер, разумеется, не боялась, просто… она даже не заметила, как разбежались все остальные. Наверное, они-то Белую Королеву увидели заранее, потому и дали дёру с места преступления. И правильно сделали.       Окурок в ладони Брайер дотлел до фильтра, и ей не оставалось совершенно ничегошеньки, кроме как спуститься к мусорке.       — Нет, Ваше Величество, я не курю. Как видите, я уже докурила.       Не давая преподавательнице возможности растечься в воспитательной лекции, Брайер быстро поднялась по ступеням, проскользила мимо неё и, пожелав хорошего дня, ушла к нужной аудитории.

***

      Клоакой — потому что сыро и темно — издевательски называли котельную Академии, помещение в подвале, в котором находились паровые котлы, обеспечивающие бесперебойное отопление всего замка, а также парочка мелких кабинетиков, упрятанных в катакомбы потому, что на занятиях в них творили всякие непотребства — колдовали, варили зелья, репетировали захват мирового господства и всё такое прочее.       В этой-то клоаке и был второй кабинет профессора Бэдвульфа. Первый, настоящая светлая аудитория с высокими потолками, бежевой мебелью и свежим ремонтом, в котором он преподавал историю, обществознание и политику, был наверху, среди других таких же красивых аудиторий. А здесь он преподавал злодейство, группа по которому была ощутимо меньше численно, а программа подразумевала практику — варение ароматных зелий, загон жертвы в угол, стрельбу из рогатки и всякие такие приятные мелочи жизни, которые венценосные особы отчего-то не жаловали.       Спускаться в клоаку узким, одноместным проходом приходилось долго, на несколько этажей вниз. Естественного освещения, понятное дело, там не было, вместо него горели старые тусклые лампы, зато была хорошая вентиляция, благодаря которой не становилось душно, но и тепло не держалось тоже. Лестница была неправильной, неровной формы, не делилась на чёткие пролёты, а петляла поворотами между других коммуникаций Академии, складов и бассейна, каменная кладка возле которого всегда была особенно холодной и сырой.       Наступив во что-то влажное, Лиззи поморщилась, но еле прибитые к стене перила не отпустила. Туфли на шпильках совершенно не были предназначены для спусков сюда, но выбора уже не было — опоздать на три минуты, ибо докуривали, это одно, а опоздать на пятнадцать, пока она поднималась к себе и переобувалась, это совсем другое. На пару шагов впереди неё не сильно быстрее шёл Эме, тоже придерживаясь, но всё же чуть свободнее. Рамона в кроссовках ушла вперёд и ждала их ниже, рассматривая в тусклом жёлтом свете переливы лака на ногтях.       — Чёрт бы побрал эту клоаку! — ругалась Лиззи, продолжая, тем не менее, покорно спускаться на занятия. Она как-то задвигала идею того, чтобы прокопать к котельной лифт или хотя бы лестницу сделать нормальной, такой, как во всём остальном замке, но никто её идею особо не поддержал — деньги нужны были на столь масштабные преобразования, а спонсировать Академию из своего кармана никто желанием не горел.       Мысленно перебирая все известные ругательства, как-то незаметно для себя любимой Лиззи до последней ступеньки всё же дошла. Рамоне этот спуск показался лёгкой прогулочкой; Эме даже если и не до конца чувствовал всю боль Дамы Червей, но понимал определённо. Немного пройти по нагретому котлами этажу показалось променадом по райским облакам — как выяснилось, на пару они ещё не опаздывали, потому позволили себе идти помедленнее.       Кабинет профессора Бэдвульфа находился ровно в середине этажа, длинный и узкий — в ширину в нём помещалось всего два ряда парт, и то правый стоял вплотную к стене, а левый вплотную к шкафам. Чтобы залезть в нижние полки, нужно было отодвигать столы, но, хвала высшим силам, в клоаке никто не верещал, что двигать мебель нельзя, иначе испортите и мебель, и полы — столы и стулья тут были перелатанными и доживали свой век, а каменные полы ещё попробуй поцарапай. Освещали его висящие с невысокого потолка жёлтые лампочки в патронах, заботливо обёрнутые в тёмно-зелёные пластиковые абажуры.       Тяжёлая деревянная дверь была приглашающе открыта, но все трое почуяли в этом какой-то подвох. Рамона заглянула внутрь первая.       Остальные студенты в практически полном составе, даже едва живые после вчерашнего ночного выступления Мэрри Мэн, уже расположились на своих местах. Закинув ноги на стол, на первой парте справа вальяжно сидел Спэрроу, покачивая в руке на манер бокала шампанского банку энергетика. Слева, через проход от него, зевала и поправляла собранные в хвост волосы Велма. Такер позади неё спал, сложив руки на груди и оперевшись всем собой на шкаф. Позади него Джонни, распластавшись по парте, слушал болтовню соседки Фэйбелл и сидевшей сзади Джинджер. Чарли и Прю за спиной у Спэрроу делили на двоих проводные наушники и бойкую песенку, в такт которой покачивали головами и плечами. Парта за ними была пустой, а на четвёртой Рэйвен что-то крайне увлечённо рисовала в большом скетчбуке, служившем и тетрадью по злодейству.       — А где наш великий и ужасный? — Рамона зашла в кабинет, проходя к своему месту возле Такера. Эме пропустил сидящую впереди Лиззи, и они зашли тоже.       — Я ж написал в чат, что его нет ещё, — Спэрроу свесился со своего места, но ноги со стола не убрал. — Пришёл, взял какой-то ящик, загадочно улыбнулся и довольной походкой уплыл из кабинета.       — На лёгком катере к ебёной матери? — Лиззи, пользуясь тем, что профессора ещё нет, не стала дёргать Спэрроу, а села на их парту и просто перекинула через неё ноги, чтобы забраться в свой уголочек.       — Не-а, всего лишь к моей.       Рамона, первая вынувшая телефон и увидевшая уведомление из чата, хохотнула.       — «Цербер у Афродиты, Гермесы успевают покурить»? Братюнь, ты сегодня удивительно поэтичен.       — Женщина, я спал три часа, — обернуться к Рамоне у Спэрроу не получилось, ибо Лиззи обняла за плечи и потянула к себе, чтобы громко чмокнуть в щёку. — Скажи спасибо, что на опечатки проверил перед отправкой.       Велма, снова зевая, дёрнулась от того, как громко на парту упал рюкзак Эме.       — Не понял, а где моя краля? — он упёр руки в бока и пооборачивался, выискивая, вдруг кто знает ответ. Чарли пожала плечами, Спэрроу развёл руками, остальные в курсе тоже не были. А краля, вообще-то, сидела у стены, и если он сядет сейчас, то придётся вставать и пропускать её, потому что перелезать через его коленки она, прикрываясь честью юной леди, отказывается.       — Прилетит твоя птичка, просто как всегда чуть попозже, — Лиззи взбила волосы и первым делом не достала тетрадку и ручку, а начала подкрашивать губы ярко-алой помадой.       Как по заказу, та самая птичка влетает в дверной проём.       — Извините за… О, а я не опоздала!       Дачесс выглядела растрёпанной и потерянной — волосы выбились из причёски, на длинном тонком плаще сбоку был пыльный след, щёки непривычно зарумянились, выдавая то, что она умеренным темпом бежала. К своему месту она тоже именно что пробежала, лишь на миг задержавшись напротив Эме.       — О, ты меня подождал, как мило, — она легко надула губы и причмокнула ими, пролезая мимо его услужливо задвинутого стула. Эме ответил тем же воздушным чмоком и, не торопя её, сел следом.       Где-то в коридоре кто-то — а точнее, профессор Бэдвульф, — громко чихнул.       — Да ладно, все на местах! — закрывать дверь он не стал — всё равно на этаже сейчас была только одна группа, они никому не мешали. Пройдя к своему столу, венчавшему дальнюю стенку кабинета, он, уже без ящика в руках, на ходу расстегнул дублёнку и, сняв, повесил её на спинку тяжёлого деревянного стула. — Сильно, впрочем, не радуемся. Утро было свежим и лёгким, но пара есть пара, потому, когда вы отсюда выйдете, уже будет жарить грёбаный жёлтый фонарь, так что губы закатали и морально готовимся — у нас с вами сегодня практика.       По кабинету прошлась волна недовольных вздохов, аханий и бляканий, закончившаяся очередным Велминым зевком. Лиззи недовольно вздохнула.       — А можно вместо солнца меня отжарит какой-нибудь симпатичный мужчина?..       Группа дружно гоготнула. Такер, всё это время успешно спавший, несмотря на возню и болтовню, прихрапнул чуть громче нужного, проснулся от этого, дёрнулся, потерянно осмотрелся и крайне исчерпывающе спросил:       — А?       — Говорю, практика у нас сегодня, — профессор ласково повторил для него и сел, легонько скрипнув стулом. Отвлекаясь на мгновение на телефон и непроверенные входящие, он хмурится, вчитывается, а после поднимает взгляд на Спэрроу. — «Цербер у Афродиты, Гермесы успевают покурить»? Птичка моя, я, конечно, понимаю, что ты маму любишь, но это не повод меня сравнивать с цепной собакой, тем более с трёхголовой.       Рамона резко глянула в телефон снова.       — Дятел, ты в какой чат это написал?!       — А чё сразу дятел-то?! — Спэрроу встрепенулся, от Рамоны оборачиваясь к профессору. — Дядь, я ж любя!       Велма прыснула со смеху — ибо вот вам доказательство того, откуда у неё привычка иногда звать Спэрроу «дядь». Но конфликт, вроде бы, замяли, все всех без лишних прений простили, а профессор Бэдвульф потянулся за журналом, но потом, пересчитав головы, понял, что все на месте, отмечать некого.       И тут в открытую, вообще-то, дверь постучали. А на пороге была сама она — Её Величество Белая Королева.       — Господин Бэдвульф, прошу прощения за то, что прерываю занятие, — она засеменила осторожными шагами, явно уморённая непростым спуском в клоаку, — но есть один вопрос, совершенно не требующий отлагательств.       Мельком увидев её, Чарли дёрнула наушники, воткнутые в их с сестрой уши, и села максимально красиво, а Велма, сидевшая полубоком, убрала ноги из прохода. Ибо, проходя мимо парт, Белая Королева всегда смотрела на то, как студенты сидят, прибрано ли у них на столах, спрятаны ли телефоны, подобает ли внешний вид, а если что-то не так, то обязательно это поправляла. Даже если занятие вела не она. Даже если студентам давно уже разрешались и телефоны на столах, и сидеть вразвалку, и многое другое.       — Госпожа Квин, прекратите рисовать в тетради. Господин Лайттл, поднимитесь с парты. Господин Ларивьер, госпожа Свон, снимите верхнюю одежду.       А стоило взгляду Её Величества упасть на Спэрроу, она вновь картинно ахнула. Уже слышавшие этот ах утром Лиззи, Рамона и Эме почти что рефлекторно дёрнулись со своих мест, но смогли удержаться.       — Господин Гуд, немедленно уберите ноги со стола! Это вопиющее нарушение правил! Я буду вынуждена составить докладную о Вашей дисциплине! И что за банка на столе?!       Спэрроу, которому она кричала почти что на ухо, не дёргался нисколько, и вот за это он всего лишь несчастные три часа сна готов был поблагодарить. Не менее вальяжно, чем до этого сидел, он спустил сначала одну ногу, сверху на неё вторую, а потом обе задвинул под парту, как будто ничего и не было. Банку, чуть наклонившись к Лиззи, он поставил на пол. Наблюдавший за цирковым номером профессор явно был готов засмеяться, но держал себя в руках.       — Ваше Величество, у Вас ко мне неотложный вопрос был.       — Да-да, разумеется.       Элегантным жестом Белая Королева передала профессору Бэдвульфу какой-то небольшой журнал и принялась пояснять, что именно нужно в нём заполнить и как, давая студентам время попереглядываться, показать друг другу жестами всю ширину своих мыслей на этот счёт, друг с друга похихикать, а Спэрроу и вовсе, вновь склонившись к Лиззи, из банки отхлебнуть. Правда, отхлёбывать осталось уже почти нечего.       — Вы знаете, — сложив руки на груди и немного покачавшись на месте, сошла с темы Белая Королева, — сегодня такое замечательное, ну просто прекраснейшее утро, а я уже успела наткнуться на вопиющее нарушение всех мыслимых и немыслимых правил! Умницу, отличницу, вежливую и воспитанную девушку, госпожу Бьюти застала на крыльце с сигаретой! Вы можете представить себе этот кошмар?!       Рассматривая принесённый на заполнение журнал, профессор Бэдвульф деланно удивился словам Её Величества. О том, что обе сестры Бьюти курят, он знал, потому уточнять, какая именно из них отличилась, не стал, а вот на студентов в кабинете взгляд кинул.       — Како-о-ое безобразие! Интересно, кто же прекрасную леди сигареткой «угостил».       Зная, что будет не кара, а милость, Эме едва заметно поднял руку и слегка махнул. Профессор Бэдвульф также едва заметно кивнул.       — Наверное, надо сделать госпоже Бьюти форменный выговор и выдать а-та-та по жопе, чтобы больше ко всяким гадостям не тянулась.       Её Величество хотела картинно удивиться слову «жопа», но её перебила Лиззи:       — А по жопе Вы будете выдавать? А то я тоже сегодня курила! Давайте два выговора Брайер, а два по жопе мне?       На галёрке заржала Фэйбелл. Белая Королева едва не начала лопаться от переполнявшего её возмущения, но её успели подхватить под белы рученьки.       — Вот что, Ваше Величество, — профессор Бэдвульф начал мягко гладить её по косточкам на запястьях, отвлекая внимание на себя. — Я Вас понял, журнал заполню на этой паре, как раз практическая, и позже Вам занесу.       — Премного благодарна!       Белая Королева поклонилась и, плавно развернувшись, чуть быстрее прошлого засеменила на выход. Пока её каблуки стучали по каменному полу, все держались в гробовой тишине, словно она могла передумать и вернуться за чем-нибудь, но как только звук её шагов окончательно стих, все выдохнули, а Спэрроу вернул ноги обратно на стол и банку в руку. И нет, суровый взгляд профессора его не остановил.       — А дай попить, — Лиззи вытянула руку, и Спэрроу смиренно отдал банку ей, прекрасно понимая, что остатки энергетика она сейчас допьёт, что, собственно, и случилось. А банка осталась, конечно же, ему. — Слушай, а у тебя жопа не соскальзывает, когда ты ноги на стол кладёшь? А то у меня соскальзывает.       — Не-а, тяжёлая же, — убирая банку в незастёгнутый рюкзак, Спэрроу всё равно успевает поймать ладонь Лиззи, полезшую под стол. — Не надо её трогать!       — Ну чё ты жадничаешь? — откидываясь на спинку стула, профессор Бэдвульф злорадно лыбится. — Для чего тебе твоя тяжёлая жопа, если ты за неё подержаться никому не даёшь?       — Чем больше жопа, тем больше на неё приключений.       Но, прислушавшись к чужим словам, руку Лиззи он отпускает, давая ей пару раз жмакнуть за бедро.       — Значит так, господамы, — вставая из-за стола, профессор Бэдвульф потягивается, — у нас по плану зельеварение, потому сегодня кошеварить будете. Тему я не придумал, за сим слушаю ваши предложения — что насоветуете, то варить и будете.       В кабинете наперебой зазвучали голоса.       — Сонное!       — Рвотное!       — Слабительное!       — Виагра!       Все мельком глянули на предложившую это Джинджер.       — Ну… такое… чтобы… — она помолчала, цензуря тишиной слово «член», — стоял…       — А чтоб деньги водились, тебе не сварить? — Спэрроу приходится ужом извернуться на месте, чтобы ноги не съехали со стола и чтобы получилось через весь кабинет обернуться к Джинджер.       — Подожди, ты не понял, — на защиту ей приходит, что удивительно, Джонни, попутно прихлопывая Такера по плечу, чтобы не спал. — Ей для того виагра и нужна, чтобы охмурить какого-нибудь богатого импотента. И, как я полагаю, один вариант уже есть.       Джонни подмигивает Джинджер через плечо, а она закатывает глаза и корчит недовольную моську.       — Этого богатого мужчинку я уже охмурила! И ничего он не импотент! Видели бы вы, как он от моего Красного бархата балдеет…       Кто-то где-то в кабинете нервно облизнулся, потому что от Красного бархата Джинджер балдели все. Под шумок этих воспоминаний потонула непошученная кем-то шутка про то, что мужчину на импотенцию Джинджер проверяла лично.       — Рвотное варить будете, — профессор Бэдвульф распахивает единственный шкаф, который не задвинут столами, и начинает по рядам передавать из него инвентарь. — Рвотное в процессе варки не пахнет, не булькает, не шипит, если переварить — не взрывается, зато какой у него эффект! Только я вас умоляю, сами его не пробуйте! Иначе полы на всём этаже мыть заставлю.       Похихикали, но нарисовался вопрос — а как тогда его тестить?..       — Придётся его тогда кому-то другому споить?.. — предположила Фэйбелл, разведя руками, и попала в яблочко, что ей жестами и показал профессор Бэдвульф.       — Бинго! Именно этим вы сегодня и займётесь в качестве промежуточного контроля, — закончив с инвентарём, профессор ушёл к доске, взял в руки мел и начал писать рецепт рвотного абсолютно по памяти. — Сварите зелье, скормите его кому-нибудь из белых и пушистых, а потом приду я, оценю масштаб катастрофы и поставлю всем оценочки. Ферштейн?       Ферштейн, но улыбалась такой перспективе, расставляя по столу инвентарь, только Фэйбелл. Гадить кому-то из своих не хотелось, потому все судорожно стали вспоминать, кто с какими компашками не дружит и к кому у кого какие есть претензии.       — Но можно же сварить не сильное рвотное! — подала голос Рэйвен, до этого молчавшая. — А такое, чтобы как лекарство было. Вдруг кто-то отравится или переест?       — Или какая-нибудь принцесса-анорексичка сядет на очередную диету, — Эме нашёлся моментально, за что тут же получил ногтями в бок от Дачесс, как раз на диете сидевшей. — Как тогда делиться, кто варит слабое, а кто такое, чтоб мгновенно и фонтаном?       — Ну давайте я сварю посильнее, — Фэйбелл поправила заколку в волосах. — Обкатаю на Всех-Румянее-И-Белее, а то она больно довольная после вчерашнего зачёта по принцессологии ходит.       — Фэйби, не надо… — можно было бы, наверное, сказать, что Рэйвен просто не хочет ухаживать за приболевшей соседкой по комнате, но, увы, нет, Эппл она любила искренне и нежно и зла ей не желала абсолютно никакого.       — Фэйби, давай на Жюстин? — Дачесс выглянула, перевешиваясь через Эме и через парту. — А то у нас третьей парой зачёт по танцам, боюсь, эта неуёмная меня перетанцует.       — Оки-доки! А сама кого травить будешь?       Дачесс пожала плечами. С надеждой посмотрела на Эме и, театрально сложив руки, повисла у него на плече. У него, злопамятного за всех остальных, точно был список, кого надо травануть.       — Генри, — озвучил он самую первую строчку этого списка.       Муж да жена — одна сатана; насколько сильно многих девчонок бесила двуличная бесхребетная Эшлинн, настолько же парней бесил консервативный и ни с чем непримиримый Генри. На его фоне тоже старомодный, но умевший вовремя прикрыть рот и покивать с умным видом Дэринг и правда казался плюшевым зайчиком, потому что как раз таки Генри молчать и не умел. Он отстаивал свои интересы даже тогда, когда их никто не притеснял, и своё очень важное и очень ценное мнение высказывал всегда, особенно когда его никто не просил.       — Генри оставить мне! — Спэрроу вновь встрепенулся, в этот раз роняя с парты ноги и оборачиваясь назад, едва не опрокинув со стола пару склянок. — Он меня пидором назвал! Было бы это в прямой речи, я бы ему челюсть сломал, но так как в косвенной, то и гадить будем красиво и со вкусом.       Чарли закивала ему в ответ так, что зазвенели крупные серьги в ушах.       — А мы с Прю траванём Эшлинн. Пусть обнимутся прынц с прынцессой — и на брудершафт!       Гаденько посмеялись и стукнулись кулаками. Другие жертвы выбрались почти что наобум: Рэйвен от греха подальше забрала Эппл себе, чтобы напоить её, скорее, тошнотным зельем, чем рвотным, Рамона и вовсе решила, что будет варить не отраву, а смешанное с сорбентом, чтобы потом его передать в больничное крыло — «отлично» она за него не получит, но ей и не сильно-то надо, она в главные злодеи и не метит.       После того, как озвучилась и сформировалась задача на текущее занятие, следовало деление на пары, тройки или группы — в зависимости от того, что варили. Рвотное было достаточно простым по варке зельем, дольше всего занимали нарезка ингредиентов и внимательное чтение рецепта из учебника и с доски. Оглядывая разношёрстную группу, профессор Бэдвульф вздохнул и покачал головой.       — Делимся на пары по принципу мальчик-девочка. Знаю, что девчонок больше, потому кто-то лесбиянки.       Рэйвен и Джинджер переглянулись и протянули друг другу руки. «Лесбиянками» чаще всего были именно они, нашедшие друг с другом оптимальный общий язык и понимающие, какую цель преследует каждая из них, без туманных перспектив и тайн. Джинджер понимала, что высокую оценку по злодейству они не получат, потому что слишком добрые, но поддержать Рэйвен ей было важнее. Чарли и Прю друг от друга не отделялись по причине того, что сёстры, всегда идущие в комплекте, разве что в тройках к ним прилепляли кого-то ещё на выбор.       Лиззи, вытянувшись, глянула через парту назад и разве что кулаком по столу не пристукнула.       — Я беру Эме!       — В законные мужья? — пошутил профессор Бэдвульф.       Повелось, что как только дело касалось зельеварения и как только (почти всегда сразу) оказывалась занята Джинджер, следующим на очереди стоял Эме Ларивьер, умевший если не полноправно готовить, то как минимум варить сливовые варенья, компоты и делать ликёры, которыми потом весь год расплачивался за мелкие и не очень услуги. Да и на академской кухне он Джинджер не просто стерёг от проказ Крамбов, но и вполне уверенно крутился с ней над выпечкой или какими другими блюдами. Потому на зельеварении роль завидного жениха для принцесс доставалась ему, несмотря на то, что Мэрри Мэн справлялись не сильно хуже — разве что клювами щёлкали много.       — Я к Спэрроу не пойду! — Дачесс едва не закричала, по-лебединому вытягивая шею. — Мне его на первом курсе хватило!       — А кто тебя возьмёт?! — Спэрроу вытянулся тоже, потому что ему на первом курсе Дачесс тоже хватило по горло. — К кому угодно, но только не к тебе!       На всякий случай Рамона обняла Такера за руку и положила голову ему на плечо, чтобы тихого и спокойного мужика у неё никто не отобрал. В итоге место Лиззи заняла Фэйбелл, потому что варить рвотное для Генри предстояло с нехилым энтузиазмом, который был у Фэйбелл, и кучей личных счетов, которые были у Спэрроу, а чтобы освободить для Дамы Червей место возле Эме, Дачесс выпроводили к Джонни — слегка криворукому, но хорошо считавшему пропорции и граммовки.       Как только все расселись и вздохнули, а Велма зевнула в последний раз, поворачиваясь третьей к Такеру и Рамоне, профессор Бэдвульф включил посильнее вытяжку и запустил отсчёт на секундомере. Варили не только на качество, но и на скорость, потому старались обязанности делить чётко. С первой парты то и дело было слышно злорадные прихихикивания то Фэйбелл, то Спэрроу, которые во всех красках рисовали себе картины того, как же сильно схиреет Генри после их варева. Остальные смеялись то ли над ними, то ли с ними за компанию, то ли просто потому, что утро, переходящее в день, всё ещё было прекрасным, пусть и где-то снаружи, наверху, сильно за пределами клоаки.       Шурша журналом, который как снег на голову принесла Белая Королева, профессор Бэдвульф периодически поглядывал на студентов, чтобы не сильно увлекались и чтобы с граммовкой не переборщили до летального сильно. Впрочем, с граммовками справлялись и сами, в частности Спэрроу, вовремя стучавший Фэйбелл по рукам. Ругались они в перерывах от хихиканья, как женатая тридцать лет пара, но варили хорошо, любо дорого было посмотреть. Велма растеклась на чужой парте, медленно помешивая жижу в маленьком котелке, Такер отрывал листочки со стебля и корешка, пока Рамона крохотным ножичком разрезала надвое беленькие цветочечки, сок которых рвоту и вызывал. Джонни и Дачесс с совершенно одинаковыми выражениями лиц уставились носом в учебник, потом на доску, потом опять в учебник. Но Лиззи кричала громче.       — Профессор! А у нас не сходится!       — Где не сходится? — он обернулся на доску, пробегаясь взглядом по рецепту.       — На доске граммовка другая! В учебнике меньше!       — Так вы же хором решили концентрат варить! Я потому и написал побольше, чтоб вам самим не считать.       — А не откинутся? — Эме сощурился, глядя на доску.       — До летальных значений далеко, конечно, но…       Взяв мел другого цвета, профессор Бэдвульф обвёл те значения, двигать которые студенты могли без боязни серьёзно навредить, а через косую черту, немного подумав, написал к ним предельно допустимые. Проверять он будет всех, потому как скляночки с ингредиентами заранее вручную завешивал и знал, сколько грамм должна весить каждая после сдачи ему готового зелья — страховка от слишком буйных, чтобы по-настоящему никого не угробили. Покивав ему, Лиззи и Эме вернулись к работе, пока Дачесс недовольно фырчала — балл за внимательность увели прямо у неё из-под носа.       Работа кипела, кипело и варево в котлах, сам профессор потихоньку разбирался с бесполезным, если смотреть правде в глаза, журналом. В кабинете умеренно запахло лимонами, экстракт цедры которых тоже шёл в состав зелья; кто-то принюхивался довольно, а кто-то успел расчихаться и полезть за антигистаминными. Шум вентиляции сливался в общий мерный гул с приглушёнными голосами, и этот гул по-своему успокаивал. В этом гуле кипела жизнь, росло новое будущее, такое же прекрасное и чудесное, как утро, которым пришлось пожертвовать ради пары злодейства. И пока стояли гул и запах варева, не настолько уж клоака в действительности и была… клоакой.       На преподавательский стол громко поставили первый котелок.       — Мы всё. Разрешите идти обкатывать.       Естественно, Спэрроу с места не поднялся, сдаваться Фэйбелл пришла одна. По тому, как блестели её глаза, профессор Бэдвульф понимал, что бедному Генри достанется по полной программе, но не в его планах останавливать дорвавшихся до справедливости Фемид.       … и всё-таки шутка про Цербера явно была лишней…       Профессор Бэдвульф неспешно перевзвесил все ингредиенты, проверил консистенцию зелья, его цвет и запах. Всё совпадало и входило в допустимую норму, разве что получился ядрёный концентрат, класть который предполагалось щедрой рукой прямо внутрь.       — Дозировку какую при такой насыщенности?       — Ну… по идее, как у никотина — капля убивает лошадь, — Фэйбелл помялась, заламывая руки. — Но мы попробуем понежнее… правда… у меня нет платья для похорон!       Парни дружно гоготнули, девочки деланно ужаснулись, Лиззи же просто ждала их с Эме очереди, чтобы пойти уже обкатывать своё творение на ком-то из бедных студентов. Фэйбелл разрешили добавить не более трёх маленьких капель, поставили карандашом заслуженное «отлично» и отпустили с миром, дабы они со Спэрроу обсуждали план того, как именно Генри зельем угостить.       — А ведь и правда — как мы незаметно такому количеству народа что-то впарим? — Дачесс тяжело вздохнула. — Не поверю, что все они ходят с открытыми бутылками, так ведь надо ещё и ухитриться попасть и не спалиться. Зелье цветное, в воде его видно будет.       — А если в еде? — Джинджер сдаваться пока не спешила, они с Рэйвен только-только выключили горелку под котелком и судорожно дописывали в тетрадях рецепт, пока помнили, сколько чего клали. — У меня случайно получилось замешать лишнего теста, так что утром я напекла ещё одну партию булочек…       — Если Крамбы не сожрали, то эти булочки могут спасти наши задницы, — Эме оборачивается к Джинджер. — Ты же в нужное место их поставила, да?       — Да-а-а… Туда, куда мы в прошлый раз ставили, и сверху полотенечком накрыла. Там они не достанут.       На том и порешили. Джинджер взяла с собой Эме и Рэйвен, чтобы сбегать из клоаки до кухни и обратно, остальные пока что сдавались. У Рамоны, Велмы и Такера получилось прекрасное лекарство, но злодейством от него не пахло нисколько. Сводные сёстры справились неплохо тоже, но предстояло ещё не переборщить с дозировкой на маленькую Эшлинн и подсунуть ей результат своих трудов. У Лиззи, принёсшей за них с Эме котелок, всё было чётко, концентрат они варить не стали, остановившись на средних и вполне себе приятных значениях — чтобы эффект склонять в большую или меньшую сторону как раз дозировкой. Дачесс и Джонни сварили строго по учебнику, не изворачиваясь и не изобретая велосипедов там, где уже есть электросамокаты.       — Ну и где? — посмотрев спустя время на наручные часы, профессор Бэдвульф откинулся на спинку своего стула. — Уже двадцать минут за булочками ходят — вот не поверю, что в клоаку так тяжко топать.       — Тяжко! — гаркнули разом Лиззи, Дачесс и Рамона. Им-то да, на каблуках по долгой лестнице не побегаешь, даже если Рамона предусмотрительно переобувалась в кроссовки перед такими парами. Делать, впрочем, было нечего, оставалось только ждать.       «Гермесы», посланные, видимо, из Ада на Олимп и обратно пешком, пришли сильно позже, чем ожидалось, но зато принесли два подноса булочек, а Джинджер ещё и какую-то миску.       — Просим прощения! — она придержала дверь, чтобы подносы занесли и расположили на последних партах. — Я ещё замешала лимонный крем, чтобы прикрыть им зелье.       Балл за сообразительность рисковал уйти Джинджер и Рэйвен, работавшим в паре, но времени оставалось не сильно много, потому, пооставляв все вещи и бардак на столах, предвкушающие афёру века студенты столпились на галёрке и начали занимать булочки для своих жертв.       — Не больше трёх капель! — напомнила Рэйвен на ухо Фэйбелл, пока она пипеткой аккуратно капала на булочку для Генри. Каким-то чудом, не иначе, но у Фэйбелл не дрогнули руки, и она накапала ровно три аккуратных капли.       С остальными вышло и того проще, а лишние булочки… впрочем, а кто сказал, что они лишние? Они ранний завтрак, которого хватило на всех и даже на профессора Бэдвульфа. Оставалось теперь незаметно вынести булочки из клоаки и сделать вид, что их принесли именно с кухни, чтобы ни у кого не возникло вопросов о том, что это там команда злодеев пекла в котельной.

***

      План работал, как швейцарские часы. В основном этому радовались, но Дачесс тряслась и переживала, как бы не попасться кому-то и как бы не спалиться, что булочки-то с сюрпризом. Первой угощали Эппл, потому что на ней сильного эффекта и не ждали, с ней было проще всего. Затем дождались Рамону и Такера, сбегавших до медблока, и подняли с лавочки Велму, устало обнимавшуюся с автоматом с шоколадками. Затем Лиззи, выпихав подальше от себя Эме, не способного изобразить на лице хоть сколько-то терпимое радушие, с театральной улыбочкой влюблённой леди вручила отравленную сладость Дэрингу. Прю и Чарли пришлось забалтывать Эшлинн так, чтобы она не просто взяла булочку, но и надкусила её именно что при них, ведь на жесты доброй воли подозрительностью и «я на ужин съем» не отвечают — у них получилось, но выглядели они со стороны, как две вдохновлённые дурочки, перепившие чая с защитницей морали и порядка Белой Королевой. С Жюстин всё оказалось многим проще — она и правда была голодной, а ещё сильно волновалась перед зачётом, потому… Дачесс вслух никогда не признается, но травить эту соперницу ей было неуютно и даже совестно.       На десерт оставался Генри, подступиться к которому было сложнее, чем ко всем остальным. Ни Фэйбелл, ни Спэрроу не горели желанием бросаться на амбразуру, и было бы прекрасно, если бы какая-нибудь, к примеру, Дачесс Свон или Лиззи Хартс вежливо протянула им свою грациозную ручку помощи, но ни лебёдушка, ни королева сердца этого не делали из принципа — сами заварили, сами и расхлёбывайте. Невольно и того не зная, но ситуацию спас Декстер, которому понадобилось что-то обсудить с Генри прямо посреди коридора. Спэрроу решил момента не терять и, зацепив две запасные, «чистые» булочки, рванулся героически злодействовать. Фэйбелл, оставшись в тылу, потирала руки от нетерпения и скрещивала пальцы на удачу.       Издалека совершенно не было слышно, о чём Спэрроу, жуя «чистую» булочку, с двумя принцами болтает, но возможности демонстративно пофлиртовать с Декстером он явно не упустил — Генри, не терпевший совершенно никакого мужеложства, сначала поморщился и хотел отказаться от вежливо предложенных вкусностей, но при помощи Декстера, вовремя подыгравшего как надо, Спэрроу всё же смог всучить ему приправленную зельем булочку. Всучил — и, сделав вид, что ужаснейше опаздывает, сбежал с места преступления. Встретившись через два поворота по коридору, Фэйбелл прыгнула к нему на шею и дала немного себя покружить в крепких объятиях.       — Осталось дождаться эффекта. Куда они пошли?       — В восточное крыло. У Генри там пара, а у Декстера где-то там же какая-то розетка сдохла, чинить полезет.       — Значит, в восточное крыло.       Перебегая и виляя по коридорам, разбитые на микро-группки злодеи заняли все категорически выгодные позиции для наблюдения. Профессор Бэдвульф, делая вид, что его тут нет, стоял на улице около раскрытого коридорного окна и курил, пока Белая Королева на горизонте не маячила. Лиззи и Эме делали вид, что наслаждаются перекуром с преподавателем, а сами следили во все глаза. Спэрроу, Такер и Джонни воровато выглядывали с пустынной лестницы. Дачесс, Велма и почему-то именно с ними Фэйбелл делали вид, что повторяют в просторном коридоре танцевальные движения. Рэйвен и Джинджер просто сидели на подоконничке и мило беседовали о своём, о девичьем, а куда делась Рамона, никто не знал, но она писала в чат злодеев, что всех прекрасно видит, а то, что никто не видит её — так это же хорошо.       Генри и Декстер, выйдя из соседнего коридора, разошлись — Декстер, набрав шагу, устремился куда-то вглубь крыла, поглядывая на нумерацию дверей, а Генри, неспешно прогуливаясь по этажу, доедал булочку, стараясь не запачкать пальцы в лимонном креме. Делать вид, что никто на него не смотрит, сложно, но приходится — Фэйбелл кружится в танцевальном па, Спэрроу выглядывает из-за широких спин, Лиззи пытается вытянуться на каблуках, чтобы увидеть из-за высокого подоконника хоть что-то, и только всё ещё пишущая в чат Рамона, судя по куче довольных смайликов, имеет место в первом ряду.       Как только последний кусочек булочки оказывается проглочен, Генри отряхивает руки, всё ещё медленно жуя, хмурится, прислушиваясь не то к округе, не то к самому себе, кладёт ладонь на верх живота… А потом, неестественно дёрнувшись, осматривается в поисках туалета. На его счастье, туалет оказывается буквально через десяток шагов от него, но этот десяток он преодолевает в три размашистых прыжка, прикрывая рот перед дверью. Выйдя вороватым шагом с лестничной клетки, Спэрроу приставляет ладонь к уху, чтобы было лучше слышно, и как раз в этот момент раздаётся приглушённый, но всё же звук, с которым выворачивается наизнанку чужой желудок.       — Музыка для моих ушей, — Спэрроу деланно закатывает глаза и даёт пять бесшумно подлетевшей Фэйбелл. Профессор Бэдвульф, покачав головой, машет всем, кто наблюдал изнутри, чтобы расходились, а сам за неимением под рукой записной книжки оставляет заметку в телефоне.

***

      — После таких злодейств и брандашмыга съесть мало! — Лиззи ставит поднос с едой, плюхается за стол и закидывает ногу на ногу. Рэйвен пусть брандашмыгов и не ест, но согласно кивает, садясь напротив. Джинджер устраивается рядом, а место возле своей будущей королевы занимает Мэдди, которой на зельеварении не было, но которая уже успела послушать парочку историй об этом.       Эппл проходит мимо них, останавливаясь лишь для того, чтобы поинтересоваться — не тошнило ли сегодня кого-то из девочек и как они себя чувствуют. Прикрывая свои задницы, Джинджер и Лиззи в красках описывают заученные из учебника строки, описывающие симптомы отравления рвотным, — этого не достаточно, но это хотя бы какой-то отвод глаз. Рэйвен честно признаётся, что нет, её сегодня не тошнило, но про остальных не говорит ничегошеньки.       — На Фэйбелл надо смотреть через очки Брайер, — смеясь, тянет Мэдди. — Сияет, как начищенное блюдце.       Рэйвен пришлось обернуться, чтобы в кои-то веки увидеть в столовой Фэйбелл — за неимением других особо верных подруженек, она атаковала Эме, на которого сложила не только руку, но и ноги, пока сидящие напротив сёстры О’Хайр ревниво дуются, не понимая, откуда вдруг в Тёмной фее столько любви и нежности к их, вообще-то, ведьмаку. Лиззи хихикает в свой чай, прекрасно ответ на этот вопрос зная, а Джинджер замечает в толпе Рамону и машет ей рукой, пока её ещё не успел заслонить широкими плечами севший рядом Хантер.       Мэрри Мэн в полном составе облюбовали столик прямо посередине, откуда вытянувшей шею Велме было замечательно видно, что ни Эшлинн, ни Генри в столовой на завтраке не было. Перехотев спать, разбойничья принцесса улыбалась и самих разбойников заражала своей лёгкой улыбкой, но в особенности выразительно смотрела на Дачесс, которой кусок в горло не лез и которая неестественно для себя переживала за Жюстин. Молча, разумеется.       Мерный гул голосов стихает, как только на пустое пространство в столовой размашистой походкой выходит профессор Бэдвульф — дублёнка на нём расстёгнута, а в руках он держит журнал группы, которая сегодня утром наводила в Академии шороху. Кто-то из студентов потирал руки, кто-то молча ел, а кто-то встрепенулся испуганной птичкой и притих.       — Ну что, бандарлоги, — начал профессор, театрально прокашлявшись и раскрыв заложенную в журнале страницу. — На результаты ваших трудов я посмотрел, времени насладиться и оценить было предостаточно, за сим — слушаем оценочки за сегодняшнюю практическую.       Прежде, чем объявить пару, профессор вначале выискивал студентов взглядом, и то, что все сидели порознь, было не слишком ему удобно, но означало, что ребята дружат не только между собой большой и пёстрой злодейской компанией, но и с другими людьми, очень даже хорошими и очень даже приличными. Аж бальзам на душу.       — Рэйвен Квин и Джинджер Брэдхаус, — найдя девушек за одним столом, профессор, увы, нахмурился. — Худший сегодняшний результат. По граммовке и рецептуре ошибок не было, но концентрация практически бесполезная. В вашем случае даже стократный передоз не поможет зелью нормально подействовать. Но — Джинджер, тебе плюс балл за находчивость. Тебе ставлю «хорошо», Рэйвен — только «удовлетворительно».       — Согласна, — крикнула Рэйвен, возвращаясь к завтраку. Джинджер молча кивнула профессору Бэдвульфу, тоже со своим «хорошо» соглашаясь.       — Дачесс Свон и Джонни Лайттл, — найти взглядом этих двоих оказалось проще — хотя бы потому, что смуглый Джонни и побледневшая Дачесс одинаково сильно выделялись из толпы. — Долго груди мяли. Если б клювами не щёлкали, балл за внимательность был бы ваш. По граммовке ещё чуть-чуть и перекосили бы, но рецептура соблюдена, потому эффект удался. Ставлю «хорошо».       — Не согласна! — Дачесс буквально выпрыгнула из-за стола, задев его коленом и грохнув посудой. — Хочу исправить на «отлично».       — Практику исправлять практикой, сама знаешь.       — Знаю… — но довольной Дачесс не казалась нисколько, потому спорить не стала и уселась на место, надувшись и обидевшись на весь белый свет. Джонни тоскливо глянул на неё, но утешения решил оставить на попозже, когда доедят и выйдут из столовой.       — Сёстры Золушки, — этих двух прелестниц профессор Бэдвульф искал взглядом особенно долго, потому что притаились они в самом углу под бельэтажем. — Руками сделали хорошо, а в тетрадях чёрт-те что понаписали. Корень закинули поздно, потому что мордами по сторонам вертели, не доварили. Но — эффекта добились, даже если через задницу. Ставлю «хорошо», идёте с миром.       — Согласны, — зычно гаркнула Чарли из-под бельэтажа.       Себе под нос профессор Бэдвульф пробурчал в стиле «ещё бы вы согласны не были», но отметку о том, что Дачесс придёт пересдавать, карандашом поставил, переходя к следующим.       — Велма Скарлет, Такер Фрай и Рамона, — Рамону по вполне очевидным причинам по фамилии не назвали — не узнать в ней дочь профессора Бэдвульфа мог разве что слепой глухой олигофрен. — Комар носа не подточит: граммовка шикарна, рецептура — песня, письменная часть — высший пилотаж. Но того, что вы зелье сварили с совершенно противоположным вектором эффекта, я вам не прощу. «Отлично» не поставлю, поставлю только «хорошо».       Такер молча поднял руку с пальцем вверх, девочки промолчали, но они согласны были ещё на паре. Рамоне доказывать было нечего, отец и без всяких рвотных зелий знал, что если нужно, она в состоянии превратиться в яростную фурию, а просто так размениваться ей незачем. Велма же была слишком уставшей, чтобы спорить, да и в круглые отличницы судорожно не метила, потому её сданная на «хорошо» практика вполне устраивала.       — А дальше… — профессор Бэдвульф выдержал театральную паузу. — А дальше звёзды. Лиззи Хартс и Эме Ларивьер.       Лиззи замахала руками, привлекая внимание, Эме руку просто поднял. Удостоив каждого взглядом, профессор продолжил.       — Балл за внимательность у госпожи Свон увели прямиком из-под носа! Хвалю. Вовремя подсуетились, карму себе почистили.       — Профессор, — Эме повышает голос, чтобы его с другого конца столовой было слышно, — а могу я свой плюс балл пожертвовать леди Свон?       Дачесс дёрнулась, глянув на него, как на полоумного, а профессор Бэдвульф удивлённо насупился.       — Не понял… Ты на чьей стороне, пёс плешивый? Я тебе злодейство преподаю, а не подкаты к благородным девицам.       Эме ощерился, но так, чтобы это означало криво-косую улыбку. На «плешивого пса» он не обиделся — по сравнению со Злым Волком никем другим, кроме как шакалом или гиеной, он и не был.       — Я-то балл перенесу, — профессор покачал кончиком карандаша в воздухе, — но ты подумай ещё раз. Она-то с тобой, коснись чего, баллом не поделится.       — Знаю, — но самой Дачесс, чей взгляд цепко впился в него, Эме легко, почти что игриво подмигивает. — Всё равно перепишите ей балл. Согласна?       Дачесс снова порозовела и царственно откинула прядь волос за плечо.       — Согласна.       Покачав головой, профессор Бэдвульф отметки в журнале переставил.       — Чёрт с тобой, любимый, — профессор чуть оскалился, намеренно ссылаясь на значение чужого имени. — А я-то тебя похвалить хотел… Ладно, даму твою хвалить буду. Лиззи сегодня по праву королева — граммовка эталонная, рецептура по секундомеру, плюс балл за внимательность. «Отлично», госпожа Хартс.       — Как и всегда, — Лиззи горделиво улыбнулась, а потом воинственным жестом вскинула руку со сжатым кулаком. — Головы с плеч!       — Головы с плеч! — отозвались громким хором с разных концов столовой её чудесовцы и те, кто знал, насколько сильно единит чудесовский боевой дух этот жест. То, насколько тепло и трепетно смогли его принять и поддерживать, заставляло Лиззи смаргивать гордые слезинки, а преподавателей улыбаться тому, насколько дружными и верными могут быть их студенты. Ну, если этого захотят.       Оставались последние, и Фэйбелл, чью фамилию вот-вот назовут, нетерпеливо заёрзала, задевая под столом ногу Поппи и спешно за это извиняясь. А профессор Бэдвульф тем временем упорно смотрел куда угодно, но только не на неё.       — Спэрроу, — профессор пострелял глазами, пока Спэрроу под его взглядом легонько приосанился, — ты сегодня не Гуд, ты сегодня вэри вэри вэлл. И фея твоя тоже.       Просияв от похвалы, Спэрроу картинно заправляет рыжую прядку за ухо, но на расплывающуся в такой же смущённой улыбке Фэйбелл смотрит указательно — мол, вон она сидит, моя прекрасная подельница, ей внимание уделить надо тоже. И профессор Бэдвульф уделяет, хваляще кивая ей.       — В задание вцепились, как два бульдога. Если бы вы за каждую практику с таким рвением брались, я б вас расцеловал. Но пока что — только привет от мадам Монтеспан, она бы вами гордилась. Пропорция поехала, но в граммовку вписались, сварили на совесть, а эффект, эффект какой! Сказка! Если б мог поставить «космос», его бы вам и поставил, но в моём преподском арсенале только «отлично».       Фэйбелл деланно фыркнула, а Спэрроу псевдо-задумчиво побарабанил пальцами по столу.       — Ну вот и что же нам с Вами делать, а? Ставьте «отлично», чёрт с ним. Ты согласна, душа моя?       — На безрыбье и раки к пиву хорошо, — Фэйбелл дёрнула крыльями, но недовольства в этом жесте почти не было. — Так и быть, согласна.       Деланно раскланявшись, профессор Бэдвульф выставляет последние оценки.       — Ну, раз все своими баллами довольны, что сделать надо?       Он намекает, что ждёт от студентов дружного хором «спасибо», но вместо этого Рамона поднимается с места, быстрым шагом подбегает к отцу и, сильно вытянувшись на каблуках, в которые уже успела переобуться, звонко целует его в щёку. В ответ на что профессор морщится и взрыкивает.       — Опять меня помадой намазала! — несерьёзно возмущаясь, он слюнявит палец и начинает растирать щёку. — Послали боги жену и двух дочерей! Мне ж когда гадалка нагадала, что всю жизнь в красном ходить буду, она ж нихрена не уточнила, что речь про косметос!       Пока по углам столовой тихонько смеялись, Велма совсем невзначай и себе под нос пошутила про то, что «не говном намазали — и ладно», в ответ на что Мэрри Мэн громко заржали и выдали ей по пятюне. Профессор Бэдвульф, всё, конечно же, прекрасно слышавший, вида не подал, закончив стирать помаду со щеки.       — Злые вы, уйду от вас… — он в шутку отмахнулся и медленно вышел из столовой, оставляя студентов завтракать в настроении весьма приподнятом, даже если и несколько прореженным составом.

***

      — Чёй-то это они? — Брайер, выйдя на крыльцо после завтрака покурить, протиснулась между Такером и Джонни, протягивая руку к пачке сигарет Эме, из которой настреляли уже больше половины.       А спрашивала она про Фэйбелл и Спэрроу, лыбящихся во все свои зубы и пританцовывающих на пятачке перед входом в Академию не то кривой вальс, не то жалкую пародию на сальсу. В перерывах от перехватов рук Фэйбелл успевала щёлкать кастаньетами, и смотрелся цирковой номер вполне себе празднично и бодро, многих в толпе сытых студентов подбивая на веселье и улыбки тоже. В конце концов, Фэйбелл просто прыгнула к Спэрроу на руки, и он, крепко подхватив её, закружился на месте под реденькие, но искренние аплодисменты.       — Из-за злодейства вашего, что ли?       — Ага-а-а, — довольно протянула Лиззи, затягиваясь с одолженной сигареты. — Я бы тоже потанцевала сейчас от радости. Одна из лучших наших практик! Все бы такие!       Стоявшие в полукружочек гады и гадины закивали, соглашаясь, разве что Эппл, вышедшая на перекур просто постоять рядом, как-то слишком уж обеспокоенно гладила по плечам Рэйвен.       — Ты точно не переживаешь? — Эппл мягко нажала кончиками пальцев на её щёки, оттягивая уголки губ в стороны на манер улыбки, но Рэйвен улыбнулась ей сама.       — Зайчик, всё в порядке. Даже если бы мне поставили «неуд», я бы не возмущалась, лишь бы с этой практикой от меня отстали. Ты скажи лучше, ты как? Не тошнило больше?       — Нет, прошло, — сказала Эппл и легонько ахнула, когда Рэйвен потянула её к себе на коленки.       Натанцевавшись — хотя, скорее, хаотично наскакавшись вокруг крыльца, — румяные от скромного злодейского счастья Фэйбелл и Спэрроу уселись на парапет и закурили тоже. Мелоди, только-только прибежавшая из своей комнаты с магнитофоном, хотела начать ругаться на то, что хотела поставить им вальс, а они расселись тут, но ругаться не пришлось — докурив, Такер галантным жестом пригласил на вальс Лиззи, охотно согласившуюся даже с окурком в руке. Ей, в Стране Чудес всё время танцевавшей скромного Чейза, к чужому росту не привыкать, потому довольная Мелоди уже через пару мгновений смотрела на то, как плавно и красиво они кружатся по всё тому же пятачку перед крыльцом.       — Тоже, что ли, в злодейки податься?.. С меня песни, с вас танцы.       — А подавайся! — её под руку подхватила Джинджер. — Переходи на сторону зла, у нас есть булочки.