Забираясь по колючим веткам

      Тот, кто постучался в дверь комнаты Эме в половину двенадцатого ночи, видимо, очень хотел его застать — у Эме не было обыкновения возвращаться к себе слишком рано, как, собственно, и полагалось преемнику ведьмы, что навещала Рапунцель в башне лишь раз в день. Ему было, чем заняться на тренировочной площадке, в библиотеке, в саду, в учебных классах или даже в столовой, и он предпочитал времени даром не терять. Стук был уверенным, но не слишком размашистым — как будто стучала девушка.       И правда девушка. Своей персоной Рэйвен Квин, в лёгком ночном платье, с убранными на ночь волосами. Дождалась, пока коридоры академии уснут, и прокралась в мужскую часть общежития, словно тень. Она выглядела слегка встревожено, но всё равно по-царственному великолепно. Сам Эме не сильно лучше — в наполовину расстёгнутой рубашке, встрёпанный и полусонный.       — Доброй ночи, Рэйвен.       — Доброй, — она не стала проходить в комнату даже после вежливого приглашения. — Могу я одолжить у тебя немного чернил? Девочки говорили, ты пишешь перьями письма домой.       Вот так, сразу к делу, как и полагается Злой Королеве, что обращается к подданному. Но Рэйвен не злая, даже если всё равно королева для всех злодеев и злодеек. Однако за помощью пришла не к подругам-девочкам, а к нему.       И да, чернила у Эме есть.       — Решила коротать бессонные ночи за каллиграфией? — он распахивает дверь ещё шире, намекая, что Рэйвен нужно зайти, но оставляет её на пороге одну, уходя к столу и выискивая флакон. Рэйвен всё же проходит в комнату и дверь за собой запирает. Аж на замок. Впрочем, на другое она могла и не надеяться — Эме поможет, но в обмен попросит в подробностях рассказать ему всё, что его интересует, и даже прядь волос, которую Рэйвен уже намотала на палец, не заткнёт его любопытства. И потому, что дело явно не в каллиграфии, Эме не предлагает запасные перья в дополнение к маленькому бутыльку, куда переливает чернила запачканной пипеткой.       — Они нужны мне завтра, на Дне Наследия, — голос не столь ровный, сколько хотелось бы, Рэйвен ещё учится быть невозмутимой и властной, готовой ко всему. Она покусывает губы, с которых уже стёрла помаду, и неловко мнётся у Эме за спиной. — Скажи, ты… подпишешь Книгу?       Эме замирает, капля чернил падает с кончика пипетки обратно в бутылёк. Рэйвен спросила не как королева, а как подруга, как попавшая в западню собственной сказки злодейка, что злодейкой быть вовсе не хотела. Она сомневалась, она боялась, она переживала, даже если уже приняла заведомо правильное решение — ведь правильным оно было для неё самой, а не для всех остальных. Рэйвен не хотела быть злой, но сейчас собиралась поступить истинно по-злодейски — в угоду себе, а не тем, кто требует её пройти по чужой дороге.       Уже заранее было понятно, что она сама никакую Книгу ни за что не подпишет, и чернила ей нужны не для этого.       — У меня нет причин отказываться от судьбы, — последняя порция чернил всё же оказывается в бутыльке, который Эме плотно запечатывает. Второй рукой он шарит по столу в поисках кинжала или хотя бы ножниц. — Но и единственная причина следовать ей — сугубо моё, не продиктованное сказкой, желание выколоть кому-нибудь глаза и разодрать лицо колючками. Чего бы хотели Вы, Ваше Высочество?       Не Величество — потому что Эвил Квин всё ещё жива и царствует, пусть и заключённая в зеркальной тюрьме. Рэйвен такое обращение одновременно забавляет, одновременно пробивает ледяными мурашками.       — Я бы хотела справедливости и равенства для всех, не важно, герой ты или злодей, — ответ истинно королевский, жалко, что голос Её Высочества всё же дрогнул и сбился. Вот-вот собьётся и она сама, уже всё решившая, но в последнюю минуту давшая волю сомнениям и страхам. Отрезать подготовленную прядь Эме не спешит — держа в руках бутылёк и короткие ножницы, приобнимает Рэйвен за плечи и ободряюще гладит по лопаткам.       — Ты слишком добра к этому миру, он тебя не заслуживает, — смущённая усмешка приятно награждает его за честность. — Если госпожа Уайт хочет быть отравленной, она может прийти ко мне. Съест килограмм тернослив, а я сварю ей из косточек отраву — будет вкусно, но умрёт она насмерть, и никакие волшебные поцелуи её не спасут.       Рэйвен рассмеялась вымученно, снимая с себя холодные руки.       — Эме, не надо. Она капризная вредина, но смерти — ни такой, ни какой другой — не заслуживает уж точно.       «Короны тебе не носить, но вот уж точно, кто из нас двоих злодей», — не сказала Рэйвен вслух, но подумала, глядя в его безбрежно-светлые глаза. Глаза, что холоднее и острее стали. Эме серьёзен в предложении занять место своей королевы, и Рэйвен, даже если и благодарна ему за поддержку, всё равно напугана. Но в её королевской власти не дать ему добраться до Эппл Уайт, не дать ему поставить подпись в Книге на странице будущей Злой Королевы.       В её руках — как и бутылёк с чернилами, который она обменяла на срезанную прядь фиолетово-чёрных волос.

***

      Академия Долго и Счастливо взревела от ужаса, когда будущая Злая Королева вместо аккуратной девичьей подписи оставила на своём развороте огромную чёрную кляксу и плотно захлопнула Книгу, чтобы чернила впитались в бумагу и запачкали страницы так, что подписать их даже при огромном желании совершенно невозможно. Довольная Рэйвен откидывает назад упавшие на плечи волосы и по-королевски спокойно спускается в зал, пока в её сторону летят обвинения, крики, охи-ахи и — что самое главное — одобряющий свист кого-то из злодеев. Кусочек обрезанной прядки щекочет ей шею, но это мелочь по сравнению с тем, как по-стальному холодный и острый взгляд Эме провожает её от самой кафедры до места в гуще встревоженных студентов.       Он гордится своей королевой, и королева эту гордость принимает, обещая не предавать и не сдаваться. Она — мятежница, что начала войну, но вернула своему сердцу покой и умиротворение.       Рюмка тернового ликёра, выпитая утром, совершенно точно не была лишней.