Забираясь по колючим веткам

      — Надень вот этот.       Холли приподнимает волосы, насколько может, чтобы дать Эме обернуть вокруг её шеи тонкую цепочку с аккуратным кулоном на ней. В кулон вставлен желтовато-зелёный хризолит, прекрасно оттеняющий яркие и весёлые глаза Холли. Она улыбается ещё шире и приглаживает на ключицах цепочку, сразу же переключаясь на завальцованный в серебро камень, как только Эме убирает руки.       — У тебя на каждый случай есть украшения! И все такие красивые…       — Мама старалась, — отвечает Эме с гордой улыбкой, но Холли чувствует еле уловимую нотку тоски.       Она всё время забывает, что Эме рассказывал о семье. Об отце, который владеет месторождением железа и серебра на границе двух провинций, о матери, которая держит несколько ювелирных салонов и создаёт красивые и лаконичные украшения. О том, что кроткая леди Марианна помимо ювелирного дела владеет ещё и несколькими видами холодного оружия, с которыми и сына научила управляться безукоризненно и легко.       — Она отдаёт тебе украшения просто так? — Поппи покачивает ногой, закинутой на ногу, рассматривая грузный перстень на своей ладони. Более тёмный и насыщенный жадеит замечательно подходил к её волосам и острым сиреневым стрелкам. — Если серебро вы можете добыть сами, то камни-то уж точно перекупаете. Не накладно ли для семейного дела?       Снисходительно-хищная полуулыбка Эме прямо говорит о том, что Поппи лезет не в своё дело. Холли прижимает руку к груди, принимая укол на свою совесть, но… по правде, всё проще, чем кажется.       Вслух ответ на вопрос не звучит, но лишь потому, что Поппи, на самом-то деле, понимает его и сама, без лишних откровений. Перстень с жадеитом ей нравится даже слишком — он подходит ей, а она подходит ему, но украшения из своей шкатулки Эме никому не дарит и не отдаёт, лишь одалживает на время.       — Зелёные — любимые камни твоей мамы? — Холли переводит тему, рассматривая, как меняется оттенок хризолита на блике. — У тебя много украшений с зелёными камнями.       — Её любимый камень — рубин, но один-единственный крошечный рубин стоит дороже, чем двадцать или даже тридцать моих шкатулок.       — Так дорого?..       — Камни — сложная наука, а ювелирное дело — опасное и не терпящее спешки. Мама занимается ими всю жизнь, и она тебе расскажет гораздо больше, чем расскажу я.       Поппи снимает перстень с пальца и передаёт его Эме, чтобы он аккуратно вставил его на место в шкатулке. Если не расстанется с ним сейчас, Эме придётся отрубить ей палец, чтобы снять его. Холли отдаст кулон вечером, когда вернётся с танцев из Красной туфельки — ей нравится желтоватый отблеск, но не настолько, чтобы без памяти влюбиться.       — А твоё кольцо? — Поппи просит ладонь Эме, чтобы рассмотреть поближе. — Ты его не снимаешь.       Надевает другие украшения ненадолго, на день или два, но своё кольцо и правда не снимает. Простое круглое, с углублённым ободком, из которого выступают контуры слов: «Liberté. Égalité. Fraternité».       — «Свобода. Равенство. Братство». Девиз революции.       — Из тебя вышел бы отличный мятежник, — Холли оборачивается к ним и смотрит на кольцо тоже; на то, как костлявая ладонь Эме лежит в аккуратной ладони её сестры. — Рэйвен многое теряет.       Поппи широко улыбается и наконец отпускает руку Эме. Он как никто другой понимает, что есть жизнь за пределами сказки, что единственная сказка тут — притча об исчезновении, если не подпишешь Книгу. Рэйвен Квин не подписала — и живее всех живых; без лишних откровений понятно, что пока что она не потеряла совершенно ничего, и чёрт её знает, потеряет ли в дальнейшем.       Но обсуждали они, вообще-то, украшения, в которых Холли пойдёт на танцы в Красную туфельку.       — Ты не хочешь серьги поменять? Смотри, есть каффы с бабочками…