Похоронный Блюз

Их команда условно разделилась на два лагеря: на тех, кто относился к некромантии негативно и тех, кто присматривался к новым обитателям Маяка с любопытством. Хардинг, открытая новому опыту, дискутировала с профессором о погребальных обрядах. Рук тогда присоединилась, и разговор направился в интересное русло. Дозорные принялись размышлять о том, возвращаются ли частички души в прежнее вместилище. Оба в этом отношении оказались неисправимыми идеалистами и, на какое-то время позабыв о существовании разведчицы, принялись наперебой высказывать подозрительно сходные мысли. Разумеется, профессор выражался яснее, но и Эллора старалась не уступать, заговорив на научном языке, от которого стала отвыкать вдали от дома. Нитка изрядно удивилась тому, как раскрывалась их юная предводительница в компании своего умудренного опытом коллеги. Прямо-таки цвела и пахла. Оставалось лишь порадоваться за Рук, для которой кабинет профессора стал окном в недавнее, но столь дорогое сердцу прошлое. Часто наземница встречала этих двоих на пути в столовую. Обычно Волькарин что-то рассказывал, активно жестикулируя, так, что браслеты на его руках весело позвякивали чуть ли не при каждом слове, а Рук, завороженно глядя на него снизу вверх из-за ощутимой разницы в росте, оживленно кивала или фыркала в ответ, охала и смеялась… Нэв не жаловала морталитаси, хотя магистр Павус, покровитель Драконов Тени, открыто практиковал магию смерти. Нетрадиционные практики настораживали ее, ибо коренная уроженка Мирантоса не понаслышке знала, какую опасность представляют все заигрывания с Тенью и ее обитателями. Но она постепенно оттаивала, ее забавлял любознательный и совершенно безобидный Манфред. Как-то раз он постучался к ней в комнату, когда детектив засиделась за письмами допоздна. Скелет притащил поднос с чаем. Хотя Нэв больше любила кофе, она добродушно рассмеялась при виде такого сервиса, поблагодарила неживого слугу. Спросила, Эммрик ли прислал его, на что Фред, душа наивная и не умеющая врать, возмущенно зашипел. Луканис продолжал наблюдать. Злость, счастливый тем, что его наконец услышали смертные, явно благоволил некроманту. Беллара если не трудилась над разгадкой тайн, тщательно скрываемых вредным эльфийским артефактом, то непременно донимала профессора расспросами обо всем на свете. Как маленький ребенок, она жаждала получить ответы на миллион вопросов и как можно быстрее. Рук считала, что Белларе пора повзрослеть, но держала рот на замке, не желая расстраивать ученую-самоучку. Слов не хватило бы для перемен, но хватило бы для обиды. Ее выводили из себя глупые вопросы, а Эммрик, такой спокойный и невозмутимый, как ни в чем не бывало разъяснял прыгунье все, что был в силах разъяснить. Что до новеньких, убийца чудовищ сторонился мага смерти, а убийца драконов открыто выражала свою неприязнь. Рук задавалась вопросом, почему все взгляды прикованы именно к ее компаньону, а не к ней самой. От Тааш она получила ответ, походящий на правду. Молодая дозорная больше работала с неосязаемой энергией духов, тогда как профессор Волькарин, как говорящий с мертвыми, имел в своем распоряжении много… трупного материала. Прозекторский стол, не всегда начисто отмытый, обилие черепов на полках, даже Манфред. Не всех успел очаровать Манфред. Эллора верила, что это дело поправимое. Разумеется, толки о некромантии и некромантах были не главной ее заботой. В день, когда оскверненные драконы обрушили свою мощь на ключевые города Севера, жизнь окончательно разделилась на «до» и «после». Рук полностью осознала, какое тяжкое бремя выпало на ее долю. Когда мир рушится, правильных решений нет. Спасти всех невозможно. Ей было горько видеть Нэв, раздавленную скорбью, оскверненного Змея, разрушенные кварталы шумного некогда Минратоса. Теперь жители предпочитали помалкивать. Об этой необходимости возвещали обезображенные тела повстанцев, развешанные по городу, как предупреждение, и алые, словно кровь, мантии сектантов, мелькавшие тут и там. Тогда она думала, что маги смогут защитить свой город. Недооценила врага. Варрик сказал, что она спасла Тревизо от дракона и команда смогла выбраться без потерь, а значит, это уже победа. Эллора не привыкла к таким победам. Она отпустила своих компаньонов на Маяк раньше, чем вернулась сама. Бродила по перекрестку, очищая мысли. Требовался четкий план действий, и здесь, среди осколков эльфийского прошлого, одновременно родного и чуждого, лучше всего можно было настроиться на нужный лад. Рук думала, что опоздала к ужину. Каково же было ее удивление, когда в столовой у камина она обнаружила всю свою команду. — Рук! У нас в разгаре турнир, играем в Королев, — вышел ей навстречу Эммрик, простирая руки, будто для объятий. — Не желаете присоединиться? В Некрополе любили эту игру. Считалось, что она помогает держать ум в тонусе, мыслить стратегически. Эллора знала правила, но остерегалась бросать вызов другим. Она боялась то ли проиграть, то ли выиграть — привлечь к себе ненужное внимание. И сейчас мялась, раздумывала, застигнутая врасплох предложением. А Эммрик, мягко улыбаясь, смотрел на нее выжидающе. — Дайте ей сперва поесть, мастер некромант, — подал голос Луканис. — Мы оставили пирог и вино, отличное, пряное, из виноградников Антивы. А потом получите ответ. Командир отряда была несказанно рада вмешательству Ворона, вызволившего ее из неудобной ситуации. — Конечно… Простите меня, Рук, я совсем не хотел морить вас голодом. Присоединяйтесь, как только сможете. Эллора отсела в угол комнаты, чтобы попобовать очередной кулинарный шедевр Ворона. Каждый раз, заставая за работой этого мрачного, поглощенными темными думами антиванца, потомственного убийцу, она думала, как хорошо, когда нож в его руках служит более миролюбивой цели, чем обычно. Луканис Делламорте производил приятное впечатление, как и его дом. Легко было обмануться. Сейчас, когда Вороны, сплотившись против опасности, боролись с Антаам, можно было принять их за народных мстителей. Но в Воронах с детства выжигали всякую жалость, вырывали с корнем ростки милосердия. Получив контракт, ты обязан его выполнить. Жертва может быть хорошим или злым человеком, магом или храмовником — неважно. Вороны оказались полезными союзниками, но Рук не верила в то, что от этого союза что-то останется, если они покончат с древними богами. Разве что заказ на нее брать не станут, по старой памяти. Кстати о заказах… Они с Сильвой обожали историю о Героине Ферелдена, остановившей Мор. Подруга с негодованием в голосе пускалась в размышления о том, что, имея под боком красавчка антиванца, хоть и остроухого, она бы точно не упустила свой шанс. Эллора посмеивалась, но ей казалось, что Этель Кусланд было не до любви. Или о ее любви просто никто не узнал. В конце концов, не вся жизнь героев должна войти в миф. Засыпая в холодных ученических покоях, она не раз представляла себя на ее месте, прикидывала, какие решения приняла бы. В отличие от нее, Героиня родилась в знатной семье. На путь воина ее толкнуло жестокое предательство эрла Хоу, коварного, как сам Маферат. Серый Страж по имени Дункан помог ей бежать из родного дома, залитого кровью родных и слуг. Этель испила из чаши кровь порождения тьмы и вступила в орден, который был почти истреблен под Остагаром стараниями Логейна — более того, объявлен вне закона. Но и это не сломило волю храброй девушки. Вместе с будущим королем Ферелдена, Аришоком кунари, Верховной Жрицей Викторией, ведьмой из Диких Земель и другими не менее удивительными соратниками она не только боролась с порождениями тьмы, но и сняла проклятье с оборотней леса Бресилиан, обнаружила урну с прахом самой Андрасте, свергла тирана и вообще совершила множество удивительных подвигов. Эллора пыталась представить, как выглядит она сейчас, тронула ли скверна ее бледную кожу, помутила ли блеск голубых глаз. Развевается ли где-то еще на ветру коса цвета льна. Говорят, в последний раз ее видели в компании Логейна, бывшего врага, ставшего близким сподвижником. Во времена войны с Корифеем он дослужился до звания Стража-командора Орлея, но недавно покинул пост. Стражи обычно не разглашают своих секретов, но Эллора полюбопытствовала у Даврина о том, куда же он исчез и почему, ведь его судьба, похоже, была неразрывно связана с Этель Кусланд, героиней ее детских грез. Даврин задумался, почесал подбородок и ответил: — Думаю, его нашел Зов. Со времен Пятого Мора прошло двадцать лет. С учетом того, что скверной манипулировал и Корифей, и наши божки, он еще долго продержался. Хотя официальная причина — изучение скверны. Хочешь мое мнение? Старик просто не хочет умереть с достоинством. — Ты судишь резко, Даврин. Разве плохо — хотеть жить? — нахмурилась Эллора. — Для Стража это порок. Каждый, вступая в орден, знает о том. Если Зов слишком силен, ты должен спуститься на Глубинные тропы и отдать там свой последний долг. Да, редкий Страж доживает до старости. Жертвенность в смерти, Рук. — Понимаю. Но если они с героиней Ферелдена найдут лекарство, всем станет лучше. Антуану с Эвкой не помешали бы лишние годы. Эти двое походили на настоящую семью. Хотя Рук не слишком много знала о стражах, ее юношеское увлечение сыграло свою роль. «Особенная» чувствительность эльфа к Зову — колоссальный риск. На гравюрах наряду с иными порождениями тьмы ей приходилось видеть вурдалаков. Редкие выжившие после воздействия Скверны или стражи, достаточно долго исполнявшие свой долг, чтобы обратиться в чудовище, они были немногим лучше первичных порождений. В лучшем случае — кровожадные, полубезумные… Эллора не желала такой судьбы ни для кого, а Даврин, похоже, и вовсе не собирался доживать до возраста ухода на Тропы. — Ха! Мы пьем кровь порождений тьмы, обращая ее в оружие. Исцелить нас, значит, обезоружить. Возможно, для тех, кто начал обращаться — это отличный выход. Вместо того, чтобы доказать свой героизм в последний раз, отправиться выращивать брюкву или даже внуков, ведь, как знаешь, яд в крови делает нас неспособными породить новую жизнь. Даврин явно раздражался. Эллора подумала, что, будь он так уж уверен в своей позиции, излагал бы ее спокойнее. Похоже, однажды сделав выбор, не желал терзаться альтернативными возможностями. В этом вопросе он проявлял себя не меньшую твердолобость, чем Первый Страж, упорно закрывающий глаза на правду, не вписывающуюся в его привычное мировоззрение. Девушка не хотела донимать компаньона сомнениями, и все же спросила деликатно: — Разве ты не хотел бы заниматься чем-то иным? Ту же брюкву сажать… — улыбнулась она краешком губ. — Нет, Рук, — качнул головой эльф. — У каждого свое предназначение. Я не намерен сворачивать с пути, потому что огород покажется мне более гостеприимным местом, чем холодные казармы Вейсхаупта. У каждого свое предназначение… И к чему она вспомнила этот разговор? Эллора так крепко погрузилась в свои думы, что не заметила, как на стул рядом с ней, гремя золотыми побрякушками, рухнула Тааш. — Эй, Рук. Ты со своим эльфийским другом разговаривала что ли? — она, видимо, имела в виду Соласа. — А-а, — протянула застигнутая врасплох командир отряда. — Нет-нет, Тааш, я связываюсь с ним во сне или когда медитирую. Ты не играешь с остальными? Кунари поморщила лоб, задумавшись на пару секунд, затем подкатила глаза к потолку и ответила: — Не нравится мне это переставление фигурок туда-сюда. Еще и деньги не ставят. К чему тогда, мозгами помериться? Я и так могу сказать, что профессор труповед самый мозговитый из всех. — Тааш, прошу, не зови его так, это звучит обидно, да и я ведь тоже, получается, труповед. Эллора была уверена, что «труповед» — не худшая характеристика из уст Тааш, не привыкшей взвешивать слова прежде, чем произнести их вслух, но и такое не могла пропустить мимо ушей. Командир, раз уж ее избрали на эту роль, не должен позволять подчиненным осыпать друг друга оскорблениями. Тем более, Эммрик, джентльмен до мозга костей, был совершенно беззащитен перед натиском охотницы на драконов. На откровенную грубость он отвечал снисходительной улыбкой. — Да, но ты не… — примирительно развела руками повелительница фортуны — Ладно. Короче говоря, играли бы в порочную добродетель, я бы вас всех до нитки ободрала. Решив не продолжать, но взять на заметку неприемлемое поведение Тааш до момента, пока она в очередной раз не скажет что-то мерзкое в адрес некроманта, Рук увела разговор в шутливое русло: — Хорошо, что в порочную добродетель мы не играем, нам ведь нужно во что-то одеваться. Вряд ли эльфийских богов можно победить демонстрацией… — Задницы? А я могу попробовать. Посмотрим, как им понравится, — ухмыльнулась кунари. Эллора представила себе эту картину и хихикнула. Они с Эммриком сразу были немного обескуражены манерами охотницы на драконов, когда встретились с ней на побережье Ривейна. И, если со старшим некромантом у них отношения как-то сразу не заладились, то Рук привыкла к прямолинейности Тааш, не принимая резкие выражения близко к сердцу. Из всех она была ближе к ней по возрасту, а потому Рук прекрасно понимала терзания васготки. Но ее злил нарастающий конфликт между этими двумя. И, если уж пришлось бы выбирать, Ингельвар, верная фамилии и ордену, не раздумывая, встала бы на сторону коллеги. В компании Тааш под продолжающийся в том же несерьезном ключе разговор эльфийка умяла пирог и пригубила вино. Кровь предательски хлынула к лицу, выдавая неопытность. В Некрополе она пила всего пару раз, когда кто-то протаскивал из внешнего мира бутыль-другую. Она лишь слышала о балах некромантов, пышных, с блюдами изысканной кухни и напитками, которые старше ее раз в пять. Нечего там делать юной, едва оперившейся дозорной. Разве что подносы подавать наравне с мертвыми прислужниками… Окончив трапезу, она подошла к главному столу, где заканчивали партию Эммрик и Хардинг. — О, да, Рук, посмотри на мой провал, — хохотнула разведчица. — Я, конечно, думаю, что произойдет на следующем ходу, если поставлю фигуру так, а не иначе, но профессор, похоже, мыслит на десять ходов вперед. — Вы мне льстите, моя дорогая Хардинг. На два, максимум — на три, — примирительно заметил мужчина. — Как всегда — скромничает. Ну, чего вы ждете? Мой король окружен, — гномка указала на безвыходную ситуацию на доске. — Ждал, пока вы заметите. К чему мне прерывать обмен любезностями ради констатации очевидного? — Ну, Рук, садись, теперь твоя очередь с ним любезничать. С меня на сегодня довольно. Хардинг ободряюще хлопнула ее по плечу, судя по виду, ничуть не расстроенная проигрышем. Она была из тех счастливцев, которым важен не результат, а процесс, что на деле не мешало ей добиваться удивительных успехов. Инквизиция раскрыла талант наземницы в полной мере, и к моменту создания Стражей Завесы за ней значилось немало личных подвигов. За всеми, пожалуй, что-то да значилось, кроме их непосредственной руководительницы, знаменитой только сомнительной авантюрой в Некрополе, о которой за пределами Неварры никто и не слыхал. — Но я не… — растерялась Эллора, она хотела лишь посмотреть, а затем отклонить предложение, но ситуация застала ее врасплох. Профессор Волькарин смотрел на нее с такой трогательной надеждой, что девушка отказалась от слов, уже готовых слететь с губ, и, хмыкнув, заняла место напротив, расставляя фигуры на исходную позицию. От волнения кровь пульсировала в висках, как во время реального сражения. Нэв и Беллара с интересом следили за игрой. Беллара ранее не была знакома с правилами, так что громким шепотом допрашивала Нэв. Даврин ушел к себе, отужинав и немного поработав при свете камина с заготовкой будущей деревянной фигурки. Тааш тоже не осталась. Луканис украдкой посматривал на Нэв, облюбовав себе дальний угол комнаты. Эллору охватило странное чувство. Будто бы ее ум стал острее, мысли четче. Играя, она позволяла себе лихие финты и стратегические уловки так, будто Королевы были ее повседневным досугом. Профессор прекрасно играл, но после продолжительной возни на доске его войско было повержено. Ладони девушки вспотели. Она с удивлением смотрела на результат. — Думаю, вы мне поддавались, профессор, — иного объяснения не было. — Поддавался? — возмущенно переспросил Волькарин. — Рук, милая, я вложил в эту игру все свои умения. Признавайтесь, как много талантов вы скрываете от нас? — Наверное, это получилось случайно. Я, конечно, играла раньше, но… Но не могла поверить, что ее собственные извилины породили комбинации настолько сильные, что уложили на лопатки человека, явно считавшего себя знатоком. Действуя интуитивно, а не логически, она даже не сказала бы наверняка, поддавался профессор или нет. И почему триумфы в ее жизни, даже маленькие, всегда оборачивались сожалением, сомнениями? Ей казалось, что в Дозор, элиту морталитаси, ее взяли лишь из-за авторитета Матиаса Ингельвара, с экзаменами повезло, а Варрик завербовал ее, а не кого-то более компетентного по недоразумению. Ощущение, что некое Недоразумение тащит ее по жизни, крепко схватив за руку, затмевало тусклый проблеск здравого смысла, говорящий о том, как долго она работала, как усердно училась, что ее магия была сильна сама по себе. — Kaffas… Рук, это была блестящая партия. Я свидетель и возражения не принимаются, — строго сказала Нэв, совсем как старшая сестра, которой у эльфийки никогда не было. — Спасибо, я, пожалуй, пойду, — Рук решила удалиться, сожалея о проявленной неуверенности. Союзники не должны видеть ее такой, даже если считают себя ее друзьями. Нет-нет, она в первую очередь командир, тот, кто жертвует сам и учит храбрости других. Даже здесь, в убежище, под мерный треск обугливающейся в камине древесины, Рук не имела права снимать маску. Показывать им, опытным бойцам, лицо Эллоры Ингельвар, боязливой, цепляющейся за прошлое. Она уже проштрафилась перед профессором Волькарином, его зоркий глаз наверняка уловил, какими нитями шито ее имя. Он мог отнестись с пониманием, с сочувствием, сделать скидку на юный возраст. Больше никого подпускать так близко нельзя. Нельзя — и точка. — Эммрик, а со мной не желаете помериться силами? — колдунью из Мирантоса, похоже, воодушевило то, что у непобедимого некроманта обнаружились бреши в защите. — К вашим услугам, — отвесил он шуточный поклон.       Эллора поспешила к себе в комнату. Ее душили едва сдерживаемые рыдания, глупые, никчемные. Хлопнув дверью, она бросилась на кушетку и наконец дала волю чувствам. Только-только утихнув после пары минут стенаний в мягкую обивку, она обратила взгляд заплаканных глаз к стеклу, за которым плавали рыбки. Ненастоящие. «Все ненастоящее… Иллюзия, мираж. Фальшивка!». Ее руки орудовали посохом, ее губы шептали слова заклятий и произносили воодушевляющие речи, вот оно в зеркале, вроде бы ее лицо, но жизнь, жизнь… Что-то с ней не так. Будто это не рыбки, а она за толстым слоем стекла смотрит за тем, как движется ее тело, как улыбается ее лицо… Она боялась даже заикнуться кому-то об этом ощущении. Ее бы сочли за помешанную, а ведь она, даже так, могла служить отряду, миру… По какой-то причине мир требовал именно ее вмешательства. Что ж, сама взяла на себя ответственность, сорвав ритуал древнего бога. Слез больше не было, горе понемногу заменялось разрастающейся изнутри пустотой. Никаких эмоций, только долг. Эллора не знала, сколько просидела она, обнимая себя за колени и бездумно пялясь на рыбок в попытке обрести душевное равновесие. В дверь постучали, она подскочила: — Входите, — постаралась придать голосу силу, выразительность, не зная точно, кому она вдруг понадобилась. Подобрав ноги под себя, она расположилась на кушетке так, будто только что медитировала. По счастью, внутрь вошел Эммрик. Приятная компания, хотя и некстати. Девушка понадеялась, что ее покрасневший нос и глаза в тусклом освещении комнаты останутся незамеченными. — Рук, мне придется объявить вам выговор, — долговязый силуэт мужчины загородил собой обзор на рыбок. Острых скул касалось голубоватое свечение, зеленые глаза выглядели темнее, чем есть на самом деле. Выговор… Да, она привыкла к выговорам. Матиас Ингельвар частенько начинал разговор с подобной ноты. Но Эммрик — что за?.. — Мне? Почему? — недоуменно спросила Эллора, как нашкодившая студентка, не знающая точно, в чем именно ее хотят уличить. — Вы так и не зашли за настойкой, — улыбнулся профессор, присаживаясь рядом. — А я настаиваю на том, что она вам нужна. Вы выглядите… огорченной. Могу я узнать, в чем причина? — Мне… Я просто устала. Ей вдруг взбрело в голову странное желание. Хотелось навалиться на профессора всем весом, прильнуть к его груди, потереться щекой о холодный металл галстука боло. Наверное, как-то так люди выражают свои чувства. Раньше она всегда отбивалась от Сильвии, лезшей обниматься, как-то даже наставила ей синяков в благодарность за попытку утешить. Но сейчас… Что-то переменилось, что-то отчаянно требовало ласки именно от этого человека. Но он, даже если не оттолкнет, как потом сможет воспринимать всерьез? Никак. Эллора стиснула челюсти, до боли, чтобы прийти в себя после наваждения. А мелодичный голос Эммрика лился успокоительным ручьем: — В наших душах мало простого, преступно мало. Если пожелаете поделиться своей болью, я охотно разделю ее с вами. Прошу, Рук, не закрывайтесь. Мне горько видеть, как вы, такая лучезарная днем, угасаете к ночи, словно цветок, лишенный солнца. Не знаю, что или кто так терзает вас… Выпейте настойку, прошу. Дайте хотя бы доброму сну залечить ваши раны. Он вручил ей бутылек и поднялся, собираясь уходить. Эллора еще какое-то время просидела неподвижно, как статуя, как те, кого Фен’Харел обращал в камень, расчищая себе дорогу. Окликнула, когда мужчина уже был у двери: — Эммрик, подождите. — Да? — обернулся он через плечо. — Спасибо вам, — слова, которые так легко принять и так трудно произнести. — Рецепт несложен, меня это ничуть не… — начал рассыпаться в вежливости некромант, но младшая коллега прервала его: — Нет-нет, не за это, хотя и за это тоже. За то, что вы есть. Спасибо. — О, Рук… Если вам приятно мое общество… Я польщен. Поверьте, это взаимно, и я каждый день благодарю судьбу за то, что она даровала этому миру вас. Вот как, значит. Что для одного Недоразумение, для иного — Судьба.