Щенок

Слёзы крупными каплями стекали по твоему лицу. Аккуратный макияж превратился в полный бардак, пока ты, всхлипывая, цеплялась за худое мужское предплечье. Чувство вины вперемешку с удушающим ужасом создавало атмосферу отчаяния и безумного желания наконец проснуться от этого кошмара. В какой момент ты оступилась? Было ли решение следовать за Эго изначально верным или уже тогда тропинка, ведущая к цели, оказалась мощеной дорогой в ад?   — Давай. Опустись на колени. – И без того темный взгляд его глаз теперь казался густой чёрной бездной. Пугающей и отталкивающей, будто в ней не было и капли того, что ты когда-то полюбила. От этого живот скрутило неприятным жгутом. На тебя смотрел не любимый мужчина, а отродье преисподней, облаченное в человеческую плоть. Жестокое и безразличное к чужим страданиям, одержимое собственными идеалами, а потому наказание оно выбирает соразмерно жестокое.   — Не надо. Давай просто поговорим. Я все объясню. Клянусь, это была ошибка. – Крик о помощи, мольбабесполезная, но отчаянная, и каждое слово, сопровождаемое глухими рыданиями, теперь вызывало лишь усмешку на его искаженном злобой лице.   Ему вовсе не нужно было применять силу. Той ауры, что излучала властная фигура, было достаточно, чтобы упасть на пол, беспомощно бормоча себе под нос тихую молитву. Но оцепеневшее от ужаса тело отказывалось подчиняться. Ветер из открытого окна хлесткими ударами обжигал обнаженную кожу. Изодранные тонкие колготки нисколько не спасали от январского холода, рвущегося внутрь, будто льда в глазах Эго было недостаточно. Будто ты страдала недостаточно и ужас, исказивший твое лицо,недостаточно безнадежный.     — Ты и правда не понимаешь, когда стоит закрыть рот? – резко замахнувшись, Джинпачи отвесил звонкую пощечину, которой оказалось вполне достаточно, чтобы хрупкое женское тело, по инерции подавшись назад, рухнуло на колени. Чувство полной безнаказанности, собственной правоты и отсутствие сопротивления раздували его самолюбие до непомерных размеров. Здесь, в бетонных стенах здания, он был Богом, а Блю Лок —землей обетованной, где каждая вшивая дрянь будет плясать под его дудку. — Тупая сука!   Саднящая боль на правой щеке была терпимой, но чувство унижения усиливало её в сотни раз, потому что трудно было себе представить что-то хуже, чем ненависть и отвращение в глазах человека, который был идеалом для тебя. Ты даже не сразу почувствовала смутно знакомый металлический привкус на кончике языка, и рот быстро наполнился горячей кровью из пропущенной щеки. Тут же захотелось сплюнуть, но челюсть онемела, и при попытке хоть что-то сделать ощущалась острая боль.   Ни твое молчание, ни слёзы и тихие всхлипы не касались почерневшей души мужчины. Он, как коршун навис над тобой угрожающей тенью, холодная мужская рука с силой сжала аккуратные углы челюсти, заставляя открыть рот. Вместе с этим послышался короткий хруст, и дикий крик сорвался с твоих губ, но так и не вышел за пределы темной комнаты. Его мягкий член толкнулся в глубь, розовой кожицей цепляя перепачканные кровью зубы. Эго почти благоговейно застонал, так, будто это было лучшим ощущением в его жизни.    В голове так некстати мелькнули картинки ваших прошлых встреч, и Джинпачи всегда был исключительно нежен в каждом своем прикосновении — одной лишь лаской заставлял тебя чувствовать себя самой желанной и любимой, будто в его жизни существуешь лишь ты.   Слюна вперемешку с кровью стекала по твоемуподбородку и капала на молочно-белый пол, оставляя мерзкие разводы и наполняя воздух тошнотворным запахом спермы, пота и крови. Хотелось сделать вдох, снова наполнить легкие таким необходимым кислородом, но попытка оказалась пресечена на корню. Эго крепкой хваткой вцепился в спутавшиеся на затылке волосы и толкнулся глубже, так, что кончик твоего носа упёрся короткие темные волосы на его лобке, вызывая рвотные спазмы.   Он не рассчитывал силу, с жадностью вбиваясь прямо в горло, заставляя задыхаться, царапая ноготками его костлявые бедра. Перед глазами заплясали чёрные мошки,и когда до полной отключки оставались считанные мгновения, мужчина наконец отстранился и «заботливо» похлопал тебя по заплаканному лицу, заставляя прийти в себя.   — Нет, блять. Ты будешь в сознании, пока я с тобой не закончу. – Тихое рычание вместо слов, низкое, почти звериное, от которого к горлу накатил колючий липкий комок. Жадно хватая ртом воздух, ты закашлялась, и съеденное накануне печенья тут же вырвалось наружу грустной рвотной массой, пачкая до блеска натертые лакированные туфли. — Мерзость. – Он оскалился. Схватив со стола красивый стеклянный графин —подарок одного из многочисленных спонсоров, который больше чем наполовину был наполнен холодной водой, и вылил её тебе на голову.   С губ сорвался очередной крик, рвота смешалась кровью, растекаясь у колен вязкой зловонной лужей, и ты смотрела на нее сквозь пелену соленых слез, как на самое очевидное доказательство собственного унижения.    Мокрые волосы липли к лицу, и челюсть уже нестерпимо болела, будто облитая раскаленным свинцом, что сил не было закрыть рот самостоятельно. Перелом, вывих, трещина. Сейчас это не имело значения, когда простая и понятная жизнь в одну секунду превратилась в чистилище, где дьявол руками любимого наносил наказание за все совершенные грехи.   Цепляясь ногтями за край стола, ты попыталась встать, но Эго тут же пресёк на корню эту жалкую попытку и толкнул на ближайший диван. Сейчас от обнаженной плоти его отделяло лишь тонкое кружево нижнего белья и, зацепив пальцем резинку трусов, он стащил их вместе с остатками колгот.   Напряженный член ворвался в сухое влагалище, разрывая нежную плоть. Он не беспокоился о твоем комфорте и лишь для собственного блага плюнул на руку, размазывая слюну по жилистой длине.   Сил сопротивляться не осталось, и даже крик превратился в сдавленные хрипы раздраженного горла. Тело затекло, онемело, будто превратившись в мраморную статую извращенного скульптора, а ты только тихо скулила, зубами вгрызаясь в собственную ладонь.   Сложно сказать, сколько времени этот человек потратил на то, чтобы терзать неподатливую плоть. Тонкие струйки крови, стекающие по мягким бедрам, успели засохнуть. Боль в челюсти из острой превратилась в ноющую, и все окружающие звуки как будто затихли. Стало так темно и спокойно, никакого обжигающего холода, чувства вины и страха за собственную жизнь. Истощенное сознание, словно в попытке защитить владелицу от помешательства, просто выключило рубильник, и ты отключилась еще до того, как забрезжил рассвет.   С характерной ему брезгливостью, Эго вытер перепачканные руки о брошенные на пол лоскуты женской юбки. Ни тени сомнения не мелькнуло на его лице, когда, переступив через распростертое на полу тело, он покинул кабинет, с глухим щелчком захлопнув за собой дверь.   — Остался еще один.