Солнечная мозаика

Медея сидела на ступенях лестницы и бездумно смотрела перед собой, вертя в руке кольцо — подарок Ясона. Простоволосая, неопрятно одетая, она представляла собой лишь тень той гордой женщины, которая ступила на остров Ээя с корабля "Арго" много лет назад. Второй визит оказался куда более печальным. Погасло пламя жизни в глазах, поблекли солнечно-золотые волосы, тоска отражалась во всем облике. Цирцея присела рядом, осторожно коснулась плеча — и Медея сразу горделиво вскинула голову, смахнула слезу, посмотрела гордо, с вызовом. — Не надо меня утешать, госпожа Цирцея, — сказала Медея, не дожидаясь слов. — Вы дали мне кров, за что я благодарна, но в душу ко мне лучше не лезть, запачкаетесь. Цирцея хмыкнула, ничуть не обиженная такой реакцией. Когда-то — вечность назад — она тоже была вспыльчивой и резкой. — Я всего лишь хотела рассказать кое-что. Если тебе не сложно меня выслушать, — мягко сказала она. — Ну? Я внимаю, — Медея скользнула безразличным взглядом по Цирцее и вернулась к разглядыванию дорожки впереди. Что ж, никто не говорил, что будет легко. — Знаешь, я тоже не безгрешна, — начала Цирцея. — Ты-то? Ох, брось, тетя! Ты в детстве отняла конфетку у ребенка? Или случайно пнула чью-то собаку? Или, о боги, повысила голос на кого-то из своих идеальных нимф? — Сцилла, — спокойно уточнила Цирцея. Медея мгновенно растеряла весь запал. Нет, конечно, она не извинилась, но хотя бы замерла и обратилась в слух. — Я была влюблена в Главка, — Цирцея вздохнула: нелегко решиться рассказать о таком, обнажить душу перед девчонкой, которая пусть и родня по крови, но почти незнакома. — Одного из младших морских богов. Мне было девятнадцать. Я отдала ему всю себя, правда, всю. Не могла думать ни о ком и ни о чем, кроме него, жила от встречи до встречи. Мне все в нем казалось идеальным: как он двигается, как он говорит, как смеется... Я обожала его смех, — Цирцея покачала головой, не понимая, как могла быть настолько глупой. — Он говорил, что любит меня, обещал жениться... Потом, когда-нибудь. А еще постоянно упрекал: и одеваюсь я просто, будто смертная, и вожусь с дурацкими травами, вместо того чтобы делом заниматься, и слишком много внимания уделяю братьям и сестре, хотя могла бы провести время с ним, и дружу со странным человеком... Медея, я рассорилась с семьей, забросила зелья, рискуя навлечь гнев Гекаты. Я почти потеряла единственного друга, — она сжала кулаки. Воспоминания ранили сильнее, чем Цирцея предполагала. — Я пожертвовала для него всем, всем! Я хотела день и ночь быть рядом, просто смотреть на него. Хотела готовить еду, убирать его дом, подарить ему детей... Я всего лишь хотела нормальную семью, настоящую семью. Я от всего была готова отказаться. А ведь меня предупреждали, мне говорили, что я для него лишь игрушка, но я ж лучше знала, я ж никому не верила... И злилась. А потом оказалось, что я не единственная, кому он обещал свадьбу и вечную любовь. Ох, в каком же я была бешенстве, когда узнала про Сциллу! Я бы голыми руками задушила их обоих, если бы Геката меня не удержала. Нет, смерть — слишком просто, сказала она. Тогда я придумала другой план. И ведь Сцилла не виновата. Я поняла это, когда пришла в себя. Она тоже была молода и влюблена до безумия, она тоже думала, что Главк любит лишь ее. Я не хотела ее наказывать, только его. Я не думала, что Сцилла полезет купаться первой... Даже пыталась поговорить потом с ней, объясниться. Она даже слушать не захотела, а я вспылила и прокляла ее еще сильнее, так что теперь не сниму проклятье, даже если захочу. А от Главка я тоже потом избавилась. Ну что, серьезнее, чем отнять конфетку у ребенка? — Он тебе не родственник, — покачала головой Медея, тем не менее явно впечатленная рассказом. Цирцея пожала плечами. — Если бы он попросил, я бы не просто разорвала все связи — я бы убила любого ради него. Знаешь, кажется, у женщин нашей семьи скверный вкус на мужчин. — Ариадне повезло, — возразила Медея. — Со второго раза и после попытки наложить на себя руки, — кивнула Цирцея. — Думаешь, нужно попробовать еще раз? Медея задумалась. — Я не знаю. Я не знаю, что делать дальше, — она повесила голову. — Я ради него... А он... Все мужчины такие? — Не все, — твердо ответила Цирцея, аккуратно приобнимая племянницу за плечо — и та не отстранилась. — Но большинство. Стоит смириться с этим, как и с тем, что на наш род гневается Афродита из-за того, что Гелиос открыл Гефесту ее связь с Аресом. — Ненавижу, — пробормотала Медея, подразумевая то ли Афродиту, то ли Ясона, то ли Цирцею, то ли себя. — Ненавидь, — согласилась Цирцея. — Все лучше, чем отчаяние и боль. — Ты не понимаешь! — вскрикнула Медея. — Я убила брата — ради него! Я детей своих убила — чтобы ему было больно! А он! — и она, разрыдавшись, уткнулась в колени Цирцеи. — Я не понимала, что делаю! Как кровавая пелена, безумие! Это все — безумие! Цирцея поджала губы, сдерживая себя. Медее нужна была поддержка, а не нотации о том, как аморально она поступила. Прошлого не изменить, а в Медее, ее, Цирцеи, кровь. И Цирцея не намерена терять ту, которая осталась от семьи. — На твоей душе нет греха, — успокаивающе произнесла Цирцея, совершившая обряд очищения. — Это не значит, что я могу спать ночами, а не мучиться от кошмаров! Я вижу эти лица... Я их убила, понимаешь? Я больше не могу, — рыдания стали совсем глухими. Цирцея вздохнула, приглаживая золотистые волосы. Медея — убийца. Вообще-то ее муки совести оправданы. — Хочешь, я могу приглушить твою боль? — предложила Цирцея. — Геката учила меня работать с тонкими материями. — Я забуду? — с надеждой спросила Медея. — Нет. Не забудешь, — стереть часть памяти Цирцея тоже могла, но такое бесследно не пройдет, особенно если речь про достаточно большой кусок. — Но чувства утихнут, будто минуло много лет. — Что нужно делать? — Медея выпрямилась и посмотрела Цирцее в глаза. — Дай мне руки и расслабься.

* * *

Медея склонила голову Цирцее на плечо. — Странно. Все равно болит. Хоть и не так. — Этой боли до конца никогда не остыть, — покачала головой Цирцея. — Постарайся заняться чем-нибудь. Мне помогает. Лаборатория в твоём распоряжении. И тебе не стоит избегать нимф, поверь, они не такие идеальные и скучные, как ты думаешь. — Я попробую, — Медея поднялась на ноги. Гордо вскинула подбородок. И улыбнулась — впервые с намеком на тепло. — Спасибо, тетя.