Фрагменты

Прощание с Приговым выходит неожиданно теплым, совсем не по-генеральски простым — генерал-майор мужественно терпит долгие объятия Кошкиной, смущенно ворча: «Ну будет тебе, Багира Степанна, не на Северный полюс меня переводят»; напоследок наставляет Булатова: «Ты тут приглядывай за ними, Иван Михалыч». А уже в дверях сует Коту небольшой сверток в плотной бумаге — небольшую картину, написанную когда-то давно еще в Петербурге. На холсте размашистыми штрихами — лишь две смутные фигуры в пелене дождя, первая апрельская зелень, набережная и перила моста. Всего лишь случайный кадр, увиденный мельком — на первый взгляд не хранящий какой-то глубины и особого смысла — но и Кот, и Багира помнят тот весенний дождливый вечер. Васька тогда вернулся с очередного задания — измученный, не долечившийся и терзаемый чувством вины: данные ему в подчинение в местном КТЦ ребята погибли все. Кот швырнул начальству рапорт об уходе, едва не послал в грубой форме замотавших его проверяющих, на всех рычал и ни с кем не хотел ничего обсуждать. А потом из командировки вернулась Рита — и, немного понаблюдав за своим любимчиком, потащила его на ту самую набережную. Пригов не знал, о чем они говорили тем промокшим сумрачным вечером — но рапорт Ионов забрал и снова вернулся в строй. Пожалуй, тогда у генерала впервые мелькнула недоверчивая догадка, искра понимания — и краски легли на холст легкими пятнами, сложившись в ту самую сцену. Нет, не сцену. Историю. Историю любви — невозможной, запретной, но необъяснимо сильной и все побеждающей — предрассудки, страхи, сомнения. Печально-щемящей и светлой, как первый весенний дождь, и нерушимо-крепкой, как сплетения рук. Той самой любви, о которой не говорят — но пишут. Словами, нотами, красками — не имеет значения. Той самой любви, которая вдохновляет жить. И любить — несмотря ни на что и всему вопреки.