Брак во имя королевства

Рейнира очнулась в кромешной тьме. Голову сдавливала тупая боль, а воздух был пропитан терпким запахом смолы и мокрого дерева. Она попыталась вдохнуть глубже, но пространство вокруг оказалось слишком тесным. Дерево. Оно было повсюду. Грубые доски царапали кожу на руках, когда она попыталась пошевелиться. Её затошнило от слабости и отголосков недавнего удара по голове. Пальцы нащупали липкую влагу у виска. Кровь. Кто-то ударил её… а потом заточил в этот ящик. Она стиснула зубы и заставила себя дышать ровнее. Надо понять, где она. Прижавшись лицом к щели между досками, она уловила приглушённые звуки – скрип такелажа, мерное покачивание, приглушённый плеск волн. Корабль. Чёрт возьми, её похитили и погрузили на корабль. Она напряглась, прислушиваясь, но вокруг было подозрительно тихо. Никто не разговаривал, никто не суетился рядом. В груди закипала паника, но она сжала кулаки. Нет. Она выберется. Должна. – Эй! – закричала она, ударяя кулаком в крышку ящика. – Эй! Кто-нибудь! Откройте, сукины дети! Тишина. Она снова забарабанила, теперь уже изо всех сил, чувствуя, как деревянные стенки ящика дрожат под её ударами, но не поддаются. И тут над ней послышались шаги. Кто-то приблизился. Гулкий, насмешливый голос раздался прямо над её тюрьмой: – Если не заткнёшься, вся команда скоро польёт этот ящик тёплой струёй. Воняет тут, знаешь ли. Надо бы освежить. Рейнира замерла. Грубо, нагло – но это был не пустой звук. Эти слова сопровождались ленивым смешком, намекающим, что говорящий не шутит. Она сжала зубы. Трястись от страха – не её стиль. – Да пошёл ты, – прошипела она и снова ударила по стенке. Раздался короткий смешок, а потом голос стал жёстче: – Да делай что хочешь. Только вот если б не этот ящик, тебя тут давно бы на куски растащили. Так что, детка, тебе лучше сидеть тихо. Пока я добрый. Она ощутила, как внутри всё похолодело. Неужели всё настолько плохо? С трудом сглотнув, она всё-таки ударила по дереву в последний раз – скорее, чтобы убедить саму себя, что не сдалась. Наверху шаги затихли. Тишина снова накрыла её, как тяжёлое одеяло. Только теперь эта тишина казалась более зловещей.

***

Эймонд сидел у камина, пальцы медленно сжимали подлокотник кресла, как будто он выжимал из дерева каждую каплю контроля. Пламя мерцало в его глазах, но взгляд был пуст — он видел не огонь, а её лицо. «Она не предаст. Не посмеет», — повторял он про себя, как заклинание. Шарф Рейниры лежал на столе, алый и молчаливый, словно насмешка. Он поднялся, поправил рукав, будто сбрасывая невидимую пыль. Его шаги к окну были размеренными, но стекло дрогнуло под едва заметным треском, когда он уперся в него ладонью. Холод просочился в кожу, но лицо оставалось каменным. — Ваша светлость, — голос Отто прозвучал за спиной. Эймонд не обернулся. — Рейниру видели у гавани. Её кинжал в крови Лейны, — продолжил старик, будто докладывал о погоде. — А также брак Хелейны с Лейнором Веларионом утверждён. Корлис был в ярости узнав о смерти его дочери Лейны, но наши доводы его убедили. Эймонд слегка наклонил голову, будто рассматривая трещину на стекле. — Поздравляю сестру, — произнес он ровно. — Мудрое решение. Отто замер, ожидая взрыва, но его встретила лишь тишина. Эймонд повернулся, скрестив руки за спиной. Его лицо было спокойным, как поверхность озера перед бурей. — А что вы предлагаете мне, лорд Отто? — спросил он, и в голосе зазвучал лёгкий стальной оттенок. — Новую невесту. Из дома Тарли или… — Благодарю, — перебил Эймонд, сделав шаг к двери. — Я подумаю. Когда дверь закрылась, он подошёл к столу, медленно разгладил смятую карту Вестероса. Его палец остановился на Дрифтмарке — владениях Веларионов. — Лейнор… — прошептал он, и уголок губ дрогнул в подобии улыбки. В ящике стола лежало письмо — отчет шпиона о связях Веларионов с пиратами Ступеней. Эймонд аккуратно сложил его, сунул в карман. «Брак сестры? Прекрасно. Но если Лейнор окажется предателем…»

***

Тени плясали по стенам, цепляясь за складки гобеленов, словно боясь коснуться Хелейны. Она сидела, втянувшись в кресло, пальцы нервно перебирали страницы книги, чьи слова расплывались перед глазами в дрожащем свете свечи. Воск стекал по подсвечнику, как слеза, застывшая в полумраке. Дверь скрипнула — тихо, будто кто-то боялся нарушить хрупкую грань между мирами. Она не подняла головы. — Это ты, — голос её звучал как признание, а не вопрос. Эймонд вошёл, неся с собой запах дыма и железа — следы усталости. Его корона, тяжёлая от истории Эйгона, съехала набок, а плащ волочился по полу, оставляя за собой чёрную реку. Он опустился на край кровати, и лунный свет высветил морщины усталости на его лице, обычно непроницаемом. Казалось, он принёс с собой груз всех королевств Вестероса, спрятанный в согбенных плечах. Хелейна встала. Её шелковое платье зашелестело. Пальцы сами потянулись к завязкам на груди, развязывая узлы один за другим. Не слова, не взгляда — лишь тихий шелест ткани, падающей к её ногам. Она стояла обнажённой, но не стыдливой, а вызовом. Её тело, бледное как лунный камень, дышало силой, которую она годами хоронила под кротостью. — Я ждала, — прошептала она, касаясь его волос — серебряных, как клинок Валирии. Эймонд вздрогнул. Его губы, холодные от молчания, нашли её шею, но в этом не было привычной жадности. Это был поцелуй утопающего, ищущего воздух. Корона с глухим стуком скатилась на пол, освобождая его от бремени короны. Его руки обвили её талию, прижимая так, будто боялись, что она растворится. Они упали на постель, сплетаясь в танце, где ведущим был не он, а сама тьма. Его пальцы впивались в её бёдра, оставляя синяки-обещания, а губы жгли кожу, как угли из драконьей пасти. Хелейна выгнулась, её ногти впились в его спину, выцарапывая руны на языке боли и наслаждения. Но когда он вошёл в неё, резко, без предупредительного шёпота, её глаза расширились. В зеркале напротив, залитом лунным светом, отразился силуэт. Дэймон. Не призрак, а воспоминание — живое, дышащее. Его смех, как звон стали, прорезал тишину. Он сидел на подлокотнике кресла, перекинув ногу через ногу, в руке — кубок с вином, тёмным, как его глаза. — Ты всё ещё веришь, что он сможет заполнить пустоту? — прошипел он, и вино в кубке забурлило, превратившись в кровь. — Он лишь мальчик, играющий в короля… А ты — кукла в его театре безумия. Хелейна зажмурилась, но образ не исчез. Дэймон встал, его тень накрыла их, холодная и невесомая. — Помнишь, как я учил тебя "летать"? — Его пальцы скользнули по её голой лопатке, не касаясь, но оставляя ледяной след. — Ты кричала от страха… и от восторга. Эймонд, не замечая ничего, кроме её тела, ускорился. Его движения стали яростными, будто он сражался с невидимым врагом, проникая в неё глубже, грубее. Хелейна вскрикнула — не от боли, а от нахлынувшего миража. Она чувствовала их обоих: Эймонда, чья страсть пахла огнём и властью, и Дэймона, чёpное пламя которого всё ещё жгло её изнутри. — Перестань! — выдохнула она, но Дэймон лишь рассмеялся, наклонившись так близко, что его губы почти коснулись её уха: — Ты выбрала слабого, сестра. Он сломается… а ты упадешь вместе с ним. Эймонд рычал, его зубы впились в её плечо, метя её как свою. Его руки сковали её запястья, пригвоздив к ложу. Хелейна извивалась, пытаясь вырваться не из его хватки, а из плена прошлого. — Я… не твоя, — прошептала она Дэймону, но тот уже таял, превращаясь в дым, что вползал в щели между камнями. — Нет? — Его голос прозвучал из ниоткуда. — Тогда почему ты до сих пор дрожишь при моём имени? Эймонд, достигнув предела, сдавленно застонал, его тело обмякло на ней. Хелейна лежала, глядя в потолок, где тени сплетались в узоры, напоминающие драконьи крылья. Его дыхание выравнивалось, пальцы разжали её запястья. — Ты молчишь, — он приподнялся, всматриваясь в её лицо. Она отвернулась. В зеркале теперь была лишь она — одна, с синяками на бёдрах и следами зубов на шее. Но где-то в глубине, в тайниках души, тлел уголёк, оставленный Дэймоном. Он ждал, готовый вспыхнуть вновь. — Я думала о королевстве, — солгала она, проводя рукой по его щеке. Эймонд поймал её пальцы, прижал к губам. Его поцелуй был нежным, почти ранимым — таким, каким он не позволял себе быть при свете дня. Но когда он уснул, его рука всё ещё сжимала её талию, как цепь. А Хелейна смотрела в темноту, слушая эхо смеха, что звучал только для неё.

***

Рейнира вывалилась из ящика, как выброшенный груз. Свет резал глаза — она не видела солнца три дня, если не больше. Руки, привыкшие к шелкам Дрифтмарка, впились в песок, пока грубые ладони работорговцев тащили ее вверх. «Блондинка. Бастардка. Золото пахнет на ее коже», — бормотал один из них, плюя на ее попытки вырваться. Платье, некогда цвета лунной пыли, порвали в клочья. Холодная вода в каменном корыте заставила ее задыхаться, но смех мужчин звучал громче. «Пентос заплатит вдвойне за драконью кровь», — услышала она, пока грубая ткань нового платья жгла кожу. Рынок встретил ее криками торговцев и вонью гниющих фруктов. Рейнира метнулась к кораблю с парусами, вышитыми серебряными крыльями — браавосиец. Капитан, высокий мужчина с шрамом через левый глаз, взглянул на нее, потом на тень за ее спиной. «Не моя война, девочка», — пробормотал он, отвернувшись. Тень оказалась Горанисом — работорговцем с тростью из слоновой кости. «Драконью шкуру нужно дубить, пока она горяча», — усмехнулся он, хватая ее за волосы.

Рейниру поставили на деревянный помост, облицованный дешевой позолотой. Руки приковали цепью с драконьими головками — ирония, от которой Рейнира едва не рассмеялась. Толпа ревела, когда с нее сорвали одежду. Пальцы чужих мужчин щупали бедра, проверяли зубы, оценивали грудь. «Чистокровная? Нет, но бастарды Таргариенов горят ярче», — орал аукционист. Цены росли, пока некий лисий торговец из Лората не взвизгнул: «Дороже, чем за валирийскую сталь!». Его перебил голос из глубины зала — низкий, с акцентом Вестероса: «Золото и обещание крови». Незнакомец в плаще цвета ночной стали бросил мешок к ногам Гораниса. Толпа затихла — так платят только за королей. Когда Рейнира попыталась бежать, камень скользнул под ногой. Но прежде чем она рухнула в грязь, рука в черной перчатке подхватила ее. «Миледи, — произнес мужчина, приподняв шляпу. — Ваш побег требует изящества». Под плащом мелькнула брошь — черный дракон на алом фоне. "Дом Блэкфайр? Но они исчезли..." — промелькнуло в голове Рейниры.

***

Комната Хелейны тонула в густых сумерках, разрываемых лишь лунными когтями, цеплявшимися за складки штор. Эймонд, подобно голодному зверю, впивался бёдрами в дрожащее тело Хелейны, его пальцы оставляли багровые следы на её бёдрах. Воздух был тяжёл от запаха пота, соли и чего-то запретного — их дыхание сливалось в хриплый ритм, прерываемый приглушёнными стонами. Хелейна, словно прикованная шёлковыми путами к ложу, выгибала спину, встречая каждый толчок конвульсивным вздрагиванием, её ногти впивались в ладонь, пока он сжимал её горло. — Ты... никогда... не насытишься... — выдохнула она, чувствуя, как его зубы скользят по её плечу. Эймонд ответил рычанием, впиваясь губами в её шею. Его рука скользнула между их тел, пальцы нашли влажную пульсацию, заставив Хелейну вскрикнуть. Всё стало громче: шлепки кожи, стук сердца в висках. Он ускорился, превратив ритм в яростный шторм, когда дверь со скрипом распахнулась. Алисента застыла на пороге, её тень колыхалась на стене, как испуганный флаг. Но Эймонд не остановился — напротив, он приподнял Хелейну за бёдра, демонстративно углубляя проникновение, его глаза блестели, как обсидиановые клинки. — Мать, — прорычал он, не скрывая издёвки, — ты выбрала не лучший момент для нравоучений. — Прекрати! Сейчас же! — её голос дрожал, но рука сжимала дверную ручку, будто ища опору. — Это безумие... Она твоя плоть и кровь! Она обещанная невеста! Эймонд рассмеялся — низко, гортанно. Его пальцы впились в бёдра Хелейны, когда он нарочито медленно вытащил себя почти полностью, лишь чтобы с силой вогнать обратно, заставив сестру застонать. — Ты читаешь мне проповеди о крови, — его губы скривились в улыбке, пока он наблюдал, как Алисента отворачивается от вида их соединённых тел, — а сама шепчешься по ночам с Кристоном у королевских конюшен. Странные места для молитв, не находишь? Алисента побледнела, будто её ударили в солнечное сплетение. Эймонд воспользовался её молчанием, резко дёрнув Хелейну за плечи. Одна ее рука вцепилась ему в волосы, притягивая к своей груди, её ноги обвили его талию, втягивая глубже. — Ты... ты не смеешь... — Алисента задыхалась, но Эймонд перебил её, пригвоздив взглядом: — Не смею? — он приостановился, позволяя Хелейне почувствовать каждую прожилку своего напряжения, — А как насчёт твоих «прогулок» в часовню после полуночи?— Кристин ревностный защитник, не правда ли? Даже когда его меч... не в ножнах. Последние слова он произнёс с мокрым шёпотом, в такт движению бёдер. Алисента отшатнулась, будто обожжённая. В её глазах мелькнул животный страх — не за сына, а за себя. Эймонд уловил это, торжествуя. Он наклонился к Хелейне, прикусив её нижнюю губу: — Видишь, сестра? Грех пахнет одинаково — будь то плоть или предательство. Хелейна ничего не ответила, её пальцы впились в его спину, оставляя дорожки царапин. Алисента, подавив рыдание, выбежала, хлопнув дверью. Эймонд выдохнул смесь презрения и триумфа, его руки скользнули под ягодицы Хелейны, поднимая её выше. Звук их тел стал громче, влажнее, откровеннее — теперь уже без свидетелей, кроме луны, подсматривающей в щель между шторами.

***

Тусклый свет масляной лампы дрожал на стенах, отбрасывая тени, похожие на щупальца. Рейнира стояла у окна, её пальцы сжимали грубую ткань рабской робы — коричневую, пропахшую солью и потом. За стеклом шумел Валантис: крики торговцев, звон монет, рокот чужих языков. Но здесь, в этой комнате с каменными стенами и ковром, выцветшим от времени, царила тишина. Дверь скрипнула. Вошёл мужчина в чёрном дублете с вышитым на груди гербом — трёхглавый дракон, но не Таргариенов. Блэкфаиры. Рейнира напряглась, как зверь в клетке. — Где мы? — её голос звучал хрипло, будто она неделю не пила воды. Незнакомец остановился у стола, медленно наливая вино в кубок. Руки его были покрыты шрамами — следы битв или пыток. — Валантис. Пока что, — ответил он, отхлебнув. Взгляд его скользнул по её одежде, но без насмешки. Скорее, с холодным любопытством. — Кто вы? — она сделала шаг вперёд, цепляясь за остатки гордости. — Слуга. Мой господин просил не задавать лишних вопросов. Рейнира резко засмеялась — звук получился горьким, как полынь. — Ваш господин. Блэкфаир, да? — она кивнула на герб. — Бегляки, мятежники. Что ему от меня нужно? Мужчина поставил кубок, слегка наклонив голову. — Вы скоро узнаете. Завтра мы отплываем. — Куда? — её голос дрогнул. Он повернулся к двери, не торопясь. — Вас ждёт корабль. Капитан говорил, что ветер благоволит нам. — Куда?— она бросилась к нему, но он ловко уклонился, схватив её за запястье. Его пальцы сжались, как стальные тиски. — Вы же дракон, — прошипел он, притягивая её лицо к своему. — Драконы не дрожат. Он отпустил её, оставив на руке красные отметины. Рейнира отпрянула, сердце колотилось где-то в горле. — Скажите своему господину… — начала она, но дверь уже захлопнулась. Осталась только тишина, запах вина и далёкий крик чайки за окном. Рейнира подошла к столу, взяла кубок, дрожащей рукой поднесла к губам. Вино оказалось кислым, как уксус.