Мам, прости

Хотелось спать. Настолько, что сон из желания превращается в нужду, которая давит на веки раскаленным железом и заставляет мозг перейти в режим автомата. Поэтому, когда Шиничиро возвращается, то сразу же начинает действовать быстро четко по плану, который сложился в дороге. Пока тяжесть недосыпа ещё контролируется широкими зевками. Он отправляет своих ребят по постам: — Мне нужен будет один человек на территории дома и двое на внешней. — Шиничиро кивком головы отправляет Бенкея на задний двор, а Такеоми к воротам парадного. Затем неудержимо зевает сам так, что челюсть хрустит: — Выспимся в следующей жизни, видимо… — Ловлю на слове. — Фыркает Вакаса, затем косится на дом Сано и первым заводит свой мотоцикл в гараж, понимая что внутренняя территория остается за ним. Установив минимальное наблюдение за своим домом, Сано паркуется сам. Ключи от байка выскальзывают из руки в карман куртки, которую Шин так и не снимает. Будто она ещё один барьер между его бодрствованием и желанием лечь прямо на землю и спать, пока на тебе не прорастет трава. — Слышь, холодос почти пустой. — Вакаса захлопывает дверь холодильника и плюхается на стул, активно всасывая пиво из жестянки и создавая неприятное громыхание. — Не налегай. Ты здесь на посту, а не на пижамной вечеринке. — Мрачно бросает Шиничиро. Затем смотрит в окно из гаража и добавляет: — И это, постарайся, меньше домашним на глаза попадаться. Вакаса сокрушительно вздыхает и баскетбольным броском выкидывает смятую жестяную банку в корзину, едва не попадая в Шина: — Прячешь меня, как свою девчонку. Я думал, наоборот, приглядывать за ними надо. Или конкретно за ней? — Одно другому не мешает. — Шиничиро пожимает плечами и оставляет Вакасу в одиночестве, скрывая зевок и собственное недовольство в тени. Направляется к дому. Рука в кармане нервно перебирает ключи, словно он не может идти в одиночестве и тишине. Металлический звон отдаленно напоминает звон будильника. Что если бы всё это было простым сном, и он сейчас проснется в своей нормальной жизни, впервые с благодарностью вырубит будильник и начнет утреннюю рутину для сбора в свой магазин байков? — Я отвел мелочь разгребать чердак. Ты ведь всё равно наказание им не придумал, да? — Дед встречает его на пороге с мягкой улыбкой. То, что он знает его как облупленного, заставляет усмехнуться. — Ладно пошел и я наверх, пока дети не уничтожили крышу. А то хоть Эмма и за главную, но ты же эту шпану всё-равно знаешь. Если что, Ханагаки-сан встала недавно, сейчас завтракает. То, что он знает его как облупленного заставляет иногда содрогнуться. Дедушка с кряхтением начинает подниматься по лестнице, не дожидаясь ответа Шиничиро. Сам Шин останавливается в коридоре и устало прислоняется к стене, раздумывая идти ли на кухню сейчас или переждать. Очередной зевок становится ответом. Сано решительно проходит мимо кухни в ванную. Там выкручивает маховик с холодной водой на максимум. Пару секунд наблюдает, как струя воды вдребезги разбивается о потрескавшуюся эмаль раковины. Затем подставляет ладони, чтобы набрать воду и неаккуратно выплеснуть её себе в лицо. Хаотичные капли стекают по шее на форму. С теплой кожи, с бьющейся жилки пульса на кожу бесчувственную, на непробиваемую чешую дракона. Поэтому когда Шин закрывает кран, то понимает, что с таким успехом мог бы принять и душ. Шмыгает носом и трясет головой, словно пёс, который пытается высушить свою влажную шерсть. Небрежно стряхивает с себя остатки капель, а после вытирает руки о первое попавшееся полотенце, которое кидает непонятно куда перед тем, как выйти. Сон отступает, уступая место трезвости мыслей. Шиничиро даже бодро доходит до кухни, на мгновение подменяя воспоминание о Камэ на желание крепко заваренного кофе. Он резко тормозит, когда видит свою кружку с дымящимся кофе напротив Камэ. Та делает глоток из другой кружки и приветливо кивает: — Доброе утро. — Затем замечает его взгляд направленный к его кофе и поясняет: — Услышала мотоциклы. Подумала, если я заварю кофе — лишним не будет. Это не было лишним. И это не было странным, по сравнению со всем остальным. Но Шиничиро всё равно медленно подходит к столу, не отрывая взгляда от несчастной кружки. — Шиничиро? — В её тоне слышится взволнованность, на которую Сано отвечает равнодушным: — Ездил к якудза. В данный момент даже не вспоминает об объявлении войны. Лишь медленно расстегивает форменную куртку, всё также глядя на кофе, и достает тетрадь из внутреннего кармана. Шин пару мгновений держит её в своих руках, словно пытается убедить себя, что она всё ещё существует. Затем плавно отправляет её через весь стол, чтобы она проскользнула в руки Камэ. — Что… — Её вопрос быстро сменяется приглушенным стоном понимания, стоит её взгляду зацепиться за обложку. — Откуда она у тебя? Шиничиро, наконец, переводит взгляд на женщину перед собой. Поджимает губы, внимательно глядя, как её руки привычно раскрывают тетрадь и невесомо касаются своих старых записей. — От Хаттори. — Он внимательно следит за лицом Камэ. Прочитывает в заломанных бровях попытку вспомнить, а в складках на лбу — непонимание. Даже её руки замирают. В итоге, она осторожно спрашивает, опасливо заглядывая в лицо Шиничиро: — А это…кто? Кто-то из якудза? — Ага. Тебе ведь было известно, что его сын должен был отравить. — Сано склоняет голову на бок, продолжая наблюдать за реакциями Ханагаки-сан. — Я даже не знаю кто это. Откуда мне должно было быть это известно? — Камэ не отводит от него честного взгляда. Шиничиро задумчиво хмыкает, тоже не уступая ей в гляделках. — Ты не отрицаешь что тетрадь твоя? — Глаза в глаза, морганье в такт друг другу. — Бессмысленно отрицать очевидное. — Она чуть отводит взгляд, словно задумавшись о своём, но затем резко возвращает его. Шиничиро отвечает на это тем, что устало прикрывает глаза: — Последняя страница. Последняя запись. — Слышит нервный шелест страниц и тяжелое молчание, после которого следует, практически, незамедлительное: — Это писала не я! Клянусь, я знать не знаю, кто это! Почему-то от этого вскрика становится легче. Наконец, все сомнения и догадки формируют вполне четкое осознание: в этой тетради все имена, адреса и даты, так или иначе связаны с Сано. Даже сам Хаттори это понимал: «в центре её будущего почему-то всегда ты», но ослепленный жаждой собственного могущества он не осознавал насколько инородным элементом является. Да, несколько имён, которые попадались были еще незнакомы Шину. Однако внезапное появление Хаттори в конце — не аномалия и не новое знакомство. Это искусственно вписанный конфликт. Причинно-следственные связи были вывернуты: знакомство с ним началось из-за этой надписи, а не эта надпись появилась из-за знакомства с ним. Шиничиро вновь смотрит на Камэ, в попытках найти на её лице хоть что-то указывающее на фальшь, но находит лишь озадаченность и…смущение? — Ты прочитал всё? — Её аккуратный вопрос только подтверждает догадку Шиничиро. После заставляет и его чувствовать себя неловко: по сути, это ведь всё равно, что прочитать личный дневник. Она не написала там про себя ни слова, но вся она была в этих кривых строчках, расползшихся в засохших кругляшках от слёз. — Да. Только эта запись выбивается из повествования. — Шиничиро отводит взгляд и потирает переносицу, словно в попытке спрятаться от взгляда напротив. — Хаттори — глава якудза. Тетрадь к нему попала от Кубо. А он, в свою очередь, видимо обыскивал твои личные вещи и оттуда ее и достал. Не слишком умно с твоей стороны оставлять такие записи. Камэ устало цыкает, обводя чужеродную запись недовольным взглядом: — У меня не было выбора. То, что я говорила про память — не вранье. В первые дни…воспоминаний вообще не было. Только кошмары. Шиничиро делает слишком большой глоток кофе и обжигается горечью напитка и чужого тона. — В первые дни? — Он неаккуратно ставит кружку обратно, из-за чего кофе расплескивается по столу, и вскакивает к графину с водой. Не заботится о стаканах, начинает пить прямо из него. — Когда всё это началось. Кошмары о будущем. — Камэ провожает его взглядом и внезапно улыбается уголком губ, вспоминая, как Манджиро с Такемичи точно так же вбегали на кухню после игры, присасываясь к графину. Шиничиро со вздохом ставит графин обратно и опускается на стул, вытирая губы ладонью. — Ты сказала воспоминания. Не предсказания. — Несмотря на весь свой нелепый вид, в глазах сохраняет какую-то пугающую пустоту. Камэ прикусывает язык и неуклюже пытается оправдаться: — Оговорилась. Шиничиро лишь приподнимает бровь в ответ, мол, серьезно, я думал мы уже прошли этот этап вранья во благо. Камэ тяжело вздыхает. Упирается локтями о стол и прячет лицо в ладонях. Не плачет, просто пытается собраться с мыслями. — Слушай, это всё будет слишком дико, чтобы объяснить… — Знаешь, что слишком дико, чтобы объяснить? Причину, по которой мои ребята пойдут умирать. За меня. За то, что выбрал тебя, Камэ. Сначала объяснить им самим, затем их родным и близким. — Он говорит ей это не в упрёк. Крепко сжимает горячую кружку в ладонях, уже не чувствуя жара. В очередной раз делится со странной женщиной самыми глубинными мыслями и страхами. Чтобы в очередной раз получить понимающее и всезнающее: — Я не знаю, что делать. — Шиничиро резко поднимает голову, озадаченный её внезапным незнанием. Она ведь должна была как обычно кивнуть и со вселенским спокойствием в глазах начать медленно подталкивать его к правильному решению. Но сейчас она нервно зачесывает волосы пятернёй и безотрывно смотрит в свою тетрадь. Сухие губы шевелятся в бесшумном перечитывании написанного. — Это что-то типа перерождения? Твоя вторая жизнь? — Звучит смешно и глупо, но Шиничиро понимает, что попал в точку, когда Камэ вновь начинает смотреть на него. От выпитого кофе становится жарко. Или это из-за накала правды? Шиничиро нервно поправляет воротник куртки, а затем и вовсе стягивает с себя черную кожу. Остается перед чужим взглядом в футболке, от пота прилипшей к телу. Камэ внезапно хватает его за ладонь. Крепко сжимает в своей и не сводя блестящего взгляда с чужого лица начинает быстро тараторить. То ли боится, что смелость на искренность испарится в любой момент, то ли — что испарится сам Шиничиро. И он идёт вслед за ней в её спутанном рассказе. Ведомый за руку проходит мимо обрывчатых слов о первых днях в этом теле, о страхах Такемичи, о воспоминаниях из параллельного мира. — А дальше… — Камэ сбивается с ритма рассказа, когда доходит до дня, когда сбежал Манджиро. Опускает взгляд и мямлит: — Ну, там дальше…я не помню. Шиничиро внезапно переворачивает их руки так, чтобы теперь его ладонь накрывала дрожащие пальцы женщины. Он осторожно проводит подушечками пальцев по тонким фалангам и сжимает их, словно в попытке удержать её, чтобы она вновь не сбежала в мир обмана. — Ты врёшь. — Произносит жестко и беспристрастно, пока бережно греет чужую руку в своей. — Да. — Признаётся Камэ и качает головой, глядя на их руки на столе: — Но дальше…в этом сначала должна разобраться сама я. И во всём остальном, что недоговорила тоже. Шиничиро сдерживает язвительную мысль о том, что недоговаривать — уже традиция. Понимает, что ему и так раскрыли слишком много безумного. Что будет дальше? Страшно представить. Но что было до? Среди всех «недорассказываний» он выбирает лишь одно: — Кем ты была в прошлой жизни? — Не откуда она в прошлой жизни узнала обо всём, что произойдет, не почему она перенеслась сюда, не зачем стремится всех спасти. — Старшеклассницей без друзей и с двойками по математике. — Камэ печально улыбается и опускает взгляд с какой-то…скорбью? По прошлой себе? Шиничиро прыскает внезапно, даже для самого себя. Качает головой и произносит: — Теперь понятно, почему домашку по математике с детьми ты всегда скидывала на меня. — Ага, кто бы говорил. Ты её после этого скидывал на Вакасу! — Не остаётся в ответе Камэ и тоже несмело фыркает от смеха. — Ты не понимаешь, это другое. — Шиничиро наводит на себя важный вид: — Это был вопрос авторитета. Камэ закатывает глаза, но всё равно не удерживается и прыскает вслед за парнем. Шиничиро впервые расслабленно откидывается на спинку стула. Замечает, что он слишком долго держит Камэ за руку и с извинением отпускает её. Даёт ещё пару минут, чтобы неожиданное веселье момента улетучилось окончательно и ровно произносит: — Давай подытожим. Это твоя вторая жизнь. Я не знаю, как ты оказалась здесь. Не знаю, откуда узнала о нас в той жизни. Не знаю, почему ты вообще этим занимаешься. Честно говоря, с каждым твоим признанием, моих «не знаю» становится всё больше. — Шиничиро тяжело вздыхает. Камэ принимает этот укор и вздыхает вслед за ним. — Но я знаю одно: ты всегда старалась помочь мне. — Шиничиро замолкает, мысленно повторяя свою фразу. Понимает, что получилось как-то слишком личностно и спешно исправляет: — Нам. Поэтому, сколько бы ещё сумасшедших секретов у тебя не было, пообещай, что больше не будешь стараться тащить всё в одиночку. Мы ведь не чужие люди. Если нужно что-то сделать для будущего — говори мне. Можно не рассказывать всех контекстов и не объяснять, просто скажи, что какое-то действие приведёт или не приведёт к чему-то в дальнейшем. Он протягивает ей руку. Та задумывается на несколько мгновений, но в итоге отвечает крепким рукопожатием. — Ещё вопрос. — Он задерживает чужую ладонь в своей, прежде чем отпустить: — Мы с тобой были знакомы в прошлом? Камэ смотрит на него в молчании. Шиничиро понимающе улыбается ей и опускает взгляд, чувствуя сожаление. — Можно сказать, что это я была знакома с тобой. Скажем так, восхищалась издалека. Очень издалека. Ты же обо мне не знал. — Уверена? — Почему-то не знать Камэ кажется таким абсурдным, что Шин пытается еще раз. Однако Камэ качает головой и отвечает быстро и четко: — Точно не знал. Ты уже был мертв к моменту, когда я о тебе узнала. Воспоминание о строчке в тетради с упоминание его смерти заставляет упасть температуру в комнате. Шиничиро сдерживает дрожь и снова натягивает на себя куртку Дракона.