Мам, прости

— Ну, и мерзость. — Шиничиро морщит нос, как от неприятного запаха и кидает на Камэ невыносимо страдающий взгляд. Та цыкает. Закатывает глаза от неловкости и зачем-то отходит на несколько шагов: — Прекрати. Не всё так плохо. — Мне это не нравится. Смятый лист неуклюже приземляется обратно на стол. Шиничиро тяжело вздыхает и хмурится, ломая брови. Смотрит на Камэ прямо — атакует взглядом. Та рефлекторно оглядывается через плечо, проверяя открыта ли дверь — на случай отступления — и вновь делает шаг назад, тихо произнося: — Зачем тогда дал согласие? — У меня был выбор? — Хмыкает Шиничиро и устало разваливается на её стуле, всё ещё не спуская с Камэ блестящих глаз. Вот оно — невысказанное в прошлый раз. Несогласное. Невыносимое. — Мы ведь уже всё обсудили… — На выдохе произносит Камэ и разворачивается на пятках, чтобы прикрыть дверь и уберечь уши детей от неприятного — даже для неё — серьезного разговора. — Это вы всё обсудили, — Шиничиро едко выделяет «вы» и впервые с их знакомства позволяет себе выразиться: — Хуйня полная. Кидает на Камэ последний взгляд и недовольно прикрывает глаза. Возможно, и рад был бы вернуть своё веселое настроение, с которым зашел в эту комнату — но мешают упрямо сжатые в линию губы Камэ. Мешает всё, что он не сказал в ту их встречу-откровение. Шиничиро не помнит точного времени — помнит был вечер. Не помнит робко сияющих созвездий — но помнит решительно сверкающие глаза Камэ. Не помнит дословно её истории — помнит только как собственное сердце сжалось и трусливо забилось куда-то под дрожащие кости. Помнит молчание — не ту гремящую тишину, которая спасает своим драматизмом. А обычное молчание: за гаражом со смехом носились дети, опрокинутые инструменты металлически дразнили его потерянность, кто-то из них двоих громко дышал — наверное, Камэ, потому что едва ли Шиничиро вообще функционировал в тот момент. Жизнь продолжалась. Сано опускает руку на каркас своего байка и сжимает в кулак всю бессильную злость, что чувствовал в тот момент. — Мы их уничтожим. — Глава «Черного Дракона» сам пугается хладнокровных слов, что срываются с его обветренных губ. — Завтра же. И он готов был вскочить, нестись, чтобы собрать всю свою банду, гнать на максимальной скорости мотоцикла сразу же в логово якудза. Даже если остальные не успеют его догнать, ворваться одному и… Мысль срывается в спокойные глаза Камэ. Шиничиро не заметил, как близко она подошла и вздрагивает больше от этого, чем от её тихих слов: — Прости меня. — Вашей вины здесь нет. — Качает головой, не отрывая взгляда от её лица. Горько усмехается уголком губ в легком недоумении от того, что взрослому человеку приходится объяснять очевидные вещи: — Это вы простите меня. Я должен был проследить за вашей безопасностью. И вашей семьи тоже. Не должен был вообще вмешивать вас в эту историю. Вы были правы. В тот раз — я должен был тогда отстранить вас и больше никогда не… Но Камэ беспардонно цыкает и прерывает его: — Прекрати. Я говорила в тот раз, говорю и сейчас: ваш успех — в моих интересах. Это был мой выбор, не обижайся — я тебя, конечно, уважаю — но ты никак бы не повлиял на моё решение. И я виновата в том, что сразу же не рассказала про свои подозрения о боссе. Возможно, откройся я тогда — это всё не зашло бы так далеко. Камэ выдерживает паузу и вопрошающе смотрит на Шиничиро, будто они актеры, которые участвуют в постановке, и она ждёт от него ответ на свою реплику. Как и в прошлый раз, накатывает чувство, словно она знает гораздо больше, чем говорит сейчас. Интуиция навязчиво нашептывала, что у её истории есть второе — если не третье — дно. Какие-то потаенные части его души сварливо поправляли: у её истории или у неё самой? Но Камэ продолжает смотреть на него ясно и смирно. Будто понимает все его противоречия и принимает их. — В общем, чтобы искупить свою вину, — Шиничиро неприязненно морщится, когда вновь слышит из уст Ханагаки-сан это проклятое слово «вина», — я решила помочь вам. Мы уже придумали, как будем действовать, от тебя требуется лишь согласие. — Мы? — Переспрашивает Шиничиро и непонимающе хмурится (хотя казалось бы куда ещё мрачнее) — Душевненько поговорили, да, кэп? — В гараж вальяжной походкой заходит Вакаса. Опирается спиной о дверь и упирает в Сано невинный взгляд. — Вы с Вакасой успели что-то придумать, и только после этого соизволили посвятить меня в подробности вашего плана? — На всякий случай уточняет Шиничиро, и когда получает в ответ бесстыжее — синхронное! — кивание, разжимает кулак и крепко хватается за металлические части байка. Так, что скрытые от посторонних взглядов — они начинают впиваться в сухую кожу. — Почему? — Он ведь проверяет меня. — Пожимает плечами Камэ, а Вакаса насмешливо подхватывает: — Уже забыл, как назвал её красивой женщиной? В итоге именно в такой обстановке рождается гениальнейший план Вакасы и Ханагаки — дезинформировать Кубо, выставляя их банду в качестве слабых идиотов, которым просто повезло влезть на вершину. Когда собственное тщеславие ослепит якудза — начать бить исподтишка. Оскорбительно. Однако план был слишком хорош, поэтому Шиничиро оставляет это невысказанным. Это и то, насколько сильно его задел тот факт, что первым делом Камэ обратилась не к нему. И собственные подозрения о том, что Ханагаки — или её жизнь — совсем не то, что она выставляет людям. — Ты ведь знаешь, что всё написанное на бумаге — клевета. — Голос Камэ возвращает его в настоящее, и Шиничиро вновь фокусируется на её лице. Медленно кивает и получает журящее: — Тогда почему дуешься на меня? — Ничего я не дуюсь. — Цыкает Шиничиро и так резко встаёт со стула, что листки отчета на столе слегка поднимает ветром. — Я же вижу, что что-то не так. — То, что в моей банде двойной агент — вот что не так. — Нервно огрызается Шиничиро, но тут же заставляет себя прикусить язык и судорожно выдохнуть: — Ханагаки-сан, меня гложет то, что приходится опускаться до их уровня, чтобы победить. Камэ замирает на мгновение. Затем мягкой походкой — словно кошка — вновь приближается к нему и кладет теплую ладонь на его плечо: — В тебе слишком много совести, Шиничиро. — Сано вздрагивает от своего имени, произнесенного её голосом и резко оборачивается к ней, почти сбрасывая с себя её ладонь. — Успокойся. Тебе ли не знать, что нельзя всегда побеждать лишь благодаря силе. — Камэ пожимает плечами, словно ничего и не было. От её слов по спине почему-то проходится холодок. Шиничиро внимательно заглядывает в её лицо, словно пытается найти в нем причину своего невроза. Камэ удивленно вскидывает бровь в ответ и вопрошающе смотрит на Сано в терпеливом ожидании его объяснений. Невысказанное: «Откуда, черт побери, вам знать — что известно мне, а что нет?» — повисает в воздухе наэлектризованной тучей. Грозится рассыпаться градом и прогреметь грозой. Откуда это чувство, что она знает его досконально? Оно появилось при первой встрече? Когда он подвозил её на работу? Когда она стала его швеёй? Сейчас? — Мам, прости, что отвлекаю. Но Хината и Кисаки уже уходят! — В дверь просовывается взлохмаченная макушка Такемичи, и Камэ сразу же оборачивается на его голос. Протягивает руку — на автомате — чтобы приобнять сына. Тот с радостью ныряет в её объятия и жмурится, утыкаясь носом в её живот. Безупречный жест — Камэ, будто и вовсе забывает, что в комнате находится кто-то ещё. При чём использует Такемичи не как щит от чужого пронзающего взгляда — сама поворачивается, как бы прикрывая сына от мнимой угрозы. — Я сейчас выйду, и мы вместе проводим их до дома. Чтобы снова не попали в неприятности, хорошо? — Изящная ладонь спутывает кудряшки, и Такемичи отрывается от неё с широкой улыбкой во все зубы: — Хорошо! — Затем убегает из комнаты также быстро и внезапно, как и появился в ней. Камэ — зябко — обхватывает себя руками. Словно без Такемичи в душной комнате стало на несколько градусов холоднее. Выжидает несколько секунд, пока топот маленьких ног не остановится на кухне. И лишь после этого оборачивается к Шиничиро с намереньем продолжить разговор. Однако тот лишь качает головой и устало махает рукой: — Я вас задержал. Извините. Поспешим. Все невысказанные страхи, словно оставляют за ним липкий след, когда он первый выходит из комнаты и оставляет Камэ одну.