What We Once Were (Какими мы были когда-то)

Прошло несколько недель с тех пор, как Кейтлин в последний раз видела Вай с той другой женщиной, но воспоминания всё ещё жгли, словно это случилось вчера. Она тысячу раз говорила себе перестать думать о Вай, забыть это, двигаться дальше. И она пыталась — Боже, как она пыталась! Вся её энергия, всё её внимание теперь были направлены на Мэдди. Кейтлин старалась быть рядом с ней, она приложила немало усилий, чтоб вести себя так, будто они были чем-то реальным. Она проводила больше времени в квартире Мэдди, погружалась в общую рутину, даже в физическую часть. Они занимались сексом — не из страсти, не совсем. Для Кейтлин это было больше похоже на договорённость, чем оно и являлось на самом деле. И неважно, сколько ночей она там провела, она всегда уходила под утро. Она не могла остаться. Никогда не могла.        Пригласить Мэдди в особняк Кирамман? Об этом не могло быть и речи. Кейтлин не могла заставить себя стереть эту грань. Правда была в том, что как бы она ни старалась быть той, кого Мэдди заслуживала, её всегда что-то сдерживало. Она больше не позволяла себе спускаться в «Яму». Она не переступала порог пекарни Вай с тех пор, как всё это произошло. Она была полна решимости попытаться, дать Мэдди шанс, которого она заслуживала. Мэдди была доброй и терпеливой и, вероятно, самой близкой к «нормальной» жизни Кейтлин. Но усилия были изматывающими, и, что ещё хуже, они казались пустыми. Потому что как бы Кейтлин ни старалась выкинуть Вай из головы, у неё ничего не получалось. В глубине души, погребённая под всей этой виной и благими намерениями, Кейтлин знала правду: она никогда не сможет полюбить Мэдди так, как любила Вай. Чёрт, она даже не была уверена, что вообще любит Мэдди. По крайней мере, недостаточно. И это осознание заставило всё — каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждую тщательно продуманную попытку двигаться дальше — казаться ложью, от которой она не могла избавиться.        Но она должна была попытаться. Мэдди любила её — Кейтлин могла видеть это ясно как день, по тому, как Мэдди смотрела на неё. Эти мягкие, полные надежды глаза, которые загорались каждый раз, когда Кейтлин входила в дверь. То, как Мэдди помнила мелочи — какой Кейтлин пила чай, какой запах лосьона ей нравился, какие песни она напевала себе под нос, когда думала, что никто не слышит. Мэдди была так явно, так глубоко влюблена в неё, и Кейтлин больше всего на свете хотела дать ей что-то взамен. Почувствовать ту же искру, то же притяжение. Любить её так, как она заслуживала быть любимой.        Но она не могла. Как бы она ни заставляла себя склоняться, стараться сильнее, дать Мэдди ту версию себя, которая выглядела бы цельной, этого никогда не было достаточно. Кейтлин и так старалась изо всех сил. Чертовски старалась. И всё же каждая попытка ощущалась так, будто она пробирается сквозь зыбучие пески, с каждым шагом погружаясь всё глубже.        А ночью, когда Кейтлин выскальзывает из квартиры Мэдди и возвращается в холодную пустоту особняка Кирамман, она бодрствует, сражаясь с мыслями о Вай, которые отказываются оставаться погребёнными. Они бьют её сильнее всего здесь, в этой комнате — их комнате. В комнате, где Вай прикасалась к ней так, как никто другой не мог. Где они шептали имена друг друга в темноте, переплетали пальцы, прижимаясь телами друг к другу так, словно это было единственным, что имело смысл в мире. Воспоминания были не просто яркими; они были живыми, горевшими в её сознании, как огонь, который она не могла потушить.        Кейтлин ненавидела себя за это, но ложась на шёлковые простыни, в тишине своей комнаты, она думала о Вай. Всегда о Вай. Как бы она ни пыталась позволить Мэдди заполнить эту пустоту, она не могла. Прикосновения Мэдди ничего не пробуждали в ней, не давали той разрядки, которой она так жаждала. Но здесь, в одиночестве, когда рука Кейтлин скользнула между бёдер, мыслями она снова вернулась к Вай. То, как губы Вай скользили по её коже, то, как грубо, но нежно она заставляла Кейтлин распадаться на части, — всё это было настолько реальным, что она почти могла почувствовать это снова.        И когда Кейтлин, наконец, кончила — разгорячённая, потная, дрожащая — имя Вай сорвалось с её губ, рваное и полузадушенное. Этот момент всегда оставлял её опустошённой, чувство вины терзало её грудь, как буря, от которой она не могла убежать. Мэдди не заслуживала этого, не заслуживала её. И всё же, как бы сильно Кейтлин ни пыталась вытеснить Вай из своей жизни, она всегда находила дорогу обратно — хотя бы в тени её разума и в ноющем одиночестве её постели.              

***

На следующее утро Кейтлин вошла в офис миротворцев, чувствуя тяжесть очередной бессонной ночи. Она едва успела устроиться, как появилась Мэдди, ожидая у её стола с мягкой улыбкой, которая только заставила узел в животе Кейтлин затянуться.        — Командир, — сказала Мэдди лёгким, но осторожным тоном, —можно вас на пару слов?        Кейтлин кивнула, её профессиональная маска вернулась на место, когда она провела Мэдди в свой кабинет. Она закрыла за ними дверь, скрестив руки, пока Мэдди говорила.        — Я хотела сообщить вам, что возьму отпуск на несколько дней, — начала Мэдди, её голос был тёплым, с оттенком нервного возбуждения. — Мои родители приезжают в город, и я решила немного побыть с ними.        Кейтлин снова кивнула, сохраняя нейтральное выражение лица.        — Конечно. Я позабочусь о том, чтобы все документы были оформлены.        Наступила пауза — слишком долгая, слишком тяжёлая — прежде чем Мэдди подошла ближе, её пальцы коснулись запястья Кейтлин.        — Спасибо, — прошептала она, изучая лицо Кейтлин. —Ты потрясающая, ты знаешь это?        А затем Мэдди наклонилась, её губы едва коснулись губ Кейтлин, прежде чем Кейтлин отстранилась, её движения были осторожными, но обдуманными.        — Мэдди, — мягко сказала она, её тон был смесью извинения и неловкости. — Мы на работе.        Мэдди замерла, её лицо слегка вытянулось, когда она выпрямилась.        — Верно, — быстро сказала она, отступая назад, её голос стал тише. — Мне жаль. Ты права.        Кейтлин слабо, почти невольно улыбнулась, пытаясь сгладить момент. Но прежде, чем Мэдди повернулась, чтобы уйти, она оглянулась, и её глаза наполнились чем-то, чего Кейтлин не заслуживала — любовью.        — Я люблю тебя, Кейтлин, — сказала Мэдди, её голос был ровным и уверенным.        Слова оглушили Кейтлин, словно удар под дых, и она застыла на месте, когда Мэдди вышла за дверь. Она не двигалась ещё долго после того, как в кабинете воцарилась тишина, её грудь сдавило под тяжестью вины, которая, казалось, становилась тяжелее с каждой секундой. Мэдди заслуживала гораздо большего — больше любви, больше честности, больше всего — но Кейтлин ничего из этого не могла ей дать.

      ***

С уходом Мэдди Кейтлин внезапно обнаружила, что тонет в слишком большом количестве времени — времени, которого она не хотела, времени, с которым она не знала, что делать. Пустота особняка Кирамман нависла над ней, каждая комната была слишком тихой, слишком большой, а её собственная спальня — самой ужасной из всех. В ней всё ещё слабо пахло Вай, или, по крайней мере, Кейтлин так казалось. Каждый уголок этого пространства был пропитан воспоминаниями, на которых она не могла позволить себе зацикливаться, воспоминаниями, которые терзали её до боли в груди. Она не могла там оставаться. Не сегодня.        Поэтому она сделала выбор. Безрассудный, импульсивный выбор, о котором она уже знала, что пожалеет. Натянув на себя заунскую одежду, которая была спрятана в шкафу — знакомую, удобную, — Кейтлин выскользнула в ночь. У неё не было плана. Она просто шла, позволяя хаотичным улицам Зауна вести её. Она ныряла мимо знакомых переулков, избегая лиц, которые могли бы её узнать, и не поднимала головы, даже когда бесцельно бродила. Только когда ноги сами понесли её дальше, чем она намеревалась, она поняла, где находится.        В «Яме».        Сердце заколотилось в груди, когда она подошла ближе, знакомый рёв толпы эхом отразился от промышленных стен. И там, в центре всего этого, была Вай. Дерущаяся.        Кейтлин замерла, её дыхание перехватило, когда она увидела, как Вай двигается с жестокой грацией, каждый удар наносился с точностью, которая, можно сказать, завораживала. Её мышцы напряглись и натянулись, огненные волосы слиплись от пота на коже, когда она сражалась со своим противником. От такой жестокости и напряжённости Кейтлин застыла на месте. Она знала, что ей не следует здесь находиться. Она знала, что это была ужасная идея, что она пожалеет об этом позже, когда снова будет лежать без сна, испытывая чувство вины и тоски.        Но в тот момент она не могла отвести взгляд.        Вай, конечно же, победила. Она всегда побеждала. Кейтлин наблюдала, как она подняла кулаки в знак победы, толпа ревела, пока Вай купалась в их овациях. Кейтлин должна была развернуться и уйти, пока всё не закрутилось ещё дальше. Но она этого не сделала. Она не могла. Она знала, с какой-то болезненной уверенностью, куда Вай пойдёт дальше. После драки она всегда шла пить. И вопреки своему здравому смыслу, Кейтлин последовала за ней.        Бар был тусклым и шумным, именно таких мест Кейтлин избегала, когда они с Вай были... кем бы они ни были. Но сегодня она незаметно проскользнула внутрь, держась в тени, когда увидела Вай у стойки, тонущую в виски, словно в воде. Кейтлин приказала себе уйти. Не было никаких причин быть здесь. Она даже не знала, что ищет — завершения? Проблеск чего-то? Но вместо того, чтобы уйти, она осталась, тяга к Вай была слишком сильной, чтобы сопротивляться.        А потом Вай, явно пьяная и беззаботная, встала со своего стула и пошла на танцпол. Кейтлин застыла, наблюдая, как Вай начала двигаться. Её бёдра покачивались в такт пульсирующей музыке, тело было гибким и свободным, и что-то в этом зрелище заставило Кейтлин затаить дыхание. Она не знала, почему встала. Она не знала, почему её ноги понесли её на танцпол, прямо на орбиту Вай. Но, прежде чем она успела остановиться, она оказалась рядом, достаточно близко, чтобы почувствовать тепло, исходящее от тела Вай.        Вай повернулась к ней, её глаза были стеклянными и расфокусированными. Она не узнала Кейтлин — это было очевидно — и это задело её больше, чем следовало.        — Ты симпатичная, — невнятно пробормотала Вай, кривая ухмылка тронула её губы. — Ты похожа на кого-то, кого я знаю.        Грудь Кейтлин сжалась. Она не ответила, не посмела сказать ни слова. Если бы Вай узнала её сейчас, всё было бы кончено. Но Вай, похоже, это не волновало, она была слишком пьяна, чтобы связать всё воедино, слишком потеряна в моменте.        А потом они танцевали. Не просто танцевали, а танцевали. Руки Вай нашли талию Кейтлин, притягивая её ближе, пока их тела двигались вместе, медленно и чувственно. Дыхание Кейтлин сбилось, когда губы Вай коснулись её шеи, её тёплое дыхание послало дрожь по позвоночнику. Она должна была это прекратить. Она знала, что должна была это прекратить. Но в тот момент это было так правильно, так волшебно, словно весь мир растворился в воздухе и остались только они.        Голос Вай был низким и хриплым, алкоголь делал её слова невнятными, но не притуплял их веса.        — Почему бы нам не убраться отсюда?        Кейтлин замерла, её разум метался в поисках ответа. Куда идти? Она не могла отвести Вай в особняк Кирамманов — об этом не могло быть и речи. А в пекарню Вай? Это казалось таким же невозможным. Но, прежде чем она успела заговорить, Вай снова наклонилась, её губы коснулись уха Кейтлин, и она пробормотала.        — Мой дом недалеко отсюда. Так что скажешь? Пойдём.        Кейтлин не знала, что овладело ею, какая часть её протолкнулась сквозь чувство вины и логику, кричащие ей об отказе. Но вот её губы разомкнулись, и она услышала, как сама соглашается, едва слышно шепча под грохочущую музыку.        — Хорошо.