What We Once Were (Какими мы были когда-то)

Кейтлин шла по оживлённым улицам Пилтовера, мягко ступая сапогами по мостовой, мыслями она была совсем в другом месте. Утренний солнечный свет разливался на полированные каменные здания, но это не помогало облегчить тяжесть, давившую ей на грудь. Она слышала только голос Вай — низкий, резкий, с жестокой точностью прорезавший её мысли.        «Видимо, ты не так уж хорошо меня знала, как тебе казалось».        Слова повторялись по кругу, и каждое повторение било сильнее предыдущего. Это было так не похоже на Вай — резко, да, но пренебрежительно? Никогда. Вай всегда была вспыльчивой, страстной, и когда они спорили, она никогда не сдерживалась. Их ссоры были как грозы — взрывные, громкие, но они всегда проясняли атмосферу после. Но это... это пренебрежение, эта дистанция, это была не та Вай, которую знала Кейтлин.        Или, может быть, она вообще её не знала.        От этой мысли у неё защемило в груди, она замедлила шаг, отходя в сторону от оживлённой улицы. Она прислонилась к прохладному камню соседнего здания, крепко сжимая в руках коробку с круассанами, как будто это могло её заземлить.        Действительно ли она знала Вай? Или она просто считала, что знает, потому что между ними всегда всё было так просто?        Кейтлин вздохнула, откинув голову назад к стене и устремив взгляд в небо. С Вай всё было просто — настолько просто, что она никогда не задумывалась о том, чтоб копнуть глубже, она никогда не задавала такие вопросы, которые могли бы раскрыть больше. Их связь всегда ощущалась настолько легко, как будто они были двумя кусочками одного пазла, которые просто подходили друг другу. Не было нужды форсировать события, как и не было необходимости слишком много анализировать.        Может быть, именно поэтому они не задавали вопросов.        Вай всегда была рядом, уверенная и непоколебимая, с её острым умом и язвительной ухмылкой, которую Кейтлин тайно любила. Она была силой природы — громкой, хаотичной и бескомпромиссной — но также той, на кого Кейтлин могла рассчитывать без колебаний. Вай не нужно было задавать вопросы, чтобы узнать Кейтлин. Она просто... знала.        И Кейтлин предполагала, что это касалось обоих. Но теперь, стоя здесь, со словами Вай, всё ещё звенящими в её ушах, она не была так уверена. Может быть, ей было слишком комфортно, она была слишком захвачена естественной лёгкостью их отношений, чтобы прилагать усилия. Может быть, она никогда по-настоящему не пыталась понять Вай — не так, как Вай понимала её.        Она крепче вцепилась в коробку, впиваясь ногтями в картон. Какая-то её часть была возмущена тем, что Вай так небрежно отмахнулась от неё. Она ненавидела это, ненавидела пренебрежительность в голосе Вай, холодную отстранённость в её глазах. Вай никогда не была с ней такой раньше. Даже во время самых страшных ссор, когда голоса повышались, а слова бросались как оружие, Вай никогда не отмахивалась от неё. Она спорила, она кричала, она боролась — но она никогда не отгораживалась от Кейтлин.        Но сейчас? Теперь Вай вела себя так, будто Кейтлин была просто ещё одним клиентом, просто ещё одним лицом в толпе. Это обжигало сильнее, чем Кейтлин хотела признать.        Она сжала челюсти, уставившись на круассаны в своих руках, до неё донёсся сладкий, маслянистый запах клубники. Какая-то часть её — эгоистичная, отчаянная — хотела, чтобы Вай было не всё равно. Она хотела, чтобы Вай ревновала к Мэдди. Она хотела, чтобы Вай боролась за неё, ворвалась в её жизнь, как раньше, и потребовала ответов, потребовала второго шанса. Она хотела, чтобы Вай попросила её вернуться.        Но в глубине души Кейтлин знала, что она этого не заслуживает.        Она не имела права ожидать, что Вай будет бороться за неё, ведь именно она позволила Вай уйти. Она предпочла свой долг, свою потребность защитить Пилтовер, а не человека, который всегда был рядом с ней. Тогда она оправдывала это, убеждала себя, что поступает правильно, но теперь, стоя здесь одна, она уже не была так уверена.        Кейтлин тяжело выдохнула, её пальцы ослабили хватку на коробке. Правда заключалась в том, что она оттолкнула Вай так же, как и Вай решила уйти. Она не боролась за их отношения, когда они начали давать трещину. Она не боролась за Вай, когда это было важнее всего. И теперь было слишком поздно просить о чём-либо, слишком поздно надеяться на что-то, что когда-то можно было спасти.        В горле запершило, когда она стояла там, охваченная мыслями. Она даже не осознавала, что всё ещё стоит на месте, пока кто-то не прошёл мимо неё с тихим «Извините». Она выпрямилась, заставляя себя двигаться, чтобы загнать мысли обратно и похоронить их там, где они больше не смогут причинить ей боль.        Круассаны в её руках становились тяжелее с каждым шагом по направлению к штаб-квартире миротворцев. И как бы она ни пыталась избавиться от мыслей, голос Вай всё ещё звенел в её голове.        «Видимо, ты не так уж хорошо меня знала, как тебе казалось».        Может быть, Вай была права. Может быть, Кейтлин не знала её. Но та её часть, которая всё ещё скучала по Вай, которая всё ещё любила её, но не хотела в этом признаваться, шептала, что ещё не поздно попытаться.        Но она отбросила эту мысль так же быстро, как она к ней пришла. Не ей больше пытаться. Не после всего.              

***

Кейтлин стояла в дверях своего кабинета, пронзительным взглядом голубых глаз осматривая оживлённую оперативную комнату. Офицеры суетились, голоса смешивались в воздухе, но всё её внимание было приковано к Мэдди, которая, сгорбившись над своим столом, составляла отчёт с той решительной сосредоточенностью, которая всегда была присуща ей во время работы.        — Офицер Нолан, — позвала Кейтлин, её голос зазвучал со свойственной ей властностью, — в мой кабинет, пожалуйста.        Мэдди резко подняла голову, её темные глаза засияли, как только она увидела Кейтлин. Она быстро кивнула, отложила ручку и встала.        — Да, коммандер, — сказала она и зашагала вслед за Кейтлин, когда та исчезла в своём кабинете.        Оказавшись внутри, Кейтлин закрыла дверь за Мэдди и направилась к своему столу. Она потянулась за аккуратно упакованной коробкой круассанов, которую принесла из пекарни Вай, и поставила её на край стола, повернувшись к Мэдди.        — Это тебе, — сказала Кейтлин, слегка смягчив тон, и жестом указала на коробку.        Мэдди удивлённо моргнула, её лицо засияло, когда она подошла, чтобы осмотреть подарок.        — Клубничные круассаны? — спросила она, широко улыбаясь, — подожди... откуда они у тебя? Первым делом, сегодня утром я пошла в пекарню, и там была вывеска, сообщающая, что она закрыта.        Сердце Кейтлин подпрыгнуло от этого вопроса, её мысли лихорадочно искали ответ. Она не могла сказать правду — что она была в пекарне Вай, наедине с ней, стоя в густом, удушающем напряжении, которое всё ещё сохранялось между ними. Поэтому она солгала.        — Вчера я столкнулась с Вай, — спокойно сказала Кейтлин, сохраняя нейтральное выражение лица. — Она сказала, что будет печь сегодня утром, поэтому я зашла по пути. Вывеска, должно быть, появилась после того, как я ушла.        Это была не самая лучшая её работа, но Мэдди, казалось, этого не заметила. Она усмехнулась, взяла коробку в руки и прижала её к себе, словно это было что-то драгоценное.        — Это имеет смысл — легко сказала Мэдди, её голос звенел от радости, — тебе не нужно было этого делать, но спасибо. Ты потрясающая, ты знаешь это?        Кейтлин легко улыбнулась, хотя улыбка не коснулась её глаз.        — Пустяки. Я знаю, как сильно ты их любишь.        Улыбка Мэдди стала шире, когда она открыла коробку, и сладкий запах клубники распространился по комнате.        — Вай действительно хороша в своём деле, — сказала она полушёпотом, прежде чем снова взглянуть на Кейтлин, — спасибо, любимая.        Ласковое обращение без каких-либо усилий сорвалось с её языка, и Кейтлин кивнула, заставив себя сдержать слабую улыбку. Мэдди слегка наклонила голову, наблюдая за Кейтлин с тёплом во взгляде и любопытным выражением лица.        — Почему бы тебе не зайти ко мне попозже? — спросила она, её голос смягчился, — я скучаю по тебе.        Кейтлин колебалась, кончиками пальцев касаясь края стола, пока она думала. Чувство вины за то, что она набросилась на Мэдди тем утром, терзало её.        — Хорошо, — наконец сказала она ровным голосом, — я зайду после того, как закончу здесь.        Лицо Мэдди озарилось счастливой улыбкой, и она быстро кивнула Кейтлин, прежде чем отступить к двери, всё ещё держа круассаны в руках. — Тогда увидимся позже, — она остановилась у двери, бросив последнюю улыбку через плечо, — и ещё раз спасибо. Ты действительно лучшая.        Когда дверь за ней закрылась, Кейтлин медленно выдохнула, прислонившись поясницей к столу. Она скрестила руки на груди, мыслями возвращаясь в пекарню, к Вай, к тому, что между ними осталось недосказанным.        Она отбросила эти мысли, выпрямилась и снова сосредоточилась на стопке отчётов, лежащих на её столе. В сознании всплывала счастливая улыбка Мэдди, как и резкие, отстранённые слова Вай.        «Видимо, ты не так уж хорошо меня знала, как тебе казалось».        Кейтлин вздохнула, её плечи на мгновение поникли, прежде чем она заставила себя сесть и вернуться к работе. Сегодня вечером она должна сосредоточиться на Мэдди. Она заслужила это.              

***

       Когда ночь, наконец, накинула свой бархатный плащ на город, Кейтлин не просто пошла в квартиру Мэдди — она поплыла туда, словно выполняя некий долг, который её не очень-то заботил. Мэдди приготовила ужин, что-то тёплое и простое, и они вдвоём сидели за её маленьким столиком, обмениваясь шутками и лёгким поддразниванием, как будто между ними всё было легко и просто. Но воздух между ними гудел в неровном ритме, тяжелея, и Мэдди, казалось, не замечала этого или, может быть, просто предпочитала не замечать.        После того, как тарелки были отодвинуты в сторону, они оказались в постели. Секс был тихим, почти механическим для Кейтлин — средство для достижения цели, ничего больше. Но Мэдди? Боже, Мэдди плавилась, полностью поглощённая ею. Кейтлин видела это в каждом вздрагивании тела, в каждом отчаянном стоне, вырвавшемся наружу, в каждом произнесённом имени Кейтлин, словно это была молитва. А затем Мэдди, такая жаждущая, такая искренняя, попыталась превратить этот момент во что-то большее. Она потянулась к Кейтлин, её голос был мягким и умоляющим.        — Позволь мне сделать так, чтобы тебе тоже было хорошо, любимая.        Но Кейтлин остановила её, в голосе звучала присущая ей твёрдость, граничащая с отстранённостью.        — Я в порядке. Видеть тебя такой… этого достаточно.        Она поцеловала Мэдди в лоб, прикосновение было скорее извиняющимся, чем интимным. Это была не совсем ложь — наблюдать за тем, как Мэдди взрывается, действительно что-то всколыхнуло в ней, но это не было любовью, не было связью. Это было… обязательство, возможно? Или чувство вины.        Она оставалась ровно столько, сколько нужно, чтобы Мэдди успела уснуть, её дыхание выровнялось в мягкой дымке пост-блаженства. Только тогда Кейтлин выскользнула из кровати, осторожно, чтобы не разбудить её, и тихо вышла из квартиры. Прохладный ночной воздух накрыл её, как волна, и она глубоко вдохнула, желая почувствовать что-то ещё, кроме удушающей тяжести преданности Мэдди. Она не хотела идти домой, не хотела сталкиваться с тишиной там. Поэтому она шла, позволяя своим ногам вести её по тёмным улицам бездумно.        Вскоре она обнаружила, что направляется в Заун, словно её тянула туда невидимая нить. Она не стала задаваться вопросом: было легче просто следовать по пути. Грязь и хаос подземного города окутывали её по мере того, как она углублялась, а резкий, металлический запах нефти и дыма заполнял её легкие. В конце концов она остановилась перед «Ямой». Воздух здесь был наэлектризован, заряжен шумом толпы и грубой, жестокой энергией боёв. И там, в центре всего этого, была Вай.        Она двигалась как ураган, размахивая кулаками, её тело напрягалось от силы и точности. Кейтлин не могла отвести взгляд, и впервые за эту ночь что-то внутри неё шевельнулось. Не тупая боль обязательства, которую она чувствовала с Мэдди, а что-то более острое, горячее. Что-то живое.        Кейтлин прислонилась к перилам, не сводя глаз с Вай, которая ныряла в драку за дракой, уничтожая противника за противником с жестокой, почти поэтической точностью. Каждый взмах её кулаков, каждый шаг, каждое движение кричало о необузданной энергии, силе и неповиновении. Она выглядела живой — более живой, чем Кейтлин видела её за последние годы. Было в этом что-то, что притягивало Кейтлин, даже когда она пыталась спрятаться в тени, стараясь не привлекать внимания. Эта Вай, та, что на ринге, та, что обливается потом и побеждает, напомнила ей ту женщину, которую она знала раньше. Женщину, которую Кейтлин не могла забыть.        Когда бои, наконец, закончились, Кейтлин попятилась, наблюдая, как Вай схватила полотенце и вышла из «Ямы», её тело сияло в тусклом свете. Кейтлин следовала за ней на расстоянии, её шаги были тихими и размеренными, она шла за ней до маленького грязного бара неподалеку. Воздух внутри был спёртым от смешавшихся запахов спиртного и гудения музыки. Кейтлин наблюдала из угла, как Вай заказывает напиток за напитком, опрокидывая их в себя, как воду. Вскоре алкоголь начал брать верх, ослабляя её острые грани. Кейтлин говорила себе, что скоро уйдет — нет смысла оставаться — но ноги отказывались двигаться.        И тогда Вай встала.        Она направилась на танцпол, её движения были неуверенными, но полными развязности, и у Кейтлин перехватило дыхание, когда она увидела, как Вай скользнула к женщине. Девушка была сногсшибательной, Кейтлин не могла этого отрицать. Высокая, темноволосая, с убийственная улыбкой — она была из тех женщин, которые кружат голову, даже не стараясь. Но не её внешность заставила Кейтлин заскрипеть зубами. А то, как они двигались вместе.        Руки Вай легли на талию девушки, притянув её ближе к себе — слишком близко — и они начали двигаться синхронно, их тела прижались друг к другу так, что у Кейтлин скрутило живот. Музыка пульсировала вокруг них, ритм синхронизировался с медленным, нарочитым движением их бёдер. Кейтлин стиснула челюсти, наблюдая за тем, как руки Вай начали скользить по изгибам девушки, кончиками пальцев касаясь чужой кожи. А потом девушка наклонила голову, касаясь губами шеи Вай, прежде чем она начала оставлять мягкие, дразнящие поцелуи. Что-то внутри Кейтлин оборвалось. Она приказала себе отвернуться, перестать смотреть, но не могла отвести глаз. Зрелище прожгло её, острое и болезненное. Она попыталась отмахнуться — мол, это не её дело, у неё нет прав на Вай — но эта логика не успокоила бурю, поднимающуюся в груди. Она сжала руки в кулаки, ногти впились в ладони, когда она боролась с желанием сделать что-то безрассудное.        А когда Вай взяла девушку за руку и повела её к выходу, Кейтлин почувствовала, будто земля ушла у неё из-под ног. Она застыла, беспомощно глядя, как они вместе исчезают в ночи. Мысль о том, что Вай — её Вай — может быть с кем-то другим, была невыносимой. Это была не просто ревность, хотя она была там, обжигающе горячая и злобная. Всё было гораздо глубже. Это была боль разбитого сердца, острая и ранящая, которая пронзала её вновь и вновь так, как она не ожидала.