И огонь, и вода

25 февраля 2019 Матвей всегда считал, что если уж журналисты задали прямой вопрос, то нужно на него отвечать максимально честно. Даже если правда покажется кому-то фантастической, неприятной или вовсе смешной. Во-первых, с его безалаберностью было легко забыть, что и когда он соврал, и окончательно запутаться в показаниях. Во-вторых, не было за ним замечено страшных грехов, кроме катастрофической неудачливости и бараньего упрямства, чтобы напускать на себя таинственность или вовсе изобретать какую-то параллельную реальность. На Чемпионате Европы он жил один и первые дни даже этому радовался — впервые за долгое время он мог остаться наедине с собой. Однако сегодня одному было неуютно. Он выложил серебряную медаль из кармана и позвонил Эду по скайпу. Того отправили в Красноярск на Универсиаду, но, по расчётам Матвея, ещё не было слишком поздно, чтобы он мог его разбудить. — Совсем от рук отбился, — вместо приветствия произнёс Эд, и хоть звучало это шутливо, он строго нахмурил брови. — Ты уже посмотрел? — Я-то посмотрел, но вот те, кто прочтут, наверное, захотят поднять тебя на вилы. — А это ещё почему? Я был предельно честен. Эд усмехнулся. Матвей, при их первых встречах выглядевший лукавым и даже скользким, на самом деле гибким оказывался разве что в их отношениях. Латыпов был очень рад, что обманулся в нём именно таким образом. Однако эту болезненную честность в общении с прессой Эд совсем не разделял. Сам он всегда старался отделываться общими фразами, вроде «работаем изо всех сил», «постепенно наращиваем форму», «анализируем допущенные ошибки» и так далее, и тому подобное. А когда его, как Матвея сегодня, спрашивали о прошлых решениях руководства, здорово испортивших ему всё, что можно, он предпочитал говорить, что «ситуация давно изменилась». — Прошло уже два года с тех пор, — осторожно подбирая слова, начал Эд. — Это у тебя рана болит, а многие уже забыли давно и посчитают твои слова пустым нытьём. Матвей весь словно вспыхнул изнутри, даже через экран ноутбука это было хорошо заметно, но ответил довольно сдержанно: — Мне очень хочется, чтобы такого больше не было. Чтобы молодых спортсменов не меняли в заявке на гонку, потому что наверху всё переигралось. — Пока всё выглядит так, будто ты завоевал значимую медаль и хочешь поквитаться с Сашей за то, что тогда его поставили вместо тебя. — Саша — мой друг, — Матвей сверкнул глазами, — и такая же жертва кривых решений нашего руководства. Да я и не называл его имени. — Связь слишком легко обнаружить, — Эд покачал головой, — а твоим словам — придать смысл, которого в них никогда не было. Матвей и сам часто об этом думал. Даже если говорить что-то в видеотрансляции, всегда есть возможность переставить в текстовом варианте местами пару слов, а то и букв, отчего самое невинное замечание сразу приобретало неприятный грязно-жёлтый оттенок. Он задал скорее риторические вопросы: — А какой тогда выход? Молчать? — Молчать или отделываться общими фразами, — впрочем, и это решение далеко не панацея. — Тогда журналисты начнут писать интервью за нас и станет ещё хуже, — Матвей вздохнул. Правда, они сразу подумали об одном и том же. Какие бы грехи им не приписывали ушлые представители СМИ в погоне за сенсациями, они найдут способ утешить друг друга. Во всех смыслах.