Перед падением

Deftones — Change (In the House of Flies)

I took you home

Set you on the glass

I pulled off your wings

Then I laughed

I watched a change in you

It's like you never had wings

Now you feel so alive

I've watched you change

It's like you never had wings...

Впервые она замечает его присутствие, бредя по кишащей людьми улице вечернего Токио. И в этот же момент осознаёт самую главную ошибку из своего недавнего прошлого — по крайней мере, одну из них — она сбежала именно туда, куда не так давно умоляла его сбежать вместе. Что ж, тогда он с ней согласился, так что, в конечном счёте, могла ли она всерьёз его в этом винить? Он пытался убить её. Он пытался, и он мог это сделать. Он до сих пор может. «Видит Бог, я не собирался убивать тебя, но при нашей следующей встрече…» — последнее, что она от него услышала. Возможно, сейчас он преследует её лишь для того, чтобы завершить начатое. В огромной толпе туристов и спешащих домой горожан она не видит его, не слышит, не ощущает запаха — но внутреннее чувство опасности безошибочно определяет, что это его мурашки бегут по её коже, его узел ужаса завязывается и пульсирует в её животе, его дыхание сбивается и становится поверхностным и прерывистым, разрывая её лёгкие. Всё в этом навязчивом волнении напоминает его. Она знает, что он здесь, и ничего, совсем ничего не может сделать с тем, что он приближается. Она ведь прекрасно понимала, что рано или поздно белокурый дьявол настигнет её. Ни на секунду своей одинокой бессмертной жизни вампирша не забывала о том, что всё её существование — сплошное, бесконечное бегство, порочный круг, из которого ей уже никогда не отыскать выхода. Страх — это чувство, возникающее лишь тогда, когда тебе есть что терять. Страх потерять контроль, потерять лицо, потерять любимых, потерять имущество, потерять жизнь. Виктория испытывала страх все пять сотен лет своего жалкого, не имеющего смысла и цели существования. По какой-то причине, что бы ни происходило на её жизненном пути, она всегда неизменно боялась одного — что её вдруг не станет. Сама её жизнь казалась ей самой постоянной из всех переменных — она даже находила в этом какой-то извращённый смысл, какой-то наивный, отчаянный символизм. Когда Виктория потеряла Джеймса (вместе с тем обнаружив, что он никогда ей и не принадлежал), ей не хотелось умирать. На самом деле, ей, напротив, гораздо упорнее и отчаяннее, чем когда-либо, хотелось жить. Она обрела новый смысл в жизни в одиночестве — то одиночество было блаженным, тёплым, ярким, как цвета Окситании. Она отыскала его в тени апельсиновых деревьев, ощутила в прикосновении подушечек пальцев к трещинкам в каменных стенах старого особняка. Почувствовала в обжигающем солнечном ветре, щекочущем непривычно разогретый мрамор кожи. Она разглядела его даже в дурацких комедиях девяностых, которые, сама не понимала, за что, но искренне полюбила. Именно тогда она встретила Лорана. Словно у судьбы был какой-то особый, пропитанный отборным, чернейшим юмором план. Он появился и исчез всего за день. Какой-то жалкий день! День, за который она испытала такой спектр эмоций и чувств, что все предыдущие пятьсот лет моментально померкли и стёрлись в пыль. После этого она впервые осознала, что больше не видит причин оставаться здесь. Оставаться где-либо. Не видит причин оставаться. Сначала это был бессознательный импульс. Проигнорировав его, Виктория поступила ровно так, как и всегда — продолжила бегство. Бегство — это то, что у неё всегда получалось лучше всего на свете. Потом это преобразовалось в мысль. Она покинула Европу стремительно, не закрыв дом, не забрав никаких вещей. Была уверена, что больше они ей не понадобятся. Было довольно странно осознавать, что у неё вообще появились вещи. Лоран действительно напугал её — в этом не было сомнений, но сильнее всего, думая о произошедшем, она чувствовала разочарование и боль. Не позволяя себе надеяться, она и не заметила, как поступила ровно наоборот. Он очаровал, заинтриговал её, влюбил в свои манеры, свою личность, проявленную заботу, внимание. Влюбил в свою непохожесть на всех, кого она знала до этого. Непохожесть на Джеймса. Вновь поверив в то, что в её жизни ещё может появиться тот, кому будет на неё не плевать, она угодила в собственноручный капкан. Слишком уж сильно боялась осознать, что так и останется одинокой. После всего произошедшего это больше не было мыслью. Это превратилось в цель. Она вовсю глумилась сама над собой. Джеймс, как всегда, победил, и его даже можно поздравить. Он хотел убить её? Что ж, теперь единственное, чего она хотела — умереть. Не было больше смысла. Не было целей. Не было желаний. Не было бегства. Она больше не станет бежать. Поэтому прямо сейчас она вытаскивает из высокого горла свитера заправленные в него волосы. Огненные кудри, отражающие блики бесконечных мерцающих неоновых вывесок и рекламных щитов, расплескиваются во все стороны ярким пятном на холсте угрюмой толпы, и теперь нужно быть совсем далеко, чтобы её в ней не обнаружить. Однако навязчивое, болезненное чувство опасности покидает её так же быстро, как появляется. Нет никаких сомнений: даже если Джеймс действительно был здесь, то больше нет. Простояв на тротуаре ещё какое-то время, бесцельно наблюдая за толпами и ослепительно сверкающими гигантскими экранами, Виктория понимает, что сегодня точно не тот день. Быстрым шагом преодолев расстояние до высотного многоквартирного дома, в котором она сняла небольшую квартирку с видом на сияющие небоскрёбы, поднявшись на лифте на нужный, шестнадцатый этаж, вампирша замирает на месте. Двери лифта разъезжаются с характерным звонким сигналом, весело оповещая пассажира об успешно завершившейся поездке. Его запах. Ни с чем не спутаешь. Мурашки пробегают по мраморной коже, неизбежно пробуждая в голове сокрушительный поток самых ненавистных и самых волнительных воспоминаний. Она не даёт им волю, привычно ловко закапывая в самых тёмных и непроходимых глубинах своего подсознания. Знает, что ей ещё предстоит столкнуться с этой разрушительной дьявольской силой лицом к лицу, оттого запрещает ей уничтожить себя раньше времени. Запах Джеймса везде — возле лестницы, которой он предусмотрительно воспользовался, чтобы не попасть в объектив многочисленных камер в холле и лифте. Возле входной двери в её квартиру. В квартире. Виктория быстро пробегает глазами по комнате. Всё скудное убранство на своих местах: минимальное количество бытовой техники и электроники, которой она всё равно никогда не пользовалась, небольшой, запылившийся кухонный гарнитур, «пузатый» телевизор со стопкой видеокассет и дисков, компактный раскладной диван, жалобно скрипящий при минимальном дуновении сквозняка. В этот раз она решила не создавать вокруг себя лишний уют и не выбирать жильё по вкусу — такое, в котором захочется проводить время. Такое, в котором ей снова захочется жить. Она уже всё для себя решила. Пути назад нет — оглядываясь, его вообще никогда не было. Она не может убить себя сама — уже пробовала. Вампирский организм, как ни парадоксально, создан таким образом, чтобы живой мертвец всегда оставался живым. Она не может умереть от голода, не может проткнуть или порезать себя ни одним из существующих на планете материалом. Из известных, по крайней мере. Значит, остаётся лишь один вариант — Викторию должен убить другой вампир. Поэтому, ещё с порога завидев большую коробку, обёрнутую алой атласной лентой, отражающей сияние неона, переливающегося за окном, и лежащую сверху на ней записку, вампирша без тени страха разворачивает согнутый пополам листок плотной, дорогой бумаги, насквозь пропахшей всё тем же запахом кожи дьявола. Она испытывает это идиотское, абсолютно пошлое дежавю — когда-то давно опасный блондин ворвался в её жизнь точно таким же образом. В гостиничный номер, с «подарком» и вульгарной запиской. Она нещадно рвёт ленту вместо того, чтобы осторожно её развязать, раздражённо откидывает крышку коробки в сторону и злобно усмехается, качая головой. Отныне ничто, связанное с Джеймсом, не интригует её, не завораживает и не восхищает. Дорогое вечернее платье, алое, как и лента — цвета его радужек. Оно гораздо красивее, чем то, на которое он положил глаз в прошлый раз, и всё же вызывает у неё лишь отвращение и злобу. Невольно скрежетнув зубами, она вчитывается в выведенный аккуратным каллиграфическим почерком текст.  

«Ma chère Vicky…

«NNTT», 19:00.

Искренне надеюсь увидеть тебя, ma Reine Rouge.

Мне до смерти нужно с тобой поговорить.

J.»

 

Зажмурив глаза, Виктория делает глубокий вдох. И ещё один. И ещё. «До смерти». Осуждающе хмыкнув самой себе и своему глупому, иррациональному страху, она хватает с пола кусок разорванной ленты. Смотрит на неё, представляя себе те самые налитые кровью красные глаза, в уголках которых то и дело мелькает чертовщина. Молча подходит к зеркалу в ванной. Какое-то время буравит взглядом бледное веснушчатое лицо, пытаясь найти там хоть какие-то отголоски себя прежней. Те самые, ради которых ещё можно бы было попробовать побороться. Ради которых ещё стоило бы продолжить бежать. Но в отражении на неё смотрит лишь незнакомка, в бордовых глазах которой нет ни единого признака жизни. Душа её уже умерла, оставив только холодную, безжизненную, но и бессмертную оболочку. Это и есть окончательный ответ на её незаданный вопрос, молчаливо осевший на запылившиеся поверхности старой обшарпанной квартирки невидимой, скорбной тенью. Не меняя безэмоционального выражения, не двинув ни единой мышцей лица, не дыша и не моргая, словно уже умерла и превратилась в обледенелый камень, она достаёт из ящика зажигалку. Отодвинув кудри назад, повязывает алую ленту на шею, прямо поверх места, где красуется длинный шрам от нежных, заботливых рук возлюбленного белокурого дьявола. Щёлкает зажигалкой, и ещё с минуту смотрит на колышущееся рыжее пламя, словно загипнотизированная. Как смотрела на пламя, пожирающее своими безжалостными языками покосившиеся деревянные домики вместе с трупами жителей стёртой с лица земли деревни. Как смотрела на пламя, уничтожающее карнавальный шатёр «Дома зеркал» с бездыханными девичьими телами. Наконец, вампирша подносит огонь к рваному краю ленты и опаляет его, делая идеально ровным. Если сыграть в очередную игру Джеймса необходимо, чтобы он выполнил свою роль и покончил с ней, значит, следующий ход за Викторией. «Нас теперь двое» — отныне и навсегда. Это должен быть эндшпиль.  

***

Ветер рвано и тревожно шелестел в ветвях деревьев, нетерпеливо обвивая стройный женский стан, пока вампирша, по привычке обхватив себя руками, словно на неё действительно мог воздействовать холод, смотрела на угловатое, высокое здание «Эн-Эн-Ти-Ти» — Нового национального театра Токио. Именно здесь демон из её самых болезненных, несбывшихся мечтаний и стремлений назначил ей встречу, словно не имел иного способа выманить её для долгожданной расправы. Он пошёл самым лёгким путём, очевидно, понадеявшись на её былые чувства, на поводу у которых она многие десятилетия самозабвенно жертвовала всем. Жертвовала собой. Безропотно ему подчинялась и следовала за ним в самое пекло. Сегодня она его вновь не разочарует — пусть и в последний раз. Чувство опасности било под дых, колотило по нервным окончаниям, перехватывало дыхание, сжимало желудок в тошнотворном спазме. Резкий, неестественный поток воздуха пронёсся мимо, всколыхнув и без того беспокойные локоны у лица, выбившиеся из тугой высокой причёски. Ресницы дрогнули, а ноздри безошибочно уловили запах, который уже завладел её разумом ранее, притупив чувствительные рецепторы для всего остального. Казалось, он уже был впечатан у неё внутри. Куда бы она ни бежала, как бы ни старалась себя обмануть, всё было предопределено с самого начала — с той самой их встречи в новогоднюю ночь у бара. Ей действительно никогда от него не сбежать. Дьявол всегда был прав. И теперь он стоял на лестнице, подсвеченный сзади ослепительным светом ярких афиш и прожекторов, словно божество, сошедшее с небес. Словно падший ангел. Глядя ей прямо в глаза, небрежно засунув руки в карманы элегантного дорогого костюма, и улыбался — именно так, как она запомнила. Лукаво и хищно, весело и невинно. Десятки противоположных черт, в совершенно негармоничном сочетании запертых в едином теле. Закусив губу, он усмехнулся и на мгновение опустил глаза, переступив с ноги на ногу. Молчаливое сердце сжалось. Он так искусно изображал лёгкое волнение перед встречей, словно был обычным мужчиной, что пригласил возлюбленную на долгожданное свидание. На короткий, но до безумия приятный миг ей действительно показалось, что всё могло быть так. Что они вполне могли бы быть этой самой обычной парой: двое обворожительных молодых людей, решившие культурно провести время в театре, но в итоге за целое представление так и не оторвавшие друг от друга влюблённого взгляда. Те, что, взорвавшиеся от переизбытка чувств, начали целоваться ещё в фойе. Это могли быть они. Но, к сожалению, они оба здесь по совершенно другой причине. Возможно, он убьёт её сразу, на входе в театр. Или же прямо посреди огромного оперного зала — о, воистину, Джеймс — знатный любитель устроить шоу! Быть может, перед этим он перережет глотки половине зрителей — на большее количество крови не хватит даже его зверского аппетита. Возможно, напоследок даже любезно предложит вторую половину ей. Она ни за что бы не хотела стать участницей, или хотя бы свидетельницей подобного, но, опять же, если бы это означало, что её жалкое, бесцельное существование закончится в этот же вечер, она выдержит что угодно. Возможно, он впервые сделает так, как ей нужно, даже о том не подозревая. Шаг, следом за ним ещё один. Один вдох, второй, и ещё. Стук каблуков отбивал размеренный ритм, заменяя собой безмолвную сердечную мышцу. Она поднималась по каменным ступеням с гордо выпрямленной спиной. Узкое красное платье, подаренное Джеймсом, обтягивало её силуэт, ни капли не сковывая грациозных движений, а на плечах красовалась белая пушистая накидка, которую она подобрала ещё в том заброшенном американском доме, ставшим её недолгим убежищем в ночь спасения от своего убийцы. Каждая вещь в её сегодняшнем туалете несла индивидуальное послание, своеобразный манифест, что адресат был не в силах прочесть. Теперь она добровольно шла навстречу ему, желая забрать именно то, от чего тогда отказалась. Она сделала круг, отчаянную попытку вырваться из насильственных цепких лап и начать жить по-своему. Попытку узнать себя, попытку изменить образ жизни, попытку влюбиться заново. И теперь она возвращалась к нему. Преисполненная беспрецедентным опытом и всё такая же одинокая. Последняя ступень, разделяющая их. Глаза Джеймса горели привычным восторженным азартом, но что-то в них изменилось. Сперва показалось, словно это какая-то эмоция, неведомая ранее, какое-то необычное для его лица выражение, но… То были именно его глаза. Ярко-малиновые, практически как у неё. Больше не алые. Он изменил диету. Раскрыв рот, она растеряла всю былую решимость, но лишь на мгновение. Даже если что-то в его привычках поменялось в лучшую сторону, это уже не должно вызывать у неё трепета и волнения. Заметив короткую заминку, Джеймс приподнял уголок рта, а в морщинках у глаз сверкнула привычная хитринка. Виктория могла бы сказать, что совершенно по ней не скучала. Но на предсмертном одре не принято лгать. Он протянул ей руку, а когда она вложила в неё свою, едва ли не вздрогнув от электричества, разрядом пробежавшего по поверхности кожи, медленно притянул её кисть к губам и поцеловал, при этом не отрывая взгляда от растерянного лица. — Tu es venue, — нежно выдохнул вампир, глядя на неё с каким-то странным, нездоровым ликованием. — Tu m'as invité, — только и пожала она плечами. — Раньше ты никогда не отвечала мне на французском, — слегка озадаченно заметил Джеймс, медленно сопровождая её ко входу в театр. Первый прокол. Джеймсу совершенно необязательно знать, что она прожила буквально лучшие несколько лет своей пятивековой жизни в одновременно ненавистной и страстно любимой им Франции, и теперь отвечала французским на французский не задумываясь, автоматически. — Люди меняются, — быстро ответила она, вновь не задумавшись над ответом ни на секунду. Единственное, что её сейчас волновало — что задумал вампир и как спровоцировать его на убийство, если он вдруг решит медлить. — Да… — задумчиво протянул он, приподняв брови. Казалось, каждым своим ответом она вводила его в замешательство. — Люди… — повторил он. — Но не ma petite poupée, что всегда глубоко презирала всё человеческое! А вот и второй прокол. Словно они оба шагали по минному полю, но лишь Джеймс точно знал, где эти мины заложены. — Должно быть, и кукла раз в пятьсот лет оживёт, если убрать от неё подальше то, что медленно убивает. Рука невольно дёрнулась к шее, туда, где сейчас была повязана алая лента. Это, как и ничто другое, не осталось без внимания Джеймса — он проследил за движением и поджал губы, нервно сглотнув. Будто бы только что вспомнил, что тогда натворил. Повязывая подарочную ленту на месте шрама, Виктория даже и не рассчитывала на то, что Джеймс разгадает эту бездарную, пошлую метафору — это было, скорее, напоминание для неё самой. Но теперь, если хорошенько подумать… так даже… интереснее? Вопреки всему, в его глазах словно бы появилось… Раскаяние. Это действительно стало для неё полной неожиданностью. Ни разу за все десятки лет их знакомства Виктория не видела подобной эмоции в рубиновом взгляде. Словно вместе с цветом радужек поменялись и чувства, которые те транслировали. Джеймс остановился у самого входа, несмотря на то, что толпа желающих попасть на представление увеличивалась с каждой минутой. Люди, «выгуливая» самые дорогие и вычурные наряды, вовсю пытались протиснуться к контролёру у входа, который сейчас загораживал высокий ослепительный блондин с окончательно растерявшим весь привычный задор и запал взглядом свекольного цвета. Он встал лицом к ней, спиной ко входу, и пылко покачал головой, зажмурив глаза. С его губ неожиданно сорвалось: — Викки, я… — Прошу прощения, вы загораживаете проход, — на чистом английском возмутилась женщина средних лет, одетая в розовое кашемировое пальто. Она бесцеремонно потянула вампира за рукав пиджака в попытке привлечь его внимание, даже не подозревая, что это могло стать последним, что она сделает в своей жизни. По крайней мере именно этой самой рукой. Джеймс резко развернулся к ней, слишком уж быстро для обычного человека, и посмотрел на ту почти разъярённо, со странной ненавистью во взгляде, совершенно несвойственной ему. Он мог быть жестоким, даже чересчур, но лишь от того, что не воспринимал боль и чувства людей всерьёз — никогда не из ненависти или злобы. Слегка оголив клыки, он всё же нехотя отодвинулся от дверей. Невольно вздрогнув, женщина отпрянула как можно дальше и поспешила скрыться в здании театра. Очень типичная реакция человека на их вид: расширенные зрачки, учащенное сердцебиение, резкий прилив крови к конечностям. Всё для того, чтобы поскорее исчезнуть из поля зрения хищника, хоть это и не имело особого смысла в случае с вампирами. — Думаю, нам стоит поспешить, — воспользовавшись заминкой, протараторила Виктория, двинувшись в сторону входа. — Ты ведь хотел послушать оперу, верно? И, вероятно, убить меня. О предстоящей постановке Виктория узнала несколько минут назад, прочитав мелькнувшее на билете прохожего название. Опера «Тристан и Изольда» Рихарда Вагнера. Она хорошо помнила эту историю — анонимный рыцарский роман, написанный в XIII веке на старофранцузском языке на основе кельтской легенды, но так гласит лишь одна из огромного количества версий его происхождения. История пересочинялась и переписывалась множество веков и множеством народов. В свои «молодые» века Виктория очень любила эту, пусть и наивную, местами плохо продуманную, легенду о трагичной любви — не то, чтобы в те времена был огромный выбор захватывающих историй. Вероятно, выбрав данную постановку, Джеймс решил намекнуть на её преклонный возраст. — Как скажешь, — слегка недоумённо, даже с некоторым подозрением ответил блондин, но после вновь нацепил маску горькой печали. — Всё будет так, как ты скажешь, ma Reine Rouge. Ощущение, словно в данную фразу было вложено сильно больше смысла, чем казалось на первый взгляд, не покидало Викторию до самого поднятия занавеса.  

***

Вероятно, она слегка поспешила с выводами. Когда Виктория грезила о том, что они могли быть обычной парой, не имеющей сил оторвать друг от друга взгляд, это было совсем не всерьёз — просто романтический образ, банальность из слезливых мелодрам. Но Джеймс не отрывал от неё взгляда вполне всерьёз. Левая сторона лица полыхала, объятая малиновыми языками пламени — прямо как цвет глаз, что её поджигали. Артисты выкладывались на полную мощность, оглушая огромный зал великолепными, объёмными голосами, которые, благодаря потрясающей акустике, звучали словно бы отовсюду, из каждого уголка, а не с конкретного места на сцене. Виктория изо всех сил старалась следить за происходящим под прожекторами, но пристальное внимание спутника сбивало с толку. Она не запомнила ни единого слова. Виктория шла сюда для того, чтобы принять от него смерть. Не за тем, чтобы он на неё пялился. «До смерти». Возможно, она недостаточно сильно его разозлила? Быть может, им нужно оказаться наедине? Возможно, он и сам ещё не определился с тем, что хочет с ней сделать, и ей лишь необходимо его «подтолкнуть»? Когда сопрано Изольды достигло своей самой высокой из прозвучавших ранее нот, рука Джеймса, словно так и было положено, осторожно накрыла её, с начала представления покоящуюся на подлокотнике. Их пальцы переплелись гораздо раньше, чем Виктория вообще успела осознать, что происходит. Вырвав ладонь, она вскочила с места и бросилась прочь из зала, из последних сил соблюдая предел человеческой скорости. На неё то и дело оглядывались люди, кто-то недовольно, кто-то скучающе, кто-то заинтересованно. Каблуки выстукивали по мраморному полу арию трусливого побега от собственных чувств. Она не могла разобраться в своих ощущениях, но одно знала наверняка. Она просто до смерти боялась обнаружить, что продолжает что-то испытывать к Джеймсу — это означало бы крах всего. Всего, кем или чем она являлась и стала к этому самому моменту. Это значило бы, что она не достойна даже того, что произошло с ней за последние несколько лет — того, что произошло с ней за те три года, когда она пряталась в тени апельсинов от всего остального мира, при этом впервые познав на собственной шкуре, что такое покой и свобода. Она даже не осмелилась взглянуть ему в глаза, убегая — до такой степени боялась, что они утянут её обратно в трясину, из которой нет выхода. Мраморный пол, серые мраморные стены, поручни из светлого дерева. Вдох, выдох — один шаг, следующий. — Викки! Стой! Она замерла посреди очередного лестничного пролета. Зажмурилась. Медленно повернулась, услышав приближающиеся шаги позади себя. Джеймс остановился в нескольких метрах от неё, соблюдая намеренную дистанцию. В его глазах мерцало трогательное мальчишеское замешательство — она практически поверила этому искусному вранью. Не хуже актёров на сцене. — Почему ты убегаешь? Не сдержавшись, она хохотнула в голос. Заметив, что печального непонимания на его лице стало лишь больше, вмиг растеряла весь юмор. Взглянула на него недоверчиво. — Ты шутишь? — Я… — мямлил он. — Я… — Ты пытался меня убить! — заорала она так, что Джеймс даже в тревоге огляделся по сторонам. Словно его действительно беспокоила реакция людей на что бы то ни было. Выражение его лица вновь приобрело этот отвратительный, вульгарный оттенок раскаяния. — Послушай… Она подскочила к нему так резко, что от неожиданности вампир зажмурился. Будто ожидал от неё удара. Такая реакция лишь разозлила её сильнее — где это видано, чтобы Джеймс, мать его, боялся её! Боялся кого угодно! Он попросту играет с ней! Издевается! Глумится! Издав звонкий металлический рык, Виктория толкнула его, и он отлетел назад, врезавшись спиной в мраморную стену. На удивление, та выдержала его вес и даже не треснула — это значило, что она злилась недостаточно сильно. — Пытался! Убить! Меня! — с остервенением выплёвывала она, теперь действительно с каждым словом нанося удары по его лицу. Он не сопротивлялся. Не отвечал. Терпел. Да ответь же ты!!! Убей!!! Убийца!!! Смотрел на неё так, словно она действительно для него что-то значила. Словно что-то ещё можно было изменить и исправить. Словно у них есть надежда. Это вновь злило ещё больше. Замкнутый круг из невыраженной, разъедающей изнутри ярости. Вся злость, вся обида, всё разочарование, боль, тоска — всё это норовило вырваться наружу прямо здесь, посреди фойе оперного театра. Если бы могла, она бы выблевала ему их в лицо. Все те чувства, которые она так старательно в себе прятала. Все те, от которых мечтала избавиться. Все те, спасение от которых отныне видела лишь в смерти. Освободиться. Её молчаливая грудь с шумом вздымалась, пока она смотрела в красные, полные незнакомой эмоции глаза своего бывшего возлюбленного — того, в ком когда-то видела смысл своего существования, чья любовь была для неё наивысшей из возможных наград. Восьмым чудом света — единственным из них, которое когда-либо имело значение. Развернувшись, она, не оглядываясь, сорвалась прочь. Бросив под ноги Джеймса единственную частичку души, которая у неё осталась. Теперь она останется с ним.  

***

Перепрыгивая через крупные валуны, Виктория взбиралась всё выше по крутому скалистому склону, минуя редкие, невысокие, полуголые стволы деревьев, больше напоминавшие безобразные когтистые лапы, болезненно скривившиеся в агонии усилия дотянуться до таких редких и желанных солнечных лучей, от которых зависела жизнь. В какой-то степени вампирша даже жалела их — заброшенные сюда волей жестоких ветров и вод, они не выбирали, где им суждено было родиться. Выросшие на этой сухой, безжизненной, неплодородной породе, они имели лишь два пути: приспособиться, изуродовав себя, или погибнуть. У них не было возможности просто встать и найти себе лучший дом. Забавно, ведь, имея пару крепких, быстрейших на свете ног, толстую кожу и удивительный, редкий дар, Виктория всё равно ощущала себя сейчас точно так же. Забравшись на вершину самой высокой в окрестностях скалы, она нарочито медленно и бесшумно, затаив дыхание, подошла к обрыву. Как шёл бы человек, до смерти страшащийся взглянуть сверху вниз на высоту, на которую забрался. Заглянуть прямо в пропасть, на которую сам же себя и обрёк. Кому, как не Виктории, знать, что это за чувство? Ветер разбросал огненные кудри, такие неестественно яркие на фоне заснеженных, монохромных туманных гор полуострова Олимпик. Словно причудливое предзнаменование пламени, что охватит эти места. Не успела она самостоятельно отодвинуть локоны, заслонившие взор, как почувствовала тёплое прикосновение шершавых рук. Он всегда был теплее. Виктория не спешила оборачиваться. Оттягивала момент, сама не знала зачем: она давно уже подпустила его обратно, поэтому предаваться сомнениям было теперь как минимум глупо. Непоследовательно, наивно так, по-девчачьи. — Замёрзла, ma Reine? — с хитрой улыбкой в голосе промурлыкал Джеймс, обнимая вампиршу со спины. Его руки, всегда требующие гораздо больше, чем она могла бы отдать, скользнули по её талии, вниз по бёдрам, и она закрыла глаза, прикусив губу. Ненавидя себя за то, что по-прежнему испытывала трепет и наслаждение. Желая вырвать с мясом этот ядовитый плющ, проросший слишком глубоко в кровеносную систему, чтобы его мог выжечь даже её собственный яд. Она ничего не ответила. Ему и не нужен был ответ. Он просто любил разговаривать с жертвами, зная, какой пленительной силой обладал его голос. Забавно, ведь на какие-то жалкие несколько часов ей почудилось, словно жертвой в кои-то веки стал он сам. В тот самый вечер в Токио. Он подготовил ей самую искусную ловушку из всех, но тогда она ещё об этом не знала. А потому, отбросив все отчаянные вопли здравого смысла, вернулась к тому самому зданию оперного театра. Понятия не имела, что ожидала там обнаружить: то ли Джеймса, всё ещё ждущего её в шикарном костюме на ступеньках у главного входа спустя почти сутки, то ли ошмётки собственного сердца, разбросанные тут и там, до сих пор беспорядочно разгоняемые обжигающе морозным зимним ветром, будто гнилая листва, оставшаяся с осени. И именно тогда она напала на его след, слишком очевидный, чтобы быть оставленным случайно. И именно тогда она осознала, что они снова играли в его игру. И лишь ему одному были известны правила. В ту ночь она пришла к нему впервые. Знала, что он её ждал, знала, что последовательно идёт по его сценарию. А потому решила всё сделать по-своему. Ярость от его бессовестного вмешательства, ярость от его импровизированного театрального представления, затмившего даже происходящее на оперной сцене, ярость от этой отвратительной, мерзкой, свойственной лишь ему, паршивой уверенности в том, что она в который раз примет его назад — более того, приползёт к нему самостоятельно… Ярость от того, что он всюду был прав. Всегда. Ярость от того, что она настолько предсказуемая и жалкая. Как он и говорил. Ярость кипела и зудела в венах, перемешиваясь с ядом, когда она выломала дверь в его дрянной съёмный дом в районе Сэтагая. Ярость довела её практически до исступления, когда она не увидела ни капли удивления на его лице, как всегда, раздражающе спокойном. Словно он всегда знал всё точно наперёд. Словно и вправду был дьяволом. С кем же она связалась? Ярость пронзила её ледяным острым лезвием, когда она бросилась на него, сидящего на краю кровати в темноте, нарушаемой лишь бликами ночного города. Она не спрашивала, и он не задавал вопросов в ответ. В ту ночь Виктория брала всё. Всё, что никогда не смогла бы себе позволить, всё, на что никогда не хватило бы смелости. Ей хотелось изнасиловать его, опорочить, обесчестить, унизить, уничтожить, хоть с этим всем он и веками справлялся сам. Мнилось ей, что так она сможет вернуть себе контроль над собственным телом и разумом, что всё это время оставались зацикленными на его гнилой персоне. Мнилось, словно, причинив ему такую же боль, какую он причинил ей, она освободится. Наполнится. Она била, кусала, царапала. Рычала, целовала, изгибалась и толкала его, после прижимая всё крепче. Ломала его телом мебель, а после овладевала им на осколках. Она пыталась причинить ему муки, но этим лишь, похоже, доставляла ему ещё большее удовольствие — воистину, он питался её болью и страданиями — он жил ими. Вот почему ему всегда было мало простой человеческой крови — он, как и положено дьяволу, вытягивал и калечил души. Когда Джеймс по неосторожности стянул красную ленту с её шеи чуть ниже и заметил шрам — казалось, сначала даже не вспомнив, что сам его и оставил — его черты ожесточились, а глаза потемнели, словно в них размешали горькие чернила. Он затаил дыхание и замер, будто впервые испытал чувства, которые не мог объяснить. Тогда Виктория, сидящая на нём сверху, сорвала ленту и отбросила её в сторону, после чего вернула к нему пристальный, холодный, но полный презрения взгляд. Вытянула шею, отбросила назад локоны, а когда он нахмурился, прикусил губу и отвернулся, схватила его лицо и повернула обратно, заставив его смотреть. Закончив, она молча встала, набросила на себя пальто, оставив подаренное им платье где-то под поломанной мебелью и осколками. И ушла, не проронив ни слова. Это повторилось несколько раз. Она приходила ночью, брала то, что ей требовалось, и уходила, едва из-под плотно натянутых штор начинал проникать утренний свет. Ей было нечего ему сказать — ему было так много чего, что не находилось ни слова. Но однажды с его губ впервые сорвалось тихое, нерешительное: «Мне кажется, я люблю…». Это было так мимолётно и неочевидно, что сперва Виктория думала, ей померещилось. Но потом она наткнулась на его полный чего-то глубокого и незнакомого взгляд. Не желая понимать, что это значило, она, полувсхлипом выдавив короткое: «Нет», в секунду выпорхнула из дома, скрывшись в январской темноте. В ту ночь она впервые за много лет напилась до беспамятства, отступив от своей диеты на донорской крови. Ничего для того не делая, Джеймс вновь пробудил в ней монстра, которого она старательно прятала, душила и морила голодом, не желая, чтобы в ней оставалось хоть что-то, связанное с ним и их прошлым. Спустя месяц она вернулась и застала его всё там же, всё на том же месте, словно всё это время он дожидался её, не сдвинувшись с кровати ни на один сантиметр. Словно статуя — казалось, стоит впустить январский сквозняк, и с него полетит пыль. Его глаза впервые были угольно-чёрными, что, вероятнее всего, в какой-то мере подтверждало её мимолётную догадку. Через несколько часов, проведённых вместе, как всегда, в вяжущих, как болото, безнадёге и безмолвии, он вновь повторил те слова. И ещё несколько ночей подряд. Словно хотел убедиться, что она его действительно слышит. Однажды он прервал их молчание, ставшее новой нормой. — Я хочу, чтобы ты снова была со мной. Проигнорировав его слова, вампирша потянулась за новым поцелуем, но Джеймс настойчиво отстранил её, насаждая свой пристальный взгляд. — Виктория. Некоторое время она смотрела на него, не понимая, какого он ждал ответа, после чего спрыгнула с кровати и вновь засобиралась уходить. — Chèrie, прошу тебя… Но она уже хлопнула дверью, вновь едва не снеся ту с новых петель. После чего пришла спустя пару дней, бросив краткое: «Давай вернёмся домой». Казалось, Джеймс ещё никогда не был так счастлив. Они вновь путешествовали вместе, и он проявлял к ней внимание, которым не удостаивал ни разу за все тридцать лет их беспорядочных отношений. Виктория же, напротив, презирала его за несвоевременность и неуместность, презирала себя за мазохизм, предсказуемость и слабость, презирала их любовь за болезненность, темноту, за абсурдность, нелепость и гниль, просачивающуюся из всех щелей. С каждым днём желание покончить с собой нарастало. Казалось, всему есть предел, и вот-вот она встретит дно, от которого, для резкого взлёта вверх, нужно будет лишь как следует оттолкнуться, но, бесконечно падая в беспроглядную, мутную пропасть, она только топила и сама же тянула себя за волосы вниз. Вся её жизнь была похожа на эту пропасть. Она падала вниз с тех пор, как потеряла сестру. А, быть может, и с самого рождения — да, видимо, она и правда была всего лишь этим искривлённым, искалеченным стволом дерева, выросшим на бесплодной скалистой породе без возможности хоть когда-либо хоть что-либо изменить. — Знаешь, я думала, ты убьёшь меня, — сорвалось с её губ. Руки Джеймса, оплетающие её подобно тому самому ядовитому плющу, способные ровно как дарить нежность, так и безжалостно калечить, на секунду замерли, после чего он медленно отстранился. Боковым зрением вампирша заметила, что он пристально смотрел на неё, пока её глаза всё ещё блуждали по пропасти, над которой она застыла, жалея, что, чтобы раз и навсегда покончить со всем этим, не может всего лишь шагнуть той навстречу. — Quoi? — нахмурился тот, проследив за её взглядом, словно надеялся увидеть ответ там, куда она так увлечённо смотрела. — Тогда, в январе, — уточнила она так безмятежно, словно обсуждала вкусовые преимущества первой группы крови над второй. — Я думала, ты нашёл меня в Токио только лишь для того, чтобы… закончить начатое. Рука невольно поправила шарф в районе шрама на горле, и Джеймс, всё ещё не привыкший к таким частым напоминаниям о своём проступке, тихо вздохнул, не ответив. — Я ждала этого, — то ли делясь воспоминаниями, то ли высказывая скрытую просьбу, продолжила Виктория, наконец повернувшись к нему лицом. — Ты ведь знаешь, я бы этого не… — он осёкся. — И даже тогда… — его взгляд мимолётно скользнул по шее возлюбленной, после чего вновь устремился в пропасть, словно теперь уже и сам Джеймс искал там спасения от всех своих бед. — Это решило бы многие наши проблемы… — неопределённо протянула она, после чего прищурилась, словно утонула слишком глубоко в своих мыслях, чтобы внятно закончить предложение. Она не заметила, как Джеймс вновь оказался у неё за спиной. Секунда — пара невесомых лёгких движений — и у неё на шее щёлкнула застёжка. Виктория нахмурилась и приподняла тонкую цепочку, тускло поблескивающую прямо в тон коже её тонких пальцев. С цепочки свисала тонкая, изящная шестиконечная снежинка с бриллиантом. Залюбовавшись, вампирша перевернула бриллиантовую снежинку в раскрытой ладони, позволяя бликам драгоценных граней отразить солнечный свет под новым углом. Она раскрыла вторую ладонь, и на неё сразу тихо приземлилась ещё одна снежинка — только настоящая. Она переливалась, ничуть не стесняясь своей более яркой соперницы, даже не думая таять, всё равно что упала бы на холодный камень. — Нравится? — вкрадчиво произнёс Джеймс, чем вырвал Викторию из мыслей. Она вздохнула, печально улыбнувшись, и сдула ледяное кружево вниз. Настоящая снежинка улетела прямо в обрыв, подгоняемая холодным ветром. Она ещё раз взглянула на украшение. Восхитительно красивое, манящее, притягивающее взгляд, но безжизненное и холодное. Она мысленно позабавилась ироничному символизму подаренного любимым дьяволом подарка. — Красивая, — улыбнулась она вампиру. — Хотел, чтобы тебе напоминало обо мне другое, — сказал он, ещё раз скользнув хмурым взглядом по её шее. Улыбка сползла с её уст. Она вновь посмотрела на край обрыва. Вдруг почувствовала резкий спазм в животе. И ещё. Тошнота и боль накрыли её так сильно, что стало мучительно трудно дышать. Пусть физически воздух ей был не нужен, но подавить дыхательный рефлекс всегда было крайне сложно — тело, пусть и мутировавшее в нечто иное, всё же отчасти оставалось человеческим. Согнувшись пополам, она осела на промёрзший заснеженный камень и стала хватать ртом воздух, отчаянно озираясь по сторонам в поисках надвигающейся угрозы. — Викки? — осторожно окликнул Джеймс, стараясь сохранять дистанцию и не ухудшать её состояние лишними прикосновениями. — Держись. К нам приближается гость. Шумно выдохнув, она покачала головой, судорожно раздумывая над планом отхода или защиты от того, что предсказывал её дар. — Это моя вина. Я должен был тебе рассказать, но я не думал, что он прибудет так скоро, так что… Скривившись от болезненной попытки сосредоточиться на его раздражающем лепете, Виктория прорычала: — Кто? — Видимо, он не стал дожидаться весточки и сам нашёл… — Кто, Джеймс?! — ещё громче рявкнула вампирша, вскочив обратно на ноги. Услышав новый, посторонний звук, они оба повернули головы на восток, в направлении шороха быстрых ритмичных шагов и частого, но едва различимого дыхания. — Послушай, Викки… — неуверенно начал он, пока неизвестный «гость» был ещё достаточно далеко внизу. — Пока мы были… не вместе… — он скривился. — Со мной связался один француз. Он вербовал одарённых вампиров для этих… — Вольтури… — закончила за него Виктория, удивительно быстро соединяя, казалось бы, совершенно далёкие друг от друга нити несмотря на стресс. Джеймс скосил на неё удивлённый взгляд, ещё, очевидно, не догадываясь о том, что она уже знала куда больше, чем он собирался ей рассказать. — Да, итальяшки, которых ты так боишься… — посчитал нужным уточнить он. — Я, разумеется, отказал, но взамен, чтобы француз не выдал им моего местоположения, помог ему выполнить одно специфичное… дельце. — Какое? — едва слышно прошептала она, не отрывая глаз от точки на вершине горы, в которой вот-вот должен был появиться тот, кого она сейчас боялась увидеть даже больше, чем совсем недавно самого Джеймса. — Может, сам ей расскажешь, дружище? — повысил голос блондин, заметно повеселев. — Нечего бояться, милая, — он нежно провёл по её щеке, заправив локон волос за ухо, и она невольно поёжилась, втянув воздух сквозь сомкнутые зубы. — Этот зануда тебе точно понравится! Наконец, он появился перед её взором. Разумеется, ни на йоту не изменившийся, разве что его блестящие тёмные волосы теперь были заплетены в тугие длинные дреды. — Зануда, говоришь? — сипло пробасил далёкий, но ни на секунду идеальной вампирской памяти не забытый, голос. Замерев, Виктория смотрела на него, боясь пошевелиться, словно, если она застыла бы ледяным недвижимым изваянием, он мог бы её не заметить. Естественно, смотрел он только лишь на неё. Сперва с узнаванием, неверием, потом удивлением, радостью, а после и гневом. Она считывала каждую эту эмоцию по отдельности, словно видела их все только вчера, потому что с ним и раньше никогда не было нужно угадывать. Сдвинув брови, он, сбавив скорость до человеческих шагов, медленно подошёл на расстояние нескольких метров и замер. Он был одет в чёрный длинный пуховик вроде того, что чаще всего носили местные, а на его руках, волосах и ушах слегка поблескивали на пасмурном свете уже привычные разнообразные, яркие украшения, демонстрирующие эксцентричный вкус своего обладателя. — Знакомься, это моя милейшая Виктория, — с хитроватой улыбкой выступил вперёд Джеймс, расценив явный интерес темнокожего вампира к своей возлюбленной как скрытую угрозу. — А это… — Лоран… — выдохнула она прежде, чем осознала, как отчаянно это будет выглядеть. Смутившись, Джеймс непонимающе хлопал глазами, попеременно глядя то на спутницу, то на своего знакомого. — Не ожидал найти тебя… здесь, — Лоран вернул многозначительный взгляд блондину, неприятно усмехнувшись, и вновь посмотрел на неё, не скрывая истинного отношения к нелепости сложившейся ситуации. — Виктория.  

***

Halsey — Whispers

'Cause I, 'cause I

Sabotage the things I love the most Camouflage so I can feed the lie That I'm composed (You do not want this) Sabotage the things I love the most (You do not want this) Camouflage so I can feed the lie

That I'm composed

— Может, довольно? — устало протянул Лоран, обманчиво сладко потянувшись на смятых тёплых вещах. — Что довольно? — нахмурившись, бросила Виктория, словно не понимала, что он имеет в виду. Нервными движениями она натягивала на себя узкие джинсы, при всей вампирской ловкости чувствуя жуткое неудобство при выполнении такого простого действия в условиях тесной туристической палатки. — Сама знаешь, — пробубнил он, многозначительно обведя хмурым взглядом пространство их убежища и весь беспорядок, что они здесь устроили, имея в виду, разумеется, не тот, что царил сейчас в разбросанных кругом вещах. Вздохнув, она бросила на полпути попытки одеться и заставила себя поднять на него смущённый взгляд. Будь она человеком, несомненно, цвела бы сейчас бордовым цветом. Но в том, казалось, не было необходимости, поскольку этот вампир и без примитивных человеческих реакций читал её словно бы изнутри. Словно знал о ней больше, чем она сама — возможно, так оно, в конечном счёте, и было. — Тогда и ты сам всё знаешь, — раздражённо ответила она. — Сейчас это невозможно. Пока эти… — она сглотнула. — …Обстоятельства… — Пока этот Джеймс, — настойчиво перебил её мужчина, не скрывая презрения к сопернику. — Серьёзно, ты даже имя его произносить боишься? — Что за вздор! — она закатила глаза, отодвинувшись от его протянутой руки. — Я просто… — Виктория, я смогу о тебе позаботиться! — он вскочил с импровизированной постели, обнажив оголённый торс и всё, что находилось ниже. — Накинь хоть что-нибудь, бога ради! — резко отвернувшись в противоположную сторону, полушёпотом воскликнула она и, подхватив с пола палатки растянутую футболку, бросила ту в Лорана, не глядя попав прямо ему в лицо. Саркастично фыркнув, он отложил вещь в сторону. — Пару минут назад тебя моя нагота не смущала, — он покачал головой. — Неужели ты настолько сильно не доверяешь мне? — резко сделавшись серьёзным, с досадой произнёс он. — Я думал, что вполне заслужил хотя бы толику… — Ты ведь знаешь, дело не в этом, — поспешно перебила она. Ей всё ещё было не по себе, когда он, галантный, солнечный, жизнерадостный южанин, впадал в не сочетающееся с его привычным образом отчаяние: в последнее время это, к сожалению, происходило достаточно часто. Не без её непосредственной в том вины. — Джеймс… Он… — она прищурилась и вздохнула, после чего осторожно взяла Лорана за руку. Их пальцы переплелись в привычном жесте нежности и доверия, что в идеальном мире должно было придавать сил и уверенности. Должно было. — Он первоклассный ищейка, Лоран — тебе ли не знать, насколько он опасен, особенно с ядом монстра! Он не простит нам предательства. Будет искать нас, а как найдёт… Пойми же! Мой дар лишь предвещает опасность: он не спасёт, если Джеймс или кто-либо ещё… — Я всё ещё могу выдать его Вольтури, — с сомнением напомнил вампир, уже заранее зная, какая реакция за этим последует. — И тогда они его уже не отпустят — либо убьют, либо предложат службу, что в любом случае избавит нас от проблемы… Глаза Виктории вмиг округлились в неподдельном ужасе: она почти вырвала ладонь из железной хватки, но Лоран настойчиво удержал её на месте. — Прости, — он наклонился к ней ближе, заставляя взглянуть в глаза. — Я знаю, что эта тема… — Аро узнает о нас всё единым прикосновением, — обречённо прошептала она, не веря, что ей всё ещё приходилось объяснять очевидные вещи. — Лучше уж сразу убей меня. — Я не посмею, — ответил он шепотом, прикоснувшись к её щеке. У неё никогда не хватало сил злиться на него дольше одной минуты. Он мягко развернул её голову к себе и нежно, почти невесомо поцеловал в губы. — Никогда не посмею причинить тебе боль, — вздохнув, Виктория припала своим лбом к его и прикрыла веки, позволив себе раствориться в океане этой немыслимой нежности — как всегда, всего на мгновение. — Ты ведь Владычица лавандовых полей, апельсиновых деревьев и моего молчаливого сердца, — усмехнулся он, проведя большим пальцем по её щеке, словно утирал невидимую слезу. — Хоть и бросила в итоге и меня, и то имение. Север тебе не к лицу, моя милая. — Как и тебе, — хмыкнула она, на секунду представив его в том далёком и дорогом сердцу образе из вечного окситанского лета в туманных, заснеженных горных пейзажах Олимпика. — Значит, мы оба сбежим в то место, которое нам подходит. Виктория знала, что Лоран её не обманывал, но точно также она знала и то, что не в его силах было выполнить подобное обещание. — Открой-ка свой медальон, — вдруг серьёзно сказал вампир и выпрямился на изношенном матрасе. Виктория невольно обхватила пальцами локет на своей шее, будто защищала его и все воспоминания, хранившиеся в нём. — Что? — удивилась она. — Зачем? — Открой, — настойчиво повторил он и запустил руку в карман своей зимней куртки, небрежно брошенной в кучу других вещей. Состроив недоверчивую гримасу, она всё же выполнила странное требование: не доверять Лорану даже своё самое главное сокровище у неё не было ни единой причины. Большой медальон размером с мизинец раскрылся с тихим щелчком: рыжий локон волос Анны распустился, освободившись из тесной клетки, как цветок, но он не источал никакого запаха, кроме пыли и металла, в которых покоился уже не один век. Запаха сестры Виктория уже давно не помнила, да и не была уверена, что вообще его знала. Прежде она никогда не обращала на него внимание, пока не пришлось искать его по всему свету. — Вот, — произнёс Лоран, протянув в развёрнутой ладони маленькую веточку растения, которое она сразу же узнала по слабоватому запаху. Он уже дарил ей его. В первый день их встречи. — Что? — снова бездумно повторила она. — Где ты это взял? — В городке недалеко отсюда, — он пожал плечами. — Помнишь, Джеймс ушёл поохотиться, а я вызвался с ним, чтобы за ним присматривать? Ну, после того случая с кем-то из местных рыбаков, когда встала на уши вся полиция? Виктория молча кивнула. Делишки Джеймса уже давно не выводили её из себя — в ней просто-напросто не было моральных сил ещё и на это. — Как я и предполагал, он всё равно, вопреки нашим договорённостям, пошёл в город, и даже напал на след какого-то темнокожего подростка-наркомана. Но тот вовремя свернул в благополучный район, в хороший дом, к своему, судя по всему, другу. Из того дома я и взял это, — он ловко отломал верхушку от веточки лаванды, чтобы та подошла к размеру медальона, и вновь протянул вампирше. — Там целый букет стоял. История странная, но мне… — он задумался и погрустнел. — Напомнило. О «Le coin de Lavande», о солнце, об апельсинах. О том, как они пахли в вазе на твоей кухне. О славных деньках, — он улыбнулся сквозь печаль. — Пусть и тебе тоже напоминает. Она взяла укороченную веточку и аккуратно вложила её внутрь медальона вместе с локоном сестры. Туда, где им обоим самое место. Самым дорогим сердцу воспоминаниям. Драгоценная снежинка Джеймса лежала на самом дне походной сумки и надевалась на шею лишь перед встречей с ним. Холодная, красивая, обособленная. Как и всё, что касалось Джеймса. Чужеродное. — Спасибо, — тоскливо протянула она и положила голову Лорану на плечо, вдыхая такой любимый и такой запретный аромат лета, лаванды, солёной воды и счастья.  

***

— Мы всё ближе, — тревожным голосом сообщила Виктория, быстро шагая по сырой земле, из которой только-только пробивалась свежая весенняя трава. Тошнота, предвещающая присутствие посторонних вампиров, усиливалась буквально с каждым новым шагом. Втянув носом свежий влажный воздух, отчасти повинуясь человеческому рефлексу при тошноте, отчасти по-вампирски вынюхивая опасность, она не почувствовала подозрительного запаха, но уже знала, что они приближались к чужой территории. Лоран, как всегда, замечающий малейшие перемены эмоций в её голосе, обернулся и остановился, внимательно вглядываясь в её лицо. — Ты как? — поинтересовался он, силясь замаскировать сквозящие нежность и заботу под небрежной интонацией простого любопытства, но она знала его хорошо, чтобы не заметить. Слишком даже. Самым отвратительным и опасным было то, что, похоже, это начинал замечать и Джеймс. Они старались не попадаться, тщательно маскируя редкие моменты долгожданной близости посторонними запахами, старались вести себя максимально отстранённо и холодно — но это, казалось, выдавало их обоих даже сильнее. Когда Виктория и Лоран впервые оказались наедине, ни о какой физической близости не могло быть и речи: их последняя встреча во Франции закончилась на крайне неприятной, тревожной и скользкой ноте. Сохраняя враждебность и опасливость, Виктория до последнего не хотела выяснять отношения и вспоминать о ярком, но до смешного мимолётном южном увлечении, которое со временем стало казаться каким-то причудливым сном, эфемерным видением, навсегда запертым в каменных стенах имения, окруженного апельсиновой плантацией. Но Лоран не хотел сдаваться — как выяснилось, всё это время он не оставлял попыток отыскать вампиршу, и когда напал вместо этого на след Джеймса, даже подумать не мог, что в тот момент был как никогда близок к цели, ведь Джеймс тогда занимался ровно тем же самым — искал её. Понаблюдав за Джеймсом, Лоран почти сразу понял, что тот обладает даром ищейки и, сопоставив это с информацией, полученной от Вольтури, о таинственном и кровавом вампире-головорезе, привлекающим в Америке слишком уж много внимания, чтобы пускать это на самотёк, решил предложить ему сотрудничество. Его целью было добровольно привести Джеймса к Вольтури и получить шанс на аудиенцию и предложение о работе в высших кругах. Лоран тешил себя надеждой, что, приблизившись к главарям Вольтури, он сможет хоть немного притормозить явное распространение их влияния по миру. Но, что главное, попытается очистить свою любимую Родину, Францию, от неконтролируемого бесчинства других вампиров, где без той власти, которой обладал итальянский клан, невозможно было в одиночку навести порядок и обеспечить безопасность простых людей, на которых другим вампирам, как правило, всегда было совершенно плевать. Узнав об этом, Виктория почувствовала свою перед ним вину — она ведь была уверена, что Лоран, как и все остальные, просто жаждал власти и признания — потому от него и сбежала, тем самым потеряв единственного в своей жизни человека, которому была небезразлична. И, по иронии судьбы, их воссоединение не произошло бы без Джеймса. Когда Лоран, наконец, вышел из тени и представился ищейке, сразу, без лишней воды, рассказав ему о своём плане, тот, хоть и был крайне заинтересован, всё же решил отказаться, аргументировав это тем, что всегда охотился и жил в одиночку, и предпочитает, чтобы так оно и оставалось. О связи с вампиршей, потратившей всю свою жизнь на бегство от этого самого итальянского клана, он решил умолчать, но и без того названная им причина достаточно убедила Лорана. Чтобы незнакомец не выдал информацию о Джеймсе более сильным Вольтури, которые придут за ним уже явно не разговаривать, он предложил ему любую услугу в обмен на гарантированное молчание. Так началось их недолгое путешествие на Аляску, где они охотились на пару совершенно незнакомых, странных сверхъестественных существ. Это был какой-то давний негласный приказ Вольтури, о котором то и дело шептались в низших кругах — среди многочисленных вампиров, годами мечтающих облачиться в чёрно-красное, иметь солидное жалование, постоянное, бесперебойное пропитание, богатство, власть, авторитет, но, что самое главное — неприкосновенность, безопасность, которой в этом тёмном и опасном мире могли похвастаться лишь избранные. Этот таинственный слух передавался из уст в уста уже настолько долго, что стал больше похож на нечто вроде местной легенды, фольклора, байки для «новичков», нежели на реальную миссию. Так слух и достиг уст Лорана, а вскоре и самого Джеймса. Говорилось, что в мире, скрытом от людских глаз, преимущественно в северных районах, где подолгу не бывает солнца, обитали некие существа — то ли волки, то ли монстры, поедающие плоть людей. Древние, как сами вампиры, они всегда выступали природными естественными врагами, поскольку только их сила и скорость могли сравниться с вампирскими, а их яд был для вампиров смертелен. Именно этот самый яд необходимо было достать по приказу Вольтури в качестве доказательства того, что монстр был истреблён — за выполнение этой миссии полагалось щедрое вознаграждение, а также безоговорочное принятие в ряды служащих. Но, разумеется, всё не так просто: эти самые монстры, судя по всё тем же слухам, уже давно были истреблены, а те, что могли остаться, научились надёжно прятаться. Обращались они лишь в полнолуние — тогда-то их и можно было выследить, поскольку в волчьей ипостаси они теряли всякий контроль над разумом и повиновались лишь низменным животным инстинктам. Это и было главной опасностью — неконтролируемым, свирепым и безжалостным, им достаточно было лишь один раз сомкнуть зубы на крепкой коже вампира, чтобы тот, даже победив в схватке, вскоре умер долгой и мучительной смертью в единственной хвори, способной сразить неуязвимый вампирский организм. Лоран не считал эту задачу выполнимой, как и многие другие искатели грязной работы у прославленных итальянцев, разносившие этот слух просто ради забавы. Пока не осознал, что с помощью талантливой ищейки разыскать одного, а то и пару таких монстров должно быть осуществимо — если те, конечно, вообще существовали. И они отыскали. Нашли «гнездо» одной пары, живущей отшельниками вдали от людей — судя по всему, они охотились лишь на местных животных, либо закусывали забредающими туда к своему несчастью редкими туристами. По этой же причине они явно были слабее, чем предполагалось быть подобным чудовищам, а потому победить их оказалось не так сложно. Они набрали яд из их слюны, немного, но, исходя из сложности данной задачи, вполне достаточно. Половину Джеймс, как и договаривались, отдал Лорану, а половину оставил себе, решив, что ему не помешает подобное оружие в собственном арсенале. Во время выполнения «миссии» французы довольно неплохо поладили, имея за плечами достаточно много общего, оттого и условились, что, если Лоран вдруг окажется в Америке, то обязательно даст об этом знать своему новому другу. Таким причудливым образом Лоран и оказался в тот пасмурный день в горах — охотясь неподалёку, он совершенно неожиданно напал на след хорошего знакомого и, обрадовавшись, даже не различил за ним более тонкий и слабый, тот, что пах как солнце, огонь, веснушки, апельсины и красный. Тот, который он так мечтал почувствовать ещё хоть когда-нибудь, так сильно, что даже не поверил своему идеальному зрению, когда увидел её — во плоти, стоящую на заснеженной скалистой вершине в объятиях его — того, кого он искренне считал другом, но сразу же втайне возненавидел, как только осознал, что та, кто, как он надеялся, станет любовью всей его жизни, уже любила другого. Понять — вампир, что был с ней рядом — тот самый, о ком она говорила тогда, соврав, что он «мёртв», не составило никакого труда: вампиры редко влюблялись дважды. Достаточно быстро Лоран понял природу их отношений — Джеймс был явно перед ней сильно виноват и старался загладить вину во что бы то ни стало, а Виктория была настолько сильно разочарована, что больше его не любила. Чувствуя это, Джеймс старался всё сильнее, а Виктория не любила его всё больше. От него очень долго ускользало, что могло так сильно расстроить вампиршу — настолько, чтобы разлюбить, но при этом оставаться рядом — и вскоре он увидел это в её взгляде. Страх. Порой она незаметно вздрагивала от внезапных движений Джеймса, его резкого голоса. Порой извинялась перед ним за какие-то совершенно естественные вещи и, что хуже, он принимал эти извинения как должное. Она часто что-то скрывала и прятала, постоянно молчала, не решалась высказать мнение, если оно было отличным от его. Она принимала его ласки с таким видом, словно терпела их из последних сил. Впадала в панику, если внезапно осознавала, что слишком долго не давала ему знать о своём местоположении и окружении. Словом, рядом с ним она становилась будто бы неживой — хрупкой фарфоровой куклой с навечно застывшим печальным выражением лица. Всё менялось, когда Виктория была с Лораном. Их ласки перерастали из обычных поцелуев в страстные, из внезапного «виноватого» секса, который «больше ни за что и никогда не повторится», в занятия любовью. Виктория расцветала, становилась улыбчивой, игривой, чувственной, нежной. Счастливой. Она никогда не говорила этого вслух, но Лоран точно знал, что она его тоже любила. Возможно, Джеймс не догадывался, что всё настолько серьёзно, как до сих пор не знал и о том, что у этих двоих уже было свидание несколько лет назад, но, определённо, чувствовал, что что-то между ними двумя происходит. Не почувствовать это было почти невозможно, учитывая то, сколько времени они проводили все вместе, путешествуя и охотясь по северным штатам. Оттого ищейка становился ревнивее и злее. Оттого всё сильнее был похож на ребёнка, у которого методично, постепенно, буквально по частям отбирали игрушку. Вот и сейчас он, смерив соперника хитрым прищуром, резко забросил руку на плечо Виктории — так, что она незаметно моргнула от страха и съёжилась, но, как всегда, быстро совладала с собой, выдавив дежурную полуулыбку. Лорану также резко захотелось раскрошить ему челюсть. Сжав кулаки, он на секунду закрыл глаза и вдохнул через широкие ноздри. Спокойствие. — Как ты, детка? — с демонстративной заботой поинтересовался Джеймс и притянул к себе вампиршу так, что она оказалась прижатой лицом к его груди. Всё это время он не отводил глаз от взгляда напротив — всё это уже начинало напоминать открытую конфронтацию. Ответ Виктории ему был совершенно неинтересен — это понимали все трое. Потому женщина промолчала, тяжело вздохнув: она просто ждала, когда уже Джеймс наиграется. — Нам нужно встретиться с ними и предупредить, что мы здесь на время и просто проходим мимо, — сквозь зубы процедил Лоран, изо всех сил стараясь держать лицо и не отвечать на такую очевидную детсадовскую провокацию. — Кем бы ни была заселена данная территория, они крайне педантичны: ни в газетах, ни в полицейских сводках не числится ни один убитый животным или пропавший без вести. Либо у них крепкие связи в местной полиции, либо они кормятся не здесь. В любом случае, внезапное их наступление станет для нас проблемой. Необходимо действовать на опережение и дать им понять, что мы не угрожаем их порядкам и не покушаемся на их территорию. — А я был бы не прочь, — лукаво протянул Джеймс и поиграл бровями, глядя на Викторию, что теперь шла с ним рядом. — Покуситься на чью-нибудь территорию. — Ты прав, Лоран, — игнорируя невнятную остроту, кивнула вампирша, на что блондин закатил глаза и убрал руку с её плеча. — Мне сильно не по себе, но так надо. — Сильнее обычного? — не скрывая беспокойства, поинтересовался Лоран. Виктория молча кивнула, сглотнув. Внезапно пошатнувшись и споткнувшись об собственную же ногу, она подтвердила всю плачевность своего состояния. Лоран хмуро оглядел её, со скепсисом и недовольством поджав губы. Он явно предпочёл бы сгрести любимую в охапку и просто унести от опасности, которую та предчувствовала, как можно дальше. Но самая главная опасность шла рядом с ней и обнимала за плечи. И чтобы уйти от неё, требовалось сильно больше, чем бегство. Он не может оставить её одну рядом с этим чудовищем. Он должен придумать, как её спасти. А после они будут вместе — если она захочет. — Будем придерживаться первоначального плана. Если что-то пойдёт не так, с вашими способностями мы сумеем скрыться. Спутники промолчали. Над головами, словно предвестник беды, прогремел гром, отражаясь от скал многочисленной рябью эха.  

***

— Нам показалось, мы слышали звуки игры, — настолько вежливо, насколько это вообще возможно, прервал тишину вампир. — Я — Лоран, а это — Виктория и Джеймс — мои спутники. Виктория уже не помнила себя от паники: опасность ощущалась настолько явно, что, казалось, если она сейчас же не пустится наутёк, то её просто-напросто разорвёт на части. Перед ними стояли восемь вампиров — равное количество мужчин и женщин. Вероятнее всего, несколько дружественных кланов объединились для совместной игры в бейсбол. Глаза кое-как удалось оторвать от самого крупного из них — брюнета таких внушительных размеров, словно обычного среднестатистического человека увеличили раза в три. После она обратила внимание на красивую блондинку, стоящую рядом с ним — та встретила её взгляд настороженно, на грани с открытой враждебностью. Виктория не хотела злить её ещё больше, поэтому опустила глаза. Численный перевес был явно не на их стороне, потому и вести себя следовало соответственно. Один из них, стоявший чуть дальше от всех остальных, странно постукивал ногой по земле — что это, нервный тик? Довольно странная особенность для вампира. Помимо высокого роста и очевидной привлекательности никакого интереса он не представлял. Ещё один вампир, блондин, заметно старше всех остальных, стоял посередине, слегка впереди — вероятно, был главой одного из кланов. Остальные четверо казались Виктории до такой степени непримечательными, что на них не хотелось задерживать взор ни на секунду — ощущение было странное, словно бы чужеродное, навязанное извне — но причина пока была неясна. Быть может, какой-то щит? Кто-то из них обладал особым даром? Тогда неудивительно, что они предпочитали держаться вместе. — Я — Карлайл, — дружелюбно представился тот, что постарше. — А это моя семья: Эмметт и Джаспер, Розали, Эсми и Элис, — он сделал неопределённый жест в воздухе, не указывая ни на кого конкретного. — Эдвард и Белла. Семья, значит? Что вообще такое «семья» в вампирском понимании? Клан — это те, кто выбрал кочевать и охотиться вместе. А семья? Этот Карлайл зачал всех этих детей, а после их всех обратили? Вряд ли, он выглядит всего лет на десять их старше. Что же тогда он имел в виду? — Новых игроков примете? — Лоран тоже стал более дружелюбным, взяв пример с цивилизованного незнакомца. Сейчас эта натужная доброжелательность невообразимо раздражала. Всё, чего хотелось Виктории — распрощаться без лишних конфликтов и скрыться с чужой территории. Она вздохнула и переступила с ноги на ногу. Надо же, вела себя почти как человек. — Мы уже закончили, к сожалению, — всё с той же сдержанной, но магическим образом располагающей к себе улыбкой, ответил глава «семьи». Становилось совершенно очевидно, почему именно ему доверили роль дипломата. — Гроза уходит — мы играем только в непогоду, чтобы не привлекать внимание. Но в следующий раз с удовольствием — вы надолго в наших краях? — Собственно, мы идём на север, — пояснил Лоран, искоса глянув на Джеймса: тот явно, на удивление, не собирался ничего добавлять, напротив, был непривычно молчалив и задумчив, а потому он продолжил. — Решили представиться лично и заверить, что наше недолгое присутствие не доставит проблем местному клану. Встретить своих, ещё и в таком количестве, удаётся нечасто! — усмехнулся он с лёгкой нервозностью. Обе стороны, конечно, здорово нервничали, хотя причина такой сильной встревоженности клана, явно превосходящего в количестве и силе, оставалась неясной. Вероятно, они просто чересчур осторожны и скрытны — взять только их странный желтоватый цвет глаз, который был очевидной маскировкой. Правда выбор цвета линз был довольно необычным — у людей жёлтых глаз всё равно не бывает. — Обычно здесь никого и нет, только мы и изредка гости вроде вас, — ответил главарь. — А где вы охотитесь? — внезапно вклинился в беседу Джеймс, и по спине Виктории пробежали холодные мурашки, провоцирующие новый приступ дурноты: тон его сочился легко считываемым вызовом, и это не предвещало ничего хорошего. Она выпрямилась и невольно задела взглядом Лорана: тот, сохраняя внешнее спокойствие, внимательно наблюдал за её реакцией на происходящее. Возможно, прислушивался к её дару, к которому за несколько месяцев их совместных путешествий приспособился куда лучше, чем за десятилетия Джеймс; возможно, следил за тем, чтобы она не спровоцировала незнакомцев своей напряжённостью и лучше контролировала себя. Он, поймав её обеспокоенный взгляд, сомкнул веки — немного дольше, чем потребовалось бы для обычного моргания, чем передал ей безмолвное сообщение. «Всё под контролем» — пронеслось в её мыслях любимым низким голосом. Это помогло ей немного расслабиться, но лишь на миг: стоило лишь снова взглянуть на Джеймса, постепенно начинавшего излучать угрозу, и тревога нахлынула с новой силой. Навязчивое постукивание ногой высокого худощавого вампира начинало сводить с ума. Топ, топ, топ. — Здесь, на хребте Олимпик, — как ни в чём не бывало отозвался Карлайл, — Иногда в береговых хребтах выше и ниже по побережью, — он сделал небольшую паузу, раздумывая, каким количеством информации стоит делиться с незваными гостями. — У нас постоянное жильё здесь неподалёку. Ещё одно постоянное поселение вроде нашего есть возле Денали. Это было необычно. Этот клан вообще был целиком и полностью необычным: начиная от их повадок и образа жизни, заканчивая цветом глаз. Это заставляло опасаться сильнее. Неизвестное, незнакомое, странное. — Постоянное? — перехватил инициативу Лоран. — Как вам это удаётся? Джеймс хрустнул шеей с улыбкой маньяка. Если бы Виктория увидела подобную у незнакомца, давно бы пустилась в бега: странно, что чужаки до сих пор не восприняли его поведение как открытую угрозу. Хрупкое равновесие звенело в тишине, разрываемое безжалостными раскатами грома, что продолжали звучать тревожным предзнаменованием несчастья. Топ, топ, топ… Виктория ещё раз втянула носом свежий воздух, но это не помогало, впрочем, как и всегда. — Это… долгая история, — усмехнулся светловолосый вампир. — Быть может, нам стоит поехать к нам домой и поговорить в более… удобной обстановке? Вампирша вздрогнула, не сдержав себя. Данное предложение повергло её в настоящий ужас. Джеймс мерзко ухмыльнулся, слегка выступив вперёд, чем спровоцировал небольшое оживление в рядах чужаков, а Лоран, воспользовавшись заминкой, протянул руку за спину, слегка задев рукав возлюбленной. Это незаметное прикосновение, предназначенное лишь для неё, ненадолго отвлекло — она подняла на него наполненный страхом взгляд, а он приподнял уголок рта в подобии приободряющей улыбки. — Звучит интригующе, — Джеймс повёл бровями, демонстративно «заигрывая» со своими соплеменниками, казалось, совершенно не прочувствовав общее настроение и выбрав совершенно неверную стратегию поведения. — Надеюсь, вы не сочтёте за оскорбление просьбу воздержаться от охоты в здешних местах, — очень достойно и уверенно выдержал напор Джеймса блондин, и Виктория в очередной раз поразилась его цивилизованности и манере вести переговоры. — Как вы понимаете, нам ни к чему привлекать к себе внимание. — Разумеется! — энергично взмахнул руками Джеймс. — На вашу территорию мы ни в коем случае не претендуем, к тому же… — он подмигнул Виктории, и та замерла. — К тому же, мы вдоволь наелись в Токио. Тошнота подступила к самому горлу: сглотнув яд, вампирша испуганно посмотрела на Лорана: тот впервые за разговор опустил голову и поджал губы. Высокий кучерявый вампир застучал ногой в новом, более рваном ритме, словно создавал звуковое воплощение всему безумию, что творилось в голове женщины. Топ, топ, топ, топ! — Я покажу дорогу, если вы не против пробежаться с нами, — пригласил их Карлайл. — Эмметт и Элис, вы поезжайте вместе с Эдвардом и Беллой на джипе. Внезапно всё пространство вокруг резко пришло в движение. В ноздри ударил резкий сладковатый запах, самый желанный и восхитительный на свете. Запах человеческой крови. В голову вдруг пришла странная мысль: она как будто бы чувствовала слабое присутствие этого запаха всё это время, но почему-то не придавала этому никакого значения до тех пор, как порыв ветра не разрушил эту причудливую «завесу невнимания». Это стало настолько очевидным, что сделалось жутко. Поискав глазами, вампирша безошибочно установила источник аромата, который теперь просто невозможно было игнорировать. Им оказалась невзрачная человеческая девчонка: миловидная, но совершенно ничего особенного. Блестящие каштановые локоны, мягко струящиеся по худощавым плечам, насыщенные карие глаза, особенно большие из-за того, что округлились в нескрываемом ужасе; белоснежная полупрозрачная кожа, не такая бледная, как у вампиров, но всё же явно не видавшая на своём веку продолжительных солнечных ванн. Теперь Виктория была абсолютно уверена в том, что кто-то из клана обладал даром. Иначе объяснить происходящее было нельзя: присутствие человека на таком небольшом расстоянии проигнорировать было просто невозможно. Цвет её кожи, румянец, аромат, стук… Вот оно что. Скучный вампир с бронзовыми волосами вовсе не обладал нервным тиком: он весьма ловко маскировал стук человеческого сердца. Но это всё равно не объясняло причину, по которой ни один из них, в том числе первоклассный ищейка, не уловил такой сильный и восхитительный запах. Возможно, именно этот вампир и обладал даром. Виктория не встречала подобного, но игры с разумом являлись довольно распространённой сверхъестественной способностью среди их вида. На данные размышления ушли буквально пара секунд, в то время как на глазах разворачивалась настоящая катастрофа: Джеймс, отбросив набившую оскомину маску демонстративной любезности, припал к земле, по-звериному скалясь. Вампир, о котором она мысленно рассуждала, встал в боевую стойку, явно готовый защищать заурядную смертную ценой собственной жизни. Он издал предостерегающий рык и заслонил девушку всем своим телом. Джеймс попытался проделать очередной трюк, но защитник, словно зная о его намерении наперёд, вновь ловко преградил ему путь. Ищейка прищурился и ухмыльнулся, будто для него всё это было просто забавой: однако Виктория уловила проблеск удивления и раздражения в его глазах. В этот момент стало совершенно ясно: что-то исправлять уже поздно. Игра началась. — Что происходит? — попытался внести хоть толику разума в происходящее Лоран. — Почему здесь… человек? Он обменялся с Викторией испуганными взглядами. — Девушка с нами, — совершенно по-новому, без уже ставшего привычным дружелюбия, заговорил глава клана. — Как это… с вами? Ваша… закуска? — фраза Лорана прозвучала нелепо, хотя, очевидно, он просто был слишком растерян, чтобы продолжать держать лицо и создавать впечатление самого разумного из клана. Он неосознанно сделал шаг в сторону девушки, и её яростный защитник зарычал уже на него, после чего француз моментально отпрянул, вскинув руками в примирительном жесте. Джеймс, впавший в безумие открывшейся им же охоты, сделал новый рывок в сторону, явно испытывая расторопность своего врага. Тот ответил молниеносно — реакция худощавого вампира была безупречна. — Джеймс! — взволнованно выпалила Виктория, но он даже не повёл ухом, совершенно потерявший разум. Она и сама сдерживалась в огромным трудом, но инстинкт самосохранения был сильнее. К тому же по части самоконтроля в последние годы она добилась значительных успехов, как и Лоран, до сих пор предпочитавший кровь из пакетов, если в их путешествии предоставлялась такая возможность. — Я повторяю: девушка с нами, — практически прорычал разозлившийся дипломат. Ситуация накалялась до немыслимых градусов. — Но… я не понимаю… — хлопал глазами Лоран. — Я могу объяснить, — стальным голосом пророкотал тот из них, которого каждый из троицы заприметил в первую очередь: высокий, грозный, мощный, больше напоминавший медведя, а не вампира. Он шагнул вперёд и демонстративно заиграл мускулами, чем осадил даже слабо соображающего от опьянения схваткой Джеймса. Выпрямившись, ищейка вновь нацепил мерзкую полуухмылку, чем вывел из себя абсолютно каждого из присутствующих. Сейчас Виктория ненавидела его куда сильнее, чем уже привыкла ненавидеть. Если бы не он, и без того опасная ситуация могла разрешиться тихо и мирно. Но не теперь. — Похоже, нам предстоит многое узнать друг о друге, — всё ещё надеясь на мирное разрешение конфликта, посетовал Лоран. Джеймс до сих пор прощупывал и оценивал оборону противника: численный перевес не пугал его, не отталкивал, а раззадоривал и интриговал. Приводил в нездоровый восторг. Больной на голову ублюдок! Ты погубишь всех нас! — Несомненно, — сверкнул глазами в ответ Карлайл. Джеймс отступил назад, предоставляя Лорану пространство для переговоров, которые были ему совершенно неинтересны. Его глаза безучастно бегали по полю, едва задевая фигуры противников: мысленно он уже был не здесь. Виктория хорошо знала этот его взгляд. В голове его сейчас развернулась широкая карта местности, где точками и отметинами были планы, стратегии, звуки, запахи… Всё, что впоследствии убьёт его. — Мы всё же хотели бы принять ваше предложение, — Лоран смерил Джеймса сердитым взглядом, на который тот не обратил никакого внимания. — Если оно ещё актуально. После, подумав, добавил: — Человека мы не тронем, конечно же. Как мы уже пообещали ранее, охотиться на вашей территории мы не станем. Тут Джеймс всё же обратил внимание на Лорана. И просверлил его отнюдь не дружеским взглядом. После чего, на удивление, перевёл взгляд на Викторию, видимо, рассчитывая на её безусловную поддержку. Но она смотрела на него холодно, бесстрастно — впервые за всё это время правдиво. Соответственно своему внутреннему к нему ощущению. Не страшась его реакции, силы, власти. По его лицу пробежала тень изумления. Раздражающая вкрадчивость хищника сменилась на возмущение глубоко оскорблённого мальчишки. Кажется, это здорово пошатнуло его азарт предстоящей охоты и желание вступать в конфронтацию — даже его поза из враждебной превратилась в неуверенную и, скорее, покорную. Он давно понимал, что Виктория к нему остыла, это было заметно невооружённым глазом, но, судя по всему, не ожидал, что их дела настолько плохи. Что разозлило её ещё больше: этот чёртов нарцисс действительно был уверен в том, что Виктория останется его преданной собачонкой даже тогда, когда он в открытую тащил её за собой прямиком в адское зарево. И если ещё сравнительно недавно она действительно готова была принять эту участь, поскольку страстно жаждала умереть от руки того, кого когда-то боготворила — чтобы всё закончилось с ним… — Мы покажем дорогу, — прервало её мысли. — Джаспер, Розали, Эсми! Все присутствующие задвигались в слаженном, отработанном, чётком порядке. Если это и не была семья в привычном человеческом понимании, то уж точно сплочённый, стоящий друг за друга клан. И простая человеческая девушка каким-то образом стала одной из них: по крайней мере, держалась она с ними как равная. Возможно, она была парой кого-то из членов клана — вероятно, того высокого нервного юноши. Раз он был одарённым, должно быть, они очень дорожили его лояльностью, по этой причине и защищали его человеческого питомца, пока тот не наиграется. Иного объяснения увиденному Виктория найти не могла. Она поплелась за Лораном вперёд по вырубке. Лес вокруг замолчал: словно с замиранием ожидая, что будет дальше, даже гроза успела скрыться за далёкими вершинами гор, не желая участвовать в вакханалии, затеянной кучкой вампирских выродков. Уже на выходе с поля, не услышав у себя за спиной привычных тяжёлых шагов, Виктория встревоженно обернулась: как она и предполагала, Джеймс стоял далеко позади, застывший, ещё более растерявшийся и, казалось, даже слегка обезумевший от горя. Сначала она подумала, что эта эмоция была вызвана её недавним отказом его поддержать, но, проследив за его взглядом… Ну конечно. Как они не заметили её раньше? Судя по всему, это был тот же щит, что недавно защищал от их взора человеческую девушку — иначе и быть не могло. Вампирша, что до сего момента была скрыта сверхъестественной «стеной» и мнилась абсолютно непримечательной и скучной, сейчас бросалась в глаза сильнее всех остальных. Низкий рост, худощавое телосложение ребёнка, тёмные короткие волосы, острый, живой взгляд. Она стояла возле раскрытой двери машины и о чём-то тихо переговаривалась с человеческой девушкой, не обращая на чужаков никакого внимания. Виктория вновь перевела перепуганный взгляд на бывшего возлюбленного. — М… М-Мэри? — тихо, почти одними губами промямлил Джеймс. — Мэри Брендон? Нахмурившись, маленькая вампирша недоуменно отозвалась на голос незнакомца. Нашла его глазами, раскрыла рот, словно хотела что-то сказать… После чего её взгляд застыл, сделавшись неживым, затуманенным. Это длилось секунд десять — она смотрела в никуда, после чего, словно опомнившись, резким движением развернулась к высокому одарённому вампиру. Тот что-то прошептал ей на ухо, она отрывисто кивнула, поджав губы, и ловко запрыгнула в автомобиль, хлопнув дверцей. Горную тишину пронзил рёв мотора. Компания, сопровождающая девушку, уехала в неизвестном направлении — Виктория была уверена, что это точно было не то место, куда этот Карлайл сейчас хотел увести гостей. Лоран, шедший вдалеке прямо за главарём, остановился и обеспокоенно посмотрел на Викторию. Виктория же молча перевела взгляд обратно на Джеймса. И отрешенно зашагала вперёд, понимая, что всё продолжало сыпаться и обрушаться прямо у них под ногами.  

***

С гор уже начали спускаться сумерки, когда Виктория и Лоран вышли из дома семьи вампиров, которые носили фамилию главного из них — Карлайла Каллена. Вся полученная в ходе долгой и сложной беседы информация до сих пор с трудом укладывалась в голове. Вампиры, добровольно отказавшиеся от любой человеческой крови, даже донорской, лишь ради того, чтобы продолжать вести относительно нормальную жизнь в человеческом обществе… Всё это казалось крайне чужеродным и странным. Виктория, на счету которой было бессчётное количество убийств именно по причине того, что она не смогла обуздать свой голод, была совершенно убеждена, что жизнь без человеческой крови для таких, как она, невозможна. Лоран, казалось, совершенно не разделял её скептический настрой. Самостоятельно научившийся жить без «живой» крови, он, в отличие от своих постоянных спутников, не утративший мягкосердечие и сочувствие к людям, теперь и вовсе загорелся идеей испробовать подобный «вегетарианский», как называли его сами Каллены, образ жизни, и был в необычайно приподнятом расположении духа по поводу нахождения новых единомышленников, которые преуспели в его начинаниях куда больше, и теперь открыли для него совершенно новый мир, который ему только предстояло познать. Джеймс же удалился довольно быстро под предлогом необходимости срочно поохотиться из-за внезапно пробудившейся от запаха человеческой крови жажды. Все прекрасно понимали, что это ложь, но никто не стал его задерживать, судя по всему, будучи абсолютно уверенными в надёжной охране той девушки, имя которой, как выяснилось в ходе беседы, Изабелла Свон. Когда они вышли из зоны слышимости, молча, каждый варясь в собственном отдельном котле из тонн новой пищи для размышления, Лоран, заприметив удобное место для привала, который, разумеется, из отсутствия усталости не был им необходим, остановился и выжидающе взглянул на спутницу, словно думал, что она заговорит первой. Но Виктория молчала, тревожно оглядываясь по сторонам, совершенно не понимая, что должна сделать или сказать. Её беспокоило долгое отсутствие Джеймса, беспокоили неясные, неочевидные, двойственные помыслы новых знакомых, явно таивших гораздо больше тёмных секретов под этой до тошноты вульгарной и карикатурной светлой, цивилизованной, миролюбивой личиной; беспокоил чрезмерный, опасный, наивный энтузиазм и доверчивость Лорана, беспокоило... всё это. — Что ты обо всём этом думаешь? — нетерпеливо разорвал тишину вампир, будто взял слово в её мысленных дебатах. — О твоих новых друзьях? — нехотя отозвалась она. — О диете? — она хмыкнула. — Или об их жутковатых глазах? Он усмехнулся вместе с ней, не растеряв уже начинающего порядком раздражать оптимизма. — О возможностях, которые нам предлагает такая жизнь. — О… возможностях? — не веря своим ушам, переспросила она. Лоран в мгновение подлетел к ней и схватил за руки. — Виктория… — он поцеловал её ладонь и прижал к своей щеке. — Милая, как же ты не видишь так ясно, как я? Ведь это наш шанс! Шанс наконец-то уйти и зажить своей собственной жизнью: без скитаний, убийств, без рек крови на наших руках… Неужели тебе не хочется… — Ты решил довериться первым встречным? После всего, через что я прошла? Об этом ты просишь меня? Уголки его губ опустились. Она попыталась вырваться из его рук, но её желание освободиться было значительно слабее, чем его — удержать. — Это не значит, что мы должны войти в их семью и довериться. К тому же, существуют другие — в Денали, помнишь? Мы можем и вовсе не жить с ними. Но, заведя себе таких влиятельных и сильных друзей, мы наконец-то сможем освободиться от… — От Джеймса? — прищурилась она. — Только это тебя заботит? Его будто больно ударило током. Он тряхнул головой, словно бы прогонял дурное видение. — Я… — окончательно смутился Лоран. — Я скорее не понимаю, почему это не заботит тебя, Виктория, — его лицо приобрело более жесткое выражение. — Ты до сих пор его любишь, не так ли? После всего, что он сделал? Как… — он скривился в отвращении и заговорил почти шепотом. — Как обращался с тобой? — Дело не в том! — воскликнула она и всё-таки вырвала руки из его хватки. В этот раз он её не держал. — Ты… не понимаешь… — всхлипнула Виктория, отшатнувшись от собеседника. — Не понимаешь меня! — Тогда объясни мне, — не унимался вампир. — Объясни, почему, если ты любишь меня, то не хочешь даже лишь попытаться… — он вздохнул и понизил голос. — Я знаю, мы никогда это не обсуждали, но я… — Я не говорила тебе, что люблю, — покачала она головой и предупреждающе выставила ладонь вперёд, когда он вновь начал к ней приближаться. — Если ты не можешь различить обычный секс от скуки и… — Твои эмоции говорят куда больше, чем слова, — уверенно перебив, продолжал он, проигнорировав её провокацию. — Я слишком хорошо тебя знаю. И знаю, как тяжело тебе кому-то довериться. Знаю, что ты провела вечность в бегах, что бежала, сколько себя помнишь — ты любишь это повторять, но… — Лоран подошёл к ней, и она отвернулась, закусив губу, словно вот-вот заплачет. — Прошу тебя. Остановись. Я сейчас здесь и люблю тебя. Тебе не нужно бежать от меня, ведь я буду любить и завтра. Прямо сейчас и навечно — пока ты позволишь и вопреки. И ты тоже любишь меня, Владычица заснеженных гор и моего сердца. Зажмурившись, Виктория вновь отрицательно замотала головой, словно не хотела, чтобы эти его слова коснулись хоть частички её изувеченного усталого разума. Если она бежала всю жизнь, если бежала столько, сколько себя помнила, если знала, как выжить из года в год, и только лишь это — могла ли теперь позволить себе остановиться и попробовать жить? На протяжении всех столетий, в те редкие моменты, когда она весьма опрометчиво позволяла себе дышать полной грудью и чувствовать себя в безопасности, что-нибудь обязательно разбивало её хрупкий мирок и вновь заставляло пускаться в бега. Жизнь в отдалённом сообществе с сестрой, разрушенная Вольтури, иллюзия жизни с Джеймсом, разрушенная его демонами, жизнь в апельсиновом раю с Лораном, разрушенная… ей самой и её вечным страхом?.. На мгновение она позволила себе представить. Что, если бы она действительно осела где-нибудь в подходящем месте? Что, если бы перестала охотиться и убивать людей? Вести дикий, кочевой образ жизни, бесконечно трястись от тревоги и заметать следы? Что, если бы позволила себе выдохнуть, заняться всеми теми простыми вещами, которые действительно доставляли ей удовольствие, а не только удовлетворяли её кровожадную плоть? Что, если бы она доверилась и до конца открылась Лорану? Что, если бы их вечно украденные, запретные, редкие моменты зарождавшегося вопреки обстоятельствам чувства стали началом безопасной, нежной, всеобъемлющей любви, ради которой стоило бы рискнуть всем на свете? Видение пронеслось перед взором как наяву. Вот они возвращаются в любимую солнечную Окситанию. Вот проводят дни, нежась на солнце в ароматных садах, читая друг другу вслух, вот проводят вечера, смотря её любимые дрянные комедии девяностых и танцуя под музыку со старых пластинок. Вот проводят ночи, одну за другой, не вырывая из лап жестокой судьбы каждую драгоценную секунду наедине, но неспешно наслаждаясь друг другом в предоставленной безвозмездно только им одним вечности. Почему-то, на один короткий момент, ей даже представилось, как в уголках всегда улыбчивых глаз Лорана вырисовываются лучики морщин. Как седеют его тёмные волосы, горбится осанка и слегка полнеет живот. Как она протягивает ему руку, сморщившуюся и покрытую пигментными пятнами от постоянного пребывания на солнце. Как он берёт её ладонь в свою, подносит к губам для поцелуя и вновь называет её Владычицей своего постаревшего и уставшего, но всё ещё бьющегося, наполненного счастьем и нежностью сердца. Виктория моргнула лишь раз, и видение исчезло, сделавшись обезображенным глубокой печалью и скорбью обрывком из миллиардов других мыслей и образов в её сверхъестественной памяти. — Я бы хотела… — тихо и неуверенно проронила она. — …Хотела бы попытаться. Если бы… — она тяжело вздохнула. — …Можно было. Если бы не… не Вольтури, не Джеймс… — она почти заикалась и не находила слов. — Если вдруг… Пойми, если я остановлюсь, то... — Ты ведь понимаешь, что он не выберет тебя, верно? Никогда не выбирал и сейчас не станет. Любимый голос прозвучал совершенно иначе. Холодно и отрешенно. Разочарованно. Словно он вмиг смирился с отказом. На этот раз окончательно. — Знаю. Она кивнула и бессознательно посмотрела вдаль. Листья едва слышно шелестели от практически отсутствующего ветра. Птицы шуршали в кронах деревьев, готовя себе ночлег. Мелкие грызуны попрятались в самодельные жилища, надеясь пережить ещё одну ночь из тех немногих, что им остались. Где-то там, в дальних горах, на северном склоне скалы молчаливо покоилось искривлённое от жажды и отсутствия солнца дерево, неспособное вырвать себя с корнем и поискать себе более удачное место. Судя по запаху влаги в воздухе, к полночи будет дождь.  

***

Серый горизонт слился воедино: океан невидимой линией переходил в почерневшее дождливое небо, спрятавшее за собой любые, даже слабые, отголоски заката. Тот самый тип погоды, когда о заходе солнца становится известно лишь потому, что стало темно. Дождь промочил волосы, сделав их тяжёлыми и почти чёрными. Прикрыв веки, Виктория набрала полную грудь воздуха. Тысячи запахов ворвались в сознание, но ей был нужен только один. Тот, что пробуждал эти самые пресловутые «бабочки в животе», которые в итоге оказались обычной паникой. Старая, покосившаяся хижина у самой кромки леса — скорее даже сарай. Откуда-то жутко воняло животным, нечистоплотным, мокрым, агрессивным. Так мог пахнуть разве что заброшенный собачий приют. Какой-то больной ублюдок, издевающийся над животными вдали от человеческих глаз? Замок, свисающий с тяжёлой на вид двери гаражного типа был сломан. Небрежно, слабо, чтобы у хозяев не возникло вопросов о том, что могло превратить их «охранную систему» в кучу металлической крошки. Если, конечно, хозяин этого нелепого сооружения не гнил в гробу, что вполне объяснило бы плачевное состояние его собственности. Она уже знала, что Джеймс будет там, поэтому вошла без опаски. Внутреннее убранство не оставило сомнений в том, что строение было заброшено. Горы коробок с хламом, покрытые почти вековым слоем пыли. Засушенные травы, висящие под потолком по всему периметру. Виктория ткнула пальцем в одну из коробок, и та свалилась с вершины импровизированной «горы» с громким звоном об пол. Из потрёпанного пыльного картона вывалились необычного вида склянки, колбы и прочие сосуды самых разнообразных форм и объёмов. Некоторые из них были абсолютно чистыми, а некоторые до самых краёв наполнены различными засохшими остатками, осадок которых до сих пор издавал какой-то странный запах химикатов и биологических жидкостей. Разумеется, человеческий нос бы не уловил ничего подобного. Вероятно, именно поэтому всё небрежно валялось в коробках богом позабытого сарая вместо того, чтобы, будучи аккуратно запечатанными в герметичные пакеты и приобщёнными к какому-нибудь резонансному делу, коротать свой век в хранилище вещдоков. — Какие-то биологические эксперименты, я полагаю, — подтвердил её неозвученную догадку Джеймс. Он стоял у большого квадратного окна у дальней стены и безэмоционально смотрел на открывающийся вид: чёрный океан и чёрное небо окончательно стали единым целым. — Не слишком этичные даже по меркам наших с тобой времён. Возможно, даже попытки заигрывать с магией, — он повернулся к ней лицом. — Крайне занимательно. — Поэтому здание построено в таком странном месте? — догадалась Виктория. Она провела пальцами по сухим травам, припорошенным слоем пыли. Некоторые из них до сих пор источали слабый запах — например, можно было безошибочно разобрать аромат эфирного масла лаванды, шалфея, мяты, кориандра, розы, жасмина и многих других. — Кажется, это земли местных индейцев. Джеймс молча кивнул, поджав губы. Шагая вперёд, Виктория толкнула носом сапога один из таких, наполненных чем-то засохшим и бурым, флаконов. Вампир, внимательно проследив за траекторией движения стеклянного сосуда, наклонился, поднял его с пола и задумчиво повертел в руках. — Это не человеческая, — безучастно произнёс он. — Откуда ты знаешь? — Неужели не чувствуешь? — удивился он, но, опомнившись, усмехнулся. — Прости. Иногда забываю, что другие не видят следы, цвета и ауры запахов так же, как я. Хотя, тебе должно быть знакомо подобное чувство, ведь никто так, как ты, не ощущает преследование и угрозу. Другие могут лишь гадать, когда ты знаешь наверняка. Я всегда восхищался этим. Подойдя к окну с противоположной от собеседника стороны, Виктория сложила руки на груди и облокотилась плечом на стекло, по которому всё сильнее колотил дождь. Её лицо приобрело выражение усталости. — Забавно, что ты так сказал, ведь сегодня на поле ты напрочь… — Это была она, Викки, — Джеймс резко поднял на неё глаза. — Она. Моя Мэри. Нельзя было сказать, что эти слова не ранили, но совсем не так, как она могла бы предположить. В этом чувствовалась не ревность, а какая-то… безысходность. Скорбь. Смирение. Он никогда не принадлежал ей, так же как и она никогда не принадлежала ему. Величайшая история любви, которая не случилась, поскольку они оба были предназначены для кого-то другого. — Ты уверен? — Как никогда, — он скользнул тоскливым взглядом по верхушкам деревьев за окном и вернул глаза к вампирше. — Сначала я будто её не видел, не хотел замечать, но потом… Когда эта… девочка и её волосы… — Я тоже это почувствовала, — подтвердила она. — Думаю, один из этих вампиров обладает даром. Он скрыл её. Джеймс снова коротко кивнул. — Я не видел её с тех пор, как… — он замялся. — Как она внезапно пропала. Мы хотели пожениться и бежать вместе, — грустно усмехнулся он. — Ты можешь в это поверить? — улыбка на его лице быстро пропала. — Тот старик-вампир, что смотрел за ней в клинике, перед смертью признался мне, что её обратил, и что больше я её никогда не увижу. И я действительно не нашёл её, хоть и искал годами. Я не знал её нового запаха, я не знал о ней вообще ничего, кроме старого адреса и горстки никчёмных родственничков, которые и сдали её в психушку. Я даже нашёл её надгробие — её ублюдок-папаша указал датой смерти тот самый день, когда её закрыли в лечебнице. Старик вскоре сдох от безумия и алкоголизма, — злобно хмыкнул он напоследок. — Мне даже не пришлось ничего с ним делать. — Она узнала тебя? Когда ты… позвал её, мне показалось… — Я так не думаю, — он опустил взгляд и нервно переступил с ноги на ногу. — Она ведь любила меня, я уверен. Она не могла не узнать, разве что… — Но тогда почему… — Эти травоядные выродки что-то с ней сделали! — внезапно прорычал он и пнул одну из коробок. Она скользнула по полу и врезалась в гору других, наставленных друг на друга. Они все повалились на пол. Стеклянные предметы, какие-то жидкости, прочий хлам, всё с грохотом билось об пол. Стало тяжело видеть и дышать от взмывшей в воздух пыли. От страха Виктория отшатнулась назад, но Джеймс внезапно схватил её за руку. — Викки, — он наклонился к ней: в его округлённых глазах разожглось такое безумие и отчаяние, словно прямо сейчас, внутри своей головы, он горел заживо. Она ещё никогда не видела его в таком помешательстве. — Ты должна помочь мне! В её взгляде застыл испуг. Она раскрыла рот, не зная, что говорить. — Умоляю! — с хриплым криком взмолился он и сжал её руку так, что стало больно. — Прошу тебя… — Но что я… — Я знаю, что нужно делать, — его тон моментально сменился на собранный и решительный, как по щелчку. — Я караулил и слушал. Девчонку увезут подальше, но это не важно. Мэри поедет с ней — по какой-то причине она для неё важна. Они думают, что я открыл на человека охоту, так что я выкручу их заблуждение в свою пользу, — уголок его губ пополз вверх, и теперь он впервые вновь стал похож на самого себя — страстного, но расчетливого дьявола. — Я разделю их и выманю девочку так, чтобы она оказалась одна. Ты отвлечёшь на себя остальных и найдёшь нужную мне информацию: адреса, имена, телефоны… Возможно, придётся использовать её мать или отца в качестве… весомого аргумента. Когда они понесутся спасать её, я заберу Мэри и мы сбежим. А ты, — он вновь горько усмехнулся. — Можешь бежать с Лораном. На какое-то время Виктория застыла в шоке. — Я… — Викки, — его голос смягчился. Он взял её за руки и вновь заглянул своими алыми радужками прямо в душу. — Ma Reine Rouge, — она смотрела на него во все глаза, а он с необычайной нежностью заправил мокрый локон ей за ухо. Она вздрогнула, раскрыв рот, чтобы возразить, но он приложил палец к её губам. — Тише. Я сказал тебе, что всё будет так, как ты захочешь… — Как я скажу, — тихо поправила его она. — Верно, — с улыбкой ответил он, но сразу посерьезнел. — Я знаю, что обращался с тобой плохо. Совершенно не так, как ты того заслуживала. И знаю, что Лоран дал тебе то, что не смог дать я… — Джеймс… — Подожди, дай мне сказать, Chèrie, — спокойно, но настойчиво перебил он. — Можешь не верить, но я всегда желал тебе всего самого лучшего. Я глубоко презираю ту боль, что причинил тебе. Мой гнев и мой разум нередко проигрывают друг другу в неравной борьбе. Мог ли я поступить иначе? Естественно. Но я… — он зажмурился и вздохнул. — Я совершенно не умею любить, понимаешь? Я не любил свою мать, своего отца, своих нянек, я не любил ни одну женщину… Как и меня никогда никто не любил. Когда я встретил тебя, уже было поздно учиться. И я действительно любил тебя, я не лгал, но… Не так. Теперь, когда у тебя есть Лоран, я думаю, ты понимаешь. Только лишь раз… — открыв глаза, он перевёл взгляд на вид из окна, что сделался уже совсем чёрным. — Только лишь с ней, лишь с Мэри, я был необычайно близок к тому, что можно назвать… Здесь Виктория могла разозлиться. Рвать и метать, обещать отомстить, потерять голову от предательства, ревности. Но внезапно она почувствовала, что всего этого больше в ней не было. Больше нет разрушительной ненависти. По отношению к тому, кто когда-то был всем, теперь не билась, а замогильно молчала зарубцевавшаяся соединительная ткань — пустота. Некроз — кажется, так это называется. Некроз половины её души. Отстрадала. Отмучилась. Освободилась. По всем законам вселенной он был должен убить её, но в итоге освободил. Пока ещё она не знала, что хуже. — Я понимаю. И я помогу тебе. Эндшпиль? Так она говорила?  

***

Метель близ вершины горы Денали набирала обороты. Красные волосы были полностью припорошены снегом — если стоять на одном месте ещё хоть немного, вампирша и сама рисковала превратиться в сугроб. Она мысленно усмехнулась. Можно было подумать, будто что-то подобное вообще имело значение. Лоран обещал, что встретит её прямо здесь. Чем больше часов проходило, тем сильнее Виктория сомневалась, что он вообще появится. В конце концов после всего, что она натворила, он был ей ничем не обязан. И всё же он дал ей слово. Лоран не из тех, кто не будет его держать. Она подняла голову вверх. Земля, небеса, кружащаяся замёрзшая вода между ними — от обилия белого начинало рябить в глазах. Утонув во всём этом, Виктория упала на снег, разложив руки и ноги в стороны в форме звезды. Темнело. В момент, когда вампиршу припорошило настолько, что со стороны её наверняка уже не было видно, снег в стороне от неё тихо зашуршал. Она подняла руку, очистила лицо от снега и повернула голову в сторону звука — рядом с ней, в точности повторив её позу, лежал Лоран. Он молчал и смотрел в небо, как и она сама все последние часы, проведённые здесь. — Я начала думать, что ты не придёшь, — произнесла она на взволнованном выдохе. — Разве я мог, — задумчиво, слегка отрешенно ответил Лоран. Виктория вновь повернула голову к небу. Тучи, плотным слоем закрывавшие солнечный свет, были тёмно-серыми. За несколько верст кругом не было ни намёка на искусственные источники света. — Как… — Что… Они заговорили одновременно. Неловко усмехнувшись, Виктория начала снова. — Прости. Я хотела спросить… — она замялась. Разговор предстоял неловкий. — Как ты? Лоран долго не отвечал, раздумывая над ответом. — Ты ведь не это хотела спросить? — Говорят, тот вегетарианский деналийский клан принял тебя как надо, — силясь скрыть ревность и говорить ровно, начала она. — Слышала, некая Ирина… — Кто «говорит»? — Я… подслушивала, — нехотя призналась она. — То тут, то там. Эти Каллены… — Ты по-прежнему ими одержима, — раздражённо вздохнул Лоран. — Думаю, ты и встретиться захотела лишь потому, что… — Разумеется, нет, я… — Ты ищешь о них информацию, — настойчиво перебил её вампир. — Джеймс давно мёртв, ты наконец-то свободна и можешь жить так, как всегда хотела, но даже сейчас ты всё ещё играешь в его глупые… — Лоран! — воскликнула она. — Не надо… — Хватит, Виктория, — в очередной раз прервал её он. — Достаточно лжи. Прошу тебя. — Мне лишь нужно обезопасить себя, — попыталась оправдаться вампирша. — Ты под защитой Денали, а я одна, и Каллены знают, что я сбежала, а значит однажды… — Скажи, ты действительно не собиралась бежать со мной? — внезапно выпалил он, впервые развернувшись лицом. Она обратила внимание на его глаза — они были непривычного красно-оранжевого цвета. Ещё не такого, как у семьи, в которой он остановился, но всё же… Он другой. Он совсем изменился. Это понимание больно кольнуло в районе солнечного сплетения. — Ты говорила, что хочешь, но тебе всё мешало то одно, то другое, а в итоге ты просто… — не договорив, он закрыл рот и лишь неодобрительно покачал головой. Вампирша тяжело вздохнула и отвела взгляд. — Разве сейчас это уже имеет значение? — она горько усмехнулась. — Я сделала то, что сделала, и ты не хуже меня знаешь, в каком положении я была… — Он бы всё равно это сделал. С тобой или без тебя. Я видел его тогда. Я был там, — жестоко произносил он, чеканя каждое слово. — Но ты всё равно выбрала помогать ему, даже тогда, когда он отпустил тебя. Это лишь твой выбор. Хоть раз за пятьсот лет стань, наконец, взрослой, и прими на себя ответственность. Последнее предложение он практически прорычал. Лёгкие Виктории сжались в спазме: если бы могла, она бы впала в истерику. Вместо этого она закрыла глаза и постаралась взять под контроль эмоции. Немного придя в себя, вновь открыла. Боковым зрением она увидела, что он привстал на локте и развернулся к ней. — Прости меня, я… — его тон смягчился. — Не хотел быть грубым, просто… Он вытянул руку и дотронулся до её пальцев, зарытых в снегу. Прикосновение отдалось мощным разрядом. Отгоняя от себя наваждение, она вновь закрыла глаза и глубоко вдохнула. Усилием воли разорвала контакт и сложила руки в замок, не позволяя им вернуться туда, куда требовала оставшаяся в живых половина души. Лоран молча кивнул сам себе, поджав губы. Она посмотрела в небо. — Я добуду для тебя информацию, — с холодом, совершенно не свойственным его южному говору, произнёс Лоран. — Возможно, Ирина подскажет… — на миг смутившись, он быстро вернул в голос сталь. — Она действительно со мной очень мила. Если нет… Наведаюсь в Форкс. Тебе там бывать нежелательно, я же, если не попадусь никому на глаза, подозрений не вызову. — Спасибо, — только лишь прошептала она. — Увидимся, Виктория, — сдержанно попрощался Лоран. Сбоку от неё вновь едва слышно захрустел снег. Повинуясь порыву, она протянула руку, надеясь поймать его, удержать, сделать хоть что-нибудь… Но нащупала справа от себя лишь пустоту. Только снег. Холодный и бесконечный. Небо над головой почернело. Снегопад прекратился. Рука её не сдвинулась с места.  

***

Она лежала на одном месте, бесконечно долго наблюдая за тем, как ночь сменял день, а после всё вновь повторялось. Больше ничего не имело смысла. Насколько было бы проще, если бы она могла замёрзнуть прямо там, в снегах, где никому до неё не было дела… Но, к сожалению, ей необходимо было питаться. Она обязана была это делать хотя бы ради того, чтобы не допустить повторения случая с сожженной деревней. Поэтому, превозмогая себя, она встала на ноги. Отряхивать одежду уже не было смысла — ткань была безнадёжно испорчена грязью и льдом. Она добежала до хвойного леса и сбавила скорость. Внезапно услышала хруст. Оглядываясь по сторонам, она не могла ничего понять. Ни один из запахов не выдавал постороннего присутствия — крупного животного, человека или вампира. Вдруг над головой просвистел ветер. Ветки высокой сосны покачнулись, и спустя секунду Виктория увидела перед собой силуэт. После чего она, целиком и полностью шокированная, осела на землю, совсем потерявшая дар речи, осязание, зрение… И отключилась.