
Глава 15
Camila Cabello — Bad kind of butterflies
Come here and sit next to me Don't look at me while I'm breaking After what I'm gonna say I understand if you hate me What do I do when I love you and want somebody else? What do I lose if I don't choose and keep it to myself? I got bad, bad, bad kind of butterflies Like when you got something to hide Lies, tellin' you that I'm alright Tonight, tonight Bad, bad butterflies in my chest There's something I gotta confess Yes, somebody's stuck in my head And I, and I
Дождевая вода, поблескивающая на траве, заставила зажмуриться после полумрака прихожей. Кроссовки моментально впитали в себя влагу, и Белла даже всерьёз задумалась о том, чтобы вернуться в дом и переобуться, но отсутствие нормального ночного сна вымотало её настолько, что даже такое простое действие, как передвижение ног в пространстве, заранее вызвало дикую усталость. Всё, что она смогла сделать — это вздохнуть, обессиленно потереть виски и продолжить движение к пикапу. Солнце коварно выглядывало сквозь тёмно-синие тучи под весьма неприятным углом: оно то и дело слепило и обжигало, моментально закутываясь обратно в свинец, словно рисковало быть пойманным с поличным. Словно дразнило своим непостоянством и переменчивостью. «Должно быть, в такую непредсказуемую погоду Каллены не рискнут показаться в школе» — на автомате пронеслось у неё в голове, пока она забрасывала рюкзак на пассажирское сидение машины. Пристегнувшись, она вновь набрала в лёгкие как можно больше воздуха. Непонятно, из-за чего здесь переживать. По причине того, что в понедельник пришлось отменить уроки (что, судя по всему, далось директору Грину с огромным трудом и нежеланием), некоторые преподаватели решили «отвоевать своё», настояв на том, что на носу выпускные экзамены, а студенты к ним совершенно не готовы. Что может быть лучше нескольких дополнительных пар в субботу, не правда ли? Несмотря на то, что это, очевидно, было обязательным, и считалось полноценным учебным днём, хоть и укороченным, многие школьники всё равно предпочли остаться дома, сославшись на «семейные обстоятельства» или «недомогания» — большинству написали заявления родители. После недавних проблем с пропусками и малоприятной беседой у директора, о которой Чарли не узнал лишь по счастливой случайности (разумеется, не без помощи «связей» дочери с администрацией городской больницы), Белла решила даже не заикаться о том, чтобы отец помог ей в отлынивании от учёбы. В конце концов, неужели у неё были какие-то более интересные занятия в это субботнее утро? Опустив взгляд на ключ зажигания, краем глаза девушка уловила какое-то движение справа от себя и резко вздрогнула. — Твою мать! — выругалась Белла, не на шутку перепугавшись, пока не выдохнула с облегчением узнавания: взъерошенные медные волосы, белая кожа, слегка мерцающая в тени салона автомобиля, острые скулы, густые тёмные брови. Сначала облегчение, потом… Чёрт. — Почему все вечно пугают меня! — она яростно стукнула кулаками по рулю, что со стороны, вероятно, выглядело, словно «грозный» топот ногой от ребёнка. С почти комичным спокойствием парень протянул ей рюкзак, место которого теперь занимал сам. Она резко рванула его на себя, совсем как сделала это недавно в пустом кабинете психологии — её рюкзак стал своеобразным символом их столкновений. Невербальная агрессия всегда была её слабой стороной: как правило, это выражалось в поведении неуклюжего озлобленного детсадовца. Неудивительно, что её приступы злобы вызывали у окружающих лишь смех. — Раньше я не слышал от тебя подобных выражений, — невесело усмехнулся Эдвард, рассеянно глядя в запотевшее лобовое стекло. Он выглядел, как бомба с тикающим механизмом, из последних сил маскирующаяся под наручные часы. Что-то бешено клокотало в нём, и он уже практически этим давился, стараясь сдерживать внутри. — Раньше ты не был такой болью в заднице, — закатила она глаза. Воздух салона мгновенно наполнился запахом, от которого у неё неизменно сносило крышу. Порой она всерьёз задавалась вопросом, не являлась ли именно она из них двоих той, кто испытывал ко второму зверский аппетит. Она задержала дыхание и нервным скрипучим выкручиванием ручки приоткрыла окно, отвернувшись в направлении потока свежего утреннего воздуха. Возможно, ей показалось, но на мгновение на щеке Каллена проявилась ямочка, которая всегда появлялась в моменты, когда он изо всех сил старался сдержать ухмылку. От подобных редких проявлений его мимики в районе её коленей происходил системный отказ. У неё просто не было шансов. Чёрт. Он не собирался делать это для неё ни на грамм легче, искренне наслаждаясь каждой секундой бурной агонии её гормонального взрыва. Интересно, как это влияет на её запах, такой желанный для Эдварда? Меняется ли он в зависимости от её эмоционального и физического состояния? Боже, о чём она вообще… — Ты была в Ла-Пуш, — бесцветно заявил он, внезапно растеряв весь юмор. — Это теперь тоже запрещено? — проворчала Белла, враждебно покачав головой. Кажется, язвить и грубить в моменты наибольшей эмоциональной уязвимости стало её новой любимой привычкой. Она не могла вспомнить, чтобы делала так раньше, но теперь постоянно ощущала смертельную необходимость воевать и обороняться, когда чувства внезапно заставали её врасплох и мешали держать лицо в течение разговора. У кого же она этого набралась? — Белла, когда же ты поймёшь, что… — начал было вампир, но его речь резко прервалась: он выпрямил спину и застыл в настороженной позе. — Поговорим позже. С этими словами он резко исчез из салона, хлопнув скрипящей дверью машины, и волосы Беллы мягко колыхнулись от возникшего сквозняка. Спустя полминуты на крыльце появился Чарли: он вышел на работу раньше, чем ожидалось — когда Белла выходила из дома, отец ещё вовсю завтракал, сидя на кухне в домашней одежде с газетой в руках. Мужчина помахал ей в знак прощания, и она, опомнившись, ответила ему, после чего сразу же завела мотор. Спасение буквально пришло откуда не ждали — Белла понятия не имела, куда могла сбежать от разговора с бывшим, так что всё вышло более, чем удачно. Её плечи расслабленно опустились с шумным выдохом. Чего бы ни хотел Эдвард, она не желала давать ему шанса вновь окунуть её с головой в бесконечные нравоучения, словно она была неразумным котёнком, нагадившим мимо лотка. Вчерашняя её поездка в Ла-Пуш была, несомненно, едва ли запланированным и согласованным со всеми вышестоящими инстанциями мероприятием, но с ней были всего лишь одноклассники — не оборотни, которых Элис не могла видеть в своих видениях. Значит, она совершенно точно видела, что Белла проведёт вечер на обрыве и вернётся домой с отцом в целости и сохранности. Практически. Если не считать одной «встречи», после которой Свон проревела в подушку полночи, пока, обессилев, не провалилась в забытье. Что ж, сегодня ей хотя бы не снились кошмары — судя по всему, кошмаров на данный момент с лихвой хватало в реальности. Чудом ухватив свободное место на школьной парковке, Белла суетливо сгребла вещи с сидения и захлопнула дверцу. Повернулась и… — Боже! — воскликнула она, оказавшись фактически зажатой между машиной и стальным телом Эдварда Каллена. Ещё неизвестно, что из этого быстрее бы её размазало. — Ты… Она тяжело и громко дышала, раскрыв рот. Эдвард пристально смотрел на неё сверху вниз, сдвинув брови, и она невероятно сильно хотела отойти в сторону. Поэтому её ноги буквально вросли в землю и сделались ватными. До зуда в черепе хотела отвести взгляд и вырваться из ловушки его взгляда, поэтому продолжала смотреть. — Давно не виделись, — в попытке сгладить неловкость хмыкнула она, усиленно стараясь выглядеть не такой шокированной, но получилось, скорее, как блеяние загнанного в угол зверька. — Мне всегда казалось, что эта машина тебе не нравится, но сегодня тебя к ней прямо… — Нам нужно поговорить, Белла, — выдохнул он, перебивая, и её ноздри отчаянно расширились в попытке уловить запах его дыхания. В животе вибрировало возбуждение, которое в романтической прозе принято было называть бабочками. В такие моменты она ненавидела этих бабочек — они казались ей кровожадными птеродактилями. На расстоянии вытянутой руки она ещё хоть как-то могла сохранять остатки самообладания, но когда он находился так близко, она теряла контроль над всеми системами своего организма: сердце исступленно билось в ожесточенной схватке с паникующим мозгом, мышцы превращались в желе, а кожа зудела и изнывала в мучительной тяге касания. — Я… э-э… — тянула она, завороженная и совершенно потерянная во времени и пространстве. На удивление, мозг работал быстрее, чем она могла предположить, поэтому как только смутный взгляд зацепился за хорошо знакомый силуэт, она во всё горло крикнула: — Эй, Майк! — отчаянно замахала она рукой, и парень, заметивший подругу, ослепительно улыбнулся, махнул рукой в ответ и чуть ли не вприпрыжку зашагал в её направлении. Эдвард раздражённо усмехнулся, и она готова была поклясться, что слышала, как его зубы яростно скрипнули. Он резко отступил назад, и только сейчас Белла обнаружила, что в её лёгких поразительно много места для воздуха. — Аризона! — весело поприветствовал её голубоглазый блондин, и словно только подойдя к девушке заметил стоящего рядом Эдварда. Его взгляд моментально стал серьёзным, спина напряжённо выпрямилась, а плечи враждебно раздвинулись в стороны. Несомненно, против вампира у него не было ни единого шанса, но взгляд обычного человека наверняка уловил бы внушительную разницу в комплекции двух парней — спортивного качка и высокого, болезненно бледного аристократа. — Каллен, — сдержанно процедил он, не пытаясь скрыть неприязнь. — Ньютон, — бросил Эдвард, продолжая иронично ухмыляться. Его глаза разве что не закатывались от её дешёвого трюка, но главное, что он сработал. — Всё нормально? — удостоверился Майк, не отводя грозного взгляда от вампира. Очевидно, это был не вопрос, скорее предупреждение. — Да, разумеется, — беззаботно произнесла она и перевела многозначительный взгляд на Каллена. Пожалуйста, не устраивай сцен! — Ну, Эдвард, — она громко выдохнула, приглаживая ткань футболки. — Увидимся. Он смерил её взглядом, выражавшим так много всего одновременно, что на секунду она снова утопла в его глубинах, но ощущение очередной нечестной победы дало ей силы смущённо нахмуриться и отправиться к зданию школы в компании друга. Она ненавидела себя за то, что опускалась до использования Майка в своих коварных целях, но сейчас самым важным для неё являлось то, что она спаслась от вампира. Пусть это и был единственный вампир, от которого она действительно могла спастись позорным бегством. Главная ирония состояла в том, что он также являлся и единственным вампиром, от которого ей не было никакого спасения во всех остальных возможных смыслах. Её сердце с самой их встречи находилось в его сжатом в данный момент кулаке, и он не упускал ни единой возможности надавить на него и поковыряться тонкими длинными пальцами пианиста, каждый раз находя всё более забытые и дальние места, где уже давно не болело. По пути в школу Белла была уверена, что в такую непредсказуемую погоду Каллены не покажутся в школе, поскольку солнце продолжало ослепительно сверкать из-за низких туч, но теперь она буквально содрогалась в ожидании очередной встречи с утренним преследователем: когда в течение первого урока небо окончательно заволокло серостью, стало очевидно, что Элис заранее предсказала погоду и объявила этот день «безопасным». За обедом Белла старалась сидеть как можно более тихо и не поднимать глаза из тарелки. Она знала, что это не спасёт её от пристального вампирского внимания, но справиться с подсознательной реакцией психики было невозможно. — …да, идея была отличная, — донесся до неё обрывок фразы Анджелы. — Эй, Белла, — весело обратилась к ней подруга. — И как тебе только пришла в голову эта идея? — Какая идея? — нахмурилась Белла, выпрямившись на стуле. Она моментально стрельнула взглядом в сторону стола у окна, и ожидаемо напоролась на изучающий янтарный взгляд, после чего глаза стыдливо нырнули обратно в тарелку. — Ну, эта… — возбуждённо вскинула руки в воздух брюнетка. — С фонариками. Вчера я пришла домой какая-то... Опустошённая, — с лёгкой улыбкой поделилась она. — В хорошем смысле. — А-а-а… — рассеянно заморгала она, отчаянно призывая остатки разума сосредоточиться на разговоре. — Да я просто… — она отложила вилку на поднос и подняла голову, прочистив горло. — В учебнике по психологии вычитала. Мы как раз проходили «терапию утраты». — Тофьно, — энергично закивал Майк, засовывая в рот лист салата. — Помню эту тему. — С каких пор ты ходишь на психологию? — удивился Эрик, прищурившись. — Я думал, это для девчонок с любовными проблемами и для отсталых, которым не хватает баллов для поступления. — Спасибо, Эрик, — фыркнула Белла. — Да не, я имел в виду, что… — начал заикаться он, спеша оправдаться. Парень часто выпаливал первое, что приходило в голову, а потом здорово огребал — обижаться не имело смысла. — Ты-то реально шаришь. То, что ты вчера сделала, это... Вау, — с виноватой улыбкой замахал он рукой. — Ага, — закатил глаза Майк. — Он просто считает «не-математиков» людьми второго сорта. Бро, ты в курсе, что один австрийский художник начинал с похожей логики? — С кем-с кем ты там меня сравнил? — враждебно подался вперёд Эрик, получив в ответ хитрый оскал предвкушения назревающей схватки. — Всё, прекращайте, — наставническим тоном прервала Анджела. — Пока не наболтали на отряд спецназа, влетающий в окно столовки. — Я не хожу на психологию, к твоему сведению, — недовольно зыркнул Ньютон на Йорки. — Просто взял книжку в школьной библиотеке. — В библиотеке?! — театрально округлил глаза Бен, после чего получил смачную оплеуху от своей девушки. В кармане улыбающейся Беллы завибрировал телефон, и она достала его, после чего ещё с минуту косилась на экран невидящим взглядом. Уголки губ поползли вниз.«Пожалуйста, сядь за наш столик»
Она мазнула взглядом по компании за злосчастным столом у окна: Эдвард, Элис и Джаспер одновременно смотрели на неё, каждый с собственной уникальной эмоцией. Глаза остановились на Эдварде. Он многозначительно поднял бровь, и она моментально опустила глаза. Разумеется, их безмолвный диалог не остался незамеченным. — Боже, — недовольно воскликнула Джессика. — Что он там пишет? Девушка не успела ничего ответить, лишь разинула рот, как телефон в мгновение был выхвачен из её рук. — «Пожалуйста, сядь за наш столик» — вслух процитировала Стэнли, и за столом раздалось неодобрительное улюлюканье. — Серьёзно? — презрительно усмехнулась она, взглянув на Беллу. — Больше ему ничего не нужно? Может, ещё обслужить их стол? — фыркнула она, тряхнув кудрями. — Откуда у него вообще твой номер? — Да мы, было дело, встречались, Джесс… Полгода, — пробухтела она, вжавшись в стул и прикрывая лицо ладонью. — Ага, в палеозое, — отмахнулась подруга. — Даже не думай, Белла, — она вернула ей телефон, и щёки Свон запылали так сильно, что голова готова была взорваться прямо посреди столовой, забрызгав серый кафель остатками мозга. Они слышали. Они всё слышали. — Где твоя гордость? — Ага, сегодня зажал её на парковке, — злобно хмыкнул Майк. — Еле оттащил. — Что-то я не помню часть про «оттащил»… — начала было Белла, но… — И насильно уволок с вечеринки, — напомнил Эрик, кивая головой. — Вообще-то, подвёз домой, — вяло запротестовала Свон, уже понимая, насколько абсурдно всё это звучало. И чего им приспичило препарировать её отношения прямо, ну, сейчас?! — И пошёл за ней через весь коридор, когда она убежала, — эмоционально высказалась Джессика, округлив глаза. — Как маньяк в фильме! У него такое лицо было, вы бы видели! Жуть какая-то. — Это что, интервенция? — душераздирающе промычала обвиняемая, обессиленно подперев лоб ладонью. Кажется, её уже давно никто не слушал. — А ещё, когда он уехал, ты не общалась с нами несколько месяцев, — печально заключила Анджела. — Прости, Белла. Но здесь я всех полностью поддерживаю. Нельзя резко ворваться обратно в чужую жизнь и думать, что ты имеешь право вот так просто… — Белла? — молнией раздалось у неё за спиной, и все одновременно развернулись в направлении звука. Она прекрасно понимала, что неловкий разговор с одноклассниками он прекрасно слышал от и до, но всё равно стала ощущать себя просто отвратительно, когда он стоял так близко, пока его поливали грязью. Почему-то она не хотела, чтобы её друзья относились к Эдварду плохо. Он причинил ей много боли, но по какой-то неведомой причине всё ещё дорожил её жизнью, спасал её бесчисленное количество раз и продолжал это делать. Но разве ребятам это объяснишь? Их нынешнее отношение тоже понять совсем не сложно — они видят лишь малую часть всего, верхушку айсберга, и выглядит она, мягко говоря, неприглядно. — Чувак, — нехотя вздохнул Бен, повернувшись через плечо к нежеланному гостю. Он очень не любил конфликтовать, но, очевидно, даже его терпение было на исходе. — Она же явно дала понять, что… — Майк! — испуганно выпалила Белла, вскочив со стула. Всё происходило слишком быстро: только что блондин сидел на своём обычном месте за столом, беззаботно набивая полный рот салата, а сейчас уже стоял, напирая на Эдварда, явно провоцируя того на конфликт. Она бездумно подскочила к парням, которые застыли в жалких сантиметрах друг от друга. Ноздри Ньютона раздулись — он громко и тяжело дышал, сверля оппонента злобным взглядом, в то время как Каллен, напрягшийся подобно стальному канату, источал ледяную ярость: сейчас в его золотистом взгляде не было ничего человеческого, и это смертельно пугало. Сколько ещё столкновений со взбалмошным и вспыльчивым школьником он готов был стойко перенести, пока не потеряет контроль и не причинит ему вред? — У тебя какие-то проблемы, Каллен? — прошипел Майк. К нему почти одновременно подскочили Бен с Эриком, остановившись на безопасном расстоянии и вцепившись в плечи друга. — На данный момент — да, — сквозь зубы процедил Эдвард. По помещению пробежало эхо взволнованной реакции: все взгляды были направлены на них, возгласы становились громче, стулья гудели по кафелю, пока все разворачивались и придвигались поближе в надежде не пропустить ни секунды надвигающегося шоу. Воспользовавшись заминкой, Белла втиснулась между разъярёнными парнями и встала лицом к вампиру: держать под контролем сейчас необходимо было именно его, хоть на человеческий взгляд всё и выглядело совершенно наоборот. Он переводил какой-то обезумевший, стеклянный взгляд с лица Беллы на Майка и обратно, и ей вновь пришлось думать очень быстро. Дрожащая ладонь дёрнулась на ходу, всё же остановившись на холодной, идеально очерченной линии челюсти. Она не понимала, что делала, но прикосновение словно бы вмиг его отрезвило: он крепко зажмурился, и спустя секунду вернул ей взгляд с совершенно другими эмоциями — с него словно резко спала пелена — радужки стали ясными. Он стал самим собой. От одного её прикосновения. Она обдумает это позже. Сначала удивление, потом страх, потом полное ошеломление, радостное изумление — в его заблестевших глазах разве что не взрывались фейерверки, в то время как оставшаяся часть лица оставалась неизменной — она давно заметила, что только он на целом свете умел улыбаться одними глазами. Она вновь воспользовалась моментом и произнесла очень тихо, почти лишь одними губами, чтобы никто больше не смог услышать: — Он просто школьник, Эдвард. Он мой друг, он обо мне беспокоится — так, как умеет. Я пойду с тобой. Успокойся, пожалуйста. — Прости, — беззвучно двинул он губами, и его каменное тело моментально расслабилось. Брови сдвинулись, прочертив между собой складку — кажется, он сам не понимал, что только что произошло. — Майк? — развернувшись, позвала Белла. Тот уже стоял на несколько шагов дальше, ошарашенно наблюдая за странной сценой, которой и сама она пока не могла дать разумного объяснения. — Ты в порядке? — Что ему надо? — раздражённо проворчал он. — Извини, это действительно важно, — Белла отвела друга сильно дальше от места происшествия, создавая иллюзию приватности разговора. — Эй, Майки? — тихо сказала она, когда тот уже было разворачивался, чтобы уйти прочь. — Что? — недовольно выпалил он, закатив глаза. Он беспокойно огляделся по сторонам: за недавним столкновением до сих пор наблюдала вся столовая. Судя по всему, его сильно задело то, что в конфликте девушка якобы приняла сторону соперника — по крайней мере, так выглядело со стороны. Если бы он знал, что таким образом она пыталась его обезопасить! — Спасибо, что заступился за меня, — ласково улыбнулась Белла, и небесно-голубой взгляд парня моментально расцвёл и потеплел на десятки градусов. Даже спина его вновь гордо выпрямилась, прибавив другу внушительного роста. Она приобняла его и мимолётно чмокнула в щёку, а он нерешительно обвил её спину руками — совсем не так, как вчера: не требовательно и не двусмысленно. — Ага, ну… — смущённо ухмыльнулся он, не зная, куда приземлить руки после недавних объятий. Он трогательно раскраснелся, а в уголках его глаз сверкнули обожаемые ею смешливые морщинки. — Не за что… Э-э… Увидимся на физкультуре, или... Он быстро зашагал в сторону выхода из столовой, кажется, совсем позабыв про свой обед. Оставалось надеяться, что салат, который он жевал на протяжении двадцати минут, оказался достаточно питательным. Белла развернулась и направилась в сторону ненавистного, и одновременно с тем так много значащего столика у окна, не решаясь взглянуть на друзей, оставшихся позади в молчаливом недоумении. Они явно не одобряли подобный шаг, но что они знали? Она застыла в нерешительности возле приготовленного ей заранее места. Когда-то там сидела Розали, но сейчас это было не важно. Кажется, они должны были что-то сказать ей. — Привет, Белла! — радостно воскликнула Элис. — Я взяла тебе кофе!***
— Твои друзья очень милые, — иронично заметил Джаспер, кривовато ухмыляясь. — Они просто хотят мне добра, — смущённо выдавила Белла. — Мы тоже, — процедил Эдвард, вновь сменивший состояние на «хищно-опасно-отчаянный-взгляд-исподлобья». И как только его настроение умудрялось меняться со скоростью света? Это какая-то вампирская заморочка, или лично Его Величества Эдварда Каллена? — Ладно, — взволнованно выдохнула она, ёрзая на стуле в нервозной попытке устроиться удобнее. — Что ты хотел мне сказать? — Мы хотели, — легко, словно бы безучастно пропела Элис, вертя в руках нити какой-то недоделанной диковинной фенечки. — Но ты убегала всё утро, поэтому пришлось слегка поманипулировать тобой и срежиссировать небольшую сцену, — она не глядя придвинула к ней стаканчик с некогда любимым латте, судя по виду, явно не из школьного кафетерия. — Что? — полушёпотом изумлённо прошипела она, проигнорировав предложенный кофе. — Так это всё ты подстроила? — Белла махнула головой в сторону друзей. — Не подстроила, а предвидела, — цокнула она языком, словно сказанное её оскорбило. — Просто не помешала будущему случиться — это совершенно разные вещи. Справедливости ради, Эдвард, — Элис наконец оторвала глаза от непонятного рукоделия и пристально взглянула на брата, сузив глаза и сдвинув брови. — Кажется, Карлайл настоятельно просил, чтобы ты больше не создавал проблем в школе. Скажи спасибо, что я не сдам тебя, но теперь ты мне снова должен, — хмыкнула вампирша и, самодовольно улыбаясь, вернулась к своему занятию. — И в этот раз ты не обойдёшься дурацкими дисками, я придумаю что-то более дорогое. И быстрое, — хитро подмигнула она, и Эдвард закатил глаза, наверняка уловив в мыслях сестры образы того, что та имела в виду. — Белла, мы понимаем, что ты завела дружбу с этим… Волком… — начал Джаспер, нахмурившись. Он сидел очень прямо, сложив руки в замок перед собой. Предельно сосредоточенный и в вечном состоянии "боевой готовности" — из всех Калленов на человека он всегда был похож меньше всего. — Джаспер, у них были отношения, — настойчиво поправила его Элис, и Белла невольно перевела взгляд на Эдварда: как она и ожидала, при озвучивании данного факта его практически передёрнуло. Ей словно бы стало стыдно за эту страницу своей биографии, хоть она не могла понять, почему. Она не изменяла ему, не предавала, не нарушала никаких правил — так что же? — Твой вчерашний визит в Ла-Пуш… — продолжил Джаспер. — Пожалуйста, Белла, больше так не делай. — Как не делать? — непонимающе захлопала глазами Свон. — Эмметт и Пол чуть не убили друг друга, — с озлобленной усмешкой выпалил Эдвард, запустил обе руки в волосы, и склонился над нетронутым подносом. Он снова пребывал на грани безумия, и Белла ошеломлённо смотрела то на него, то на Элис, то на Джаспера. — Чуть не убили?! — резко вырвалось у неё, гораздо громче, чем она рассчитывала, и Элис мягко, но настойчиво схватила её за локоть. — Милая, тише, — спокойно произнесла она. — Ты же не хочешь, чтобы мы привлекли ещё больше внимания, чем уже обрушил на нас мой дорогой брат? — Что произошло? — тише, но всё так же взволнованно вопрошала она. — О боже, кто-то ранен? — Никто, но… — перехватил Джаспер, когда Эдвард уже было открыл рот, чтобы вытолкнуть очередную порцию гнева. — Послушай… Мы договорились о совместной охране не просто так. Когда ты уехала в Ла-Пуш, никого не предупредив и отключив телефон, оборотни об этом не знали — дежурство было наше. Мы попытались связаться с ними, но никто не отзывался и не выходил на границы — должно быть, они ушли слишком далеко на север. Мы даже звонили в дом Блэка… — слегка скривился он: судя по всему, неприязнь и правда была межвидовая. — Но ответил, на удивление, Чарли, и весело заявил, что ты гуляешь с друзьями. Пусть даже Элис могла тебя видеть, в случае внезапного нападения счёт мог идти на секунды — мы не успели бы на подмогу так быстро. Чужим вампирам плевать на договор и границы с оборотнями. Мы же не могли пересечь территорию квилетов, чтобы удостовериться, что с тобой всё в порядке — это бы было прямым нарушением договора. Но Эмметт… Всё же рискнул. Он рванул на другую сторону обрыва прямо за линию границы — и почти сразу был схвачен стаей, — глядя на явно побелевшее и шокированное лицо Беллы, блондин поспешил заверить: — Всё обошлось. Они сцепились с Лэйхотом — ну, тот, что с дурной головой, — закатил он глаза, и снова пристально взглянул на Беллу. — Мы просто… Хотели убедительно попросить тебя больше так не поступать, Белла. На кону слишком много жизней, но прежде всего — твоя собственная. Прошу, отнесись к этому более серьёзно. — Господи… — она подпёрла кулаками лицо и зажмурилась. — Господи, если бы я… Если бы из-за меня хоть кто-то… — всхлипывала она. Она обнаружила, что слёзы горячим водопадом застилают её глаза лишь тогда, когда они стали неистово жечь чувствительную кожу. — Простите меня, пожалуйста… Я действительно не… Ни в коем случае не хотела, чтобы… Ей было стыдно до такой степени, что единственное, чего ей сейчас хотелось — исчезнуть и больше никому не доставлять проблем. Она так отчаянно жаждала, чтобы из-за неё больше никто не пострадал, что постоянно делала всем лишь хуже. Каждый её идиотский шаг подвергал кого-то из близких опасности. Это должно закончиться. Из груди неожиданно исчез весь воздух: рваные истеричные вдохи не приносили никакого облегчения. В груди неистово свербело и жгло. Боже, почему она не может перестать существовать сию же секунду… Все перестанут страдать, если она просто… — О-о, нет, — протянула Элис. — Эдвард, срочно уводи её. — Ты уверена, что это самое лучшее?.. — обеспокоенно заговорил Джаспер. — У неё начинается истерика, — суетливо объясняла подруга, и её звонкий голос уже начинал звучать как через толщу воды. Белла толком не разбирала слов и не вдумывалась в их значения: перед глазами замелькали тёмные пятна-мушки. — Это паническая атака. Ей нужно дышать по схеме, сосредоточиться на счёте и свежий воздух. Ей станет лучше через пару минут, вот увидишь. Уведи её отсюда, сейчас все начнут смотреть. Эдвард, живо! Гул отодвигающихся по кафелю стульев, осторожное холодное прикосновение, потом ещё одно: приятно, знакомо, прохладно. Она опиралась на холодное твёрдое тело, пока её бережно выводили на выход. Ветер разбросал по плечам распущенные волосы, и она попыталась уловить его дуновение, но воздух всё ещё отказывался проникать в лёгкие. Она задыхается! Она теряет сознание! Боже, она теряет контроль над… — Белла, Белла, ты слышишь?.. — обрывочно доносилось до неё откуда-то сверху. — Белла? Её лицо оказалось в плену холодных мраморных ладоней. Это ощущалось, словно приложить к объятой лихорадочным жаром голове холодный компресс. Во сне, когда ей было плохо, он всегда так делал. Его прикосновения и забота всегда её успокаивали. Его прикосновения. Его… Это Эдвард. С ней Эдвард. — Эдвард? — тихо всхлипнула она. Воздух резко толкнулся в лёгкие, и она сделала ещё несколько рваных вдохов, чтобы голова перестала кружиться и сходить с ума. Перед ней застыло лицо: красивое, любимое, бледное. Обеспокоенное. Тревожное. В ужасе. — Элис сказала, тебе нужно дышать по схеме. Ты знаешь, как? Ты уже делала это раньше? — суетился он, не отрывая внимательного янтарного взгляда от её лица. — Я не знаю, как, но если ты мне покажешь… — Всё… уже… — она сделала ещё один глубокий вдох, просто, чтобы удостовериться. — Нормально. Прошло. Всё нормально, — закивала она головой, всё ещё стараясь прийти в себя. Это было просто поразительно. Это было страшно. Буквально только что Белла успокаивала прикосновением Эдварда, а уже сейчас он делал с ней то же самое — они оба цеплялись друг за друга в момент наибольшей уязвимости и по очереди вытаскивали из темноты обратно на свет. Она огляделась по сторонам: оказывается, она сидела на деревянном столе в дальнем углу школьного внутреннего дворика, а Эдвард стоял перед ней, невесомо касаясь телом её онемевших коленей. Стоило ей немного прийти в себя, как это моментально ощутилось настолько интимно и волнующе, что… — Белла, — наклонился к ней Эдвард, вновь приземлив ладонь на поверхность её щеки. Большим пальцем он стёр влагу под её глазом, и она резко заморгала, разинув рот. — Прости меня, пожалуйста, — тихо выдавил он, а выражение его лица снова сделалось практически безумным. — Умоляю, прости меня. Я не ожидал, что… — он болезненно зажмурился. — Я не знал, что с тобой такое бывает. Я так перед тобой виноват… Я не должен был на тебя срываться. Я так сильно испугался за тебя вчера, что мне просто снесло крышу. Ты не отвечала на телефон, а потом Элис резко перестала тебя видеть, а я ничего не мог сделать… Так мне и надо. Я просто монстр. Если бы ты знала, как сильно мне жаль… — Это моя вина, — прохрипела Белла, и он открыл глаза, вперив в её лицо растерянный взгляд. — Я вела себя как глупый, капризный ребёнок. Мне хотелось независимости, меня раздражало, что все контролируют каждый мой шаг. Даже мой разум, — выделила она, и Эдвард сузил глаза. — Я больше не чувствовала себя в безопасности в собственном теле, мне хотелось обрести хоть какой-то контроль. Но, оказалось, вся опасность исходила как раз от меня. Из-за меня чуть не пострадали Эмметт и Пол. А если бы вы все нарушили договор в тот вечер?.. Боже, что я наделала… — повысила она голос, медленно впадая в новую панику. Дыхание стало прерывистым и поверхностным. — Тише, — выдохнул Эдвард и совершенно неожиданно притянул её к себе. Он оказался между её разведённых коленей, а её мокрое, солёное лицо легло прямо на его грудь. Он обвил её руками и крепко обнял, мягко поглаживая девичью спину. Бабочки, которые ранее она сравнила с плотоядными птеродактилями, сейчас снова стали просто бабочками. Они щекотали и врезались в рёбра, перехватывая дыхание, но, на удивление, не причиняли никакой боли — лишь волнующее опьянение близостью. Чувство давно забытое и непривычное — Белла уже не помнила, что с Эдвардом может быть по-другому. Он прижимался к ней холодным телом, но она ощущала тепло. Возможно, ему медленно передавалась часть её температуры — обычно, после долгих объятий с ней, Эдвард становился гораздо теплее. Раньше она хорошо это знала: когда-то они обнимались часто. Сейчас даже странно. Он запустил прохладную ладонь в её волосы и прижал голову крепче к своей груди. Чуть погодя, подняв взгляд, Белла обнаружила, что парень улыбается её любимой кривоватой ухмылкой и перебирает пальцами каштановые пряди. — Что? — непонимающе хмыкнула она, нахмурившись. — Ты стала волосы иначе укладывать, — задумчиво ответил он, продолжая поглаживать её затылок. — Раньше ты всегда убирала их назад с помощью ободка, — он приподнял передние пряди и заправил их назад, демонстрируя, что имеет в виду. — Да, я убирала их, пока отрастала чёлка, — смущённо пожала она плечами. — В январе она уже стала достаточно длинной. — Мне нравится, — с лёгкой улыбкой произнёс Эдвард, и аккуратно отстранился, оказавшись почти напротив её лица — только всё равно сильно выше. — Ты изменилась, — тихо заключил он, и его улыбка стала медленно таять. Она не понимала, что он имеет в виду. Изменилась внешне? Изменилась внутренне? Почему его это расстраивало? — Это плохо? — заморгала она, сжавшись всем телом. Даже сердце, казалось, замерло в ожидании вердикта. Сейчас он скажет, что она ему больше не нравится — что он больше не видит в ней той, кого он любил. И это поставит окончательную точку в их странных отношениях, похоронит любую надежду на воссоединение в каком бы то ни было будущем — обозримом или совсем далёком — ведь жизнь Эдварда навсегда замерла в своей неизменности, и вернуться к Белле он мог даже спустя десятки лет. Она и не подозревала, что до сих пор втайне надеялась на это, пока не осознала, что прямо сейчас лишится этого навсегда. Сейчас, всего на секунду, она нестерпимо пожалела, что вообще задала ему этот вопрос. Она бы предпочла пожить в ненавистном, но таком блаженном и волнующем неведении ещё хоть немного. Ещё хотя бы несколько раз проснуться с будоражащим внутренности ощущением, что сегодня — именно сегодня — всё может измениться. — Это отлично, — вновь улыбнулся он, но улыбка получилась какая-то горькая. — Это именно то, чего я для тебя и хотел, — он вновь погладил её по щеке, и на мгновение она зажмурилась, позволяя внезапной непрошенной нежности захватить её сознание и восполнить утраченные на панику силы. — Чтобы ты жила. Взрослела. Менялась. — Я могла меняться рядом с тобой, — неуверенно сказала она, глядя на него снизу вверх. — Ты никогда об этом не думал? — Ты хотела стать вампиром, — холодно ответил Эдвард, и девушка почувствовала, как его тело окаменело. Возможно, это всего лишь причудливая игра переменчивого освещения, но, казалось, даже его золотистый взгляд на секунду заволокло чернотой. — Хотела, чтобы я обратил тебя. Я знал, что рано или поздно ты убедишь меня. Я просто не мог допустить подобного. Я и без того причинил тебе слишком много того, за что никогда не смогу себя простить. Его слова больно кольнули где-то в районе горла. Она шумно сглотнула. — А что, если я… — Белла закусила губу в нерешительности: может ли она позволить себе сказать ему что-то подобное? — Больше не хочу этого? Какое-то время, казалось, слишком уж долгое, чтобы это можно было считать нормальным, вампир смотрел на неё с такой гремучей смесью эмоций, что по одному его лицу можно было составлять психиатрический справочник. Сомнение, ужас, печаль, изумление, радость, горечь, снова сомнение. Незаметно для самой себя она вновь начала понимать их — заново научилась читать по его лицу. Но пока ещё слишком плохо, чтобы правильно интерпретировать. — Не хочешь? — наконец прошептал он. — У меня было слишком много времени всё обдумать, — невесело хмыкнула она, и Эдвард понимающе кивнул. — В данный момент… я не хотела бы менять что-то настолько кардинально, даже если бы у меня была такая возможность. Я сблизилась с Чарли. У меня появились… друзья… — мягко улыбнулась она. — Появились планы. Ничего особенного, но… — она вздохнула. — Кажется, на ближайшие несколько лет я с собой о чём-то договорилась. Он вновь замолчал, пребывая в ещё большей растерянности, чем до этого. Кажется, ей в кои-то веки удалось сбить Каллена с толку — ура?.. — Это… — сдвинув брови, выпалил он с изумлённой улыбкой, часто моргая. — Белла? — послышался знакомый голос со стороны уличного входа в столовую. Анджела стояла, обхватив себя руками и натянув рукава огромного кардигана до самых ногтей. Ветер и правда был довольно холодным, даже пронизывающим. Почему она не заметила? Внезапно, когда Эдвард резко отодвинулся от неё на безопасное расстояние, она осознала, что его рука всё это время обнимала её спину. Что второй руки, нежно и прохладно застывшей в её волосах, больше там не было. Что он буквально стоял между её ног, прижавшись к ней телом, а сейчас был невыносимо далеко. Почему-то в моменте это казалось абсолютно нормальным и естественным, но теперь пугало до ужаса. Эти нежные прикосновения, эта трепетная забота, эти объятия… Ненормально, правда ведь? А было ли в её жизни хоть что-то нормальное? Боже, как теперь объяснять всё это Анджеле? Как объяснить всё это себе самой? — Извини, — смущённо окликнула подруга, кивнув головой в сторону дверей. — Ты помнишь, что мы обещали Джессике… — Да, точно, — с утрированным энтузиазмом прервала её Белла, спрыгивая с шершавой поверхности стола. Она метнула боязливый взгляд на Эдварда: тот стоял в метре от неё, измеряя её каким-то слишком человеческим, ошеломлённым выражением. — Э-э… Увидимся? — неопределённо кивнула она, вцепившись в лямку рюкзака на плече так, что пальцы побелели. Кажется, слово «увидимся» прозвучало сегодня неприличное количество раз — настолько много, что напрочь потеряло всякий смысл. — Да, — бесцветно ответил он одними губами, и она быстро развернулась, удаляясь прочь. Неловкость, смущение, возбуждение и опасное для жизни напряжение подрывалось и искрилось в воздухе, поражая тело ослепляющими разрядами молнии. Бабочек, создавших отдельную популяцию в её животе, закрутило неистовым тропическим смерчем, вызывающим тошноту. — Если ты… — по-матерински строго заговорила Анджела, как только за ними хлопнула входная дверь столовой. — Сейчас же не объяснишь мне, что это было, я клянусь, в этот же миг расскажу Джессике, а она-то уж точно… — размахивала она руками в воздухе, но Белла прервала её, прижав палец к её губам. Они уже приближались к поджидавшим их в нетерпении друзьям. — Клянусь! — прошипела она. — Расскажу. Только, умоляю, больше никому об этом ни слова, пожалуйста! — Ладно, мисс Свон, — отчеканила она, заговорщически сдвинув брови, и поправила очки на переносице средним пальцем — милая, слегка "угрожающая" привычка. — Думаю, мы сработаемся.***
«Соскребали с асфальта очередного камикадзе на этом идиотском гробу на колёсах. Груду металла лишь слегка покорёжило, а парнишку — в мясо!» — однажды в сердцах выдал Чарли, когда обеспокоенная Белла решила поинтересоваться, почему он вернулся с очередного дежурства в необычайно озлобленном и взвинченном состоянии. «Клянусь, Беллз, если однажды я узнаю, что ты или твои друзья хотя бы рядом стояли с подобными штуками…» — раздавалось в мозгу непрерывным набатом, пока она сидела в машине возле дома, не решаясь войти внутрь и посмотреть в лицо отцу. Она сидела и неотрывно сверлила глазами нечто, сверкающее ярко-красным возле патрульной машины, прямо на лужайке, с которой она уезжала в школу сегодняшним субботним утром. Да, это был её мотоцикл. Чистый, блестящий, красивый. Как новенький. Даже и не скажешь, что так и провалялся в гараже Джейкоба с тех самых пор, как она с него шлёпнулась. Она изумлённо ахнула и накрыла рот ладонью, а после этого на долгое время впала в ступор полнейшего шока и непонимания. Леденящий ужас вперемешку с паникой сковали движения: сейчас угроза вторжения в её дом кровожадной Виктории казалась детским лепетом в сравнении с неотвратимо ожидавшим её праведным отцовским гневом. Дверь дома резко распахнулась, и на крыльце появился отец в полицейской форме. Он нашёл её лицо обезумевшими глазами, сжал губы в тонкую линию и гневным жестом пригласил в дом, покачав головой. Затем развернулся, и со всей силы хлопнул входной дверью так, что со ступеней во все стороны разлетелась листва. «Элис, передай всем, что я их любила. Текст предсмертных записок ты уже видела.» — печально усмехнулась она про себя и нехотя вылезла из машины, ступив прямиком на эшафот.***
— Ты хоть понимаешь, что натворила, Белла? Она стояла на деревянном полу кухни, опершись на стену, сжавшись всем телом и обняв себя руками. Стояла с открытым ртом и молчала, хлопая глазами как полная идиотка. — Ну? — озлобленно выплюнул Чарли, откинувшись на спинку обеденного стула. — Что ты молчишь? — Я… — протянула она, тяжело вздохнув. — Что «я»? — Мне нечего сказать. — Ах, тебе нечего? — Да, пап, — она опустила глаза в пол. — Нечего. — Прекрасно, — хлопнул он ладонями по столу. — Просто чудесно, Беллз. — Прости, я не думала, что ты об этом узнаешь, — пожала она плечами. — Это должно было остаться в гараже в резервации. — Так, значит, тебя беспокоит лишь то, что я узнал об этом? — округлил глаза отец. Его щёки нездорово покраснели. — Да, только это. Я каталась на нём всего пару раз, это было давно, и всё время со мной был Джейкоб. — О, да, — яростно закивал Чарли, зацепившись за любезно предоставленную дочерью соломинку. — Я в курсе ваших делишек с Джейкобом! Он всё мне сегодня выложил! Пока я думал, что вы, детишки, ходите на свидания, с чем и без того не так уж легко было свыкнуться — поверь отцу на слово — вы, как оказалось, катались на мотоциклах, прыгали со скал, бродили по лесу и вообще занимались чёрт пойми чем! — он стукнул кулаком по столу, и Белла вздрогнула одновременно со звоном посуды. — Надеюсь, Билли применит к засранцу строгое наказание, хотя, судя по всему, для них в резервации такое в порядке вещей — но ты, Белла!.. — он зажмурился и гневно покачал головой. — Зачем ты во всё это лезла? Пыталась его впечатлить? — вдруг заговорил он тише и спокойнее. — Беллз, существуют гораздо более безопасные способы… — Я? Впечатлить Джейкоба? — неодобрительно усмехнулась она. — Пап, не смеши меня… — Тогда в чём дело, Белла? — потихоньку поистратив всю злобу, отец окончательно растерялся. — Я был уверен, что мы с мамой воспитали тебя вдумчивым и ответственным человеком… — Ни в чём. Мне было плохо, — безэмоционально отозвалась она. Отцовское лицо сразу же вытянулось и слегка перекривилось от неприятных воспоминаний. — Мне казалось, словно я совсем ничего не чувствую, но это… — она вздохнула. — Помогало. Мне становилось легче. Потом мы с Джейкобом… Сблизились… — проговорила она тише, внимательно следя за реакцией отца на подобные признания. Он задумчиво молчал. — И в этом больше не было необходимости. Это был просто… Период. Он прошёл. — Что ж, — после долгой паузы заговорил Чарли, крутя в руке пустую кружку из-под кофе. — Хорошо, что он прошёл, — тяжело вздохнул он. — Но лучше бы и не начинался. Теперь, когда я об этом знаю, я постоянно буду переживать лишь о том, не разбилась ли ты насмерть, падая с какой-нибудь очередной высокой, опасной хренотени, пока я думал, что ты гуляла с Анджелой, или Джессикой, или... Да и плюсом все эти недавние убийства, которые, кстати, не прекращаются… В общем… О боже, что это он собирается сделать? — Ты чего, пап? — недоверчиво прищурилась она. — Не знаю, как это делается… — смущённо потёр он усы. — Никогда не думал, что придётся применять к тебе нечто подобное. Думаю, понятие «домашний арест» тебе знакомо. — Что? — возмутилась она. — А как же истечение срока давности? Я ведь сказала, что больше этим не занимаюсь! — умоляющим тоном вопрошала она, оттолкнувшись от стены и покачнувшись вперёд. — Хотя бы на какое-то время, Беллз, — неуверенно ответил он, и было хорошо видно, что сохранение напускной отеческой строгости даётся ему всё тяжелее с каждой фразой. Поразительно, насколько разным человеком он был на работе и в общении с любимой дочерью: она просто не могла представить, чтобы он разговаривал с хулиганами и преступниками подобным образом. — Пока я не разберусь, как не сходить с ума каждый раз, когда ты выходишь из дома. Ей вдруг стало ужасно, просто чудовищно стыдно. Папа даже не смог до конца давить суровость и непреклонность, он наказывал её не для того, чтобы проучить нерадивого подростка, а лишь потому, что не знал, как теперь доверять ей, не умирая каждый раз от волнения. Что ж, не то, чтобы она этого не заслужила. — Ладно, пап, — нехотя кивнула она. — Ладно? — искренне удивился он. — Арест, так арест, — пожала она плечами. — Не думал, что будет так просто, — он нахмурился, расслабленно откинувшись обратно на спинку стула. — Думал, придётся повоевать. — Я сегодня без боевых доспехов, — устало вздохнула она, когда прошедшие накануне события вновь надавили на неё сверху своей металлической атмосферой. Проблемы облепляли девушку со всех сторон, словно её шаром катили вниз с заснеженной вершины. — Ты только сильно не злись на Джейка, — внезапно заговорил отец, и Белла посмотрела на него невидящим бесцветным взглядом, пытаясь сообразить. — Он жутко раскаивался и уверял, что это для твоей же безопасности, хоть я и здорово отчитал его — всё же он мне почти как сын… Мозг соображал со скоростью самого древнего персонального компьютера. Джейкоб. Он был здесь. Что, если он всё ещё… Ничего не ответив отцу, Белла резко рванула в сторону лестницы. Он мог просто прислать мотоцикл с кем-то из дежурных, мог продемонстрировать его Чарли в резервации — в последнее время отец очень часто там бывал. В конце концов, мог придумать любую другую небылицу и передать её через Билли — за время присутствия в её жизни Эдварда она натворила столько всего, что домашних арестов хватило бы на пожизненное. Дверь в её комнату была открыта, оттуда доносился сильный сквозняк — она влетела в помещение, чуть не убившись об порог. Открытое нараспашку окно, то самое, в которое всегда приходил Джейкоб. Поразительно, что Эдвард и Джейкоб, пусть и оба использовали одинаковый метод проникновения в её комнату, неосознанно выбрали для этого окна в разных её частях. Разумеется, его здесь нет. Зато было кое-что другое. Сначала она даже не обратила внимание — усталый мозг пропустил мимо глаз довольно привычную, пусть и отсутствующую некоторое время картину — письменный стол посреди комнаты. Но потом до неё дошло. На том же самом месте, где последний был разнесён вдребезги, стоял такой же письменный стол со стеклянной поверхностью — даже оттенок дерева был подобран в точности тот же самый, разве что различался хорошо знакомый ей с детства рисунок среза. Медленным шагом она подошла к нему и рассеянно провела пальцами по гладкой стеклянной поверхности. Словно хотела убедиться, что это не игра перегруженного воображения. Джейкоб сделал для неё новый стол. Она была уверена, что он сделал его сам — денег на новый у него попросту не было. Скорее всего, ему помогал Билли: работа с деревом была их общим увлечением. Упорно, до последнего момента она не хотела замечать того, что поверхность стола была не пустой. Дрожащими пальцами она подняла и развернула листок, вновь самым садистским способом вырванный из её блокнота, брошенного неподалёку. Тянула время, до смерти боясь увидеть то, что там будет написано. Казалось бы — что такого страшного он мог написать? Всё самое отвратительное уже было сказано лично. «Дорогая Белла, вчера я провёл такой восхитительный вечер со знойной красоткой, на которой теперь запечатлён — кстати, спасибо, что навестила, вот тебе новый стол! Просто хотел в очередной раз напомнить, что больше тебя не люблю.» «Вот тебе твой тупой мотоцикл и стол — катись нахрен со своим барахлом!» Выдохнув, она постаралась прогнать непрошенные мысли и поскорее с этим разделаться. Знакомый, крупный корявый почерк, ещё и нацарапанный впопыхах — пришлось напрячь зрение:«Надеюсь, хоть теперь ты угомонишься и посидишь дома хотя бы несколько дней.
Почему, блять, так сложн
P.S. твоя голова до сих пор прикреплена к туловищу — не стоит благодарности. Не рвись так усердно это исправлять.»
Белла зажмурилась и громко задышала. В носу резко защипало, и она даже не сразу сообразила, что начинает плакать. Она провела пальцами по продавленной буквами бумаге: он был прямо здесь, в её комнате, трогал её вещи, наверняка оставил везде свой запах — жаль, что его мог учуять только вампир. Она невероятно сильно хотела на него злиться — он подставил её, выдал их общий секрет Чарли, довёл его до истерики. Создал ей лишние проблемы и волнения, которых и без того в её жизни сейчас было больше, чем завтраков, обедов и ужинов. Но всё, о чём она думала — из-за её вчерашнего поступка сцепились Пол и Эмметт. Если бы всё зашло дальше, пострадать бы могли вообще все. Мог быть нарушен договор, а тогда — конец любому иллюзорному перемирию. Каждый сам за себя. Эдвард разозлился на неё, а Джаспер провёл воспитательную беседу, после которой у неё началась паническая атака. Эдварду пришлось её успокаивать и даже просить прощения. Она заслуживала гораздо более худшего, но получила только это. Нет, куда больше, чем это — кажется, это был самый искренний и тёплый их совместный момент с самого его возвращения. Джейкоб решил проблему собственным способом: насильно посадил её дома под чутким присмотром Чарли. Он мог вообще ничего не делать, просто продолжать её игнорировать, но по какой-то причине тоже счёл необходимым высказаться по данному вопросу. Своеобразно высказаться. Он весьма остроумно, в своём неповторимом стиле, пристыдил её. Намекнул, что, пока стая ежедневно занимается спасением и защитой её никчёмной жизни, она намеренно ей рискует. А ещё притащил ей стол. Он собирал его прямо в комнате? Сколько вообще времени он здесь пробыл? Вопросы роились в черепе как помойные мухи. Если Эдвард и Джейкоб так сильно хотели, чтобы она исчезла из их жизни, почему сами никак не могли уйти из её?***
Начиная с субботы, что-то в отношении Эдварда к ней заметно изменилось. Это чётко проглядывалось абсолютно во всём: в его мимике, движениях, в том, как явно сократилось между ними привычное расстояние — и речь здесь не только о физическом. Она не могла с точностью объяснить для самой себя, что конкретно происходило, но, если бы её попросили описать это одной ёмкой фразой, она бы, определённо, выбрала нечто вроде: «лёд начал таять». Она всегда любила сравнивать его со льдом: сходство было действительно поразительным, и это выражалось не только и не столько в температуре его тела, сколько в общей атмосфере его образа и присутствия. Расчётливая выверенность и сдержанность движений, безразличный холод бархатного голоса, золотистые льдинки, плещущиеся в глубоком янтарном взгляде. Холодное мерцание алмазной кожи. Пробирающая до самых костей стужа его отношения. Теперь всё стало иначе, и Белла совершенно не понимала, чего ожидать в дальнейшем. А неизвестность пугала сильнее всего — всегда. После его возвращения всё было до боли просто: он держал очевидную дистанцию, а рамки их отношений были очерчены им самим предельно чётко. Теперь все эти границы больше походили на беспорядочно размазанные по белоснежному листу кляксы. Было ли у этой разительной перемены какое-то определённое начало? Точка на карте, при достижении которой они внезапно куда-то свернули? Может, это было их странное взаимодействие в субботу? Или, может, чуть раньше? Быть может, она уже просто сходила с ума и выдавала желаемое за действительное? Домашний арест, на удивление, совершенно не способствовал её запланированному отдалению от школьных друзей — наоборот, её словно бы затянуло в дружеское взаимодействие с куда большей силой. Каждый раз её подмывало не ответить на очередной звонок, бросить трубку, молча покинуть общий столик в кафетерии, отказать кому-либо в помощи или приятельском диалоге, но она не находила в себе никаких сил, совершенно. Вероятнее всего, ей на самом деле, действительно, нисколечко!, этого не хотелось, и от этого она бесконечно винила себя с новой силой, образуя всё новые и новые замкнутые круги из самобичевания и отчаяния. Подготовка к выпускному шла полным ходом: теперь все дружеские обсуждения сводились, в основном, к планированию праздника, церемонии вручения дипломов и, разумеется, «грандиознейшей» вечеринки, как её уже успела окрестить Элис, весьма амбициозно настроенная взять из окончания своего очередного школьного обучения максимум, на который только была способна вампирша, не рассекречивая своей сущности. Теперь сверхэнергичная, неутомимо-инициативно-деятельностная коротышка Каллен практически «переехала» за их с ребятами обеденный стол, к чему большинство отнеслись сначала с растерянностью и непониманием, но довольно быстро отчуждение и настороженность сменились терпимостью, а после и вовсе безусловными дружелюбием и принятием. Элис Каллен воистину обладала беспрецедентными обаятельностью, очарованием и сверхъестественным даром убеждения. «Эй, Элис!» теперь звучало в разговорах гораздо чаще, чем: «Эй, Белла, ты вообще слушаешь?», что заметно расслабило девушку, поскольку больше года она только и мечтала о том, чтобы фокус внимания, наконец, сместился с неё на кого-то другого. Довольно часто к ним присоединялся и молчаливый Джаспер, странноватый изучающий взгляд которого все просто предпочитали игнорировать, но Эдварда Элис не трогала и на его присутствии никогда не настаивала, что намекало на какую-то их предварительную договорённость, поскольку обычно вампирша довольно условно относилась к личным границам своих близких и неосознанно (или не совсем) любила ставить их в неловкое положение, всеми правдами и неправдами неизменно добиваясь своего. Иногда Элис предпочитала «обедать» с Беллой вдвоём, когда та была особенно молчалива и задумчива, а пару раз Каллен и вовсе утягивала её за стол у окна, заставляя делить пространство с тихим, но очень обходительным и загадочным Эдвардом, который теперь совершенно не избегал её общества, то и дело смущённо ей улыбался, сдвигал их стулья как можно ближе и даже своеобразно «ухаживал»: задвигал за ней стул, когда она садилась, вскакивал с места, стоило ей лишь заикнуться о том, что она забыла взять что-то из ланча, хватал её рюкзак быстрее, чем она успевала подняться на ноги, после чего протягивал его ей и помогал водрузить на плечо, словно она была кисейной барышней на последнем издыхании. В обычной ситуации её бы это здорово злило, но такая резкая перемена в поведении Эдварда интриговала и затягивала: ей просто хотелось дождаться того, что будет дальше, поэтому непримиримое упрямство и жажда независимости моментально сходили на нет, уступая тихому интересу. При этом он был необычайно молчалив, буквально — бывало, за весь день мог не проронить ни слова. Даже Джаспер теперь казался ей неудержимым болтуном по сравнению с братом. Такие «общие собрания» с Калленами проходили, в первую очередь, по причине того, что Белла настоятельно просила держать её в курсе всего, что происходило в «деле Виктории». Из-за домашнего ареста девушка не могла выбраться из дома и наведаться в дом Карлайла, поэтому столовая была единственным удобным выходом из положения. Правда, они могли совершенно спокойно пролезть ночью в её спальню и рассказать обо всём без лишних свидетелей, но Белла не хотела диктовать свои правила и лишний раз тревожить семью, навязываться, отнимая их личное время, а сами они подобного ни разу не предлагали. Они и без того делали для неё слишком много. Это всё, что она могла себе позволить — хотя бы это. Дела не становились лучше: убийства и пропажи людей в Сиэтле продолжались, иногда затихая, а иногда начиная нарастать с новой силой, а Виктория почти не появлялась и не принимала никаких решений, создавая неприятное ощущение затишья перед бурей — надеяться на то, что она, наконец, оставит свои злодейские планы, означало потерять бдительность и допустить брешь в защите, чего рыжая, вполне вероятно, и добивалась. И, хоть в обсуждениях довольно часто стало проскальзывать мнение о том, что происшествия в Сиэтле никак не связаны с Викторией, тем не менее, и стая, и клан вампиров оставались едины во мнении: патрулирование и непрерывную охрану следует продолжать. От Джейкоба тоже не было почти никаких вестей. После его внезапного визита к ней в дом и наспех нацарапанной записки, Белла, пусть и бранила себя всеми словами, которые имелись в её лексиконе, всё же надеялась на какие-то изменения. Быть может, на ещё один такой же внезапный визит, только в этот раз она оказалась бы в своей комнате, и им пришлось бы поговорить. Возможно, он бы извинился перед ней, или хотя бы дал понять, что ему жаль. Она бы попросила его не рассказывать о своей новой возлюбленной, и когда-нибудь они смогли бы вновь стать друзьями… Когда она будет достаточно сильной, чтобы отпустить эти странные чувства, которые продолжала испытывать к нему даже тогда, когда, очевидно, больше не было никакой надежды. А пока они могли просто перекидываться колкими фразочками, бесконечно друг друга подначивая, делиться новостями и даже чем-то сокровенным — тем, чем никогда не могли делиться больше ни с кем другим. Смогла бы она вновь ощутить всё это, общаясь с ним только как с другом, или хотя бы приятелем? Или, раз преступив эту грань, доверие между ними отныне и навсегда будет завязано на страсти и безусловном обожании, которые теперь безвозвратно утеряны? Так незаметно проходили дни, а за ними недели, и вот существование Беллы Свон превратилось в какой-то бесконечный круговорот предвкушения и постоянного ожидания чего-то, что уже буквально, совсем «вот-вот» изменит жизнь. Совсем скоро она будет сдавать выпускные экзамены. Так или иначе она к ним готовилась, поэтому хотя бы в чём-то могла быть уверена наверняка. Совсем скоро закончит школу, а вместе с ней огромный жизненный этап. Совсем скоро она поступит в какой-нибудь университет, который согласится принять её, и навсегда уедет из дождливого и неприветливого Форкса, который бесповоротно и окончательно изменил всю её жизнь. Совсем скоро Виктория сделает свой ход, и Белла может умереть, так и не узнав, какие ещё испытания приготовила ей судьба. Совсем скоро она навсегда расстанется с Эдвардом и больше никогда, никогда, никогда его не увидит. В очередной учебный день Белла здорово опаздывала, на удивление спокойно проспав всю ночь без единого кошмара и ни разу не проснувшись. Оттого и будильник прослушала. Энергии было много, глаза в кои-то веки не слипались, а мысли не путались. Она съела в два раза больше своей привычной утренней порции, а Чарли молчаливо наблюдал за происходящим так, словно на его глазах питон поедал жирафа. Он опасливо протянул ей кусок тоста с сыром, будто бы проводил научный эксперимент с лабораторной крысой, способной чуть что оттяпать руку, и она молча проглотила его, едва прожевав. После этого залпом выпила еле-еле остывший кофе, резко вскочила, краем глаза заметив цифры на кухонных часах, на бегу попрощалась с отцом и оставила его в одиночестве на кухне: шокированного и иронично-молчаливого. Кажется, вечером её ожидала целая серия подколов, и самые лучшие из них были придуманы только что. Она влетела в класс английского с сумбурным извинением за опоздание, не поднимая головы, и мистер Берти проигнорировал её появление, поскольку ещё не начал урок, суетливо копошась в тетрадях. Вероятно, наспех проверял оставшиеся домашние задания — частенько он занимался этим даже во время занятия. Краем глаза она вдруг заметила постороннее присутствие: за её партой кто-то сидел. Точнее, она прекрасно знала, кто. Она уже давно научилась замечать его даже краем периферического зрения. Да какое там зрение! Она ощущала его и не глядя, словно это её новая экстрасенсорная способность. Помимо, разумеется, той, что закрывала от него её мысли (это, пожалуй, первая и единственная в её жизни удача). Она могла распознать его краем глаза, уха, спиной; узнать по запаху, идентифицировать на ощупь. В комнате, где он находился, словно мгновенно менялась атмосфера. Цвета, текстуры, температура— всё становилось другим. Она застыла на полпути, отчаянно размышляя. Не может ведь быть такого, что он перепутал место? Его даже человек не перепутает, а вампир — тем более. Сразу после своего возвращения он выбрал место позади неё — единственное из свободных НЕ рядом с Беллой. Тогда она моментально ощутила воображаемый треск карандаша, сломавшегося под напором решимости, с которой Эдвард прочертил между ними границу. Теперь очередная черта, разделявшая их, превратилась в бесформенную размазанную кляксу. Словно тест Роршаха: Белла, что ты видишь в этих пятнах на бумаге? Рой обезумевших бабочек-убийц, вот что. — Мисс Свон, нам подождать вас ещё немного? — отрезвил её преподаватель. — Простите, — невнятно промычала она и, сгорбившись, медленно подкралась к парте, обнимая сложенную в руках куртку. Она не могла точно объяснить причину, по которой её «старый» новый сосед по парте поверг её в такой ступор. Она уже несколько раз сидела с ним рядом в столовой, какое-то время назад они обнимались и прикасались друг к другу, пусть с тех пор и прошла, казалось, целая вечность. Она уже даже ночевала в его комнате, в конце-то концов! Чего уж теперь бояться? Но сегодня они впервые оказались за одной партой после их расставания. В последний раз, когда они сидели рядом, они ещё были вместе. И нет, это не то же самое, что сидеть рядом в столовой или где бы то ни было ещё. Почему-то сидение за одной партой в тишине, когда все окружающие сосредоточены на чём-то другом и не обращают на вас внимание, ощущается совершенно иначе. Как-то… Интимно, что ли? Боже, какие же глупости… Вероятно, это и пугало сильнее всего: о пульсирующей ране в животе она уже практически позабыла, но сейчас та снова готовилась причинить новую порцию адской боли, как в старые добрые, и теперь затаилась в ожидании, истерично злорадствуя. Он сидел в расслабленной позе, одетый в синюю рубашку с длинным рукавом и джинсы. Медные волосы слабо переливались в тусклом голубоватом свете из окна слева от него, а справа их, напротив, подсвечивал желтоватый свет школьного освещения. За окном шёл майский ливень, ставший уже привычным — кажется, эта весна выдалась гораздо дождливее предыдущей. Мистер Берти, в кои-то веки, начал урок. На сегодня была запланирована лекция, и Белла приготовила тетрадь и ручку, тяжело вздохнув. Это занятие будет долгим… — Привет. Только не это. — Привет, Эдвард, — его имя ошпарило язык. Дыхание сбилось. — Ты снова со мной разговариваешь? — Что ты имеешь в виду? — озадаченно нахмурился он. — Я всегда разговариваю с тобой. — После того случая… — она отвернулась и закусила губу. — Ты едва ли произнёс два слова. — Да ну. Я насчитал как минимум пятьдесят. — «Привет» и «Здравствуй, Белла» не считаются, — закатила она глаза. — Чёрт, — ухмыльнулся он. — И правда маловато. Прости, — его извиняющаяся улыбка была просто обезоруживающей. Эти ямочки на щеках, слабый румянец, который был таким редким и ценным гостем на его лице… Челюсть свело, и она подавила ответную улыбку, прикрывая лицо ладонью. Так прошла половина занятия. Левую половину тела пронизывали молнии, а правая пылала красным. Прямо как с его волосами. Такими красивыми и идеальными. Чёрт их дери. Да что с тобой, мать твою, Свон, сосредоточься бога ради!.. «Доминантой «человеческой природы» сентиментализм объявил чувство, а не разум, что отличало его от классицизма. Не порывая с просвещением… О, прошу прощения…» — Как из ведра льёт, — будто невзначай, всё с той же улыбкой заметил Эдвард, когда мистер Берти отвлёкся на разговор с вошедшей в класс молодой преподавательницей. — Не самая лучшая погода? — Э-э… — растерялась она. — Да, не очень — кроссовки вымокли… — Что ты несёшь?! Девушка неловко заморгала, отвернувшись обратно к доске. Кажется, что бы она ему не сказала, она всегда будет этим до ужаса недовольна. Весь оставшийся урок она старалась не смотреть на Эдварда, чувствуя ужасную неловкость от их странного разговора. О погоде решил поговорить? Он напоминал ей тот, самый первый их разговор, произошедший на биологии, который она вспоминала совсем недавно, надевая "ту самую" футболку: тогда они определяли фазы митоза с помощью клеток корня репчатого лука, и Эдвард впервые заговорил с ней. Желудок Беллы сжался в волнении от внезапно нахлынувшей ассоциации: будто весь прошедший год стёрся, время внезапно остановило свой ход и с бешеной скоростью ринулось вспять, минуя законы физики. Когда ближе к концу лекции рука устала от бесконечной писанины, и Белла резко отбросила ручку на тетрадь, начав разминать уставшую кисть, она украдкой бросила взгляд на Эдварда. Он, не отрываясь, смотрел прямо на неё, и их взгляды встретились. Да не смотри ты на меня! Ну почему он так смотрит?! — Наверное, Форкс не самое лучшее место для тебя, — внезапно выпалила Белла, тут же пожалев об этом: она выдала точную цитату того, что говорил ей Эдвард во время того их первого разговора. Она прокручивала его в голове так много раз, что теперь он существовал отдельно от них, словно любимый отрывок из мультфильма, до дыр засмотренного на каникулах в детстве, пока бабушка хлопотала на кухне и не замечала звук бесконечной перемотки видеопроигрывателя. — Очень может быть, — откликнулся он в ответ теми самыми её словами. Он помнит… Дословно. Чтоб вас, грёбаные вампиры с вашей грёбаной идеальной вампирской памятью! Совершенно отвратительная на вкус и на ощупь волна удовлетворения прокатилась по её телу, и она еле сдержала улыбку, до боли кусая внутреннюю поверхность щёк. — Жизнь вообще несправедлива, разве ты не знаешь? — "добил" он очередной её цитатой. Если это была её игра, то она проиграла. И теперь она выглядит полной дурой, наизусть помнящей все глупые слова бывшего возлюбленного. Но ведь… Он тоже. — Вроде бы слышала что-то подобное… — прошептала она так тихо, что сама не услышала своих слов. Но он услышал. И вновь хитро улыбнулся с этими своими идиотскими ямочками. Так, что она чуть не поперхнулась. Разве возможно влюбляться в одного и того же человека бесконечно и заново, снова и снова? — Дай мне… — она откашлялась. — Пожалуйста, свой конспект. Без всякого выражения он протянул ей тетрадь с идеальным каллиграфическим почерком, который используют на обложках поздравительных открыток или свадебных приглашений. Конечно, в его тетради была вся лекция от начала и до конца. Включая то, чего мистер Берти ещё не диктовал. Со своими знаниями Эдвард сам мог хоть сейчас встать перед классом и наизусть провести лекцию по любой дисциплине, в том числе университетской. Недаром мистер Берти так его недолюбливал. Она взялась за протянутую тетрадь, и он вдруг перехватил своей ледяной рукой её пальцы, а она невольно вздрогнула. Тетрадь глухо упала на деревянный стол. Она резко отдёрнула ладонь и потёрла её второй, свободной, словно её только что ударило током. Бабочки-убийцы-птеродактили подкрались к самому горлу. — Минуту внимания, пожалуйста! — Белла резко очнулась и заморгала, фокусируя зрение. — Мы не успели разобрать весь параграф, а времени осталось немного, поэтому остаток материала вы изучите дома самостоятельно. Думаю, это поможет вам в выполнении вашего последнего в школьном курсе проекта — доклад об эпохе сентиментализма… — по классу пробежала волна недовольных вздохов и хныканья. — Тишина! Чтобы облегчить задачу, я разделю вас на пары… Школьники стали озираться по сторонам, приглушённо перешёптываясь и обмениваясь взглядами. — Хорошо, каждый может сам выбрать себе пару, — недовольные возгласы поутихли, сменившись умеренно-одобрительными. — Что ж… пять минут на обсуждения, и я записываю. Выбирайте напарника с умом, пожалуйста, поменяться после будет нельзя, путаницу и склоки на своём уроке я не приемлю. Спустя пару минут зазвучали первые фамилии. В основном, все называли тех, с кем сидели за одной партой. Белла рассеянно обернулась на ряды одноклассников, выискивая глазами того, с кем могла бы объединиться для работы. Взгляд остановился на Бене — он тоже смотрел на неё, быть может, он захочет… — Мистер Берти? — Да, мистер Каллен? — Я с Изабеллой, — вампир вежливо улыбнулся преподавателю, и она поморщилась. С характерным шумом все одноклассники почти одновременно повернули головы, молча глядя на них, и лицо Беллы запылало огнём. Нет, нет, нет, только не это!.. — Хорошо, я записал, — нахмурился мистер Берти, явно удивившись внезапной активности молчаливого студента. Обычно он никогда не работал с кем-то в паре. — Дальше? Все разом отвернулись, продолжая называть свои фамилии, и Белла раздражённо уставилась на Каллена. Он сделал самый невинный на свете вид и нарочно игнорировал девушку. — Ну и зачем? — Что «зачем», Белла? — он улыбнулся её любимой улыбкой, продолжая избегать её взгляда. О, да, затылок сидящего впереди Шейна был намного интересней, чем… — Заявлять на весь класс, что ты со мной в паре, вот что! — буркнула она, но сразу прикусила губу, осознав, что претензия прозвучала крайне глупо, да ещё и это слово «пара»… Боже, иногда ей и правда стоит держать язык за зубами, не выпаливая то, что первым приходит в голову, словно нелепый младенец. Забавно: ему даже мысли её читать не нужно — она сама с удовольствием всё на него вываливала. — Ах, вот зачем ты сел со мной сегодня! Ты знал, что нас будут делить на пары… — Опять ты это делаешь… — лукаво протянул он, игнорируя её выпады. — Что делаю? — прошипела она, слившись голосами со школьным звонком. — Губу кусаешь. — Я… — Чего, блин?! Она опешила, недовольно хлопая глазами. — Будешь так делать, Белла, и тебе не понравится то, что за этим последует, — он криво улыбнулся и встал из-за стола, одним торопливым, но одновременно с тем изящным движением скинув книги и тетради в сумку. — Что? — непонимающе хмыкнула она, хмурясь, но Каллен уже удалился из кабинета, так ни разу и не бросив на неё взгляд, явно потешаясь над её озадаченностью. Каким же ужасно раздражающим он мог быть! Он прекрасно знал, и уж тем более слышал по бешеному стуку её сердца, какое влияние имел на неё, и просто пользовался этим, чтобы над ней посмеяться, вывести её из себя. Она застонала от бессилия и бешенства, и в порыве стукнула кулаком по столу, прежде чем успела остановить себя. Тупая боль пронзила её запястье, и она прижала руку к груди, прошипев ругательство. Несколько одноклассников, оставшихся в кабинете после звонка, покосились на неё, как на сумасшедшую, и она стыдливо опустила глаза, покраснев. Эдвард всегда заставлял её делать и говорить идиотские импульсивные вещи, не свойственные ей. Или, быть может, наоборот, пробуждал в ней то, что она старательно сдерживала? Больше они не встречались, и Белла продолжала бултыхаться в глубоком омуте размышлений о том, что сегодня вообще происходило. Джессика и Анджела утянули её в бурные обсуждения предстоящих событий, понемногу выводя из ступора от такого тесного и странного взаимодействия с Калленом. К концу учебного дня она уже могла спокойно разговаривать и посмеиваться над шутками друзей, а за обедом, к своему удивлению и облегчению, не обнаружила ни одного из вампиров — даже Элис предпочла свои любимые обеденные посиделки чему-то, в курс чего Беллу никто не ввёл. Вообще-то, в столовой они отсутствовали довольно часто, но в последние недели предпочитали не упускать ни одного дня, за исключением, разумеется, солнечных. Она молча шла к школьной парковке, опустив голову и обнимая книги из библиотеки, набранные накануне, будто закрываясь ими от окружающего мира, как щитом, и продолжала медленно потирать руку — кажется, она нанервничала себе полноценный ушиб. Всё последнее время Белла запрещала себе много думать: блуждающие мысли, словно магнитом, непременно притягивались к Эдварду и их странным, ненормальным отношениям. Раньше она называла странной их дружбу на грани с Джейкобом, но сейчас всё было гораздо непонятнее. Каллен ворвался в её жизнь внезапно, как и в первый раз годом ранее, и снова внёс в неё полнейший хаос и неразбериху. Она могла легко растолковать то, что он преследовал и опекал её. Элис не скрыла, что они вернулись, чтобы защитить её, да и всех остальных, от Виктории, закончить начатое. Каллены были милосердными, порядочными, принципиальными, как бы им ни нравилось веками убеждать себя в обратном. Так что их стремление защитить, гиперболизированное чувство ответственности перед ней было понятным и объяснимым. Ещё Белла хорошо знала Эдварда, и понимала, что за ним всегда, словно тёмный призрак за спиной, следовало всеобъемлющее чувство вины и ненависть к самому себе, в этом они всегда были очень схожи. По этой причине он мог вести себя с ней так — успокаивать, ухаживать за ней, общаться так, словно между ними ничего не произошло… он просто чувствовал вину перед ней. Он с самого их знакомства её чувствовал, ведь так? Но было что-то, что она не могла объяснить, как бы ни старалась. Например, то, как он смотрел на неё в те моменты, когда избавлялся, буквально на секунду, от своих масок. Когда она говорила что-то, что дёргало какие-то таинственные ниточки в его душе, и он на время терял контроль над своими эмоциями и микро-выражениями лица. Все эти случайные прикосновения, или же не совсем случайные, язык его тела: она не была специалистом в психологии, но даже не имея никаких особых знаний, о которых написана куча книг по обольщению и дипломатии, она могла точно определить, что он хочет её касаться, хочет быть близко, она видела в нём многие свои жесты и движения, как в зеркале — бессознательно он перенимал их, наверняка даже не догадываясь об этом. Конечно, больше всего на свете её сбивало с толку то, что уже случилось: они чуть не поцеловались в тот вечер, когда пришёл Джейкоб. Она не позволяла себе много об этом думать — она была пьяна, и наверняка многое истолковала неправильно. Он гладил её по щеке, обнимал, прижимал к себе: это не было похоже на обычное поведение виноватого человека. Как и не похоже на поведение бывших возлюбленных, разве что эти возлюбленные собирались бы вскоре воссоединиться, что, как она знала, было невозможно по миллиарду миллиардов причин. Их с Эдвардом отношения никогда нельзя было оценивать по обычным человеческим меркам, это просто не имело смысла с самого их начала — ведь, в конце концов, он не человек. Они всегда были обречены, но хотели друг друга, предприняв крайне неудачную попытку втиснуться в до смешного банальные рамки: «парень и девушка», «школьные отношения», «пара для танцев на выпускной», «папа, это — Эдвард Каллен, и мы встречаемся». Но, оглядываясь назад, она видела яснее, чем в безоблачный летний полдень — всё в итоге закончилось ровно так, как должно было. Имела ли она право дерзнуть настолько, чтобы хоть на секунду предположить, что Эдвард продолжал любить её? Могло ли что-то на свете заставить его подло соврать ей, убедить, что она недостойна его, как она всегда и считала, и покинуть её против собственной воли? Мог ли он теперь скрывать свои истинные чувства, давая им волю лишь в редкие моменты их общей слабости? В это ей хотелось верить больше всего на свете, словно в самую прекрасную и справедливую на свете сказку, в которой принцесса, преодолев все испытания и напасти, получает принца, а добро неизменно побеждает зло. Но на самом деле дела обстояли так: он ни разу за всё это время не перешёл черту. Они не целовались, всё было в рамках самых средневековых приличий. Он ни разу не намекнул на то, что что-то к ней чувствует, что хочет воссоединения, что хочет её назад. Говорил лишь о том, что хочет защитить её, исправить ошибку, а не о том, что вернулся ради неё самой. После любой их близости, даже самой безобидной, всегда происходил откат — он словно закрывался от неё обратно, делая несколько шагов назад, иногда ей казалось, будто он даже начинал избегать её напрямую, держась где-то поблизости, но лишь по стечению обстоятельств, а не потому, что этого хотел. Весь их флирт… Об этом можно было рассуждать сколько угодно, но всё это тоже выглядело беззубо и даже как-то… по-детсадовски, что ли. Из всего этого можно было сделать один печальный, но, пожалуй, самый справедливый вывод из всех возможных: если бы Эдвард хотел, чтобы они были вместе, они бы были. Он бы не бросал её изначально, он бы вернулся к ней месяцами раньше, чем она позволила себе полюбить кого-то другого, отчаянно и безрассудно перешагнув через свою бессмысленную верность первой любви; он бы сказал ей о своих чувствах сейчас, когда она вновь была свободна. Что ж, ничего из этого не произошло. Да, практически любое размышление об Эдварде так или иначе, самыми изощрёнными и извилистыми нитями мыслительной паутины переплеталось с Джейкобом. Ей казалось это дико неправильным — думать о двух парнях одновременно. Она, на самом-то деле, настолько сильно презирала себя за это, что кому-то было бы достаточно уже только этого груза вины, чтобы закончить свои дни в психушке. Но тяжесть вины по отношению к умершим от рук Виктории людям, по отношению к Лорен, в сравнении с этим была гораздо, в миллионы раз сильнее — поэтому Белла просто предпочитала пресекать на корню любые подобные мысли, за исключением тех, что просачивались вопреки всему, как сейчас. Но кое-что ей было неподвластно: например, машинальное, до абсурда привычное движение глаз по школьной парковке после окончания уроков в поиске «харлея» или красного «фольксвагена», с высоким смуглым юношей, вальяжно прислонившемуся к своему самодельному транспорту в ожидании лучшей подруги. Когда весеннее солнце щекотало своими редкими лучами её бледное лицо, она не могла не сравнить его с ощущениями его горячей кожи на своей, это — единственное, что она чувствовала в такие моменты: бесконечное тепло, любовь и безопасность. Океан она больше не видела таким, как прежде, и не смогла бы, ведь он теперь тоже целиком и полностью принадлежал Джейкобу — тому, кто любил её так, что она и сама поверила, что сможет полюбить также — снова. От коричневого цвета её мутило, потому что это было тепло, это шерсть огромного волка, это дерево, это любимые глаза, это косое вечернее солнце, заглядывающее через ворота в гараж, это — Джейкоб, её Джейкоб, которого больше нет. Иронично, что он стал заменой Каллену, хотя она и предпочитала так об этом не думать. Он говорил ей именно о том, что означало быть его заменой: что он никогда не поступит с ней так, как поступил Эдвард, что никогда не причинит ей боль, не уйдёт, не бросит; в итоге он повёл себя в точности так, но она даже не могла обвинить его в этом — всё произошедшее было не в его власти. Он тоже бросил её, не дав никаких вразумительных объяснений, просто оборвав всю связь, и если бы она сама не заставила его говорить с ней, то даже не узнала бы об этом лично от него. Она ведь знала, как всё будет, он неоднократно её предупреждал, так кто же в итоге был идиотом? Тем больнее теперь, и она сама в этом всём виновата — она сама позволила этому случиться. Тем важнее было то, чтобы она не допустила подобного снова. Уже в который чёртов раз. Не важно, что сейчас на уме у Эдварда и изменил ли он своё решение — между ними больше ничего не должно случиться. — Я заеду в шесть. Она резко подняла голову, с трудом сфокусировала зрение: она стояла возле своего пикапа, со звоном перебирая ключи в ладони, а перед ней застыл Эдвард, опёршись на дверцу, скромно улыбаясь, как модель на обложке журнала. Одной из своих странных особенностей Белла всегда считала рассеянность, доведённую до какого-то абсурда: глубоко задумавшись, она могла лишиться всех чувств одновременно, выполняя действия на автопилоте, не замечая ничего вокруг. В этот раз она даже умудрилась не заметить Эдварда, хотя совсем недавно рассуждала о своём беспрецедентном чутье на его присутствие. Или он только что здесь появился?.. — Что? — она непонимающе нахмурилась. — Куда заедешь? — К тебе, писать доклад по английскому. Сентиментализм, поэзия восемнадцатого века. Уже забыла? — он невозмутимо смотрел на неё из-под опущенных ресниц. — Ко… мне? — Разумеется, гораздо удобнее было бы у меня, но ты ведь под домашним арестом, так что… — Зачем тебе вообще сдался этот доклад в паре, Эдвард? Мало учился? — Академические успехи — это очень серьёзно, мисс Свон! — с деланной строгостью заявил он, сдвинув брови. — Издеваешься, — она обиженно кивнула и попыталась отодвинуть его от дверцы пикапа, что, разумеется, было не самой успешной затеей. — Стой, Белла, — он смягчился, выдохнул и пресёк её попытки мимолётным прикосновением к запястьям. — Сегодня некому охранять тебя и Чарли, все уйдут на охоту, и это не смена стаи, поэтому я останусь один, и хочу быть к тебе как можно ближе, — по коже Беллы пробежали мурашки, хоть она и знала, что он имел в виду другое. Эдвард прищурился. — Для безопасности, — уточнил он. Ну разумеется! — И я… хочу, чтобы Чарли видел, что мы… снова общаемся. Так будет гораздо проще поддерживать легенду и за тобой присматривать, — он неуверенно пожал плечами. Кажется, её враждебность сбивала его с колеи — вся былая весёлость в считанные секунды растаяла. Извини, а на что ты рассчитывал? — Чарли? — Белла округлила глаза. — Это… так себе идея, Эдвард… Он... — она фыркнула. — Как бы сказать, тебя… — Терпеть не может. Знаю, — он кивнул, поджав губы. — Это мягко сказано… — Я сам виноват. Поэтому я хочу снова заслужить хоть каплю его прежнего доверия. Болит? — он легко прикоснулся к её ладони, и она осознала, что продолжала время от времени машинально потирать ушибленный кулак. Пульс споткнулся. Прикосновения Эдварда и без того вызывали у неё панику на грани с остановкой сердца, а он, как назло, постоянно находил для этого всё новые и новые поводы. Зачем он всё время её касается? Может, ему доставляло удовольствие слушать её аритмию? Ну, вроде, как если за сто лет жизни вся музыка мира уже приелась, и ты переходишь на что-то странное… На стук сердца живых людей, например. — Всё в порядке, — смутилась она, аккуратно опустив руку. Эдвард проследил за этим, и уголки его губ опустились. — Но… зачем тебе? Прежнее доверие и всё это. Вы ведь всё равно вернулись ненадолго, можно и без этого обойтись, — она отвернулась в сторону, разглядывая мокрый асфальт и блестящие от влаги автомобили. Всё, что угодно, лишь бы не выдавать своего жгучего разочарования. Школьники вовсю покидали здание, болтая компаниями и дурачась на парковке. — Думаю, мы… задержимся. — Задержитесь? — недоумённо нахмурилась она. — То есть, как это? В Форксе? — Ну, в университет в этом году никто из нас поступать не планировал… Не думаю, что там сильно что-то изменилось с середины девяностых, — усмехнулся он, переступая с ноги на ногу. — Разве что Элис с чего-то вдруг снова потянуло на кинематографическое искусство — думаю, это пагубное влияние её новой подруги Анджелы… — подмигнул он. Сердечная мышца отчаянно стукнула по рёбрам, и она болезненно прикусила губу в попытке сдержать подступающую улыбку. Отлично! Сейчас он решит, что ты совсем отчаявшаяся дурочка, всерьёз радующаяся тому, что он просто задержится в Форксе подольше… — Снова это сделала! — он хитро улыбнулся краем рта, и бабочки-птеродактили с радостью принялись выедать её внутренности. — М-м? — промычала она, не в силах выдать что-либо длиннее одного слога. — Губу закусила. — И что? — Странно, что ты не помнишь, — задумчиво ответил Эдвард, нахмурившись. — До вечера, — он легко задел её палец своим, проходя мимо, словно совершенно случайно, и уверенно зашагал прочь самой грациозной походкой, как ни в чём не бывало. Ещё около минуты она стояла, разинув рот, как рыба-Белла с искривлением носовой перегородки. Он только что… сказал… Что это было вообще? Она подняла глаза на удаляющуюся фигуру, и заметила лёгкое движение в метре от него. Элис стояла возле машины с Джаспером, и они оба посматривали то на неё, то на Эдварда, хитро улыбаясь. Заметив её взгляд, подруга весело помахала ей рукой, улыбаясь во весь рот, словно не слышала того, что только что выдал её брат. Джаспер коротко кивнул в знак приветствия, едва сдерживая ухмылку. Интересно, Эдвард в их глазах был таким же посмешищем, или это только она была удостоена чести являться придворным шутом семейства Калленов? «Рада, что повеселила!» — вполголоса проворчала Белла, адресуя это тем, кто точно её услышит, и отвернулась, громко хлопнув дверцей пикапа.***
Linkin Park — Crawling
Crawling in my skin These wounds, they will not heal Fear is how I fall Confusing what is real There's something inside me that pulls beneath the surface Consuming, confusing This lack of self control I fear is never ending Controlling I can't seem
— Ты дома, пап? — Белла зазвенела ключами, оповещая о своём прибытии. На самом деле она видела полицейскую машину у дома, так что вопрос скорее выполнял роль приветствия. — На кухне! Она повесила ветровку в прихожей и поплелась в кухню, нерешительно отмеряя каждый шаг. Медлила, отчаянно шевеля всеми имеющимися в распоряжении шестерёнками в голове. Как сообщить Чарли? Может, лучше вообще ничего не говорить? Но тогда как он отреагирует, если Эдвард неожиданно заявится с официальным визитом? Кажется, без перестрелки не обойтись! Интересно, в их доме сейчас есть неучтённое оружие? «Знаешь, пап, сегодня к нам заявится мой бывший, который бросил меня в лесу, и из-за которого я полгода ходила, как труп, орала во сне, а ты чуть не отправил меня сначала к психиатру, а потом к маме… Но не переживай! Сейчас всё отлично, правда, из-за него меня хотят убить, но это ведь мелочи, да?» — Как день? — Э-э… да ничего, — она пожала плечами. Чересчур наигранно. Веди себя естественно! — Что-то случилось? — он нахмурился, звякнув вилкой об тарелку. Чего все вокруг стали такими проницательными? Или это она стала такой фальшивой… — Не-а. Всё как обычно. Ну, за исключением… — вздох. — Знаешь, все до сих пор в шоке от… Лорен, и всего, что произошло… — она постаралась сменить тему, и тут ей даже не пришлось играть: это действительно было одной из причин её состояния, граничащего с суицидальным вот уже много недель. — Да… — он понимающе кивнул, поджав губы. — Понимаю. Мне так жаль, Белла. — Угу… — она направилась к раковине и открыла кран, пытаясь чем-то занять руки. Посуды много. Как вовремя. — Ну… есть… какие-то новости? Как… идёт расследование? — она тяжело вздохнула, стараясь скрыть излишнюю нервозность, и открыла моющее средство. — Нет, к сожалению, нет, милая. Никаких посторонних следов, отпечатков, всё указывает на то, что это действительно было самоубийство, и что она там была одна, ещё и успела здорово наследить — кровь была по всей комнате. Разве что не было никаких так называемых «сигналов»: ну, знаешь, когда начинают говорить о смерти, раздавать свои вещи, пребывают в приподнятом настроении… Но это не повод предполагать обратное — самоубийства случаются и без всех этих атрибутов. Думаю, дело будет закрыто совсем скоро, — Белла уронила гранённый стакан в раковину, и от него откололся край. — Чёрт… — прошипела девушка. — Эй, ты чего? Не порезалась? — обеспокоенно спросил отец, с шумом приподнявшись из-за стола. — Нет… нормально, — она выбросила стакан в мусорку вместе с осколком. Кажется, там он раскололся ещё сильнее. — Ты, может, сначала поела бы? — с сомнением предложил он. — Да, сейчас что-нибудь придумаю. — Что я хочу сказать, Белла… Пожалуйста, если у тебя что-то случится… Говори со мной, ладно? Мы всё выясним и постараемся вместе найти решение, это не выход — вот так запросто… — Ладно, пап, — она затёрла ложку губкой так, что, кажется, в ней уже должна была появиться дыра. — Я как раз хотела... спросить… э-э… предупредить тебя кое-о чём… — Ну… спрашивай, предупреждай, — хмыкнул Чарли. — Я… знаю, как ты отреагируешь на то, что я скажу, так что, пожалуйста, постарайся отнестись с пониманием, по возможности не истерить и… — Ты начинаешь меня пугать. — В общем, я… Как ты знаешь, Каллены вернулись… — она не осмеливалась взглянуть на него, всё ещё стоя отвернувшись к раковине. За спиной послышался напряжённый вздох. — Да, Белла. Элис, два месяца назад вновь появившаяся на нашем пороге, навела меня на подобные мысли, — его голос звучал напряжённо. Кажется, он начинал подозревать, к чему она клонит. — Да, да, ну и… Короче… не только Элис, все остальные ведь тоже… Ну, кроме Эмметта и Розали, конечно, они же в колледже, кажется, э-э, на Аляске… — Белла. — Ну, и… в общем, Эдвард… — Остановись прямо здесь, — строго сказал он. — Нет, пап, послушай… — Всё ясно. Вот, почему сегодня с утра ты была такая..! Если я хоть краем уха услышу, что ты снова с этим… — он загремел посудой, и Белла резко обернулась, округлив глаза от паники. Она ожидала подобной реакции, но всё равно оказалась совершенно к ней не готова. — Да нет же, ты не понял! — взмолилась она. — И слышать ничего не желаю! — он вскочил со стула. Его щёки залились багрянцем, на шее выступили сосуды, и Белла не на шутку распереживалась за его здоровье. В последнее время она заставляла его слишком много нервничать — кажется, даже отцу было бы лучше без её присутствия. Особенно ему. — Да не встречаюсь я с ним! — завизжала она. Отец захлопнул рот, его живот вздымался от тяжёлого дыхания. — Успокойся, пожалуйста! — Но тогда что… — Да выслушай меня, наконец! — умоляла она. — Я совершенно не собираюсь с ним… — И меня должно это успо… — Он просто… — быстро перебила она, пока разговор не потерял смысл. — Нам назначили… проект, м-м, э-э… доклад. — Так проект или доклад? — Папа!!! — взревела Белла. — Я и так чувствую себя по-идиотски! Пожалуйста, не усложняй всё ещё больше! Чарли медленно выпрямился, его лицо стало возвращаться к нормальному оттенку. — Мистер Берти задал доклад по парам, и назначил нас с ним… кхм… парой. Так вышло, что мы сидели вместе, и нас просто… — А поменяться нельзя? — он сдвинул густые чёрные брови и ссутулился, подперев бока. — Нет, не… нельзя. Мистер Берти сказал, что на его предмете запрещено меняться. В общем, я хотела спросить, можно ли нам позаниматься сегодня у нас? — Что? Белла, это… — Пап! — Он что… приедет? Прямо… сюда? — Чарли потёр пальцами переносицу. — Да, я так и сказала. — А как же арест? — Так ведь я буду дома. — Я не… — он устало вздохнул и зажмурился, покачал головой. — Мне нужно будет уехать в участок, срочно подписать кое-какие бумаги. Ты уверена, что всё будет хорошо? Я не хочу, чтобы этот парень оставался с тобой наедине, Беллз. — Конечно. Мы уже… Мы, если честно, давно неплохо общаемся, с тех пор, как он вернулся, и… — отец закатил глаза. — Мы ведь одноклассники, пап! И Элис — моя хорошая подруга. Всё... уже давно между нами нормально. — Я просто… только вспомню, как он… — отчаянно заговорил папа. — Как мы искали тебя в лесу, как ты… как кричала по ночам, ни с кем не общалась, как тебе было плохо, Белла… — Со мной всё нормально, пап. Клянусь. Ты ведь знаешь, я уже давно не… — она сглотнула образовавшийся в горле ком и сложила руки на груди. — Я ведь даже была с Джейком после него, — ой. Больно. — Вот, мотаю за него теперь срок, как Бонни за Клайда, — вяло усмехнулась девушка. — Век воли не видать, или как там… — Знаешь, я могу поговорить с этим мистером Берти… — не унимался Чарли, игнорируя её глупые попытки отшутиться. — Прошу, поверь. У меня всё под контролем! Какие ещё аргументы она могла привести? Как донести до него, что от Эдварда буквально зависела их с отцом безопасность? — Ладно, Беллз, предположим, что я тебе опять доверяю. Но ему… — он тяжело вздохнул. — Если что… сразу звони, и… — он сузил глаза. — Баллончик, помнишь? Она невесело хмыкнула. В идеальной вселенной, где на вампиров действовали бы перцовые баллончики, в Сиэтле не набралось бы уже около двадцати жертв. Прошлой весной на Беллу не напал бы Джеймс, не умерла бы Лорен… — Ты переоцениваешь вред, который Эдвард может причинить мне, — фыркнула она. — Он меня всего лишь бросил, пап, не избил же. Да уж, сказанула! Чарли шумно сглотнул. — Я ведь не только о твоём физическом здоровье беспокоюсь, Беллз, — печально ответил отец. — Но и о… моральной составляющей… — Да, я знаю, — закивала она, вяло улыбаясь. — За это я и люблю тебя, па. — Подлиза, — фыркнул он. — И я тебя, — точно так же обессиленно улыбнулся папа в ответ и задвигался в направлении дивана. Белла облегчённо выдохнула. Что ж, это прошло лучше, чем она предполагала, но хуже, чем надеялась. Главное, что этот неприятный разговор остался позади. Следующие пару часов они просидели в какой-то удушающей тишине. Белла понимала беспокойство отца, понимала, почему он против их общения с Эдвардом. Она пыталась себе представить, что её собственный ребёнок так страдал бы из-за расставания с кем-то, и у неё просто разрывалось сердце. Такое не должно случаться ни с одним родителем — это просто невыносимо, особенно когда понимаешь, что ничего не можешь с этим поделать. Чарли беспорядочно переключал каналы, сидя в гостиной — он всегда так делал, когда сильно нервничал. Белла разложила на столе тетради, учебники, ноутбук. Рассортировала тетради по толщине. Сложила учебники в стопку по алфавиту. Распределила маркеры, карандаши и ручки по цветам в радужном порядке. Нет, по длине в порядке убывания смотрится лучше. Нет, всё-таки… Перетащила из спальни принтер. Она нервозно прислушивалась к каждому шороху за окном: к шелесту кустов, деревьев, к шуму проезжающих машин. Она была почти наверняка уверена, что Эдвард уже был здесь, просто ждал ровно назначенного времени, чтобы не показаться грубым, и это лишь добавляло ей беспокойства. Наконец в дверь постучали. Сначала нерешительно, потом более уверенно и громко. Белла мельком взглянула на кухонные часы: ровно шесть. По нему самому можно время сверять! Они с Чарли одновременно шумно встали, словно у обоих было назначено важное свидание. Свидание с Эдвардом Калленом. Ха. — Я открою! — бодро объявила Белла, и отец недовольно хмыкнул. Им предстоит долгий путь. Белла резко отворила дверь и застыла: лицезреть Эдварда, даже после такой недолгой разлуки, всегда было ужасно волнительно. Она всё никак не могла привыкнуть к его возвращению в её повседневную рутину, словно до сих пор находилась в каком-то лихорадочном бреду. Он стоял, небрежно придерживая одной рукой лямку рюкзака, и кривовато, слегка смущённо, улыбался. Обворожителен, как всегда. Он снова был одет во фланелевую клетчатую рубашку, которая неделями ранее уже украла всё её внимание — максимально заурядная, повседневная одежда, на удивление, украшала его куда больше, чем дизайнерские наряды, с явной любовью и знанием дела подобранные Элис. — Здравствуй, Белла, — завораживающим бархатом пропел он, и она с ужасом обнаружила, что всё это время стояла с раскрытым ртом, как чуть ранее на парковке, что буквально отражалось на его, теперь немного даже самодовольном, лице. Поразительная идиотина! Как же странно было снова видеть его на пороге своего дома… Он уже бывал здесь после возвращения, но только в границах стен её комнаты. Сейчас же он стоял здесь, на виду у Чарли, как год назад, и это словно означало его официальное возвращение в её жизнь. — Привет! Ну… — она закусила губу и нервно пригладила волосы. — Па, Эдвард пришёл! — воскликнула она, кажется, чересчур энергично. — Я в восторге, — пробурчал Чарли гораздо ближе, чем она предполагала. Обернувшись, она обнаружила, что он стоит прямо за её спиной. Эдвард не терял лица: он подстраивался под общее настроение, явно реагируя так, как надо, чтобы максимально смягчить напряжённую ситуацию. В эту минуту она даже жалела, что он не мог читать мысли Чарли почти так же, как и её — только какие-то размытые образы и всплески эмоций — кажется, так он говорил. Это умение могло бы сейчас сыграть хорошую службу. — Добрый вечер, мистер Свон, — спокойно, вежливо, не натянуто, совершенно искренне проговорил Эдвард. Истинный политик! — Слушай, парень, если ты считаешь, что можешь вот так просто… — озлобленно заговорил Чарли. — Папа! — в изумлении обернулась Белла. — Ты обещал! — Ничего я не обещал тебе, Белла, — гневно выдохнул он. — Я сказал, что разрешу позаниматься, но это не значит, что я буду спокойно… — Всё хорошо, Белла, — он добродушно улыбнулся ей, и это выглядело, как продуманный ход. Подчеркнуть для Чарли, что она на стороне Эдварда, защищает его. Все мужчины в её жизни почему-то считали своим долгом манипулировать её отцом, и это было отвратительно, но сейчас, к сожалению, приходилось как нельзя кстати. — Сэр… Я знаю, что… причинил много боли вашей дочери и вам. Поверьте, я совершенно искренне, глубоко раскаиваюсь. Моя семья обязана была уехать вместе с отцом, когда ему предложили новую должность, и я пытался… сделать всё как можно легче… для нас с Беллой. Но, как оказалось, я не очень преуспел в этом, поэтому… — Это уж точно, Каллен, — ядовито выплюнул отец, вздёрнув подбородок. — Я уверяю вас, что перенёс это не легче Беллы, — теперь уже и она поморщилась от хорошо замаскированной лжи. — И очень хотел бы всё исправить, потому что… — Достаточно. Я не в настроении больше это выслушивать. Вы позанимаетесь, и ты уедешь. И я не желаю больше видеть тебя в этом доме. Я доходчиво выразился? — голос Чарли метал молнии, а его взгляд был настолько суровым, что даже Белла не решалась встревать. В любом случае, если Эдвард твёрдо решил снова принимать участие в её жизни и начать — буквально с самого сложного! — с налаживания отношений с её отцом, то это только его ответственность. Она не обязана помогать ему. — Да, сэр. Кристально ясно, — улыбка на его лице растаяла, но взгляд оставался спокойным и расслабленным. Кажется, в глазах промелькнуло что-то, похожее на грусть. — Рад, что мы всё прояснили, — папа наигранно улыбнулся и зашагал обратно к дивану. — Ты не мог… сказать что-то другое? — раздражённо прошептала Белла и потянула Каллена за рукав в кухню. Он покорно следовал за ней, словно она действительно могла бы сдвинуть его с места. — Я ведь говорил, что хочу объявить о наших отношениях, Белла. — Чего? Каких... отношениях? — возмущённо запротестовала она, а у самой подогнулись колени. — Ну как же… Мы ведь с тобой общаемся? Думаю, это можно назвать общением. Или я не разбираюсь в этих современных терминах… — он отодвинул обеденный стул и расслабленно откинулся на спинку. Опять издевается. Она села за стол напротив него и нервно сжала руками тетрадь. — Общаемся. Но отцу совершенно необязательно было об этом знать. До сих пор не понимаю этот твой дурацкий каприз насчёт доклада! — она старалась выдавить из себя спокойный и ровный голос, но воздух вокруг них искрился и вибрировал, постоянно сбивая с воинственного настроя. Каждая клеточка тела неистово вопила и пищала: «Он здесь! Эдвард здесь! Он на твоей кухне!» Грёбаные идиотские ямочки. — Это не каприз, Белла, — негромко выдохнул он, наклонившись к ней ближе через стол. Рука, сжимающая тетрадь, дрогнула. — Я собираюсь продолжать присутствовать в твоей жизни столько, сколько ты мне позволишь, не только залезая через окно и прячась в твоей комнате. Хочу делать это официально — сколько позволит Чарли. Хочу, чтобы твои близкие простили меня. Чтобы ты тоже смогла… однажды, — он поднял на неё печальный взгляд из-под чёрных ресниц, и она едва не поперхнулась. Что за театр! — Я же с тобой общаюсь, как тонко ты отметил, — нахмурилась она, совсем растерявшись. — Всё нормально. Не думаю, что, будь иначе, я бы спокойно сидела с тобой сейчас на своей кухне и… — Прости, но ведь я прекрасно вижу, что это не так, Белла. Ты… избегаешь меня, — вздохнул он, перебив поток её бессмыслицы. — До сих пор смотришь на меня так, словно я в любой момент скажу или сделаю что-то ужасное, и всё ещё боишься моих прикосновений, — он протянул через стол ладонь, невесомо порхнув по её пальцам, и она отдёрнула их как от кипятка, раньше, чем успела задуматься о том, что сейчас буквально подтвердила его слова. Она не любила, когда он был прав. Щёки воспылали обжигающим румянцем. Около минуты девушка не могла найтись с ответом, и Эдвард терпеливо молчал, не сводя с неё глаз. Она печально покачала головой. — Ты ведь не ожидал, что… — она вновь схватила в руки тетрадь, чтобы чем-то унять навязчивый тремор, и поставила её вертикально на стол, как бы создавая заслон. — Не думал ведь, что сразу после твоего возвращения… После всего, что ты сделал и сказал… — бубнила она себе под нос, не решаясь поднять на собеседника взгляд. — Мне слишком тяжело, понимаешь… Я не могу сделать вид, будто ничего не было… Так, как ты. Очередной тяжёлый вздох. Лица Каллена Белла не видела, но он беспокойно заёрзал на стуле и, судя по изображению с бокового зрения, запустил руки в волосы, облокотившись на стол. — Мне жаль, если ты решила, что я… — Я просто не всегда… понимаю, чего ты хочешь. Зачем всё это. Ты меня… на самом деле совершенно сбиваешь с толку, — поспешила она слегка снизить градус напряжения, пока он не высказал ей прямо в лицо, что уж точно не имел в виду ничего из того, что она там себе напридумывала. — Вот, например, как сегодня. Ты… практически не замечал меня столько дней, а потом просто… Ты то хочешь общения, то просишь не создавать тебе проблем, то бесконечно извиняешься, то вновь начинаешь вести себя как… — она резко выпустила воздух через ноздри, успокаивая нервы, протёрла руками глаза. — Послушай, что я, по-твоему, должна думать? — Я… — он страдальчески зажмурился как раз в тот момент, когда она, наконец, осмелилась поднять на него взгляд. — Прости, я не хотел, Белла. Не хотел, чтобы всё стало так сложно. Я совершенно всё загубил, изувечил, изуродовал. Заставил нас обоих пройти через ад. И ты имеешь полное право выставить меня за дверь в тот самый момент, когда всё закончится, и тебе больше ничего не будет угрожать. Ты имеешь полное право выставить меня прямо сейчас — я всё пойму и буду охранять тебя снаружи, больше не смея побеспокоить. Я бы хотел сказать, что знаю, как всё исправить, но я… нет, — глаза цвета выжженного поля вновь заволокло языками пламени. — Отсюда и моё… — слова застряли в его горле, словно он подавился ими. — Я понятия не имею. И мне страшно. Он смотрел на неё, не моргая, своими тёмными радужками, и в его взгляде действительно читались весь страх и отчаяние, о которых он говорил. Она никогда не считала его лжецом, но как ни старалась, не могла поверить лишь в одно: что ему действительно нужно всё это. Нужна она. Ему никогда не убедить её в этом. — Мне тоже страшно, — искренне прошептала она, и они неотрывно смотрели друг на друга, кажется, целую вечность, пока их не прервало демонстративно громкое покашливание Чарли. — Кажется, я не слышу ни одного звука, указывающего на начало рабочего процесса! — строго заявил он, шурша газетой. — Давай уже сделаем этот доклад, — закатила глаза Белла, двигая к себе ноутбук. — Я могу и сам его сделать. Для нас двоих. Не тревожься об этом… — смущённо прошептал Эдвард. Кажется, недавняя откровенность совершенно выбила обоих из колеи. — Доверить свою итоговую оценку какому-то столетнему переучке? Не смеши меня, ты же получишь «отлично», я не могу так рисковать, — она комично покачала головой, и он тихо рассмеялся. Напряжение таяло на глазах. — Да и потом, вдруг Чарли попросит показать, чем мы тут занимались? — Справедливо, — ослепительно улыбнулся Эдвард, и Белла спряталась за ноутбук, проглотив яростные удары сердца как огромную таблетку. Она в самом деле не любила, когда её работу за неё делал кто-то другой, поскольку ей всегда нужно было всё контролировать. С Эдвардом всё было иначе — ведь он, помимо того, что обучался уже в десятках школ и университетов, к тому же лично наблюдал все главные научные открытия прошлого века. У него был бесконечный запас времени и физических возможностей прочитать миллионы книг. Он знал и помнил столько, сколько Белла даже не могла себе представить. Но даже это не было достаточной причиной для того, чтобы она не работала над каким-то жалким докладом по английскому самостоятельно. К тому же, она любила английский. Любила литературу, любила поэзию. Следующий час прошёл довольно странно. Белла сама распределила обязанности, а Эдвард безоговорочно доверил ей роль лидера. Благодаря дотошности мистера Берти в интернете практически не было нужной им информации, зато её было впрок в книгах и старых учебниках, которые она предусмотрительно набрала в школьной библиотеке, зная, что больше никто не станет так заморачиваться. Эдвард диктовал Белле абзацы и цитаты из разных книг, разложенных на столе, и она усердно стучала пальцами по клавиатуре ноутбука, правда, к сожалению, периодически выпадала из реальности, утопая в бархатных нотах его гипнотического голоса. — Таким образом, в поэзии восемнадцатого века… Белла, ты здесь? Она резко заморгала, и обнаружила, что её пальцы застыли над клавишами, а последними словами, напечатанными в открытом документе, были: «Зачинатель кладбищенской поэзии эпохи сентиментализма — Эдвард Каллен». Она вздрогнула и в мгновение ока стёрла бессмыслицу, которую напечатала, пока её напарник по докладу ничего не заметил. Эдвард Янг. Поэта звали Эдвард Янг. Влюблённая идиотка. — Задумалась, — она потёрла ладонями щёки, что пылали пуще прежнего, и шумно выдохнула. Эдвард криво улыбнулся, будто бы, как обычно, рассекретил всё, что она не озвучивала. — Думаю, мне нужен перерыв, — она неуклюже встала, похлопала ладонями по бёдрам. — Па, ты будешь чай? — она повысила голос, направляясь к кухонным шкафам. — Вообще-то, мне пора ехать, — Чарли вышел из гостиной, смерив их рабочее место хмурым взглядом. — Как продвигается проект-доклад? — Почти закончили, мистер Свон, — с вежливой улыбкой ответил Эдвард, и отец недовольно хмыкнул. — Всё нормально, Беллз? — Чарли намеренно игнорировал присутствие Каллена, и это выглядело почти комично. — Естественно! — она закатила глаза, не в силах воспринимать всерьёз это ребячество. — Я скоро вернусь, — Чарли, наконец, обратил внимание на Эдварда, обращаясь напрямую к нему. — Надеюсь, доклад уже будет доделан, — язвительно выделил он. — Или проект. Или что там у вас. — Разумеется, сэр, — кивнул Каллен, стойко выдержав его взгляд. — Белла. Баллончик. Эдвард ухмыльнулся, когда Чарли с громким недовольным топотом скрылся в тени прихожей. Он уже хлопнул входной дверью, когда Белла недоумённо взглянула на Эдварда, облокотившись на столешницу, и поднесла чашку к губам. — Вы оба невыносимы! — заявила она. — Он простит меня, я уверен. Размышлений о том, как добраться до оружия, находящегося в доме, я в его мыслях не услышал, разве что много недовольства по поводу моей дебильной шевелюры, — с улыбкой проговорил он, и Белла ухмыльнулась: насколько же похожими были их с отцом размышления! — Но больше всего меня волнует, простишь ли меня ты. Ты… так и не ответила, сможешь ли… — За что ты постоянно просишь прощения? — За всё. Она нервно сглотнула: он постоянно то и дело возвращался к этой животрепещущей и опасной теме, но не приводил никакой конкретики. Что именно ему от неё нужно? Дружбу, доверие? Нечто большее? Словно ждал, что все нужные и правильные слова она скажет сама. Размечтался! Нужно было срочно сменить пластинку, пока действительно чего-нибудь не ляпнула. — Так почему… ты не охотился вместе с остальными? — она кивнула в сторону его лица, имея в виду цвет глаз. — Я достаточно мало последнего времени провожу с семьёй… — загадочно протянул он, играясь пальцами с шариковой ручкой. — Так что наши графики питания… разошлись. — А где ты его проводишь? — небрежно поинтересовалась Белла, отпивая горячий чай из кружки. — Здесь. Она изумлённо подняла на него глаза, сдвинув брови. Он смотрел на неё с некоторой опаской и смущением. — Снова смотришь, как я сплю? — немного раздражённо буркнула Белла, и её щёки в который раз окрасились бордовым. С одной стороны, ей очень это льстило, но с другой… За ней постоянно кто-то наблюдал и, наверняка, подслушивал, и это было просто невыносимо — она чувствовала себя участницей какого-то идиотского реалити-шоу. Но, если задуматься, вряд ли остальным Калленам, и уж тем более оборотням, было комфортно сутками охранять её и Чарли, сменяя друг друга по графику. Ситуация была неудобна для всех сторон. Ей нужно бы поумерить свой необоснованный гнев, особенно в свете недавних событий. — Не волнуйся, Белла. Чаще всего я просто нахожусь поблизости от дома, не вторгаясь в твоё личное пространство. А ещё в целях сохранности твоего сна. — Что? — Мне кажется… у меня такое ощущение, что… будто ты чувствуешь, когда я рядом. Она испуганно уставилась в его лицо, а сердце заплюхалось где-то в затылке. — То есть? — она постаралась успокоиться, снова и снова отпивая горячий чай. Кипяток обжигал язык и горло, но так было лучше, чем вываливать на бывшего все свои неадекватные мысли и беспорядочные чувства. — Ну, ты… зовёшь меня, — он мягко и мечтательно улыбнулся, опустив взгляд, словно вспоминал что-то очень приятное. — Сперва я боялся, что ты просыпалась и замечала меня, но потом понял, что ты просто словно чувствуешь моё присутствие... Не просыпаясь. Словом, это стало отрицательно сказываться на качестве твоего сна, поэтому я стараюсь не злоупотреблять. Белла не находила себе места от волнения: здесь он был абсолютно прав. Она и правда всегда чувствовала его присутствие на каком-то сверхъестественном уровне, но теперь оказалось, что такое происходило и во сне. А ведь чаще всего именно Эдвард ей и снился… Просто невыносимо. — Что ещё я бубню? Небось, рецепты из телека? — хмыкнула она, стараясь увести диалог в более непринуждённое русло. — И не только их. Часто выкрикиваешь что-то бессвязное, как и было всегда. Было что-то… Кажется, про «лосось с базиликом», — фыркнул он. — Этого я так и не понял. Кроме меня иногда зовёшь Джейкоба, Элис, и даже Ньютона. Думаю, тебе уже пора определиться, Белла! — усмехнулся он, но получилось очень натянуто. — Ха-ха, — она закатила глаза. — Элис — мой друг, Джейкоб им... был, Ньютон — тоже. И ты… — она вдруг осеклась и закусила губу, не зная, как продолжить. Кем они были друг другу? Как это называется? — Значит, я твой друг? — Эдвард хитро прищурился и вновь откинулся на спинку стула. — Ну… думаю, я бы хотела. Если ты тоже, — пробормотала она, и замерла в ожидании ответа, внезапно позабыв, как в организм должен поступать воздух. — Звучит неплохо, — ослепительно улыбнулся он после недолгой паузы, и она, слегка расслабившись, наконец позволила себе сделать вдох.***
Ещё примерно полчаса, и доклад был закончен. На самом деле, это было больше похоже на полноценный исследовательский проект: они очень подробно углубились в тему английской поэзии восемнадцатого века, а биографии самых ярких представителей эпохи и отрывки научных статей пестрили цитатами стихотворений, высказываниями, и вручную отобранными иллюстрациями. Вероятно, они сильно перестарались. Теперь их работа точно не останется без внимания мистера Берти, и их, наверняка, заставят представлять её перед другими студентами, быть может, даже выдвинут на какой-нибудь конкурс, о которых так грезил преподаватель. Белла ненавидела привлекать к себе внимание, а особенно в связи с Эдвардом. Но работа действительно доставила ей неожиданное удовольствие, а Каллен был чудесным и комфортным напарником, чувствующим её на интуитивном уровне, поэтому она даже была в какой-то степени благодарна ему за то, что он их в это втянул. Какие бы странные цели он не преследовал. Она пока не знала, стоит ли ему полностью доверять. Но, кажется, с типом отношений на сегодняшний вечер они определились — дружба, значит дружба. Как бы невыносимо по-идиотски в их ситуации это ни звучало. — Получилось… здорово, — неуверенно подытожила Белла, аккуратно складывая в стопку распечатанные на принтере листы. — Я же говорил, — довольно ухмыльнулся Эдвард, и сейчас, когда ей больше не на что было отвлечься, её кожа покрылась мурашками от осознания того, что они находились наедине на её на кухне. Он уже бывал у неё дома, но сейчас всё ощущалось совершенно иначе: мозг отказывался воспринимать его присутствие в домашних интерьерах как нечто нормальное. Словно его не должно было быть здесь. Словно он — лишняя деталь в слаженном механизме. Нет, это весь механизм был лишним рядом с этой деталью. Он был чистейшей нотой в какофонии бессвязных фальшивых звуков. Главный герой любовного романа викторианской эпохи, по какой-то глупой ошибке появившийся на страницах руководства по сборке деревянного шкафа. Она покраснела, кажется, уже в тысячный раз, и смущённо улыбнулась ему в ответ, болезненно кусая губу, тем самым стараясь сосредоточиться хотя бы на физическом ощущении — зацепиться хоть за что-то осязаемое, реальное. Резко, со свистом воздуха он подлетел к ней, и она вздрогнула, выронив из рук старательно собранную стопку бумаги. Слишком близко. Слишком! Они оба одновременно опустились вниз, чтобы поднять разбросанные по деревянному полу листы, хотя со стороны Беллы это был довольно странный и необдуманный жест, ведь она знала, что Каллен сделает это без труда и гораздо быстрее. Она шумно втянула ноздрями воздух, и его мучительно опьяняющий сладкий аромат заполнил легкие. В груди невыносимо болезненно жгло. Рот наполнился слюной, а к низу живота волной цунами подступило тепло. Тело вновь зажило своей собственной жизнью. Глаза смущённо обводили его лицо, пока не зацепились за потемневший, диковатый, внимательный взгляд. Оставили его напоследок, как что-то желанное и запретное. Он осторожно собрал бумагу, потратив на это заметно больше времени, чем мог бы, и одновременно с девушкой медленно поднялся на ноги. Всё так же близко. Они практически соприкасались телами. Дыхание перехватило, и она машинально облизнула губы, не в силах оторвать взгляд. — Помнишь, что ещё я говорил тебе, Белла?.. — наконец произнёс он. — Чт-то? — она сумела выдавить только сдавленный шёпот. Голова не соображала. — Про губы, — тихо выдохнул он, нависая над ней так близко, что она почувствовала на себе влагу его дыхания. Расплавленное тёмное железо радужек затопило её сознание, оставив после себя лишь дымящееся выжженное поле — то же, что было и в его глазах. Ноги подкашивались, а ладони одолела мелкая дрожь, словно Белла была запойной алкоголичкой, но всё же, каким-то неведомым образом, она осмелилась прикоснуться пальцами к ткани рубашки на его груди с целью то ли сдержать, то ли притянуть ближе. Зачем? Она не знала. Что означал этот жест? Что вообще происходит? С каких пор она так спокойно его касается? С каких пор он ей позволяет? — Почему ты постоянно говоришь об этом сегодня? — прошептала она, вновь демонстративно обхватив кожу губ зубами, и не узнала свой голос: во-первых, он был каким-то грубым и хриплым, совершенно чужим, звучащим со стороны, а во-вторых... Она бы никогда не сказала ничего подобного в здравом уме. Провоцировала его, и не понимала, зачем. Она снова представила мысленный образ: в её голове сидит Белла, нормальная, адекватная Белла Свон, запертая в клетке, и кричит что-то на иностранном языке, в то время, как эта, непонятная, чужая, безумная Белла принимает какие-то совершенно дикие, не поддающиеся никакой логике решения. Говорит какие-то несуразные вещи. Флиртует. Касается. Друзья, говорите? Если это заставляет его смотреть на неё так, то… Она выкидывает ключи. Белла Свон остаётся запертой. Вторая рука уже у него на груди. Его холодные пальцы касаются её щеки, и она припадает к его ладони так привычно и естественно, словно этот жест нежности уже давно был только их. — Потому что я постоянно хочу… — он говорит тихо, на выдохе, и его холодный палец застывает на её покрасневшей губе. — Попробовать их. Снова. Он медленно наклоняется, в её глазах паника и тысяча вопросов, а в его — бушующий океан отчаянного страстного желания и невысказанной нежности. Она не знает наверняка, но так ей кажется — так это выглядит. Она уже это видела. Он уже так на неё смотрел. Их носы касаются друг друга, и она шумно выдыхает ему в губы, пока её тело колотит мелкая дрожь. Он стонет, едва слышно, зажмурившись в какой-то отчаянной, болезненной гримасе, но не отстраняется — наоборот, становится ближе. Запах его рта делает с её телом невообразимые вещи, а неубиваемые бабочки в грудной клетке снова болезненно щекочут рёбра изнутри, мешая делать полноценные вдохи. Нет, любые вдохи. Только бы не упасть в обморок прямо сейчас! Она уже чувствует холодный шёлк его губ своими, как вдруг он резко отстраняется, и в её груди словно что-то надламывается. Она ошеломлённо распахивает глаза и громко дышит, как после самой интенсивной кардиотренировки. Это… — Чёрт, — выдыхает он и дотрагивается своим лбом до её, вновь зажмурившись в мучительном выражении. — Это Чарли. Мне пора. Словно в подтверждение его слов, из окна доносится шум подъезжающей к дому машины. Он отходит от неё и почти отворачивается, но она хватает его за руку; он застывает в недоумении. В его глазах тот же самый шок несостоявшегося поцелуя, что и в её. — Ты вернёшься? — шепчет она с надломом. Смотрит с надеждой. Ругает себя. — Ты хочешь? — с сомнением отзывается он. На его лице смесь каких-то не самых приятных эмоций, и она старается сейчас о них не думать. — Хочу. — Вернусь. Он не отпускает её ладонь, пятясь назад, очень медленно и нехотя, всё сильнее вытягивая вперёд руку, как в момент разлуки в старом мюзикле, и исчезает в темноте, словно его никогда здесь не было. Она с шумом, резко оседает на пол, почти падает, потому что ноги больше не в состоянии держать её. Тело покинул весь адреналин, и она вдруг осознаёт, что совершенно без сил. Её будто прибивает к деревянным доскам невыносимым атмосферным давлением. Она запускает дрожащие руки в волосы, кладёт голову на колени и думает, думает, думает. Нащупывает в кромешной тьме ключи от клетки. Аккуратно открывает, выпускает пленницу. Та вдруг агрессивно выкрикивает проклятия, и её «иностранный» язык внезапно становится понятен. Даже слишком. «Идиотка!» «Что ты наделала?!» «Ты хоть понимаешь, как тебе будет больно?» «Он снова предаст тебя! Он уйдёт!» «Второй раз эту боль ты уже не вынесешь!» «У тебя не хватит сил!» «Тебе никто не поможет! Джейкоба больше не будет рядом, чтобы подтирать тебе слюни!» «Ты подписала нам приговор» «Я тебя ненавижу» «Лучше бы ты умерла» Она кивает головой, соглашаясь сама с собой. Из глаз устремляются две мокрые дорожки, а из горла вырывается хриплый стон. — Белла! Я дома! Встаёт, отряхивается. Вытирает рукавами щёки. Хлопает себя по лицу. Понемногу приходит в чувства. — Как работа? — спрашивает она в прихожей, и удивляется своему бодрому голосу, который почти не срывается и не дрожит. — Ничего нового, несколько срочных писем на подпись, — он вешает куртку на крючок, и хмурится, оглядывая её. — Всё в порядке? Как доклад? Ты одна? — Я… — она оглядывается назад, словно рассчитывает, что Эдвард всё ещё стоит там, где она только что совершила одну из самых ужасных ошибок в своей жизни. — Да, я одна. Всё хорошо, — убеждает, словно бы саму себя. — Вообще-то, даже очень. Думаю, я… превзошла себя, — она нервно закашливается, проглатывая оставшиеся слёзы, которым не позволила вырваться на свободу. — Ну… — настороженно тянет он, но не решается вникать. — Здорово. Рад за тебя. Продолжая пребывать в шоковом состоянии, она поднимается наверх. Минуя свою комнату, направляется прямиком в ванную. Сгребает в охапку полотенце. Нужна горячая вода. Нужен кипяток. В густом обжигающем паре она рассматривает привычные узоры на плитке, но не видит там ничего. Ни единого образа. Никаких принцесс, принцев, драконов и злых колдуний. В нахлынувшем помутнении от недавнего, ещё не покинувшего её тела, возбуждения, она вдруг начинает трогать себя: сначала нерешительно, потом более настойчиво, найдя нужную точку и интенсивность прикосновения. Она не очень часто занималась подобным; наверное, даже слишком редко по меркам нормальных людей. Особенно с тех пор, как стала спать с Джейкобом. Их секс был таким частым, что доставлять себе удовольствие самостоятельно не имело никакого смысла: было так хорошо и так много, что иногда ей даже казалось, что она начинала терять чувствительность. Она скучала по Джейку. Безумно скучала. Скучала по нему самому, по их дружбе, по их недолгой, едва зародившейся любви. Но, боги, как же она скучала по сексу! Она даже не представляла, насколько невозможно без этого жить, пока не попробовала. Теперь этот ящик Пандоры открыт навсегда, и любовь больше не выглядела для неё полноценной без физической близости. Какой толк любить, если не можешь касаться? Она знала, что Эдвард хотел касаться её. Теперь это было совершенно очевидно. Он делал это часто, и это всегда сопровождалось многозначительными глубокими взглядами, напряжением, искрами и молниями в заряженном воздухе. Сегодня они договорились быть друзьями, а почти сразу после этого он поцеловал её. Почти поцеловал. Прямо сейчас она думает о нём. О его безупречном теле, гладком и бледном, как у мраморной статуи, не перекачанном, но рельефном; о сильных стальных руках. О его манящем запахе, о губах, к которым она только что почти прикоснулась своими. Осталось меньше миллиметра, меньше секунды… и она уже снова целовала бы Эдварда Каллена. Напряжение между ними сегодня пробудило в ней такое дикое желание, какого она не знала уже давно. Она хочет его — к своему ужасу и глубочайшему разочарованию в самой себе — и сейчас ей было необходимо унять эту пульсирующую тягу внизу живота. Просто чтобы вернуть хотя бы какую-то ясность мысли. Она представляет во всех красках, используя весь запас своей бурной фантазии, то, как он нависает над ней на кровати. Трогает её обнажённую кожу, прижимается телом, его гладкие губы гуляют по её шее, балансируя на грани любви и смерти. Она представляет его размер, представляет себе, как бы он ощущался внутри неё. Это было бы совершенно не так, как с Джейкобом. Также хорошо, но по-другому. Она не может представить себе ситуацию, в которой Эдвард бы не был хорош, как божество: вероятно, таких просто не существует. Ну, разве что он был невероятно плох в понимании и донесении того, чего он от неё действительно хочет. Друзья! Ага, как же. Возбуждение, тонкой нитью тянущееся параллельно с её мыслями, вдруг достигает пика, и она выдыхает беззвучный стон, откинув голову назад. Ноги становятся ватными, а указательный палец ноет от непривычной длительной нагрузки. Когда удовольствие медленно тает и сходит на нет, разум вновь заполняет рой вопросов. Почему она позволяет ему делать это с собой? Почему она так его хочет, несмотря на то, что он с ней сделал? Что, если они всё-таки поцелуются, когда он вернётся в её комнату? Что, если он уже там? Проведя ещё полчаса в ванной, старательно смывая с себя наваждение и стыд, Белла решается вернуться в комнату. Она закрывает за собой дверь и погружается в темноту. Возле кровати загорается лампа, подсвечивая взъерошенные бронзовые волосы. Он здесь. Лежит в её постели, на той же половине, что и год назад. На той, которую она оставляла пустой еженощно около трёх месяцев после их расставания, надеясь, что однажды проснётся, и увидит, что он вновь лежит рядом. Пока не перестала надеяться. Он переводит на неё рассеянный взгляд, и она осознаёт, что завёрнута в банное полотенце. Всё равно шагает к нему. Ложится рядом, аккуратно придерживая полотенце, и неловко заламывает руки, кусая губу. Вспоминает, что его, вроде как, возбуждает это действие. Начинает кусать сильнее. Ругает себя. Детский сад. Она не знает, что сказать. Он молчит. Что принято говорить после недопоцелуя? После такого вообще разговаривают? — Г-хм… — она прочищает горло, сосредоточившись на рисунках и фотографиях на стене напротив; наблюдает за ним боковым зрением. — Прости меня, Белла! Не знаю, что на меня нашло, я не должен был… — вдруг резко и отчаянно начинает он, будто бы ему только что магией вернули голос, как несчастной Русалочке. Он поворачивается к ней и берёт её ладонь в свою. Она вздрагивает. Температура после горячего душа очень сильно контрастирует со льдом его прикосновения, а нервозность ситуации достигает самого пика. Он замечает. Морщится и убирает руку. — Стой! — умоляет Белла и снова упрямо хватает его за пальцы. — Ты что, опять хочешь всё откатить назад? А мои чувства вообще не считаются? Боже, как я устала! — рычит она и закрывает лицо свободной рукой. — Разумеется, ты устала, Белла, ты же весь вечер… — Боже, да я не это имела в виду! — рявкает она, и он, оторопев, захлопывает рот. — Я устала от тебя, Эдвард, — тише говорит она, и он смотрит на неё с испугом. — От того, что ты то появляешься, то исчезаешь, то почти целуешь меня, то говоришь, что не должен был, заботишься обо мне, как раньше, а потом ведёшь себя как чужой! Специально меняешь темы разговора, издеваешься над моей слабостью к тебе, держишь на расстоянии… — Я… — ошеломлённо выдавливает он, совершенно и окончательно растерявшись. — Белла, я вовсе не… — Ты хочешь, чтобы я простила тебя? — она снова перебивает его, и он растерян, не понимает, как быть с такой разъярённой и прямолинейной Беллой. Он коротко кивает, заинтригованный и в ужасе одновременно. — Тогда возьми, наконец, на себя ответственность — за свои слова, свои действия… Хоть за что-нибудь. Прекрати вести себя как чёртов подросток! — Я и есть подросток, Белла. Мне семнадцать. — Тебе сто пять! — возмущённо восклицает она. — Это не смешно. — Технически, но вампиры застывают на том уровне развития, на котором были обращены, если только психика не претерпевает какое-то сильное потрясение, так что... — Это не оправдание. Мне всего восемнадцать, без сотни сверху, и я себя так не веду. Он вздыхает и придвигается к ней ближе. — Эмоциональный интеллект у меня и правда развит очень слабо, Белла. Я всё ещё учусь… Я привык полагаться на свой дар, а не чувства и интуицию, я всегда знаю, чего хотят окружающие, у меня нет необходимости гадать, — тёмно-янтарный взгляд, почти чёрный, вот-вот прожжёт дыру на её сетчатке. — Но в твоём случае я уже больше года пробираюсь в темноте, наощупь, на костылях. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Просто скажи мне, — он сжимает её ладонь в своей. — Зависит от того, чего ты от меня хочешь. — А чего хочешь ты? — не унимается он. Это невозможно… — Так мы зайдём в тупик, — она закатывает глаза. — Снова. — Хорошо, чего ты хочешь… для начала? — Перестань… — она вздыхает и нервно выводит пальцами круги на его запястье. На удивление, сейчас прикосновение к нему её, наоборот, успокаивает — словно бы заземляет. — Хватит метаться из стороны в сторону. Ты… делаешь мне больно, — она опускает глаза, и Эдвард ещё сильнее сжимает её руку. — Разреши этот бесконечный грёбаный конфликт в своей голове. Хватит додумывать за меня, — после недолгой паузы продолжает Белла. — Если в чём-то не уверен… просто спроси. Уверяю, я пошлю тебя, куда надо — во всех смыслах, — фыркает она, и он тихо усмехается. — Перестань вести себя так, будто ты всё знаешь лучше. Мы уже миллион раз убеждались, что это не так, будь тебе хоть сто пять, хоть пятьсот тысяч — ты сам сказал. Он хитро улыбается, склоняет голову набок, и её сердце болезненно ёкает. Совершенно не ко времени и не к месту. Да чтоб тебя, Эдвард Каллен, с твоими ебучими ямочками!!! — Люблю, когда ты такая. — Какая «такая»? — раздражённо вздыхает она. Он действительно снова сменил тему? — Строгая, решительная, искренняя, боевая, с этим восхитительным румянцем и спотыкающимся от взволнованности пульсом. Такая... Белла. Настоящая. Её пальцы замирают на его руке, и она ловит его глубокий взгляд. Их лица становятся ближе друг к другу — или ей только кажется… Она почти тонет в его тёмных омутах, как вдруг громко и широко зевает, не сумев сдержаться. Эдвард бархатно хихикает, и Белла разочарованно стонет, окончательно отстраняясь от него. Настрой испорчен. Она начинает чувствовать себя главной героиней ромкома, где пара никак не может поцеловаться до самого конца фильма, так как им постоянно мешают какие-то нелепые случайности. — Тебе действительно нужно поспать, хотя бы в этом я оказался прав, — улыбается Каллен, и она нехотя встаёт с кровати, разорвав прикосновение их рук. Она выбирает из шкафа любимую потрёпанную футболку с логотипом группы «Линкин Парк» и идёт переодеваться в ванную. Мимоходом взглянув на узоры на стенах, она видит в них очертания его лица, растрёпанной в идеальном беспорядке причёски, даже этой идиотской фланелевой рубашки, теперь её любимой. Этих ебучих ямочек. Сейчас везде только Эдвард Каллен, как и должно было быть всегда. Она застывает в дверях спальни, у неё вновь перехватывает дыхание: невозможно находиться в таком заурядном интерьере, быть освещённым слабым жёлтым цветом прикроватной лампы, который, вообще-то, почти никому не идёт, и оставаться таким сногсшибательным. Она ложится с ним рядом, ближе, чем они находились до этого. Ближе, чем за долгое время. После его возвращения они спали в одном помещении уже дважды, но в этот раз всё ощущается совсем по-другому. Он на мгновение замирает, но тут же расслабляется и придвигается к ней ещё ближе. Их тела соприкасаются полностью, и она чувствует все изгибы, каждый из которых соединяется с её собственными, как края замка-молнии на одежде, как частички пазла, идеально подходящие друг другу. Такая неприкрытая, очевидная близость добавляет ей смелости. — А тот инцидент на кухне… — сонно хрипит она спустя пару минут, вновь широко зевая. — Мы обсуждать не будем? Она боится, что он не поймёт, о чём речь, но он понимает. Да и как тут не поймёшь — не доклад о сентиментализме ведь она обсуждать собралась? — Если хочешь, — тихо отвечает Эдвард, и она удивлена, что он не разозлился на неё, или что не притворился мёртвым прямо здесь, посреди кровати. Справедливости ради, ему и притворяться не надо. Тем не менее, она чувствует, как его тело напряглось и застыло. Удивительная особенность вампиров, которую она заметила ещё давно: они могут быть мягкими, когда расслаблены, но в случае напряжения застывают, превращаясь в твёрдый, неподвижный камень. — Что вообще это было? Он долго молчит, но потом всё же произносит: — Именно то, на что это было похоже, Белла. Как жаль, что она не видит сейчас его лица! Без этого ей приходится доверять лишь его словам. В воздух лёгких снова взмыл рой колючих бабочек, подступающих с баррикадами к горлу. — Это повторится? — спрашивает она спокойным тоном, тем временем зажмурившись от страха и до боли впившись ногтями в ладони. — Если я… — она слышит улыбку в его голосе. — Разрешу этот бесконечный грёбаный конфликт в своей голове, — цитирует он, и её щёки заливаются краской. Он обхватывает её холодными руками, и они лежат так тесно друг к другу, что громче всего она слышит его размеренное дыхание. Её внезапно пригвождает к кровати, как чуть ранее к полу в кухне, и она понимает, что у неё просто не осталось сил. Кажется, он высасывает из неё энергию. Избитый антинаучный термин «энергетический вампир» ещё никогда не имел столько смысла. Она издаёт очередной зевок, и он мягко целует её в волосы. — Можно спросить? — тихо произносит он, и она активно моргает, борясь с затягивающим туманом сна. Он медленно вдыхает аромат её волос, а она едва заметно кивает. — Почему ты плакала… когда я ушёл? Она замирает, и он тоже вновь заметно напрягается всем телом. Затаив дыхание, ждёт ответа. Белла молчит около минуты, а потом тихо шепчет: — Я просто пытаюсь… простить тебя. Он снова легко целует её в волосы, и она закрывает глаза. Втягивает ноздрями его аромат, который окончательно размывает границы сна и реальности, прямо как те линии между ними, которые превратились сегодня в кляксы.