Перед падением

Пальцы лениво сомкнулись на ткани одеяла. Белла машинально провела ладонью по соседней половине постели: пусто. Ни смятой простыни, ни следа на подушке… Ничего, что подтверждало бы, что тут было… что он тут был. Разумеется, его здесь нет. На что ты вообще надеялась? Она вздохнула, приложив тыльную сторону кисти ко лбу — голову разрывало на части, пульс глухо отдавался в затылке. По вискам долбило отбойным молотком, не иначе. Собственно, никогда не умела развлекаться — не стоило и начинать. Все эти молодёжные развлечения… явно были не в её духе, и уж теперь она совершенно точно в этом убедилась. В который раз. Если в возрасте восемнадцати лет она вела себя как пенсионерка (и чувствовала себя соответственно), то что же будет, когда она действительно доживёт до пенсии? Если она доживёт до пенсии. То, что происходило вчера, то, что она вытворяла… Она кричала на Эдварда. Господи… Сказала ему, что его ненавидит. Совершенно серьёзно, именно это и сказала. Боже, она была такой жалкой! Всё, что она боялась перед ним сделать — сорваться, разреветься, проблеваться, во всех оттенках показать свою кричащую уязвимость… Словом, она перевыполнила план на миллионы миллионов процентов. Она умоляла его остаться… И он остался. И от этого было ещё хуже. Теперь она, вопреки хоть какому-либо здравому смыслу, будет тайно надеяться на то, что он этого действительно хотел. Что это была не вина, в самоотверженном культивировании которой Каллену не было равных. Что это была не жалость... Нечто большее. То, о чём она боялась даже допустить мысль — трезвый ум отказывался доставать её из пыльных закромов подсознания и вставлять в мозговой проигрыватель, как бракованную плёнку, не подлежащую восстановлению. Нет, она не может об этом думать. Как только она себе позволит... Уже не сможет остановиться. И в конечном итоге это её уничтожит. Невыносимое чувство стыда жгло и сдавливало лёгкие, провоцируя чудовищную тошноту. Все события прошедшей ночи то и дело прокручивались мерцающей голограммой одно за другим, намертво выжигая опостылевшие образы на внутренней поверхности черепа, и это, казалось бы, и являлось первопричиной смертельной головной боли, но… нет. Это было до смешного банальное похмелье. Такое глупое и совершенно, по ощущениям, не соответствующее ситуации. История, в которой одновременно фигурировали вечеринка, медленный танец с Майком Ньютоном, дружелюбная беседа с Лорен Мэллори, рвота, унитаз, отравление, рычащие друг на друга Джейкоб Блэк и Эдвард Каллен на лужайке её дома, скорее казалась случайным набором слов, не имеющих никакой смысловой связи. Но связь была. Всё это произошло с Беллой за один единственный вечер. И теперь ей даже не с кем было всем этим поделиться — ей всерьёз начинало казаться, что чем больше сверхсекретной информации она продолжает самозабвенно хоронить на кладбище своего подсознания, тем быстрее приближается день, когда она окончательно сойдёт с ума, наконец-то сварившись заживо в котле своего личного ада. Жить, ежедневно общаться с людьми, находиться в обществе, будучи единственной, кто знает о том, что этот мир, совершенно не такой, каким его все считают, живёт по абсолютно другим законам и правилам, и что человек занимает совсем не то место в пищевой цепочке, на которое самонадеянно себя возвёл — и не иметь возможности ни с кем разделить это знание… Чёрт, да она даже о своих отношениях не могла никому рассказать, не опустив при этом 98 процентов деталей! Эти двойственность и притворство действительно доводили и изматывали. Глаза привлекло нечто, стоящее на прикроватной тумбочке, обыкновенно пустующей: она наклонилась, болезненно напрягая расфокусированное зрение. Запотевший стакан воды, грани которого отбрасывали солнечные блики на тёмное дерево прикроватной тумбочки. В нём поблёскивали кубики льда, ещё не успевшие растаять, хотя на удивление жаркое дневное солнце прогревало всё пространство спальни, не оставляя холоду ни единого шанса. Рядом со стаканом лежала таблетка, судя по всему, аспирин. Снова эта непрошенная забота, никак не ассоциирующаяся со льдом его поведения, прямо как льдинки в стакане в дневную жару. Ушёл, но оставил частичку себя, как напоминание — так поэтично, что даже отдавало пошлятиной. Он… и правда был здесь. И ушёл совсем недавно. Возможно, за секунду до того, как она проснулась. Она выдавила болезненный стон, потирая виски. Зажмурила глаза. Мысли обо всём этом действительно причиняли физическую боль, пусть основной её источник всё же и заключался в неосторожном обращении с собственным организмом. Белла ещё никогда не пила алкоголь, за исключением пары глотков пива или вина, и уж тем более не испытывала похмелья. Но она хорошо знала, благодаря широкому освещению в поп-культуре, основополагающие истины: если вас постигло подобное несчастье, необходимо обильное питьё, контрастный душ, постельный режим. Почти как простуда. С усилием выбравшись из уютной горячей ванны, Белла вернулась в постель с твёрдым намерением провести в ней весь день, вечер и следующую ночь. В конце концов, она ведь может хоть раз в жизни позволить себе ленивую похмельную субботу? Ей скоро девятнадцать, когда-то, в конце концов, нужно начинать жить, как начинали все «нормальные» подростки лет с шестнадцати. Иронично, что сейчас, потеряв алкогольную девственность и натворив вопиюще абсурдных вещей, она чувствовала себя максимально далёкой от того, что можно было считать нормальным. С первого этажа послышался голос Чарли: — Беллз, ты проснулась? Тебя к телефону! Издав тысячный по счёту стон, девушка нехотя выбралась из своего мягкого убежища, по пути накидывая махровый халат. Спустившись вниз, она подошла к телефону, внутренне недоумевая, кто вообще мог звонить ей в субботу. Вредоносные мысли разной степени тяжести атаковали сознание. Сердце подпрыгнуло в район пищевода, усиливая и без того разгулявшуюся тошноту. Что, если это… — Алло? — настороженно произнесла она. — Белла? — из трубки послышался знакомый обеспокоенный голос. Не… тот голос. — Анджела! Привет! — она выдавила из себя всю бодрость, которую только смогла отыскать в напрочь ослабленном тревогой, стыдом и отравлением организме. — У тебя… всё в порядке? — Э-э… да? — Слушай… вчера, когда тебя увёл Эдвард… Прости, я не знала, как реагировать, он ведь твой бывший, может, ты не хотела с ним… — виновато тараторила подруга. — Но он, вроде, был с… ну, добрыми намерениями, а ты была в таком состоянии… Он единственный мог отвезти тебя домой, мы-то все были выпившие. В общем, я… Мы с Беном и Майком ведь не зря тебя отпустили? Скажи, что всё прошло нормально, а то я с ночи места себе не нахожу! — Что ты… — Беллу одолела лёгкая паника, когда она задумалась, как это всё смотрелось со стороны. Должно быть, она выглядела очень жалко и глупо, а Каллен выглядел как маньяк, утаскивающий жертву у всех на глазах в людный полдень; но в данный момент мнение одноклассников о произошедшем — явно последняя из её проблем. — Не переживай. Эдвард, он… помешан на контроле, но вчера его одержимость действительно пришлась кстати. Одержимость? Она действительно это сказала? — Ну… ладно, что ж… хм… Я действительно волновалась, тем более это именно я тебя туда затащила… — в её голосе послышалось облегчение, но всё ещё сквозила некоторая недоверчивость. — Нужно было позвонить ещё вчера, но мы с Беном вернулись поздно, и я решила, что не стоит… вдруг Чарли… — Всё хорошо, правда, — она отчаянно старалась её успокоить. В конце концов, от Анджелы вчера действительно вряд ли хоть что-то зависело, как и от Бена, и Майка… и от самой Беллы. — Он доставил меня в целости и сохранности прямо домой, и я сразу легла спать. — Как ты себя чувствуешь? Голова… болит, наверное? — уже с улыбкой в голосе спросила Вебер, окончательно расслабившись. — Нет… — соврала Белла. — Нормально. — О… это хорошо, да. Я… мне так стыдно, я так и не отдала тебе конспект, — промолвила Анджела. Эти слова заставили Беллу подавить нервный смешок. Всё, что произошло вчерашним вечером, произошло исключительно по вине этого идиотского конспекта. Чёрт бы вообще побрал этот испанский! Сейчас это проклятое домашнее задание вообще потеряло для уже-почти-вот-вот-отличницы всякую значимость. — Я… — всё также нерешительно продолжала подруга. — Собиралась по магазинам. Ты не хочешь… Ну, присоединиться? Должна же уже эта несчастная тетрадка достичь, наконец, своего адресата, — хихикнула она. Белла нахмурилась, по старой привычке придумывая отмазки в самых различных жанрах — от драмы до хоррора. Но потом внезапно осознала, что… Провести день с кем-то нормальным звучало сейчас как прекрасный план. Было бы замечательно — просто отвлечься на что-то нормальное. Но её голова и правда… — Да, думаю, можно, — быстро прошелестела Белла, пока не заставила себя передумать: сегодня голова проиграла. С её головой такое случалось довольно часто. — Отлично! Может, есть какое-то место, куда ты хотела бы сходить? — ещё сильнее оживилась подруга. — Думаю, можно заглянуть в пару магазинов, а потом… — Ну, э-э… я плохо знаю город, так что… — смущённо перебила она. — Значит, что-нибудь придумаю. Ты будешь готова через час? И, да… выпей аспирин. Поверь, жизнь вновь заиграет красками, — усмехнулась Вебер и повесила трубку ещё до того, как одноклассница успела ответить. Судя по всему, вчерашняя Белла Свон не оставляла ни капли сомнений в том, что утром ей понадобится аспирин ни у одного человека (или вампира). — Кто звонил? — аккуратно поинтересовался отец, едва ли громче, чем гудел телевизор. — Анджела. Позвала, м-м… По магазинам, — пробубнила дочь, задержавшись у лестницы. — О! Это… хорошо. Очень хорошо. Повеселитесь там, — не без удивления воспрянул Чарли, всегда радеющий за социальную жизнь дочери гораздо больше, чем она сама. — В прихожей кошелёк, возьми, сколько нужно. В пределах… разумного, — тут же уточнил он. Наверное, почти любая девушка прыгала бы от счастья, услышав подобное. Белла же лишь смутилась ещё пуще прежнего, густо покраснев. — У меня достаточно, — мягко ответила она, стараясь не звучать неблагодарной. — Спасибо, пап. Девушка поплелась обратно в комнату с поникшей головой. Всё так разительно отличалось от совсем недавнего, ставшего привычным, полугодового анабиоза… Нравилось ли это ей? Она пока не могла разобраться. Непротоптанная дорожка с кучей ответвлений в виде социальных контактов и дружеских связей сейчас была окутана для неё туманом неизвестности, в который она потихоньку, маленькими шажочками, ступала, зажмурившись от страха, к собственному стыду тайно надеясь на то, что в итоге у неё ничего не получится, и она сможет залезть обратно в свой набивший оскомину панцирь, где всё до тошноты понятно, знакомо и предсказуемо. Без неожиданностей, без сюрпризов. В этом убежище было не найти никаких чувств, эмоций, подпитывающих жизнь души — радости, счастья, дружбы, любви, страсти; но ведь вместе с тем не найти и боли, тревоги, стыда, унижения. Часто боль была настолько невыносимой, что это состояние действительно было единственным спасением, позволявшим не двинуться умом окончательно, но… За последние несколько месяцев её жизнь изменилась так сильно, что, кажется, привычные протоколы безопасности потеряли всю свою силу и хоть какой-либо смысл.  

***

­— …ладно, но клянусь, если бы ты видела физиономию Ньютона, когда ты схватила этот стакан с неразбавленным виски!.. Я готова была заплатить любую сумму, чтобы кто-нибудь сделал качественный снимок — прямиком на первую полосу школьной газеты! — Качественный — это, типа… — протянула Белла, снимая с полки первую попавшуюся зеркальную камеру с внушительным, как ей показалось, объективом. — Вот этим? — Э-э… — сосредоточенно прищурилась Анджела, и слегка наклонилась, поправляя съехавшие с носа очки указательным пальцем. Кажется, подруге давно пора было поменять стёкла на более сильные — такое продолжалось, по крайней мере, столько, сколько Белла вообще её знала — но вместо этого по какой-то причине та предпочитала постоянно щуриться и максимально приближать всё к лицу. Возможно, это была её «зона комфорта», хотя какой уж тут комфорт? — Нет, это «350D» — вышел недавно, но простенький. Сейчас, подожди… Уже около часа девушки бродили по крупному сетевому магазину цифровой техники и электроники Порт-Анджелеса. Внезапно рвануть в соседний город, в котором ровно год назад на Беллу напала толпа отморозков-насильников… Звучало как чудовищный способ отметить своеобразную «годовщину» — безрассудно, по-идиотски, с примесью мазохизма. В общем, вполне себе в её неповторимом стиле. Когда Анджела, совсем недавно получившая долгожданные водительские права, сидящая за рулём своей «новенькой-старенькой» машины, как бы между прочим обмолвилась, что они направляются к выезду из Форкса, словно это не имело никакого значения, Белла впала в такой силы ступор, что даже не нашла в себе мотивации и правдоподобной отговорки для того, чтобы отказаться от взбалмошной затеи. Таким образом, преодолев расстояние в полтора часа, девушки очутились посреди торгового зала, где Анджела никак не хотела отклеиваться от полок отдела фототехники, минут по пять придирчиво рассматривая каждую модель и её характеристики, периодически то восхищённо, то прискорбно вздыхая. — Вот он, — с благоговением выдохнула она, словно держала в руках не иначе, чем божественный артефакт в духе Святого Грааля. — Это «Canon 1D Mark II»! — гордо объявила девушка, будто являлась его создательницей. — Вот с этой штуковиной можно и через огонь, и воду, и медные трубы! Ой, ну, не буквально конечно, — хихикнула она. — Мочить и поджигать его лучше не надо. Боже, какой же он потрясающий! На эту волшебную коробочку Тим Бёртон снимал «Труп невесты», только представь себе! Стоит он, разумеется, соответствующе, — она с досадой поджала губы, крутя между пальцев ценник, молчаливо и безапелляционно гласивший неутешительный вердикт: «4200 долларов». — Я в этом, если честно, ни черта не понимаю. У меня… — нахмурилась она и залезла рукой в «прогулочную» сумку. Она точно помнила, что не выкладывала свой фотоаппарат ещё с прошлого раза. — Вот, «мыльница», — она пожала плечами, протягивая находку. — Да, помню, как ты в том сентябре притащила его в школу. Он, кстати, довольно приличный, — оценивающе кивнула подруга со знанием дела. — Ну, шедевров у меня ещё не получалось. Анджела взяла фотоаппарат из её рук, беззвучно, одними бровями «спрашивая» разрешения на просмотр содержимого, и Белла кивнула ей в знак согласия. — Вот эта фотография очень хорошая, — с улыбкой произнесла девушка, кивком головы подозвав Свон к себе. — Такая тёплая и уютная, а ещё очень здорово снята. — Да, — она широко улыбнулась, рассматривая знакомый снимок на дисплее. На нём была крупным планом изображена Эмили Янг в тот самый день на пляже: девушка с тёплой улыбкой смотрела в сторону океана, её волосы развевались на ветру, глаза блестели в лучах жёлто-розового заката, и можно было прямо сейчас ощутить солёный влажный воздух, глядя на это счастливое мгновение, выхваченную из потока частичку бесконечности, навсегда застывшую в карте памяти фотоаппарата, словно ниточка, потянув за которую можно было ненадолго вернуться в прошлое. Кто сказал, что машину времени ещё не изобрели? — Даже не знаю, почему вышло так удачно. — Ты замечала, что, когда фотографируешь какой-то предмет очень близко, фон позади него размывается, как бы создавая художественную глубину кадра? — задумчиво произнесла Анджела, продолжая листать и рассматривать фотографии. — Наверное, — она вновь пожала плечами. — А ещё на этом фото ты разместила объект не в центре кадра, а… — она вернула обсуждаемую фотографию обратно на экран. — Вот, видишь. Она как бы находится в правом углу изображения, ясно давая нам понять, куда устремлён её взгляд. Здесь есть движение — она не застыла по самому центру, как статуя — её волосы развеваются, заполняя кадр, вдали бушуют океанские волны. Рука слегка размыта, она будто бы только что указывала куда-то вдаль, или поправляла непослушные волосы… Это… действительно круто, здесь присутствует жизнь, — с придыханием подытожила Анджела, и Белла посмотрела на неё, не скрывая улыбки: ей всегда безумно нравилось наблюдать за тем, с какой страстью человек мог рассказывать о своём увлечении. Горящие глаза, активная сбивчивая речь, неровное дыхание, нарушающее свой ритм в яростных попытках вместить в рассказ как можно более ёмкое и осязаемое описание того, что тебя так волнует, чтобы собеседник уж точно проникся и непременно захотел разделить с тобой это прекрасное чувство. — Да, теперь, кажется, вижу, в чём дело. — Или… Ещё вот тот, где парень-индеец выпрыгивает из воды — потрясающий снимок! Да где же он… — прошипела она, беспорядочно щёлкая пальцами по кнопкам «вправо» и «влево», словно на игровом джойстике. — Я точно помню, что он был прямо после… Она замерла, остановившись на одном из кадров, которые Белла старалась больше не пересматривать — слишком уж больно под дых било осознание, что это счастливое и беззаботное время теперь навсегда останется в прошлом — просто чередой разноцветных пикселей в одном цифровом файле. Два мегабайта информации — вот, во что с лёгкостью помещалось всё, что казалось таким незыблемым, всеобъемлющим и настоящим. Парень и девушка, подсвеченные со спины волшебным оранжевым оттенком заката: он обнимает её сзади, она положила голову ему на грудь в трогательной застенчивости. Ослепительная широкая улыбка, самая солнечная и прекрасная на планете, даже сейчас переворачивающая всё живое, озаряет снимок, бесстыдно перетягивая на себя всё внимание. Парень невероятно красив, и даже девушка рядом с ним словно впитала частичку его притягательности — розовые щёки, ещё не осунувшиеся и не впалые, никаких синяков под глазами, блестящие каштановые с медным отливом волосы и искрящиеся глаза. Она счастлива, а потому красива — ничего общего с тем, что Белла видела в зеркале вот уже много недель подряд. — И это тоже… очень красиво, — нерешительно произнесла подруга, внимательно разглядывая Беллу, вероятно, на предмет подступающих слёз или нервного срыва прямо посреди торгового зала. — Вы и правда очень хорошо вместе смотритесь — знаю, вам наверняка говорили. — У-гу, — неопределённо промычала она, закусив губу, изо всех сил стараясь сосредоточиться на физической боли взамен моральной. — Ну что? Ты выбрала? — она хлопнула себя по бёдрам, неловко балансируя с носков на пятки. Излюбленный отцовский жест, который она переняла совершенно бессознательно. — Вон ту волшебную «Бёртоновскую» штукенцию? — Издеваешься? — грустно усмехнулась Вебер. — Я такие деньги заработаю только к концу жизни. И то — не уверена. Я же не Бёртон. — Мысли позитивно, — подначила её подруга, слегка ткнув собеседницу локтем в бок. — На каждого Тима в Голливуде найдётся своя Анджела. — Ага… позитивно, — саркастично простонала брюнетка и поплелась вслед за Беллой к выходу. — Прямо как концовка в «Трупе невесты».  

***

Анджела отвезла Беллу в кофейню, открывшуюся совсем недавно: в помещении всё ещё чувствовался ненавязчивый запах новой мебели. Интерьер, напоминающий стремительно набиравший популярность стиль лофт из каталогов модной мебели, выглядел как некоторые места в Аризоне, в которых она раньше бывала с мамой. Лаконичный дизайн, отделка стен под кирпич, деревянная мебель, зелень в горшках, свисающие с потолка лампочки, создающие трогательный уют: это совсем не ассоциировалось с туманным сине-зелёным Олимпийским полуостровом. Здесь всё было какое-то… тёплое, бежево-кирпично-деревянное. Даже пейзаж за окном казался теплее и солнечнее, добавляя вечерним угасающим лучам непривычной живости. — …пожалуйста, если ты меня действительно, хоть капельку, любишь — никогда больше об этом не вспоминай, — стыдливо простонала Белла, комично хлопнув себя по лбу ладонью, когда Вебер закончила рассказ о том, с каким интересом они все наблюдали из окна коттеджа Мэллори, затаившись и потушив свет, за тем, как она орала и вырывалась из рук Эдварда, самозабвенно тормозя об асфальт пятками, а потом отрубилась, предварительно, с особой театральностью, рухнув к нему в объятия, после чего он в сотый раз недовольно закатил глаза, подхватил её на руки и неожиданно показал пальцем вверх: «Всё нормально» в направлении позорно рассекреченных шпионов-наблюдателей. — Ладно тебе, это весело! Думаешь, больше никто из нас не напивался до поросячьего визга? — подбадривающе бросила Анджела, беззаботно усмехнувшись. — Один раз Тайлер несколько минут зажигал с «жопастой чикулей» на танцполе, пока та не повернулась к нему лицом и, как оказалось, это просто был парень с длинными волосами. Ему потом и по башке от этой «чикули» прилетело, разумеется. А ещё он наблевал на любимую футболку Ньютона, плакал навзрыд под «Complicated» Аврил Лавин и уснул лицом в раковине. Это, кстати, был его день рождения. — И почему я не удивлена! — прыснула Белла, покачав головой. — Про Кроули можно снимать полноценный молодёжный ситком — как будущий режиссёр, прими на вооружение! И песню Аврил в заставку! — Скорее уж слезливую мыльную оперу про него и одну заносчивую пепельную блондинку. А называться она будет: «Даже у головки члена есть сердце», — драматично продекламировала подруга, и они обе согнулись от хохота. — Я, кстати, с Лорен… вчера, э-э… побеседовала, — промямлила Свон, и улыбка на лице Анджелы тут же растворилась, сменившись беспокойством. — Боже, она опять за своё? — устало-сердито вздохнула она. — Что она тебе сказала? — На самом деле… Мы действительно хорошо… поболтали? Ну, после того, как она по традиции на меня наорала, — хмыкнула Белла. — Вау, — брови брюнетки взлетели до небес. — Неужели правда? Легендарному противостоянию сил добра и зла наступил конец? — Не думаю, — фыркнула она в ответ. — Скорее, однодневное перемирие. Уверена, что в понедельник вся любезность превратится обратно в тыкву и всё вернётся на круги своя, вот увидишь. — Да, это больше похоже на правду, — усмехнувшись, кивнула Вебер. — А что вы… о чём говорили? — Она рассказала про Тайлера, — Белла обхватила ладонями чашку с кофе, всё ещё слишком горячим для того, чтобы сделать глоток и не обжечь язык. — И прокомментировала наши… от…ношения с Эдвардом, — она нервно сглотнула. — Ну, в свойственной ей манере. — Слушай, Лорен, она… — Анджела опустила глаза, готовясь к неприятной теме. Белла же, напротив, слегка расслабилась, что подруга тему сменила. — Знаешь, это всё… Всё её отвратительное поведение... Она не была такой раньше. Она всегда была хорошей подругой, заступалась за слабых, в начальной школе даже подралась с мальчишкой, долгое время обижающим Майка! — она тепло улыбнулась воспоминаниям. — Серьёзно? — Свон смешливо округлила глаза: представить себе только что услышанное было непросто. — Абсолютно! У него тогда были брекеты, два торчащих передних зуба и огромные голубые глаза как у инопланетянина, а дети, ну, ты знаешь — всегда нападают на тех, кто выделяется. Я не приемлю насилие, но в тот момент я ей восхищалась. У неё всегда было… сложно с родителями. Знаешь, тот тип предков, которые постоянно в командировках, разъездах… — Слышала где-то, — саркастично хмыкнула она, и Анджела усмехнулась, сделав продолжительный глоток ароматного напитка. — Да, но здесь совсем другая история. Они практически её не воспитывали, свалив всю ответственность на нянь, которые тоже сменялись, как времена года, никогда не задерживаясь. Потом у её отца прогорел бизнес, и они окончательно осели в Форксе, но всё стало только хуже, — она обхватила себя руками, поёжившись. — Хуже? — нахмурилась Белла. Официантка в ярко-красной клетчатой рубашке, джинсах и кедах тихо подошла к их столику, оставив возле каждой по тарелке с десертом. Анджела заказала шоколадное пирожное, а выбор Беллы пал на яблочный штрудель с шариком мороженого. Интересно, получится ли у неё запихнуть в себя хоть кусочек? Выглядела эта штука весьма аппетитно. Позади послышался громкий смех небольшой компании, сидевшей с противоположной стороны зала, и Вебер машинально обернулась на звук, ещё крепче обхватив себя руками. На ней был широкий тёмно-бежевый свитер, рукава которого она натянула на ладони так, что остались видны только ногти с облезшим чёрным маникюром. Широкие синие джинсы-клёш, чёрно-белые кеды, бант в прямых распущенных волосах, красиво сцепленных сзади, многочисленные кольца, серёжки, подвески и фенечки, каждая из которых, Белла была уверена, имела для хозяйки большое значение. Всю жизнь Свон старалась одеваться максимально просто и неприметно, даже сейчас на ней были узкие чёрные джинсы, кроссовки и тёмно-серый безразмерный худи, доставшийся в наследство от Фила, маминого мужа, который часто притаскивал домой разнообразный мерч своей спортивной команды. Но стиль подруги всегда ей очень нравился — она безумно любила наблюдать за людьми, способными выразить через одежду и аксессуары свою индивидуальность. Наверное, потому, что сама не умела так делать, а может, и не было у неё никакой индивидуальности. — Лорен не раз заставала отца за… интрижками и пьянством, — брюнетка понизила голос. — Это было последнее, о чём она нам рассказывала, пока окончательно не закрылась. А мать, в свою очередь, совершенно не заботилась о дочери и, судя по рассказам, тоже много пила и даже поднимала на неё руку — однажды Лорен сбежала из дома через окно, пошла гулять с нами с вырванным клоком волос и какими-то непонятными синяками и ссадинами, а на следующий день уже была с короткой стрижкой под мальчика. Мы тогда были детьми, и не догадались, что это могло значить, поэтому не придали никакого значения — почему-то нам не пришло в голову связать её травмы с тем, что она абсолютно прямо сказала: сбежала из дома из-за того, что поссорилась с мамой. Лорен никогда не говорила об этом в открытую, она очень стыдилась всего, что было связано с семьёй, но взрослые обо всём знали и активно судачили — городок маленький, скрыть что-либо невозможно, — Белла поджала губы в молчаливом несогласии: она лучше всех понимала, что многое скрывать всё-таки удавалось. Правда, не от неё. — Однажды Лорен пришлось вызывать скорую, потому что мать допилась до бессознательного состояния, избила её и наглоталась каких-то таблеток, — продолжала подруга, тяжело вздыхая. — Тогда твой папа поднял всех на уши, пытался связаться с опекой, разругался с мистером Мэллори, но всё спустили на тормозах — вероятно, с помощью крупных взяток. — Господи… — выдохнула Белла. — Я даже подумать не могла… Некоторые люди просто не должны становиться родителями. — Она тогда не ходила в школу целых две недели — все дети были в курсе, даже умудрялись организовывать травлю. Нам с ребятами тогда тоже пришлось несладко — заступаться за Лорен приходилось самыми разными способами, в том числе применяя силу. Но в итоге всё стало нормально, нас перестали трогать. — Никогда бы не подумала, что вас могли травить: ваша компания выглядит самой… влиятельной, что ли?.. — она пожала плечами. — Не знаю, как это назвать, но вас обсуждают, с вами считаются, это здорово чувствуется. — Это сейчас. Когда Лорен стала «красивой богачкой», Тайлер «самым смешным и спортивным», Майк «самым милым и привлекательным блондином с самыми красивыми голубыми глазами», Джессика — председателем школьного совета, я — редактором школьной газеты: не Кристина и Бритни, конечно, но всё же имеем определённый вес. Но тогда мы были обычными детьми, каждый со своими проблемами и недостатками. А другие дети часто бывают жестокими. Белла согласно кивнула. — Что… произошло потом? — Потом начались постоянные придирки: недостаточно умная, недостаточно хорошо учится, недостаточно влиятельна в школьном сообществе, недостаточно красивая… На самом деле, рассказывая всё это, у меня моментально испаряется вся злоба. Думаю, у неё действительно… просто не было шансов стать другим человеком. И я достаточно долго терпела все её минусы, да и сейчас… из последних сил стараюсь терпеть. Я правда люблю её, мы все… любим, — подытожила девушка, наконец подняв взгляд. — Но я совершенно не знаю, как… помочь ей со всем этим справиться. Да, Белла давно подозревала, что у подобного поведения обязательно должна быть причина, и тот факт, что друзья спускали все проступки грубой блондинки, стойко продолжая быть рядом… Отсюда особенно ясно прослеживалась причина такой острой ревности к новенькой. Друзья являлись её единственной семьёй на протяжении многих лет, и теперь они тоже были ей недовольны. А Свон в этом всём виделась ей причиной, прямой угрозой. По небольшому телевизору, висящему под потолком кофейни, приглушённо звучал новостной репортаж, а на экране мелькали кадры с улиц Порт-Анджелеса в связи с сюжетом о строительстве какого-то нового автомобильного моста. Транслируемая обстановка на кадрах видео показалась ей призрачно знакомой, поэтому независимо от того, бывала ли она в том месте с экрана на самом деле, в голове всё равно невольно вспыхнули самые яркие образы прошлогодних событий: поездка в Порт-Анджелес с одноклассницами не ограничилась нападением насильников и внезапным спасением принцем на серебристом «вольво». В тот вечер он сводил её на ужин и признался в том, что читает мысли всех окружающих, кроме её собственных. В тот вечер она высказала ему своё предположение о том, что он вампир, и он согласился. Тот вечер стал началом их отношений. Она обнаружила себя заново, сидящей, до боли кусая губу и плотно обхватив себя руками, после негромкого покашливания Анджелы, призванного привлечь её рассеявшееся внимание. — Прости, я тебя загрузила, — смущённо произнесла подруга, и покачала головой, поправляя очки. Если она решила, что причина ухода Беллы в себя была связана с её рассказом — так даже лучше. Не придётся ничего объяснять. Видит Бог, она не сумеет это объяснить. — Всё нормально, — она быстро попыталась отмотать мысли обратно в то место, где прервалась их с одноклассницей беседа. — Думаю, мне было важно это узнать. Мне и самой приходили в голову подобные мысли. Я не вижу её плохим человеком. — Она действительно не плохая, — улыбнулась Анджела. — И я рада, что вы поговорили. Это может помочь ей. Мне кажется. Они сидели за деревянным столиком, пили кофе, который, на удивление, в нынешнем состоянии пришёлся очень кстати, смеялись над всякой ерундой, продолжая вспоминать вчерашний вечер. Оглядываясь назад, всё было достаточно забавно и нелепо до такой степени, чтобы спокойно и искренне над этим похихикать. Чувство стыда медленно улетучивалось, и Белла почти почувствовала себя нормальным человеком… — Так что там… с Эдвардом? — небрежно бросила Анджела, скосив взгляд на панорамное окно, мимо которого неспешно прогуливались прохожие. Почти почувствовала. — Что именно? — она попыталась изобразить недоумение, прекрасно понимая, что после вчерашнего её в любом случае ожидало много вопросов. — Ну, его внезапное появление, и вот это вот всё… — Я ведь сказала: он просто меня… увидел в таком состоянии, отвёз домой, и… — Белла, я достаточно хорошо тебя знаю… и понимаю, что ты, скорее всего, не заметила, но уверяю тебя: с момента своего возвращения он буквально тебя преследует. Ты не задумывалась о том, что он постоянно натыкается на нас в школе? Ведь у него совсем другое расписание. А то, что случилось вчера… нужно ли говорить, что он изначально туда приехал исключительно ради тебя? — Вебер заметно напряглась, точь в точь озвучивая все предыдущие размышления Беллы обо всём произошедшем. — Ну, его ведь позвала Лорен, — нахмурилась она и отвернулась к окну, не понимая, как объяснить… Она любила Анджелу, но не могла рассказать ей всей правды. А как её расскажешь? Она была стянута толстыми жгутами смертельных тайн. Чужих тайн, которые она обязана была унести с собой в могилу. — Слушай, по-моему… Совершенно очевидно, что у него на тебя снова какие-то планы, не пойми меня неправильно… — Я… пока что… совершенно ничегошеньки не понимаю, — честно призналась она. В кои-то веки ей даже не пришлось врать. — Так всё-таки… что произошло после? Когда он тебя увёл? — аккуратно поинтересовалась Анджела: в её голосе вновь зазвучали беспокойство и вина. Стоит ли ей рассказывать? Если да, то какие именно упустить детали? Вновь этот идиотский выбор! — Если честно… — Белла с сомнением посмотрела на подругу, закусив губу. — Ты даже себе не представляешь. Это дурдом какой-то!.. Белла долго и витиевато описывала вчерашние события: то, как Эдвард подвёз её до дома, как пришёл Джейк, как они орали друг на друга, практически дойдя до смертоубийства… Разумеется, опустив все сверхъестественные детали. Анджела внимательно слушала, кивая, округляя глаза, охая по ходу истории. Несмотря на банальные, почти театральные реакции, Белла чувствовала, что подруге действительно хочется это знать. Правда, было странно поверить в то, что это может звучать захватывающе, если только она не начнёт добавлять детали вроде волосатых двухметровых волков и кровожадных вампиров, сверкающих на солнце: тогда интересно станет не только ей. — Ого… Слушай, ну, что сказать… — Анджела нервно усмехнулась, запустив руки в волосы, и подалась вперед, облокотившись на стол. — Да что думаешь, то и говори, — с сомнением откликнулась она. — Ну… у тебя, Белла, офигительно интересная личная жизнь, для начала, — с ироничным придыханием воскликнула подруга. — Скорее уж: «офигеть, какая странная»? — Чего я не понимаю, это… К кому из них у тебя действительно… чувства? С кем ты планируешь быть? Вопрос поставил Беллу в тупик. Она нахмурила брови, опустив глаза. — Да я вообще ни с кем… как бы… вроде бы. А её вообще кто-то спрашивал? Если честно, она совершенно об этом не думала. Она знала, что испытывала сильные чувства к обоим парням — она, к собственному удивлению, призналась себе в этом после первой же встречи с Эдвардом, потому что отрицать просто… не было смысла. Она совершенно определённо знала о своих чувствах, в кои-то веки, но… Думала ли она всерьёз о том, что в итоге ей придётся делать выбор? Едва ли. Сама возможность допустить подобную мысль казалась ей бредом сумасшедшего. Она не может быть с ними, и что самое главное, ни один из них ей этого и не предлагал. И Блэк, и Каллен вполне доходчиво ей всё объяснили, разорвав отношения в одностороннем порядке, и её мнение в данном вопросе никого не интересовало. — Так вы расстались с Джейкобом Блэком? — бросила Анджела, облизывая десертную ложку, очевидно, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно более небрежно и безобидно. Ни в одной из существующих вселенных этот вопрос не мог прозвучать безобидно. — На самом деле… я не до конца понимаю. Сначала я решила, что да. Он пропал, не отвечал на звонки, он ушёл от меня и сказал, что мы больше не можем быть вместе. Но после вчерашнего… Вчера я подумала: а что, если… не всё ещё кончено? — То ли дружелюбная и искренняя Анджела так располагала на откровенность, то ли Белла просто устала держать всё в себе, но слова хлынули из неё бурлящим потоком. — Но теперь-то… уж точно. Думаю, окончательно, — она потупила грустный взгляд в тарелку с нетронутым десертом, и Анджела накрыла её руку своей. — Ну… он всё же пришёл вчера и просил дать возможность всё объяснить. Значит, по его мнению, действительно не всё ещё кончено, — она тепло улыбнулась. — Но Эдвард… — Белла поморщилась, услышав это имя. — Прости, — хихикнула Анджела, обратив внимание на лицо собеседницы, на котором застыла недовольная саркастичная гримаса. — А что Эдвард? — пожала плечами Свон, отбросив смешливость, и изо всех сил попыталась изобразить безразличие, что было, вообще-то, бесполезно, так как одноклассница, судя по всему, видела её насквозь, поскольку каждый её вопрос бил точно в цель. — Эдвард меня… бросил. Уехал. Да, ещё перед этим сказал, что я не нужна ему. Белла испытывала привычную боль, но вместе с тем и странное облегчение, впервые рассказывая об этом кому-либо прямо. Без глупых ужимок и дежурных фраз о том, что всё нормально, что она поела, что не помнит, что такое ужасное ей снилось, что нет, она не хочет поговорить об этом. Она отчеканивала фразы, словно шинкуя лезвием. Именно так ощущалось всё, что связано с Эдвардом. Кровавое месиво, колотые ножевые раны. — Мне… прости, мне жаль, — Анджела крепче сжала руку Беллы, которую не отпускала всё это время. — Я не знала. Мы все думали, что… что это, вообще-то, Доктор Каллен заставил их всех переехать. Думали, вас разлучили, словно несчастных влюблённых, и ты поэтому так страдала. Я даже… — она набрала полные лёгкие воздуха. — Слушай, прости меня, я должна была проявить инициативу. Должна была вмешаться, поддержать тебя. Когда ты вышла из этой своей «комы»… Ты позвала в кино Джессику, а она, ну… Нет, я люблю Джесс, но… ты меня понимаешь, — они обе грустно усмехнулись. В глазах защипало: ей, несомненно, было больно переживать всё это заново, но боль была какая-то… Очищающая? Словно ковыряешь рану, но при этом вытаскиваешь из неё давно загнившие ошмётки плоти, попутно обеззараживая. Губы задрожали, и она закусила нижнюю. Так выглядит терапия? Если да, то это просто… Отвратительно, здорово, и… — Белла… — Андж, всё… нормально. Я уверена, что никто бы тогда не смог меня вытащить. Я сама себя топила. Не стоило даже пробовать, — Белла накрыла второй рукой их сложенные на столе кисти. Сейчас физический контакт, на удивление, не причинял ей дискомфорта — какая-то особая, незримая магия Анджелы Вебер действовала на неё, словно транквилизатор. — И всё же… смог Джейкоб Блэк, — она улыбнулась, приподняв брови. Руки Беллы дрогнули. — Да… пока всё не вышло… из-под контроля. — Слушай, можно… начистоту? — Да, наверное. — Мне иногда кажется… что твоя жизнь… Скажем так, постоянно вокруг кого-то вертится. Как планета вокруг звезды, — Белла грустно хмыкнула. Какое же точное определение! — Прости, я имела ввиду… — Нет, ничего. Я и сама часто об этом думаю. — Прозвучало резковато. Прости. — Зато честно? — Зато честно, — Анджела тепло улыбнулась. — Продолжай, — она легко кивнула, ковырнув ложкой наполовину растаявший шарик мороженого. — Я просто думаю… Они оба наделали ошибок, и ты правильно делаешь, что держишься на расстоянии. Они имеют право искупить вину, объясниться. Может быть даже получить ещё один шанс, — Белла фыркнула. — Но ты не должна думать, что единственный смысл существования — быть с кем-то. Ты растворяешься в человеке, отдаёшь ему всю свою энергию и силы, и просто теряешь себя. Мне… очень больно было смотреть на тебя весь этот год, Белла, искренне. Ты просто… будто… исчезла. Потом появился… Джейкоб, и я решила… Мы все решили, что теперь тебе станет лучше, но сейчас ты снова… — она с трудом подбирала слова, делая длинные паузы. — Выходит, чтобы не теряться каждый раз после ухода любимого человека, нужно сперва попытаться с собой познакомиться. Я и сама часто ловлю себя на мысли, что начинаю зависеть от Бена… Но потом вспоминаю, что отношения — важная часть жизни, но это не вся жизнь. — Я… как раз-таки с собой хорошо знакома, и точно знаю, что я вообще ни капли… — Думаю, что нет, Белла, — мягко перебила Анджела. — Знаешь, это можно понять даже по тому, как сильно ты себя недооцениваешь и как ты в себе не уверена. Ты будто бы… совершенно себя не знаешь. Словно ты гостья в чужом теле. А в другом человеке… думаю, ты ищешь ответы. По отношению другого человека к тебе ты понимаешь, кто ты такая, по его словам о тебе — составляешь образ своей личности, а по его чувствам определяешь свою значимость, отсюда такая зависимость — если человек исчезает, то ты просто больше не знаешь, кем ты являешься. Но эти ответы всегда находились внутри тебя: может, сейчас самое время отыскать их? Ведь ты замечательная. — Вау, — выдохнула Белла. Ей нужно будет всё это переварить. — А ты уверена, что ты выбрала правильную профессию? Я сейчас будто бы на приёме специалиста побывала. Вебер засмеялась. — А чем журналист или режиссёр — не психолог? — И то правда. — Словом… ты ведь понимаешь, что никому ничем не обязана? Я к тому, что ты можешь быть с кем хочешь, а можешь не быть вовсе. Это нормально. Как ты мне там однажды сказала? «Ты сильная и независимая»? — Всё… немного сложнее, — Белла не знала, как вообще можно описать этот тип отношений. Тот, где человек сначала заменяет собой весь твой мир, а потом… Да, кажется, всё чересчур очевидно. — Мне кажется, так думает о себе каждый. — Знаю. — Ты обязательно разберёшься. Анджела тепло улыбалась, и Белла искренне улыбнулась в ответ. Слова подруги откликнулись в ней теплом и какой-то странной уверенностью. Когда-нибудь она выслушает всё, что они захотят ей сказать. Если захочет. Она будет решать сама. Больше никому не позволит решать за неё. — Умоляю… расскажи мне о Бене. Иначе это уже превращается в какой-то дешёвый моноспектакль, — они обе засмеялись. В голове было так много новых мыслей, что ей просто необходимо было подумать о чём-то другом. Срочно. — Да а что… тут рассказывать? — Да вообще… Как у вас? Всё. — Даже не знаю… Ну… что ж. Бен, — Анджела сосредоточенно вздохнула, выпрямляя спину, и поёрзала на сидении, принимая удобную позу. — Мы с Беном вместе… уже почти год. Как ты помнишь, с прошлогоднего бала… — Вебер посмотрела на Беллу, будто сомневаясь, что та действительно не забыла обо всём, что не имело отношения к бледному угрюмому красавцу. — Да, конечно помню. — Ну, так вот… мы… — она медлила, судя по всему, стараясь сформулировать историю как можно более лаконично. — Знаешь, Джессика была влюблена в Майка где-то с пятого класса. Как раз тогда он снял брекеты, вымахал выше всех за одно лето и пришёл в школу с модной стрижкой. Строго говоря, тогда в него влюбились почти все девчонки, — Белла улыбнулась. — Но Майк был влюблён в Лорен. — Неожиданный поворот... — Да, с того самого момента, как она бросилась защищать его от того мальчишки, э-э… Джоша, кажется… Да, этот Джош остался на второй год, а потом и вовсе переехал в Луизиану. Неприятный был тип, лез на всех с кулаками. Надеюсь, сейчас он в порядке, бедняга. В общем, о чём это я… — протянула она, пережёвывая кусок пирожного. — Лорен были неинтересны парни примерно до… Класса девятого. Сама понимаешь. А потом резко возмужал Тайлер — он тогда начал качаться, решив, что ежедневных тренировок по баскетболу ему недостаточно. Короче говоря, тут понесло уже Лорен. То, что Белла задала Анджеле вопрос про неё саму, а она вновь начала рассказывать о друзьях, говорило о ней даже больше, чем если бы она посекундно, в красках описала всю свою прошлую неделю. Она не любила говорить о себе, но о любимых друзьях готова была говорить часами — каким-то образом они, со всеми их косяками и недостатками, являлись для неё самым важным. Вся эта разношёрстная, совершенно непохожая друг на друга компания. И все они без исключения приняли Беллу в первый же день — они стали и её друзьями тоже. И сейчас она внезапно осознала, что ей совершенно искренне хотелось всё это знать — про брекеты Ньютона, про ссадины Лорен, про влюблённую с пятого класса Джессику. Даже про, прости Господи, уснувшего в раковине Тайлера. Девушка вновь перевела задумчивый взгляд в окно — сумерки растворяли во влажном тёплом воздухе свои густые чернила, что плавно подводило субботу к концу. Прекрасную, ни на что не похожую субботу. — И что сделал Тайлер? — поинтересовалась Белла, отправив порцию слоёного теста в рот. Если разговоры о Кроули будили в ней аппетит, то это уже начинало становиться странным… — А он начал встречаться со всеми подряд, — покачала головой Анджела. — Вообще без разбора. Мэллори призналась ему в чувствах на День всех влюблённых, долго готовилась, переживала, а у него после этого буквально сорвало крышу — внезапно осознал себя привлекательным в женских глазах, и пошло-поехало. Многие девушки, к сожалению, любят глупые шутки, раздутое самомнение и качков. — Да, замечала за девушками подобное, — с особым усердием закивала Белла, и Анджела рассмеялась. — Если ко всему этому добавить байк и чёрную кожанку… — Вот и Белла Свон попала в банальную статистику. В кои-то веки! Я уж думала, ты вообще во всём ото всех отличаешься. — Брось, — помрачнела она. — Я-то как раз-таки самая величайшая заурядность. — Не думаю, что на величайшую заурядность обратил бы внимание такой, как Каллен, — Вебер пожала плечами. — И Блэк. И Ньютон… Не хочется измерять твою значимость влюблёнными в тебя парнями, но, кажется, всё остальное сейчас не является для тебя аргументом. — Да, пора лечиться, наверное, — хмыкнула она и вздохнула. — Так что там дальше было с Мэллори? — Ну, она начала встречаться с влюблённым в неё с детства Майком, чтобы вызвать ревность Тайлера, переспала с ним и вдребезги разбила ему сердце. Тайлер заревновал, разумеется — поманил её, она порвала с Ньютоном в тот же день и поскакала к нему в объятия. Дальше ты знаешь, наверное. Белла кивнула, поджав губы. — Очень жаль Майка. — Ну, Майк поступил точно так же с Джессикой, если ты помнишь. Только уже для того, чтобы вызвать ревность совсем другой девушки, — подруга загадочно заиграла бровями. — Господи, точно… Бедная Джессика! — она устало запустила руки в волосы. — А за какое время до моего приезда… произошло всё это с Тайлером, Майком и Лорен? — О, да буквально за пару месяцев — мы действительно переживали о том, как Майк с этим справится: он прогуливал школу, перестал улыбаться — а ты ведь знаешь, если Ньютон не улыбается — дело труба; постоянно слушал этот грустный рэп и ходил в капюшоне... А потом приехала ты, и всё в тот же миг как рукой сняло. Мы даже следили за ним первое время, чтобы удостовериться, что он не сошёл с ума, но нет. Не такая уж и сильная была любовь, получается. Даже помирился с Тайлером, и теперь у них, как видишь, всё просто прекрасно, словно ничего не происходило. — Как же всё сложно… Как вы вообще после всего этого остаётесь близкими друзьями? — недоверчиво пробурчала она, нахмурившись. — Наверное, такие, как я, Эрик и Бен всех… уравновешиваем, что ли. Склеиваем гремучую смесь, получается. — Так всё-таки… Что насчёт Бена? — мягко напомнила Белла. — Прости, — виновато усмехнулась Анджела. — Увела разговор совершенно в другую степь. Почему-то о других мне всегда говорить проще — может, журналистская профдеформация? — Да, вероятно, — тепло улыбнулась она. — В общем, подводя итог всему, что я только что на тебя вывалила — у нас с Беном, так сказать, всё развилось на фоне. Без всех этих драм. Когда Тайлер внезапно решил, что он теперь плейбой, а Майк — страдающий романтик, Бен, он… Остался Беном. Я к тому, что… без всех этих перекосов. Он всегда любил эти мультики, комиксы, супергероев, компьютерные игры, много читал… Я тоже всегда любила подобное, но мне с детства виделось, что парень мечты должен увлекаться совсем другими вещами. Но потом, на контрасте с остальными мальчишками, Бен стал для меня действительно особенным. Я всегда любила «хороших парней», знаешь, этот типаж из романтических комедий: симпатичный, но скромный парень, безответно влюблённый в девчонку — я всегда за таких болела. Чейни всегда был другой — добрый, верный, чувствительный — он был единственным, кто заплакал на том моменте, где Салли прощался с Бу в «Корпорации монстров», когда мы смотрели его всем классом! — О боже, я тоже ревела! — драматично воскликнула Белла, и подруга захихикала. — Ну, вот так я в него и влюбилась, — она поправила очки, дожевала пирожное и промокнула пухлые губы бумажной салфеткой. — Он не обращал на меня никакого внимания, а потом ни с того ни с сего позвал на весенний бал — до сих пор не понятно, что тогда ему в голову ударило. — Ты никогда его об этом не спрашивала? — Спрашивала, конечно. Единственное, что мне удалось вытянуть: «Я не хотел опоздать». Что бы это ни значило. — А сейчас? — Сейчас… На самом деле, всё очень круто, — лицо Анджелы моментально просияло, когда она заговорила о любимом человеке, а в глазах заплясали взбудораженные восхищённые огоньки. — Я с ним действительно счастлива. Я могу рассказать ему всё, то есть абсолютно всё, понимаешь… Он разделяет все мои интересы, у нас одинаковое чувство юмора, и нам так… легко друг с другом, что… ну, он, типа, как мой лучший друг. Но который… меня хочет, — она смущённо захихикала, и Белла подхватила её смех. — Знаешь, иногда он может показать мне смешную картинку, и мы оба будем смеяться целый день, как полные идиоты. Или я… допустим, придумаю какое-то новое дурацкое слово, и это становится нашей «фишкой»… Знаю, звучит глупо, но… Я чувствую, что это то самое ощущение, которое я хотела бы испытывать всю жизнь. Как… единение душ, — она шумно выдохнула, словно вынырнула из воды. — Ну, звучит, пожалуй… идеально, — она искренне и широко улыбалась. — Мы едем вместе в Сиэтл, поступать в Вашингтонский университет. Типа, как взрослые, вот. — Новый этап в отношениях? — заговорщически подмигнула Белла. — Стой… мы, кажется, только что говорили, что парни — не главное. А теперь я сижу и обожествляю Бена Чейни… типа, ну, серьёзно? — она скорчила гримасу, и подруги снова заливисто рассмеялись. — Наверное, нужно просто позволять себе быть счастливой. Без каких-либо штампов и ярлыков… — очередной вывод, в лучших традициях женских глянцевых журналов, или сериала вроде «Секс в большом городе», на удивление, прозвучал прекрасным лейтмотивом сегодняшней встречи. — Пофиг на рамки? — Пофиг на рамки! — Анджела протянула Белле бокал с уже почти допитым кофе, и они звонко чокнулись, задорно хохоча.  

***

— Слушай, а как тебе вообще выдали права с твоим зрением? — О, у меня есть другие очки… — опомнилась девушка, вытаскивая из бардачка кожаный футляр. — Но они… — она презрительно фыркнула. — Просто уродские. — Я думаю, ты просто преувели… — уверенно начала Белла, но запнулась прямо посреди фразы: подруга быстро поменяла привычные стильные узкие очки на какие-то круглые несуразные окуляры, в которых красивые карие глаза превращались в две карикатурные узкие щелки, и теперь смотрела на неё, саркастично поджав губы, слегка склонив голову вбок. — Боже… — Свон едва не прыснула, резко приложив ладонь ко рту, мысленно ругая себя за такую бессовестную и грубую реакцию. — Прости, пожалуйста! Просто ты… — Как мультяшка, — недовольно кивнула Анджела, не отрывая внимательных глаз от дороги. — Бен уже придумал с десяток прозвищ: например, вчера я была бабулькой из «Мадагаскара», сегодня я «Явно что-то заподозривший Гарри Поттер». Ещё иногда я Эдна из «Суперсемейки» и Милхаус из «Симпсонов». — Ой, — смутилась она. — И тебе не обидно? — Да нет, всё нормально, — весело улыбнулась Вебер, махнув рукой. — Однажды он впервые решил побриться, слегка поздновато для семнадцати лет, как мне кажется — и ещё пару месяцев после этого крайне неудачного опыта был исключительно «Маленьким Гринчем». Белла искренне рассмеялась, рассматривая открывающийся за окном вечерний пейзаж. Анджела ёрзала на сидении, ритмично постукивая пальцами по рулю, и подпевала какой-то энергичной, чересчур жизнерадостной песне по радио. Солнце уже окончательно скрылось за горизонтом, по небу неспешно текли окрашенные в ярко-розовый цвет облака, а по венам Беллы, тем временем, вместе с недавно выпитым горячим кофе растекалась какая-то приятно обволакивающая лёгкость и беззаботность. Она перевела взгляд на подругу, и та сердечно ей улыбнулась. Что-то было в Анджеле такое… Она обладала чутким, неиспорченным, светлым, деликатным нравом, окружая искренней заботой и любовью всех, кто в этом нуждался, но не наседая, не давя, никогда не навязываясь. Она почти всегда знала, что сказать, будто обладала мудростью, обычно не свойственной молодым людям её возраста, и замечала то, что другим было безразлично. И, что главное, она тянулась к Белле так искренне и по-доброму, что сопротивляться этой прекрасной дружбе было бесполезно, да и, честно говоря, совершенно не хотелось. В оглушающем водовороте сверхъестественных существ и событий Белла совершенно потеряла себя, потеряла свою и без того хрупкую реальность и идентичность: она была всего лишь человеком. Было уж слишком легко позабыть об этом, когда на тебя с беззаветным обожанием, обещанием прекрасного вечного будущего, смотрели нечеловеческие радужки цвета тягучего расплавленного янтаря, или, позднее, цвета тёмного шоколада. Когда Эдвард её покинул, она продолжала цепляться за этот мир всеми правдами и неправдами: вызывала адреналиновые видения, писала электронные письма на несуществующий адрес Элис, утопала в фантазиях и разъедающей внутренности мучительной агонии, не имея сил вернуться в реальный мир. Там её и нашёл Джейкоб. А потом он сам стал её новой сверхъестественной реальностью, золотой клеткой, из которой её впоследствии вытряхнули, словно тряпичную куклу, словно ненужный хлам. Она просто-напросто переключила одну зависимость на другую: сменила Вселенную, даже не поменяв локацию. Парадокс состоял в том, что, когда они, наконец, оба находились поблизости, Белла внезапно начала вслепую прощупывать какое-то невесомое, зыбкое, пока что едва ощутимое равновесие с миром, к которому она действительно принадлежала по праву рождения. С миром людей. И сейчас, в этот непередаваемо лёгкий и прекрасный кусочек вечности, она клялась себе, что попробует сочетать эти два мира, уже являясь неотъемлемой частью обоих. Клялась, что больше никогда не позволит себе нырнуть с головой, погружаясь на самое дно одного из них, чтобы потом, когда что-то снова обрушится подобно стене, старательно выстроенной Беллой по отдельному кирпичику, она не сломалась сама. Чтобы не утонула, не захлебнулась. Чтобы хотя бы успела набрать в лёгкие воздуха перед падением. Чтобы больше не ощущала такие глубокие, не совместимые с жизнью раны. Что-то всегда ломалось. Что-то обязательно сломается. Выпуск новостей, с шипящими помехами доносящийся из магнитолы, на секунду прервал её молчаливую задумчивость, пока мимо окон мелькали густые кроны деревьев. «Тринадцать человек обнаружены мёртвыми в Сиэтле за прошедший месяц, ещё семеро считаются пропавшими без вести…» — Какой-то кошмар, — изумлённо покачала головой Анджела. — Что у них за беспредел там творится? Какой-то серийный маньяк? И так близко к Форксу! «…серийный маньяк или разгулявшаяся особо жестокая банда…» — заикаясь, вторило радио. Можно подумать, что люди в штате Вашингтон и без того не находились в постоянной смертельной опасности благодаря тому, что его окрестности особенно облюбовали всевозможные опаснейшие существа: теперь здесь орудовал ещё и серийный убийца. В сравнении с тем, что угрожало непосредственно Белле, всё это даже казалось какой-то нелепой угрозой из песочницы, но это совсем не отменяло факта, что гибли люди. Непростительное количество. Она тяжело вздохнула. Когда из-за проносящихся мимо деревьев плавно показался дом, Белла увидела свой пикап, аккуратно припаркованный на своём обычном месте. Должно быть, Эдвард пригнал его днём, имея странное обыкновение решать её мелкие бытовые проблемы вроде стакана воды со льдом похмельным утром, или отмазывания её от прогулов школе. Или спасения её жизни раз за разом. Да уж. Всё так, как было год назад, будто ничего и не поменялось… Поменялось абсолютно всё. — Слушай, Анджела… — неуверенно заговорила Белла, когда они плавно остановились на подъезде к дому. — Эдвард… кое-что сказал мне вчера… Кое-что очень странное. Щёки пылали огнём: спрашивать подобное было чудовищно дико и неприятно, но она должна была быть уверена. — Да? — неопределённо отозвалась она, роясь в сумке, и лихорадочно оглядела свои вещи в поисках чего-то конкретного. — В общем… Это касается Майка и Тайлера. — Что такое? — она перевела на неё обеспокоенный взгляд, отвлекшись от поисков. — Даже не знаю, как спросить… — Не пугай меня, Белла. — Он… Эдвард подслушал, э-э… как они обсуждали… — она судорожно сглотнула. — Короче, якобы они говорили что-то о том, чтобы… подсыпать что-то в напитки девушкам. Знаю, звучит как бред, но… Анджела озадаченно нахмурилась и поджала губы, размышляя. — Господи, нет, — она облегчённо выдохнула, видимо, выудив нужное воспоминание. — Тайлер, он… — она поправила пальцем очки и откинулась на спинку сидения. — Увлёкся какими-то… экспериментальными спортивными добавками, а достаёт их у некой… сомнительной компании. Мы его об этом предупреждали, конечно, но разве он нас когда-либо слушал… Не поймёт, пока не угробит своё здоровье, — девушка закатила глаза и неодобрительно покачала головой. — В общем, вчера он рассказывал парням, что те ребята предлагали ему какие-то вещества перед вечеринкой, как раз с подобным действием, для… девушек, — она поморщилась. — Разумеется, он ничего не взял — он придурок, но не настолько — и они с Майком весь вечер шутили над этим… в свойственной им манере. Должно быть, Эдвард услышал как раз обрывки подобных уродских шуток. Хотя, я не понимаю, как он… Свон выдохнула и расслабилась. — Я предполагала, что этому есть какое-то разумное объяснение, это ведь Майк и Тайлер, в конце концов, о чём мы вообще? Я ему так и сказала, но Эдвард… — она принялась тараторить, перебив Анджелу, чтобы та не начала вдруг задавать лишних вопросов о том, как Каллен мог расслышать что-то подобное, мелькнув на вечеринке на какие-то жалкие пять минут, пускай и наделав шуму. — Величайший на свете баламут и паникёр. А ещё склонен не доверять людям. — Он за тебя очень переживает, — тепло улыбнулась Вебер. — Очередное подтверждение, если оно тебе было нужно, конечно. — Да, наверное… — она грустно усмехнулась. — Ты, кажется, что-то искала? — она вновь поспешила сменить тему, потому что дальше обсуждать намёки на несуществующие чувства Каллена становилось физически больно. — О боже, да. Слушай… — опомнилась она с виноватым видом. — Ты будешь смеяться — нет, я просто поразительная идиотина… Я, представляешь, умудрилась снова забыть твой испанский… — она в очередной раз тщетно порылась в сумке. — Должно быть, опять близнецы заиграли куда-то… Прости меня, пожалуйста, я ведь ради этого тебя из дома вытащила, получается… Белла усмехнулась. — Кажется, теперь придётся вытащить снова! — весело заключила она, внутренне удивляясь своему внезапному приступу дружеского энтузиазма. — О, ради этого я, пожалуй, втайне его потеряю! — засмеялась она. — Как поживают мальчишки? — спросила Свон, вступив в схватку с автомобильным ремнём. — Всё круто — им уже по семь лет, ходят на футбол и рисование, учителя в один голос твердят, что они лучшие в классе! — объявила она, с гордой улыбкой вздёрнув подбородок, словно говорила об успехах собственных детей, а не младших братьев. — Передавай им привет! — с искренней улыбкой произнесла Белла и наклонилась к подруге, чтобы приобнять её на прощание. Та подтянулась ближе и похлопала её по спине. — Обязательно. До понедельника! — Пока, — махнула ладонью Свон и вылезла из машины. Подруга энергично помахала ей рукой в ответ, повернула ключ зажигания, и от стен окрестностей с грохотом отразилась очередная попсовая песня, которую Белла ещё никогда не слышала. Да и лучше бы вообще никогда не слышала.

«…You say you dream of my face But you don't like me, you just like the chase To be real, it doesn't matter anyway You know it's just too little too late…»

«Вселенная, завязывай!» — раздражённо хмыкнула Белла, закатив глаза, и направилась в дом. — Па, я дома! — нетерпеливо выкрикнула она из прихожей, едва успев захлопнуть за собой дверь. Настроение у неё впервые за долгое время было что надо, и по какой-то причине ей показалось важным помаячить в таком расположении духа перед отцом: пусть вся его невысказанная тревога за дочь хоть немного убавится. Ответом ей послужила оглушительная тишина пустого дома, и девушка задумчиво поджала губы. Её не было… сколько? Пять-шесть часов? А у отца сегодня был выходной. Должно быть, появились какие-то дела, о которых они не успели поговорить перед её внезапным суетливым отъездом. Размышляя, чем бы себя занять в оставшиеся пару часов до сна, Белла налила воду в кастрюлю и зажгла под ней газ: готовка всегда являлась ответом. «В любой непонятной ситуации начинай готовить» — так гласили юмористические лозунги кулинарных журналов и передач, но в этом действительно было достаточно много смысла. Единственное, что сопровождает живых существ всю жизнь, от рождения до смерти, и никогда не предаёт, не бросает, указывает пути, цели и средства — голод. Так что приготовление пищи никогда не станет бесполезным занятием. Белла грустно улыбнулась собственным размышлениям. В последнее время она слишком мало писала, а за прошедший месяц вообще не сумела вытянуть из себя ни единой строчки. Мысли роились в голове как обломки внутри смерча, а светлая зависть, вызванная любованием на Анджелу, увлечённую столькими вещами сразу, так и подстрекала срочно сесть за ноутбук или хотя бы схватиться за блокнот и ручку. Спустя примерно час к дому подъехала знакомая полицейская машина, и Белла выглянула в окно: Чарли громко хлопнул дверцей, на время застыл в напряжённой позе и раздражённо вздохнул, потирая подбородок, словно собирался с мыслями и готовился к чему-то неприятному. Он направился к дому, и дочь отскочила от окна, вернувшись обратно к обеденному столу с целью воссоздать невозмутимый вид. Что-то было не так, она это чувствовала, но накидываться с расспросами сразу считала неправильным. — Беллз, ты уже дома? — из прихожей послышалось нервное перетаптывание с ноги на ногу. — Да, пап. На кухне! — Ты… не могла бы подойти, пожалуйста? — произнёс Чарли таким тоном... Она не знала, что этот тон означал, но он ей совсем не нравился. — Почему ты в форме, ты был на работе? — небрежно бросила она, аккуратно просеменив в прихожую. — Даже не знаю… как сказать тебе, милая… — отец поджал губы, страдальчески нахмурил брови, и по обыкновению сложил руки на поясе, как всегда делал, когда сильно нервничал. — Что такое, пап? — нетерпеливо настаивала девушка. Как же сейчас раздражала эта манера максимально долго оттягивать неприятные новости! — В общем, это… твоя подруга… — Анджела?! — она перебила Чарли, слегка взвизгнув от волнения. Он посмотрел на неё с сожалением, ещё сильнее сдвинув брови, провёл ладонью по усам, и её сердце ушло в пятки. Не могло ведь что-то случиться с Анджелой! Она уехала… вот только что, буквально — всего час прошёл… Но она лишь недавно села за руль и пренебрегала ношением безопасных очков для вождения… Сердце затрепетало, словно крылышки тысяч колибри, норовящих пробить ей грудную клетку. — Нет, другая… Лорен Мэллори. Твоя одноклассница. Белла облегчённо выдохнула. Вебер и её нелепые окуляры в целости и сохранности, если только не попадут в лапы младших братьев следом за уже превратившимся в анекдот конспектом по испанскому. Интересно, долго ли ей придётся восстанавливать лекции и практические занятия, если тетрадь всё же канула в Лету безвозвратно? Сколько там было исписано? Половина? — И что с ней? — сухо поинтересовалась она, отвлекшись от размышлений. — Лорен… мертва, Беллз.   Что… он сейчас сказал?   Она беспорядочно захлопала глазами. — Э-э… нет, пап, — она мягко улыбнулась, покачав головой. — Этого точно не может быть, я вчера её… видела, мы с ней вчера… говорили… — она продолжала отрицательно мотать головой из стороны в сторону, словно бы пыталась сбросить с себя только что услышанное как насекомое. Не дать ему проникнуть в мозг через органы слуха. Если она этого не слышала, это не может стать правдой. — Мне… очень жаль, Белла… — Нет, здесь какая-то ошибка, — голова уже начинала болеть от того, как часто она ей мотала. — Мы с Лорен только вчера разговаривали, — упрямилась она. — Ты звонил… Ты был у неё дома? Мы только вчера… Она уже совершенно не понимала, что несла. — Милая, всё уже официально, — твёрдо, но осторожно произнёс Чарли. — Я осматривал тело. — Тел-ло? — заикаясь, промямлила она. Кажется, её начинало знобить. — …несколько часов назад у неё дома. Её отец вернулся из поездки, увидел полный погром и беспорядок — разозлился, разумеется — поднялся на второй этаж и… Комната перед глазами яростно вращалась и плыла, прямо как вчера вечером. В доме у Лорен. Там, где сегодня нашли её труп. Голос отца звучал словно через толщу воды. Слова она слышала, но никак не могла уловить общий смысл. — …судя по всему, самоубийство — порезы на венах, очень много крови потеряно… В горле образовался ком, который невозможно было сглотнуть, тело внезапно стало весить целую тонну, сердце стучало где-то в затылке, а грудь пронзил ледяной, первобытный ужас. Даже кисти рук жгло так, словно их облили кипятком. — …вы были близки, Белла? Как думаешь, почему она могла… … Беллз? Спустя, казалось, целую вечность, она подняла глаза на отца. И обнаружила, что стоит у выхода и изо всех сил сжимает в руках свою ветровку, да так, что побелевшие пальцы уже совсем онемели и не двигались. — Ты куда, Белла? — вздохнул Чарли, вновь обеспокоенно сдвинув брови. Судя по взгляду, считал её уже окончательно сбрендившей. Так смотрят на душевнобольных. Точно. — Я… кое-что забыла вчера в машине, — проблеяла она онемевшим языком. — Сейчас вернусь. Он проводил её жалостливым взглядом, не решаясь остановить. Должно быть, был уверен, что в таком состоянии она даже ключ зажигания не сможет до конца провернуть. На ватных, подкашивающихся ногах она, спотыкаясь, кое-как добралась до машины и открыла дверцу пассажирского сидения, не зная, что надеялась там найти. Или сбежать куда-то? Ей просто нужно было… Уйти оттуда. Стены дома и присутствие Чарли сдавливали сознание, а ей необходима была хотя бы иллюзия здравости мышления. Смерть подобралась к ней настолько близко, что она уже чувствовала спиной вибрацию отзвуков её мерзкого хохота. Бросив взгляд на пассажирское сидение, Белла схватила рюкзак, который оставила в машине перед вчерашней вечеринкой. Она хотела найти там… Что-нибудь. Какие-то ответы на то, как жить дальше. Какую-то гравитацию. Сумка вывалилась из её рук, мелкие вещи выпали с характерным звоном и шуршанием, рассыпавшись по влажной траве. Под рюкзаком на сидении лежали две аккуратно срезанные веточки очень хорошо знакомого ей растения, источавшего дивный аромат, от которого её, вопреки всему, сейчас, кажется, вывернет наизнанку. Любимым запахом Беллы всегда был запах лаванды: она даже рассказывала об этом Эдварду в прошлом году, когда он провёл целый день, задавая ей вопросы о её любимых вещах вроде фильмов, книг, любимого места в мире, любимого аромата. Лаванда пахла свежо, травянисто, прохладно, это вселяло какое-то волшебное спокойствие, трепетное чувство свободы и простора. Как раннее туманное утро в поле, как заветные сладкие воспоминания о пикнике на океанском побережье в жарких южных странах. Когда-то, ещё в прошлой жизни, до всего этого мистического безумия, которое перевернуло весь её мир, заставив познать на собственной шкуре совершенно другие, тёмные и ужасающие, кровавые стороны, Белла, влюблённая в чудный свежий запах, всерьёз попыталась вырастить лаванду на заднем дворе дома, где они жили с матерью. Климат для её выращивания был идеальным: жарко, сухо, бедная песчаная почва, всё, как писали на различных сайтах о садоводстве и ботанике, и она увлечённо принялась за дело. Тогда она достаточно подробно изучила всю информацию, тщательно выбирая из сортов, которые, по правде сказать, не слишком сильно между собой различались; но её внимание привлёк один — тот, что действительно выделялся среди остальных. Не отрываясь, затаив дыхание, всё больше подрагивая от ужаса, она глазела на веточки, лежащие на сидении. В отличие от традиционных сиреневых соцветий эти сочетали в себе целых два оттенка: помимо обычного цвета лаванды ещё и серебристо-белый. Этот сорт она помнила прекрасно: она так и не поняла, что сделала в тот раз не так, тщательно следуя инструкции, но все вялые росточки, которые реденько повылазили из маленьких, твёрдых семечек, погибли спустя две недели один за другим, что настолько сильно разозлило Беллу, что она поклялась никогда больше не прикасаться к растениям, семенам, домашним животным и всему, что связано с трепетной заботой и уходом за чем-то настолько нестабильным и хрупким. Что достаточно иронично: теперь Белла сама была тем хрупким и нестабильным росточком, о котором почему-то считали нужным заботиться более сильные создания. Название сорта на той упаковке с семенами лихорадочно крутилось в её голове как заевшие слова надоедливой песни, бесконечной бегущей строкой:   «Тристан и Изольда» «Тристан и Изольда» «Тристан и Изольда»   Белла медленно попятилась назад от машины — тянула время, решая сейчас самую простую, но с тем и самую сложную дилемму в своей короткой жизни: в какую сторону ей бежать, чтобы увести за собой погоню. Очевидно, что она осталась без защиты, если Виктория смогла подобраться так близко — а это значит, её побег из дома никто не остановит. Значит, скоро всё это, наконец, закончится. Краем единственного оставшегося работоспособным после шока отделом мозга она уловила в полной темноте улицы какую-то неяркую вспышку там, где её не должно было быть по определению, пока она стояла здесь, трясясь от страха на улице, а Чарли гремел посудой на кухне — она видела тень его силуэта в кухонном окне. В её комнате на втором этаже загорелся свет. Безмолвный призыв, не поднимающий шума — могло ли это значить, что никто, кроме неё самой, сегодня не пострадает? Что ж, решение вновь сделано за неё. Как и во всём остальном в её жизни. Она даже умрёт как жалкая и безвольная, в обстоятельствах, где её выбор никто не учитывал. Она устремилась к дому, внутренне обнаружив, что весь страх, который она испытывала ещё несколькими минутами ранее, куда-то таинственным образом улетучился. Тревога — это всегда про неизвестность. Про неопределённость. Мы страшимся того, что нам непонятно — когда мы не знаем, чего ожидать. Как только свет загорелся в окне её спальни, всё стало предельно ясно: она уже знала, куда идти, знала, кто и что её там ожидает. Никакой тревоги, никакого ужаса, как в прошлый раз, перед тем, как она столкнулась в темноте с Джейкобом. Лорен Мэллори мертва. Её нашли в её собственной комнате с порезами на запястьях, обескровленную. Она умерла в одиночестве, точно так же, как и жила. Лорен, которая вчера казалась необыкновенно живой, чувствительной и уязвимой: в слезах, соплях, с размазанным макияжем, растрёпанной причёской: Белла впервые увидела её такой искренней, настоящей. Теперь она мертва. И всё из-за Беллы. Из-за того, что ей не посчастливилось знать её. В первый раз это могло выглядеть совпадением. Джейк убедил её, что она себе всё придумала: случайно загнула страницу в книге с самым банальным сюжетом, где двое несчастных возлюбленных умирают по вине того, кто отчаянно жаждал им мести. Но это никогда не являлось случайностью. У Свон всегда была неплохо развита интуиция, и нужно было слушать её изначально. Но она доверилась знаниям оборотней. Это была Виктория. Всё это время. Она жаждала отомстить, она пыталась прорваться к Белле уже несколько месяцев, она была единственной, кто так яростно желал её смерти; она убила Лорен, с которой та вчера разговаривала, после чего пригнала к дому пикап, оставив в нём послание — вампирша играла, заставляла ощущать кожей, что она рядом. Нагнетала к финалу. Дышала в спину. С небывалой для себя скоростью она заскочила в дом, пронеслась по лестнице. — Белла! — прозвучал из кухни голос Чарли, но она не ответила. Залетела на второй этаж и с силой толкнула дверь. Женская фигура, подсвечиваемая по контуру тусклым светом прикроватной лампы, застыла посреди комнаты. Как неподвижная статуя. Последним, что увидела Белла, был бордовый отблеск волос, когда фигура вышла из тени, протянув к ней мертвенно бледные руки.