Что ты чувствуешь прямо сейчас?

      Пэнси решила отвлечься от бесконечной рутины и общества матери, отправившись на маггловскую выставку. Она выбрала элегантный, но удобный образ: чёрные классические брюки с высокой талией, идеально подчёркивающие её фигуру, тёмно-синий свитер с высоким воротником, мягко облегающий её тело, и длинное пальто цвета слоновой кости, которое подчёркивало контраст её тёмных волос. Лакированные чёрные ботинки на небольшом каблуке и аккуратная сумка через плечо завершали образ. Макияж был минималистичным — лёгкие тени и нейтральная помада. Волосы остались естественными: мягкие волны спадали на плечи, подчёркивая её не броскую уверенность.       Маленькая галерея, спрятавшаяся в боковом переулке, встретила её тихим шумом разговоров и запахом свежей краски. Маггловский мир имел своё очарование, и в такие моменты Пэнси чувствовала, что находится в другой реальности. Она медленно прошла в главный зал, где картины висели на белоснежных стенах, идеально освещённые мягким жёлтым светом.       Паркинсон остановилась перед первым полотном. На нём были изображены деревья в ярких, почти неестественных оттенках: синий, пурпурный, золотой. Картина была яркой, словно создатель хотел передать не природу, а эмоции, связанные с ней.       «Искать смысл в маггловском искусстве — это как искать порядок в хаосе. Но, наверное, в этом и есть их прелесть», — подумала она, чуть склонив голову и улыбнувшись уголками губ.       Брюнетка прошла дальше, останавливаясь у каждой картины. Одна из них, абстрактная и тёмная, с резкими линиями и глубокими тенями, заставила её задержаться дольше. И она вздрогнула от мысли, которая пришла к ней.       «Это похоже на то, что я чувствовала после войны. Разрушение, хаос, но где-то в глубине — искра надежды. Забавно, что магглы могут уловить подобные вещи без единого заклинания.»       Её мысли невольно начали скользить к Гермионе.       «Она наверняка нашла бы в этом что-то. Анализировала бы каждый мазок, искала бы логику. Её всегда это восхищало. Эта привычка — пытаться понять, как всё устроено. Даже меня.»       Брюнетка улыбнулась, вспомнив их последний разговор в книжной лавке.       «Она смотрела на меня так, как будто хочет задать тысячу вопросов, но не знает, с чего начать. Может, поэтому я всегда тянулась к ней. Гермиона видела меня насквозь, но никогда не выносила вердикт.»       Пэнси стояла перед очередной картиной, слегка склонив голову. Полотно изображало женщину в красном, её отражение в зеркале и мягкий свет, который окутывал всю сцену. Пэнси рассматривала детали, позволяя себе ненадолго забыть обо всём остальном.       «Магглы, кажется, находят красоту в простом. Или в одиночестве. Может, это их способ борьбы с собственной уязвимостью,»— подумала она, усмехнувшись.       — Никогда бы не подумала встретить здесь тебя, Паркинсон, — раздался голос за ее спиной, заставивший её вздрогнуть.       Она обернулась и встретилась взглядом с Гермионой Грейнджер. Шатенка выглядела неожиданно стильно: лёгкое светло-серое пальто свободного кроя, под которым виднелся кремовый свитер и джинсы, идеально сидящие на её стройных ногах. Из обуви на ней были коричневые ботильоны на небольшом каблуке. Её волосы, привычно пышные, были собраны в небрежный хвост, а лицо освещала едва заметная улыбка.       — Грейнджер, — протянула Пэнси, её тон был нарочито равнодушным. — Я могла бы сказать то же самое.       Гермиона слегка улыбнулась, обойдя её и вставая рядом, чтобы тоже посмотреть на картину.       — Не знала, что ты интересуешься искусством. Тем более маггловским, — заметила она, чуть прищурившись.       — Ну, мы ведь все должны развиваться, правда? — парировала Паркинсон, скрестив руки на груди. — К тому же это неплохой способ избежать рутины.       — Убежать? — уточнила Грейнджер, мельком взглянув на неё.       — О, не беспокойся, Грейнджер, я ни от кого не убегаю, — с лёгкой насмешкой ответила брюнетка. — Просто иногда полезно сменить обстановку.       Гермиона снова посмотрела на картину, её взгляд задержался на отражении женщины в зеркале.       — Знаешь, — начала она задумчиво, — эта картина напоминает мне о том, как мы часто смотрим на себя, но видим только то, что хотим увидеть.       — Как глубоко, — фыркнула Пэнси, но её взгляд смягчился. — Я бы сказала, что это просто красивая женщина в красном платье, которая знает себе цену.       Шатенка рассмеялась, но в её смехе чувствовалась лёгкая нервозность.       — Это тоже вариант.       Несколько секунд они стояли молча, любуясь картиной. Атмосфера вокруг становилась всё более личной, несмотря на шум посетителей, который раздавался позади.       — А что привело тебя сюда, Грейнджер? — наконец спросила Пэнси, слегка повернув голову в её сторону. — Решила расширить свои горизонты или это часть твоей маггловской ностальгии?       — Честно говоря, — ответила Гермиона, улыбнувшись, — я люблю искусство. Оно помогает мне отключиться от работы.       — О, да, твоя работа, — протянула брюнетка, её голос был одновременно насмешливым и заинтересованным. — Всё ещё пытаешься спасать души, которые этого не просят?       Гермиона посмотрела на неё с ноткой претензии.       — Иногда те, кто не просит, нуждаются в помощи больше всего.       — Ты говоришь, как книжка по психологии, — заметила Паркинсон, но её губы дрогнули в слабой улыбке.       — А ты всё такая же саркастичная, — ответила Гермиона, не отводя взгляда.       — И ты всё такая же упрямая, — подметила брюнетка, опустив взгляд к следующей картине.       Грейнджер засмеялась, но её смех звучал тепло.       — Хорошо, тогда скажи, какая картина тебе понравилась больше всего?       — Пока не знаю, — ответила Пэнси, чуть пожав плечами. — Может, эта. Она как будто о чем-то личном, но не давит.       Гермиона снова посмотрела на женщину в красном.       — Ты права. В этом что-то есть.       Их взгляды снова встретились, и на мгновение тишина между ними говорила об их недосказанности.       — Так, может, проведёшь для меня экскурсию? — вдруг предложила Грейнджер, её голос звучал непринуждённо, но в глазах читалась надежда.       — Экскурсию? — переспросила Пэнси, приподняв бровь. — Тебе что, не хватает образовательных мероприятий?       — Просто решила довериться твоему вкусу, — отозвалась Гермиона.       — Это опасная идея, — ответила брюнетка с ухмылкой, но жестом указала на следующий зал. — Но если ты готова рискнуть, пошли.       Девушки медленно шли по залам выставки, осматривая картины. Атмосфера между ними была странно расслабленной, но в то же время наполненной невысказанным напряжением.       — Эта картина явно про тебя, Паркинсон, — сказала шатенка, указывая на полотно с изображением нескольких книг, которые хаотично падали с полки.       — Ты снова читаешь меня, Грейнджер? — парировала Пэнси, сложив руки на груди.       — Ты не так уж сложна, — усмехнулась Гермиона. — Особенно после того, как я видела твою библиотеку.       — Моё сокровенное место, — с насмешливым пафосом произнесла Паркинсон, её губы дрогнули в лёгкой улыбке.       — Сокровенное? — переспросила Гермиона, её глаза слегка сузились. — Сколько там было маггловских книг, замаскированных под магические?       — Я бы сказала, совсем немного, — ответила Пэнси, её тон стал игривым.       — «1984» под обложкой «Основ магической защиты», «Над кукушкиным гнездом» в переплёте «Тёмного искусства управления магией».       — Это называется защита приватности, Грейнджер, — с важным видом заявила брюнетка.       Гермиона рассмеялась.       — Ты серьёзно думаешь, что кто-то действительно полез бы к тебе за книгой?       — Конечно, — Пэнси фыркнула, её взгляд наполнился насмешкой. — Люди обожают копаться в том, что не касается их, особенно если это связано с Паркинсон.       — Значит, обложки для отвода глаз?       — И немного для собственного удовольствия, — ответила она, её губы дрогнули в лёгкой улыбке.       Грейнджер покачала головой, но её взгляд стал мягче.       — Знаешь, это… мило.       — Мило? — приподняла бровь Пэнси. — Ты называешь меня милой?       — Нет, я называю милым то, как ты пытаешься сохранить в себе любовь к маггловской литературе, при этом скрывая её под обложками магических книг.       — А я думаю, что это называется изяществом, — заметила брюнетка с лёгкой ухмылкой.       — Разумеется, — согласилась Гермиона, её голос был чуть насмешливым.       Когда девушки обошли все залы, они вместе вышли на улицу. Вечерний воздух был прохладным, и несколько магглов спешили по своим делам. Фонари отбрасывали мягкий свет на булыжники тротуара, добавляя уюта этому моменту.       Они остановились, каждая слегка обдумывая, что сказать. Пэнси первая нарушила тишину:       — Надеюсь, я немного расширила твой кругозор.       — Безусловно, — кивнула Гермиона. — Особенно в плане твоей коллекции маггловских книг.       — Только не говори никому, — с напускной серьёзностью произнесла брюнетка. — Иначе мне придётся тебя… утихомирить.       — Ты же понимаешь, что я не боюсь тебя, Паркинсон? — усмехнулась шатенка.       — Вот это и делает тебя опасной, Грейнджер, — парировала Пэнси с насмешливым блеском в глазах.       Между ними повисла короткая, но совсем не неловкая пауза. Они смотрели друг на друга, будто пытались прочитать мысли друг друга.       — Спасибо за… этот вечер, — наконец сказала Грейнджер, чуть улыбнувшись.       — Я тоже неплохо провела время, — ответила Пэнси, её голос был мягче, чем обычно.       — Может, повторим как-нибудь? — предложила Гермиона, слегка приподняв бровь.       Паркинсон задумчиво кивнула.       — Возможно. Если ты будешь хорошо себя вести.       — Постараюсь, — усмехнулась Гермиона.       Они обменялись короткими улыбками, и каждая пошла в свою сторону, оставляя за спиной тёплый свет фонарей и картины, которые, казалось, стали частью их общего вечера.

***

      Рабочий день подходил к концу, и кабинет Гермионы наполнила тишина. Последний пациент ушёл всего пятнадцать минут назад, оставив после себя легкое чувство удовлетворения от завершённой работы. Грейнджер закрыла дневник с заметками, отодвинула пустую чашку чая и откинулась в кресле, позволяя себе редкий момент покоя.       Её взгляд блуждал по комнате, цепляясь за привычные детали: стопка книг на углу стола, небольшой зачарованный фонарь, мягко мерцающий в углу. Этот кабинет был её убежищем, её опорой. Здесь она была профессионалом, человеком, который всегда держит себя в руках.       Тишину внезапно нарушил глухой стук в окно. Шатенка обернулась и заметила сову, нетерпеливо стучавшую клювом по стеклу. Её крылья чуть растрёпаны, а в клюве — свёрнутая газета.       — Что ещё? — пробормотала Гермиона, поднимаясь и открывая окно.       Сова бесцеремонно уронила газету на стол и тут же улетела, оставив за собой лишь пару перьев. Грейнджер нахмурилась, машинально разглаживая края пергамента. Её взгляд упал на первую страницу, и что-то внутри оборвалось.       «В объятиях Пожирателя смерти: героиня войны и её тёмные танцы!»       Под заголовком красовалась магическая фотография со свадьбы Драко и Астории. Гермиона и Пэнси кружились в танце. Улыбка Грейнджер была искренней и непринуждённой, а взгляд ее спутницы — внимательным и насмешливым. Их движения были лёгкими, плавными, и, хотя это было всего лишь мгновение, фотография делала его вечным.       Гермиона села обратно в кресло, её пальцы с силой сжали газету. Она не хотела читать дальше, но не смогла удержаться.       «Гермиона Грейнджер, символ победы над Волдемортом, интеллектуалка и психотерапевт, вновь оказалась в центре внимания. На этот раз не из-за своей профессиональной деятельности или героического прошлого, а из-за своих личных связей.       На недавней свадьбе Драко Малфоя и Астории Гринграсс её заметили в компании Пэнси Паркинсон — скандально известной бывшей сторонницы Волдеморта. Их танцы вызвали нешуточный интерес. Один из гостей отметил: «Грейнджер выглядела так, будто для неё в тот момент не существовало ничего, кроме этой девушки»       Паркинсон, которая всегда была известна своей любовью к драме и скандалам, похоже, нашла новый способ вернуться в центр внимания. Но что мотивирует саму Грейнджер? Это простой акт милосердия или нечто большее? Её пациенты, несомненно, будут задавать вопросы: можно ли доверять терапевту, который так близок с теми, чьё прошлое покрыто мраком?»       Газета с глухим звуком упала на стол. Шатенка поднялась, чувствуя, как её сердце колотится в груди. Её руки сжались в кулаки, а мысли начали метаться, сталкиваясь друг с другом.       — Это полная чушь! — сказала она вслух, нервно начав шагать по кабинету.       Гнев смешивался с тревогой. Эта статья была не просто оскорблением — она подрывала всё, что Гермиона строила годами. Репутация, профессионализм, доверие её пациентов… всё могло пошатнуться из-за необдуманных танцев.       «Танцы…» — её мысли вернулись к тому вечеру. К тому, как легко ей было в тот момент. К тому, как Пэнси смотрела на неё, будто кроме Гермионы больше ничего не существовало.       «Почему это сейчас так важно? Это был всего лишь танец. Или нет?»       Она остановилась, глубоко выдохнула и снова посмотрела на фотографию. В этом взгляде Паркинсон было что-то такое, что пробиралось глубже, чем шатенка хотела признать. Она снова вспомнила, как её пальцы сжали руку брюнетки в тот момент, когда музыка замедлялась.       «Чёрт.»       Грейнджер опустилась обратно в кресло, закрыв лицо руками. Как она должна была справляться с этим? Рита Скитер, конечно, знала, как переворачивать факты, но проблема была не только в статье. Проблема была в ней самой. В том, как много значил этот момент. И в том, что она не могла остановить поток мыслей о том, что скажет Пэнси, увидев это.       «Наверняка она просто посмеётся. Ей ведь всё равно. Она привыкла к скандалам. А мне… мне это в новинку.»       Гермиона посмотрела на газету ещё раз и внезапно почувствовала, как её гнев сменяется растерянностью.       «Мне нужно с ней поговорить. Узнать, что она думает. Нет, не только это… Мне нужно разобраться, почему я так остро реагирую.»       Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Разговор с Пэнси казался неизбежным. Но что она могла ей сказать?       «Я злюсь, потому что в этой статье есть доля правды? Я не могу выбросить из головы то, как ты смотрела на меня?»       Единственное, в чём она была уверена, это то, что ждать дальше не имело смысла.

***

      Тишину ночного поместья Паркинсон нарушил резкий хлопок аппарации. Гермиона появилась у массивных кованых ворот, сжимая в руках всё ту же газету, которая все это время не выходила у неё из головы. Сердце стучало так громко, что она едва слышала ночные звуки. Её шаги были быстрыми, но нерешительность всё-таки закрадывалась в её сознание.       «Что я здесь делаю? Почему не могу просто оставить это?»       Но она знала ответ. Пэнси. Её беззаботная ухмылка на фотографии, её равнодушие ко всему, что происходит вокруг. Это сводило Гермиону с ума.       Пройдя через ворота — удивительно, что они не были защищены сложными заклинаниями, — она решительно направилась к массивной двери поместья. Каменные стены, освещённые тусклым лунным светом, казались неприступными, но Гермиона не собиралась сдаваться. Она подняла руку и трижды постучала, не обращая внимания на внутренний голос, твердящий, что это плохая идея.              Дверь открылась с лёгким скрипом, и перед ней появилась Пэнси. Брюнетка выглядела идеально, как всегда: чёрные узкие брюки подчёркивали её фигуру, темная рубашка была небрежно расстёгнута на одну лишнюю пуговицу, а лень во взгляде намекала на то, что её ничто не может потревожить.       — Грейнджер? — протянула она, приподнимая бровь. Её голос звучал лениво, но с ноткой любопытства. — Неужели я настолько очаровательна, что ты решила наведаться в столь поздний час?       Гермиона едва сдержалась, чтобы не заскрипеть зубами.       — Очень смешно, Паркинсон, — бросила она, с трудом сдерживая гнев. — Я пришла, чтобы поговорить.       — О, как драматично. — брюнетка отошла в сторону, делая приглашающий жест. — Входи, раз уж ты уже здесь.       Гермиона вошла в поместье, чувствуя, как тепло от камина и аромат дорогих духов окутывают её. Гостиная была просторной и уютной, с мягким полумраком, который создавали зачарованные лампы. Но всё это только усиливало её раздражение.       — Ты видела эту статью? — резко спросила Гермиона, с силой захлопывая газету на ближайшем столе.       Паркинсон, казалось, не торопилась отвечать. Она подошла к шкафчику, достала бутылку вина и невозмутимо налила себе бокал. Только после этого она повернулась к шатенке, слегка наклонив голову.       — Конечно, видела. — ее губы изогнулись в лёгкой улыбке. — Ты же знаешь Скитер. Если нет скандала, она его создаст.       — Ты так легко к этому относишься? — Гермиона шагнула ближе, её голос был полон негодования. — Она выставила нас… будто между нами что-то есть!       Пэнси сделала глоток вина, её взгляд был тёплым, но с неизменной насмешкой.       — А разве нет? — мягко спросила она, её слова звучали одновременно невинно и вызывающе.       Гермиона замерла на мгновение, чувствуя, как краска заливает её лицо.       — Не начинай, Паркинсон, — сказала она сдавленно, стараясь сохранить контроль над собой.              — Хорошо, — Пэнси подняла ладонь в притворной капитуляции. — Давай поговорим. Что именно тебя так задело?       — Всё! — выпалила Гермиона. — То, как она всё извратила, как выставила меня! И твоё… равнодушие!       Брюнетка поставила бокал на стол и посмотрела на Гермиону более внимательно.       — Грейнджер, — начала она мягко, но с ноткой усталости, — я привыкла к подобным вещам. Это не первый и уж точно не последний раз. Но зачем ты тратишь столько энергии на это?       — Потому что для тебя это пустяк, а для меня… — шатенка остановилась, чувствуя, как голос предательски дрогнул. — Для меня это значит больше.       Паркинсон сделала шаг ближе, её голос стал ниже, звуча шёпотом:       — Значит больше? Или ты просто боишься, что о тебе подумают?       — Я боюсь, что люди начнут думать, будто я пересекла грань. Что я нарушила все правила, которые для меня важны. — Гермиона осеклась, почувствовав, как её собственные слова повисли в воздухе.       — Может, потому что ты действительно это сделала? — тихо сказала Пэнси, её голос был мягким, но в нём звучала издевка.       Шатенка подняла на неё взгляд, полный растерянности и гнева. Она хотела возразить, но слова застряли в горле. Паркинсон подошла ещё ближе, её взгляд был теперь серьёзным.       — Грейнджер, ты всегда живёшь по правилам. Но ты ведь знаешь, что иногда их нужно нарушать. Иначе что это за жизнь?       — Я не уверена, что хочу быть частью твоего хаоса, — прошептала Гермиона, её голос дрожал.       — Тогда зачем ты здесь? — спокойно спросила Пэнси, её тёплые зелёные глаза встретились с глазами Грейнджер.       Это был вопрос, на который Гермиона не знала ответа, вернее она боялась себе признаться в истинных причинно - следственных связях. Её взгляд опустился на сжатую газету, на стол, на бокал вина, но не смог удержаться от того, чтобы снова встретиться с взглядом Паркинсон. Гермиона стояла посреди гостиной, нервно сжимая газету в руках. Пергамент был уже весь измят, но она даже не замечала этого. Её дыхание было сбивчивым, мысли путались, а эмоции — смесь гнева, обиды и чего-то гораздо более сложного — не находили выхода.       Брюнетка, напротив, выглядела так, будто этот визит был для неё просто приятным развлечением. Её движения были неспешными: она поставила бокал вина на стол, открыла шкафчик и начала наполнять второй. Чёрная полупрозрачная рубашка, немного небрежно расстёгнутая, мягкие линии её движений — всё это казалось почти издевательским контрастом к напряжению Гермионы.       Пэнси продолжала улыбаться, скрывая внутреннюю дрожь. Пока Грейнджер хмурилась, явно рассуждая в своей голове о последствиях статьи, брюнетка почувствовала, как старые раны снова дают о себе знать. Эта статья не была просто «жёлтой прессой» для неё. Это был напоминанием. Напоминанием о том, как она была затравлена после войны — взглядами, шепотом за спиной, письмами с угрозами.       Она вспомнила, как однажды нашла на крыльце родового дома письмо, где её назвали «жалкой предательницей» и «приспешницей Тёмного Лорда». Ей тогда едва хватило сил не сжечь его на месте.       Даже сейчас, спустя годы, страх, что её снова сведут к одной роли, к одной ошибке, всё ещё жил где-то глубоко внутри. Но это был её крест, не Гермионы. Пэнси знала, что Грейнджер страдала из-за Риты не меньше её.       «Я не позволю, чтобы она переживала из-за этого больше, чем я сама», — подумала Пэнси. Её юмор, её лёгкость — всё это было не просто маской, но и щитом для Гермионы. Она могла позволить себе рухнуть, но не сейчас, не при ней.       — Выпей, Грейнджер, — предложила она, протягивая бокал с лукавой улыбкой, ее рука слегка дрожала. Но благо шатенку поглотили ее эмоции и она не заметила этого. — Это может помочь тебе расслабиться. Хотя бы немного.       — Ты вообще слышишь, что я говорю?! — сорвалась Грейнджер, с силой захлопнув газету о стол. — Эта статья… Она выставила нас, будто мы…       — …влюблённая пара? — подхватила Пэнси, её голос был лёгким, шутливым, но искренним. — Если честно, я не думаю, что это самый плохой вариант.       — Ты издеваешься?! — прошипела шатенка, её глаза сузились, а щёки запылали.       — Я скорее нахожу это забавным, — поправила Паркинсон, спокойно отставляя бокал. — Рита Скитер просто делает то, что умеет лучше всего. Превращает всё в скандал. И ты позволила ей разозлить тебя?       — Разозлить?! — Гермиона шагнула ближе, её голос был полон негодования. — Ты даже не понимаешь, о чём речь! Эта статья может разрушить мою репутацию. Люди подумают, что я… я…       — Что ты позволяешь себе быть человеком? — спокойно перебила Пэнси, её взгляд был сосредоточенным и серьёзным.       Грейнджер замерла, её дыхание стало ещё более неровным.       — Я боюсь, что люди решат, будто я не держу границ, — наконец выдохнула она.       — Границ, — повторила брюнетка с лёгкой усмешкой. — Ты так зациклена на них, что, похоже, сама не понимаешь, где они заканчиваются и начинаешь ты.       — Потому что они важны! — резко возразила Гермиона, но в её голосе уже не было уверенности.       — Тогда почему ты здесь, Гермиона? — тихо спросила Паркинсон, её тон был мягким, нежным. — Почему ты стоишь в моей гостиной, если твои границы настолько важны?       — Я пришла… — начала Грейнджер, но слова снова застряли. Она опустила взгляд, чувствуя, как её гордость трещит по швам.       — Ты пришла, потому что не можешь понять, — продолжила Пэнси, медленно подходя ближе. — Тебя сводит с ума то, что я не реагирую так, как ты ожидаешь. Ты злишься, потому что я не вписываюсь в твои рамки. Потому что я заставляю тебя чувствовать.       — Ты… — выдохнула Гермиона, не отводя взгляда. — Ты сводишь меня с ума.       Эти слова прозвучали, как взрыв, и комната, казалось, замерла и наполнилась электрическим током. Пэнси остановилась в шаге от неё, её взгляд стал мягче, но в нём всё ещё читалась провокация.       — Это приятно слышать, — сказала она с лёгкой ухмылкой, но её голос был низким.       — Ты смеёшься надо мной, — произнесла Грейнджер, её голос дрожал.       — Нет, — спокойно ответила брюнетка. — Я восхищаюсь тем, как ты борешься с самой собой.       Гермиона сделала шаг вперёд, сокращая расстояние между ними. Её руки дрожали, эмоции захлестнули её.       — Ты просто… — начала она, но слова сорвались. Вместо этого она схватила Пэнси за лацканы рубашки и притянула к себе.       Их губы столкнулись, поцелуй был горячим, полным гнева и отчаяния, но в нём была искра, которая разгорелась быстрее, чем Гермиона могла себе представить. Брюнетка замерла на мгновение, но затем ответила, её руки обвили талию Грейнджер, притягивая её ближе.       И в этот момент шатенка осознала, как давно она хотела почувствовать мягкость обветренных губ Паркинсон, ее прикосновения на коже и то, как эта девушка прижимает тело Гермионы к себе. Грейнджер задыхалась от того, насколько потрясающе она чувствовала себя в этот момент. Она не хотела, чтобы этот поцелуй прерывался, в нем были все эмоции, что вызывала у нее брюнетка последние несколько месяцев: от отчаяния до вдохновения.       Когда они, наконец, оторвались друг от друга, обе тяжело дышали. Пэнси, чуть улыбаясь, наклонилась ближе.       — Ну, Грейнджер, — прошептала она, её губы были так близко, что Гермиона чувствовала тепло её дыхания. — Это куда интереснее, чем статья Скитер.       Грейнджер пыталась что-то сказать, но её голос снова предательски дрогнул. Её руки всё ещё держали лацканы Пэнси, как будто она боялась отпустить.       — Тебе это нравится, — прошептала Паркинсон в ее губы. — Просто признай.       Гермиона молчала, её сердце бешено колотилось. В этот момент она поняла, что слова ничего не изменят. Всё, что она хотела сказать, уже было сказано в их поцелуе.       Брюнетка сделала шаг назад, её лицо сохраняло спокойствие, но глаза — потемневшие от расширившихся зрачков, внимательно изучающие — выдавали скрытое напряжение. Она слегка поправила рубашку, которая помялась после поцелуя, и провела рукой по ткани, будто играя с самой ситуацией.       — Ты знаешь, Грейнджер, — начала она мягко, но с привычной насмешкой, — если бы я знала, что статья Скитер вызовет такой эффект, я бы попросила её написать продолжение.       Гермиона сжала кулаки, чувствуя, как раздражение поднимается в груди.       — Ты правда думаешь, что это смешно? — её голос прозвучал резче, чем она ожидала, но он дрогнул в конце, выдавая её растерянность.       — Нет, — поправила брюнетка, наклоняя голову с невозмутимой улыбкой. — Я думаю, это забавно. Ты устроила целый спектакль из одного текста, который все забудут уже через пару дней.       — Это не спектакль, Паркинсон! — выпалила шатенка, шагнув ближе. Её голос дрожал от подавленных эмоций. — Это моя жизнь! Моя работа, моя репутация! Всё, что я строила годами!       — И ты боишься, что люди увидят в этом правду? — тихо спросила Паркинсон, её взгляд был серьёзным, но мягким.       — Нет! — резко ответила Грейнджер, но её голос прозвучал слишком громко, даже для пустого дома. Она осеклась, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. — Я боюсь, что это разрушит всё, что я… — она замолчала, её слова повисли в воздухе.       — Всё, что ты так тщательно построила? — предположила брюнетка, медленно делая шаг ближе. — Или всё, что ты так боишься почувствовать?       Гермиона уставилась на неё, её дыхание стало тяжёлым. Она хотела возразить, но не могла найти слов. Пэнси продолжала:       — Ты так цепляешься за свои правила и границы, что забываешь, зачем они вообще нужны.       — Они нужны, чтобы держать всё под контролем, — шатенка произнесла это с неожиданной твёрдостью, но её голос всё ещё дрожал.       — А ты уверена, что контролируешь всё, Грейнджер? — Паркинсон склонила голову, её взгляд стал почти гипнотическим. — Тогда почему ты здесь? Почему ты снова здесь, в моём доме, со мной?       — Потому что я не могу перестать думать о тебе! — выкрикнула Гермиона, и слова сами сорвались с её губ, прежде чем она успела их осознать.       Мгновение казалось вечностью. Только треск огня в камине нарушал напряжённую тишину. Пэнси смотрела на неё, и её лицо впервые показалось по-настоящему открытым. Удивление сменилось мягкой, едва уловимой улыбкой.       — Это радует, — наконец сказала она, её голос был низким, чуть хрипловатым.       — Ты всё превращаешь в игру, — прошептала шатенка, её взгляд метался по лицу брюнетки, как будто она искала подтверждения своим словам. — А для меня это не игра.       — Тогда для тебя это что-то большее? — Паркинсон сделала ещё один шаг ближе, её глаза блестели, но её голос был тёплым и ласковым.       — Я… — начала Гермиона, но её голос снова дрогнул. Она отступила на шаг, пытаясь сохранить дистанцию, но это было бесполезно. Тепло от поцелуя всё ещё жгло её губы.       Брюнетка подошла ближе, её руки остались по бокам, но в её взгляде читалась уверенность, которую Грейнджер не могла игнорировать.       — Если ты боишься, — прошептала она, — я могу отступить. Скажи мне, и я сделаю это.       — Ты никогда не отступаешь, — резко ответила шатенка, её голос звучал твердо.       — Для тебя могу сделать исключение, — произнесла Пэнси с лёгкой, нежной улыбкой. Но её взгляд оставался серьёзным.       Гермиона замерла, её сердце билось так громко, что она едва слышала свои мысли. Секунда длилась вечность, пока она снова не шагнула вперёд, сокращая расстояние между ними. Она подняла руки и, прежде чем успела подумать, снова притянула брюнетку к себе.       Их губы встретились, но теперь поцелуй был другим. В нём не было ни гнева, ни отчаяния. Он был мягким, тёплым, как попытка понять и принять то, что она долго отрицала.       Паркинсон замерла, ощущая горячие губы Гермионы на своих. Секунда растянулась в вечность. Удивление пронзило её, как вспышка, но замешательство тут же смешалось с поднимающимся жаром. Её сердце пропустило удар, а затем забилось быстрее, словно напоминая, что это действительно происходит. Она хотела сказать что-то остроумное, но вместо этого её пальцы сами потянулись к лицу Гермионы, задержав этот момент, который казался одновременно реальным и невозможным.       Брюнетка обвила её талию, осторожно притягивая ближе, словно боялась спугнуть. Когда они отстранились, обе тяжело дышали, их взгляды снова встретились. В этом моменте не было шуток, только искренность. Пэнси до сих пор чувствовала мягкость губ своей визави и она бы отдала все, чтобы ни на секунду не прекращать поцелуй с Грейнджер.       — Вот это уже не спектакль, — прошептала Паркинсон, её голос был едва слышным, но Гермиона чувствовала улыбку на лице девушки.       Грейнджер покачала головой, на её губах появилась слабая, но настоящая улыбка.       — Ты неисправима, — тихо сказала она, касаясь кончиками пальцев щеки брюнетки.       — А ты всё ещё пытаешься меня исправить, — парировала Пэнси с привычной насмешкой, но ее взгляд был наполнен теплотой.       Гермиона молча взяла бокал с вином, стоящий на столе, и сделала глоток. Её мысли всё ещё кружились, но напряжение наконец начало спадать, уступая место чему-то новому. Она почувствовала, как впервые за долгое время в её груди разливается тепло, которое она больше не пыталась отрицать.       Паркинсон подошла столику, где стоял ее бокал и сделала глоток. Терпкое вино оставило на её губах лёгкий, почти незаметный оттенок сладости. Она повернулась к шатенке, лениво облокотилась на стол и посмотрела на неё с тем самым выражением, которое всегда выводило шатенка из равновесия — смесь лёгкой насмешки и скрытой мягкости.       — Знаешь, Грейнджер, — начала Пэнси, её голос был мягким, но с тем самым тоном, который заставлял насторожиться, — мы могли бы сэкономить уйму времени, если бы ты перестала спорить со своими чувствами.       Гермиона подняла взгляд, её глаза чуть прищурились, но в них уже не было той остроты, что минуту назад.       — Ты действительно думаешь, что это так просто? — её голос звучал спокойнее, но всё ещё с ноткой сомнения.       — Конечно, нет, — ответила брюнетка, слегка улыбнувшись, и поставила бокал на стол. Она медленно сделала шаг вперёд, сокращая расстояние между ними. — Но разве всё обязательно усложнять?       Грейнджер вздохнула, опустив взгляд на свои руки. Всё, что казалось таким чётким в её жизни, вдруг стало размытым.       — Ты так легко ко всему относишься, — пробормотала она, качая головой.       — Это ложь, — честно ответила Пэнси, её улыбка дрогнула, а в глазах промелькнула уязвимость. — Просто иногда проще сделать вид, что я справляюсь.       Эти слова зацепили Гермиону сильнее, чем она хотела бы признать. Она подняла взгляд, её лицо было мягче, но всё ещё сосредоточено.       — И что теперь? — тихо спросила она, её голос был почти шёпотом.       — Теперь, — Пэнси приблизилась ещё ближе, её взгляд задержался на лице шатенки чуть дольше обычного, — мы можем просто насладиться этим моментом. Без анализа, без оправданий.       Она осторожно взяла бокал из рук Гермионы, их пальцы слегка соприкоснулись, и это касание обожгло сильнее, чем все предыдущие слова. Поставив бокал на стол, Паркинсон задержала руку на кисти Гермионы на секунду дольше, чем было необходимо.       — Ты серьёзно? — тихо рассмеялась Гермиона, её губы дрогнули в слабой, чуть нервной улыбке.       — Абсолютно, — ответила Пэнси, её голос был ровным, но взгляд оставался пронзительным.       Прежде чем шатенка успела что-то сказать, Паркинсон снова наклонилась к ней. Их губы встретились, но этот поцелуй был совсем другим. В нём не было напряжения, только мягкость и тепло. Он не требовал ничего, кроме того, чтобы просто быть рядом.       Гермиона почувствовала, как её руки сами собой поднимаются, обвивая шею брюнетки. Это движение было неожиданным даже для неё самой, но впервые за долгое время оно казалось таким естественным.       Когда они отстранились, обе дышали неровно, но их взгляды снова встретились, и в этот раз между ними не осталось недосказанности.       — Видишь? — шёпотом произнесла Пэнси, её голос был низким, а на губах играла тёплая, нежная улыбка. — Это ведь не так сложно.       — Ты неисправима, — покачала головой Гермиона, её голос звучал мягко, но в нём чувствовалось больше игривости, чем раздражения.       — Ты уже говорила это, — ухмыльнулась Паркинсон, склонив голову, её глаза блестели от радости. — Но тебе это нравится.              Шатенка открыла рот, будто собираясь возразить, но вместо этого тихо рассмеялась.       — Ты всегда выигрываешь, да? — её голос был едва слышным, но в нём больше не было напряжения.       — Не всегда, — ответила Пэнси, её пальцы осторожно убрали выбившуюся прядь с лица Гермионы. — Но ради тебя я стараюсь.       На мгновение тишина снова окутала их, но теперь в ней не было тяжести. Это была тишина, наполненная лёгкостью и пониманием.       — Может, нам всё-таки стоит подумать, что делать дальше? — осторожно предложила Грейнджер, её взгляд снова стал серьёзным.       — Завтра, — ответила Пэнси, её губы изогнулись в мягкой, доброй улыбке. — А сегодня просто будь здесь и сейчас, Грейнджер.       Шатенка хотела возразить, но вместо этого просто кивнула. Она почувствовала, как что-то внутри неё, давно сдерживаемое, наконец начало отпускать. Может быть, впервые за долгое время она позволила себе не думать о том, что будет дальше, а просто быть здесь и сейчас.       Паркинсон вновь увлекла собеседницу в поцелуй, поглаживая кончиками пальцев щеку Грейнджер. Брюнетка растворилась в своих эмоциях и в эту секунду для нее не существовало ничего, кроме губ Гермионы, что творили с ней настоящее безумие.       Комнату заполнял мягкий свет камина, тепло которого смешивалось с ароматом вина и древесных нот, исходящих от Паркинсон. Шатенка стояла рядом с ней, их губы всё ещё касались друг друга в поцелуе, который становился всё медленнее, глубже, как будто время остановилось. Она позволила себе забыть обо всём — о статье, о напряжении, о правильных и неправильных решениях.       Но внезапный звук открывающейся двери нарушил их момент.       — Пэнси, — холодный и чёткий голос заставил воздух в комнате сгуститься. — Я вернулась.       Гермиона отпрянула, как будто её ошпарили. Её сердце бешено застучало, а лицо мгновенно залила краска. Она резко повернулась к двери, где стояла женщина с непроницаемым выражением лица.       Пруденс Паркинсон была элегантной и строгой: идеально сидящий костюм, причёска, не тронутая ни единой непослушной прядью, и взгляд серых глаз, который, казалось, мог прочитать вас насквозь. В глазах старшей Паркинсон не было других оттенков и крапинок, что добавляло еще большей жути взору мамы Пэнси. Она молча оглядела сцену перед собой, задержавшись на Гермионе, которая выглядела раскрасневшейся и явно взволнованной, и на своей дочери, чей облик оставался удивительно собранным.       — Мама, — с той же уверенностью произнесла Пэнси, чуть отступая от шатенки, но не теряя своей непринуждённости. — Ты вернулась раньше, чем я ожидала.       — Очевидно, — ответила Пруденс, её тон оставался холодным, но не злым. Она перевела взгляд на Гермиону, слегка приподняв одну бровь. — А вы, я полагаю, мисс Грейнджер?       Гермиона сглотнула, стараясь взять себя в руки.       — Да, миссис Паркинсон, — ответила она, пытаясь звучать твёрдо. — Простите за… неожиданный визит.       — Не извиняйтесь, — произнесла Пруденс, её голос стал мягче, но в нём всё ещё чувствовалась настороженность. — Вы, видимо, близкий гость.       Грейнджер открыла рот, но, прежде чем она смогла что-то сказать, вмешалась Пэнси.       — Гермиона пришла обсудить важные вопросы, — спокойно пояснила она, едва заметно улыбаясь. — И, как ты знаешь, я предпочитаю личный подход.       — Вопросы? — Пруденс снова перевела взгляд на шатенку, её глаза блеснули лёгким любопытством. — Судя по всему, они требуют… нестандартного подхода.       — Мама, — Паркинсон улыбнулась шире, — мы справляемся.       — Как мило, — ответила Пруденс, её взгляд остановился на Гермионе чуть дольше. — И, надеюсь, статья в «Ежедневном Пророке» не доставила вам слишком много неудобств, мисс Грейнджер.       — Эм… не совсем, — пробормотала Грейнджер, чувствуя, как её лицо снова заливает краска.       — Вот и хорошо, — произнесла Пруденс, сложив руки на груди. — Мисс Скитер известна своей склонностью к драматизации.       Гермиона едва заметно кивнула, пытаясь найти подходящие слова, но всё, что приходило в голову, казалось недостаточным.       — Что ж, — Пруденс слегка прищурилась, оглядывая их обоих. — Я не буду мешать вашему… обсуждению.       Она повернулась к двери, но перед тем, как уйти, остановилась и обернулась.       — Мисс Грейнджер, — произнесла она, её голос стал около дружелюбным, — я слышала о вас только хорошее. Надеюсь, моя дочь оправдает ваши ожидания.       Гермиона замерла, не зная, как реагировать. Она бросила быстрый взгляд на Пэнси, но та лишь слабо улыбнулась, словно это было нечто само собой разумеющееся.       — Спасибо… миссис Паркинсон, — наконец выдавила она, её голос звучал тише, чем она надеялась.       Когда дверь за Пруденс закрылась, напряжение в комнате значительно уменьшилось.       — Это… — начала шатенка, но осеклась, пытаясь подобрать слова. — Это было ужасно.       — О, она просто проверяла тебя, — беззаботно ответила Пэнси, вновь подойдя к столику, где стоял бокал. — Мама любит делать вид, что её ничем нельзя удивить.       — Ты так легко это воспринимаешь, — пробормотала Грейнджер, качая головой.       — Потому что она меня не пугает, — сказала Пэнси с лёгкой ухмылкой. — Хотя, признаться, она явно тобой довольна.       — Довольна? — удивлённо переспросила Гермиона.       — О, да, — подтвердила Паркинсон, медленно подходя ближе. — Мама умеет делать комплименты так, чтобы они звучали как вызов. Это значит, что ты впечатлила её.              Пэнси наблюдала за Грейнджер, её губы тронула лёгкая ухмылка, когда она заметила, как шатенка явно борется с собой. После неожиданного возвращения её матери атмосфера в гостиной была напряжённой, словно магия в воздухе сгущалась от невысказанных слов.       — Ты выглядишь так, будто боишься, что мама вернётся, — заметила Паркинсон, прислонившись к краю стола. Её голос был спокойным.       — Ну… её появление явно застало меня врасплох, — попыталась отмахнуться Гермиона, но её голос выдал неловкость.       — Это ещё мягко сказано, — протянула брюнетка, её глаза блеснули. — Но, чтобы нас больше никто не беспокоил, — она сделала шаг к Гермионе, слегка наклонив голову. — Мы могли бы продолжить наш разговор в моей комнате, — предложила она с таким тоном, что у Гермионы моментально вспыхнули щеки.       — Это… не обязательно, — выдавила шатенка, отводя взгляд.       — Почему? — с лёгким удивлением спросила Пэнси, её тон был невинным, но в глазах читалась знакомая игра. — Это просто комната.       Грейнджер напряглась, вспомнив, как её прошлое «просто комната» стало поворотным моментом, который она пыталась игнорировать все эти месяцы. Её лицо залилось краской, а сердце учащённо забилось.       — Это не «просто комната», Пэнси, — наконец тихо сказала она.       Брюнетка усмехнулась, её взгляд стал немного мягче.       — Ах, да, — протянула она, её губы дрогнули в ухмылке. — Ты имеешь в виду ту ночь?       Гермиона попыталась возразить, но слова застряли у неё в горле. Она почувствовала, как её гордость и внутреннее сопротивление рушатся под этим вопросом.       — Я не… — начала она, но её голос сорвался.       — Расслабься, Грейнджер, — мягко сказала Пэнси, её тон был лишён насмешки, но в нём чувствовалась та уверенность, которая всегда её выделяла. — Ты же знаешь, что я не кусаюсь.       — Не в этом дело, — пробормотала шатенка, стараясь вернуть себе контроль над ситуацией.       — Тогда в чём? — Паркинсон подошла ближе, её взгляд стал серьёзным, а голос — низким. — Что в этой комнате пугает тебя больше всего: воспоминания или то, что они до сих пор значат для тебя?       Гермиона глубоко вздохнула, но не ответила. Вместо этого она посмотрела на протянутую руку Пэнси. Её жест был удивительно простым, но от этого не менее решительным.       — Идём, — мягко сказала Пэнси. — Я обещаю, ничего страшного не произойдёт. Если ты этого не захочешь.       Секунду Грейнджер колебалась, но затем протянула руку. Она позволила себя повести, чувствуя, как по её телу разливается странное, почти успокаивающее тепло.       Когда они поднялись по лестнице, брюнетка открыла дверь в свою комнату и сделала шаг назад, чтобы пропустить Гермиону вперёд. Шатенка остановилась на пороге, её взгляд сразу упал на знакомую обстановку. Те же мягкие подушки на кровати, та же рассеянная магическая лампа, те же шторы, которые слегка колыхались от сквозняка. Но вместе с этими деталями ожили и воспоминания: как её руки блуждали по коже Пэнси, как звуки их удовольствия заполнили эту комнату, как её мир перевернулся в тот момент, когда она позволила себе быть уязвимой. Сердце Гермионы застучало сильнее.       Пэнси прошла вглубь комнаты и села на край кровати, устремив свой взгляд на гостью. Гермиона медленно закрыла за собой дверь, её ладони всё ещё ощущали прохладу металлической ручки. Комната была наполнена знакомыми запахами и тёплым светом магической лампы. Грейнджер глубоко вдохнула, ощущая, как её нервозность усиливается с каждым шагом, но она всё же прошла вглубь комнаты. Брюнетка сидела на кровати, её взгляд был спокойным, но настойчивым. Это была та уверенность, которой Гермиона не могла противостоять — и не хотела.       — Ты уверена, что это хорошая идея? — спросила шатенка, её голос звучал мягко, но тем не менее в нем была заметна дрожь.       — Грейнджер, — спокойно начала брюнетка, проведя ладонью по волосам. — Это просто разговор. Или ты боишься, что он приведёт нас туда, откуда мы не сможем вернуться?       Гермиона остановилась в нескольких шагах от кровати, её взгляд метался по комнате, словно она искала точки опоры. Ассоциации с их близостью мелькали перед глазами: тёплый свет лампы, запах духов Пэнси, как её руки неосознанно тянулись к Паркинсон, нарушая все границы.       — Я не боюсь, — наконец сказала она, собравшись с мыслями. — Но ты права, это место вызывает… слишком много воспоминаний.       — Хороших? — уточнила Пэнси, её глаза засияли знакомой лукавой искоркой.       — Это не важно, — быстро отрезала шатенка, но её голос стал тише.       — О, нет, как раз - таки это — важно, — мягко сказала Паркинсон, поднявшись с кровати. Она подошла ближе, но не слишком, оставив между ними небольшое расстояние. — Потому что всё, что мы делаем, связано с тем, что было. А ещё — с тем, чего мы хотим.       Гермиона сглотнула, чувствуя, как этот разговор становится для неё слишком личным. Но в зеленых глазах не было насмешки или провокации, только искреннее ожидание.       — Ты хочешь знать, о чём я думаю? — спросила шатенка, пытаясь вернуть контроль над ситуацией.       — Разумеется, — ответила Пэнси, её тон был ровным, но тёплым.       — Я думаю… что ты всегда делаешь всё так легко, — сказала Грейнджер, её голос стал чуть громче. — А мне это всегда было сложно. Я годами боролась со собой, своими принципами, своей жизнью. А ты просто… здесь. Всё принимаешь, всё знаешь, будто тебе это ничего не стоит.       Паркинсон подняла бровь, её лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькнуло что-то, чего Гермиона не смогла понять сразу.       — Ты правда так думаешь? — тихо спросила она. — Что мне это даётся легко?       — Ты выглядишь так, будто ничего не боишься, — призналась Гермиона, её руки бессознательно сжались.       — Я боюсь, — сказала Пэнси, её голос стал тише, но при этом звучал твердо. — Боюсь того, что ты можешь уйти. Боюсь, что я однажды сделаю что-то, что снова заставит тебя закрыться. Ты думаешь, мне было легко жить с тем, что я не могла быть с тобой в школе? Или с тем, что я носила это клеймо и боялась смотреть на себя в зеркало? Нет, Грейнджер. Это не легко. Это просто мой способ справляться. Я боюсь, что ты узнаешь обо мне что - то, с чем не сможешь смириться и я снова останусь одна. Я боюсь не оправдать ожидания своей матери, боюсь не реализоваться и остаться никем. — выпалила на одном дыхании девушка, но при этом она не дала эмоциям захлестнуть себя.       Грейнджер замерла, её взгляд смягчился. Слова брюнетки были для неё неожиданными, но в них была правда, которая резонировала глубоко внутри.       — Пэнси… — начала она, но не знала, как продолжить.       — Знаешь, — сказала Паркинсон, её голос стал чуть мягче. — Ты говоришь, что я делаю всё легко. Но если бы это было правдой, я бы не стояла здесь перед тобой, не говоря тебе всё это.       Они молчали несколько секунд. Грейнджер почувствовала, как её страхи постепенно отступают. Она сделала шаг ближе, сокращая расстояние между ними.       — Я не хочу уходить, — тихо сказала она, её глаза искали взгляд Пэнси.       — Тогда не уходи, — ответила Паркинсон, её рука мягко коснулась плеча Гермионы.       Это было простое прикосновение, но оно сказало больше, чем могли бы слова. Гермиона почувствовала тепло, которое растопило остатки её сомнений. Она сделала ещё один шаг, и их лбы соприкоснулись.       — Я не уверена, что знаю, как быть с тобой, — прошептала шатенка.       — Не думай об этом, — так же тихо ответила Пэнси. — Просто будь.       Между ними повисла тишина, но она не была тяжёлой. Это была тишина, в которой заключались все слова, которые они не решались сказать, и все эмоции, которые боялись выразить. Гермиона не отступила, её лоб всё ещё касался лба Паркинсон, а сердце билось так громко, что она была уверена: Пэнси могла его слышать.       — Ты знаешь, — наконец заговорила Гермиона, её голос звучал мягко, но надломленно, — я всё ещё не могу понять, как ты всегда оказываешься правой.       — Это природный дар, — пробормотала брюнетка, её губы изогнулись в слабой улыбке. Но в её голосе всё ещё оставалась осторожность. — Или просто много лет практики наблюдать за тобой издалека.       Гермиона отстранилась, чтобы взглянуть ей в глаза. Это признание заставило её замереть.       — Издалека? — переспросила она, её голос был полон удивления.       — Разве ты не заметила? — спокойно ответила брюнетка, её взгляд мягко блуждал по лицу Грейнджер. — В школе я всегда была рядом. В коридорах, в библиотеке, даже на поле для квиддича, когда ты приходила смотреть, как Гарри играет. Я знала, что мне не место рядом с тобой, но не могла удержаться.       Гермиона чувствовала, как её грудь сжимается от странного, но приятного тепла. Она никогда не замечала. Или, возможно, не хотела замечать.       — Я… — начала она, но не знала, что сказать.       Паркинсон вздохнула, её взгляд снова стал серьёзным.       — Ты думаешь, что я была равнодушна. Но это была защита, Гермиона. Каждый раз, когда я пыталась найти способ приблизиться к тебе, я вспоминала, кто я и кто ты. Я видела тебя с Роном, видела твою улыбку, которую ты дарила ему, и мне казалось, что для меня там нет места. Плюс после всего, что произошло в моей жизни после войны, после всего, что я сделала… Я не думала, что мы когда - то сможем быть вместе. Когда мы только начали наше общение, я была поломанной и не была той, кем являюсь сейчас. Ты влюбилась в меня сломленную и таким образом, подарила мне веру в то, что меня возможно полюбить.       Гермиона нахмурилась, её руки бессознательно сжали рукав свитера.       — Ты ошибалась, — тихо добавила она, её голос прозвучал удивительно твёрдо. — Я была с Роном, потому что это казалось правильным. Потому что все ожидали этого. Но, наверное… я всегда искала что-то другое.       — Что-то? — Пэнси приподняла бровь, её тон был мягким, но с лёгким намёком на шутку. — Или кого-то?       Грейнджер закатила глаза, но её губы дрогнули в улыбке.       — Ты не позволишь мне быть серьёзной, да? — пробормотала она.       — Серьёзной? — брюнетка чуть наклонила голову, её рука легко коснулась щеки Гермионы. — Ты и так слишком серьёзна, Грейнджер. Всё, что я прошу, — это чтобы ты позволила себе почувствовать.       Шатенка прикрыла глаза, ощущая тепло её прикосновения. Её голос прозвучал шёпотом:       — Это то, чего я боюсь больше всего.       — А я боюсь тебя потерять, — ответила Паркинсон, её голос дрогнул. Она наклонилась ближе, её губы на мгновение зависли возле губ девушки. — Но я всё равно здесь.       Их поцелуй был мягким, осторожным, но наполненным тем, что они так долго скрывали. В этот момент не было сомнений, не было прошлого. Только настоящая близость, которая разрушала все барьеры. Когда они отстранились, обе были чуть взволнованы, но их улыбки говорили больше, чем слова.       Гермиона мягко отстранилась, её пальцы ещё мгновение задержались на плечах Пэнси, прежде чем она окончательно отпустила её. Она глубоко вдохнула, стараясь успокоить сердце, которое всё ещё билось слишком быстро.       — Мне пора, — сказала она, её голос звучал тихо, но твёрдо.       Брюнетка чуть наклонила голову, её взгляд потеплел, хотя лёгкая тень разочарования промелькнула в глазах.       — Уверена? — спросила она, её тон был размеренным, но в нём угадывалась неуловимая нотка сожаления.       — Да, — ответила Грейнджер, собравшись с мыслями. — Завтра мне рано вставать, и… — она замялась, но затем мягко добавила: — Спасибо за этот вечер. За всё.       Паркинсон взяла спутницу за руку, её движения были грациозными, но в них чувствовалась скрытая энергия. Она слегка наклонила голову, предлагая Гермионе жестом следовать за ней.       — Тогда я хотя бы провожу тебя, — сказала она, её голос был лёгким, но в нём звучала настойчивость.       Они спустились по широкой лестнице, которая скрипела под их шагами, но тишина между ними не казалась неловкой. Лампы на стенах отбрасывали мягкий свет, а в окнах виднелась бездонная глубина ночи. Когда они подошли к массивной двери на первом этаже, ведущей на улицу, Пэнси остановилась, её рука слегка коснулась двери, но она не спешила её открыть.       — Ты всегда такая серьёзная, Грейнджер, — произнесла она с улыбкой, слегка склонив голову. — Может, я смогу немного это изменить?       Гермиона подняла бровь, её губы дрогнули в слабой улыбке.       — И как ты планируешь это сделать?       — Ужин, — без промедления ответила брюнетка, её глаза сверкнули. — Завтра вечером. В одном из лучших ресторанов магического Лондона. Я зайду за тобой в восемь.       Гермиона прикусила губу, чтобы скрыть улыбку, но ее глаза заинтригованно заискрились.       — Ты уверена, что хочешь рискнуть? — спросила она, её голос звучал чуть насмешливо.       — Я всегда уверена, когда дело касается тебя, — ответила брюнетка, слегка склонив голову.       Они стояли так несколько секунд, словно наслаждаясь моментом, прежде чем Гермиона наконец кивнула. Брюнетка подала Грейнджер пальто, что покоилось на вешалке.       — Хорошо. В восемь.       Паркинсон улыбнулась, затем открыла дверь, пропуская Гермиону. Ночной воздух был прохладным, и Грейнджер невольно поёжилась. Она сделала шаг на улицу, но перед тем, как уйти, обернулась.       — Пэнси, — начала она, её голос стал тише. — Спасибо… что оставила мне выбор.       Брюнетка улыбнулась, прислонившись к дверному косяку, её глаза светились мягким светом.       — Спасибо, что осталась, — ответила она так же тихо.       И с этими словами Гермиона направилась в ночь, чувствуя на себе тёплый взгляд Пэнси. Это было не просто прощание — это был шаг навстречу чему-то новому, чему-то, что обе они были готовы принять.       Когда дверь за Грейнджер закрылась, Пэнси задержала дыхание, словно это могло удержать на мгновение то тепло, которое осталось после её присутствия. Её пальцы легко скользнули по отполированному дереву двери, но это прикосновение быстро сменилось пустотой. Она убрала руку и выпрямилась, взгляд устремился в темноту коридора, будто там можно было найти ответы.       Её лицо оставалось спокойным, как и всегда, но внутри всё сжималось. Словно откуда-то из глубины поднимался шум, гулкий и неумолимый.       «Она права. Я дала ей выбор,» — подумала она, разворачиваясь. — «Но почему я чувствую, будто сама никогда его не имела?»       Брюнетка направилась в гостиную, её шаги казались слишком громкими в тишине дома. Распущенные волосы мягко ложились на плечи, но раздражали её. Она провела рукой по прядям, заправляя их за ухо, и тут же убрала руку, будто сама не могла выдержать лишнего прикосновения.       Войдя в гостиную, Паркинсон остановилась у порога. Комната встретила её привычным уютом, но этот уют всегда был иллюзией. Она знала это. Её взгляд упал на бокал вина, оставленный на столике. Тёмная жидкость отражала слабый свет от камина, а рядом лежала идеально сложенная газета со статьёй Скитер.       Брюнетка потянулась к газете, но не стала её открывать. Вместо этого её пальцы медленно начали сжимать тонкую бумагу, и скоро в руках остался лишь скомканный комок. Она посмотрела на него с ненавистью, словно это могла быть сама Скитер или… её прошлое.       Пэнси бросила комок бумаги на пол и шагнула к камину. Она не заметила, как начала стискивать края мраморной полки, пока не почувствовала, как пальцы ноют от напряжения.       «Почему она поблагодарила меня за выбор? Я никогда не делала выбор. Ни в школе. Ни после. Никогда.»       Огонь в камине потрескивал, но его тепло не доходило до неё. Она чувствовала себя будто снова в том большом зале, где Волдеморт поставил её на колени. Его холодный взгляд прожигал до костей, а голос резал каждое слово, как нож:       «Ты думаешь, что можешь отказаться, Паркинсон? У твоей семьи нет времени на сомнения. Ты должна понимать свою роль.»       Она резко выдохнула, будто пытаясь избавиться от этого воспоминания. Но вместо того чтобы уйти, оно поглотило её с новой силой. Её тело снова ощущало ту же беспомощность, её кожа помнила холод каменного пола, а уши — голос матери, кричащей где-то вдалеке. Её дыхание участилось. Пэнси на мгновение зажмурилась, словно это могло прогнать образы. Девушка ущипнула себя за предплечье, стараясь отвлечься. Вдох. Выдох. Вдох.       Она склонилась к камину и бросила туда комок бумаги. Газета запылала ярко, словно это было всё, что держало её в прошлом. Пэнси наблюдала, как огонь поедает остатки статьи, её глаза отражали пляшущие языки пламени. Она развернулась и медленно села в кресло, сложив руки на коленях. Взгляд остановился на камине, но он уже не казался таким грозным.       «Я должна быть сильной,» — подумала она, обхватывая себя руками. — «Ради неё. Ради нас обеих.»       Паркинсон провела рукой по волосам, чувствуя, как напряжение постепенно уходит, но где-то внутри всё ещё оставалась тревога. Её пальцы снова дрогнули, но на этот раз она не пыталась их остановить.       «Она доверяет мне. Я не могу подвести её,» — подумала Паркинсон, глядя, как угли тлеют в камине.       И, сидя в этой тишине, она осознала: быть сильной не значит игнорировать боль. Быть сильной значит продолжать идти, даже если внутри всё рушится.       Когда угли в камине начали затухать, Пэнси поднялась с кресла. Её движения были механическими, как будто тело двигалось само по себе, а разум всё ещё блуждал где-то в прошлом. Она пересекла гостиную, не оглядываясь назад, и направилась к лестнице.       Тишина дома, которая обычно приносила ей утешение, сегодня казалась тяжёлой и давящей. Каждый скрип ступеней напоминал о чём-то, что она старалась забыть.       На втором этаже её комната ждала её так же, как всегда: идеально убранная, холодная и безжизненная. Без Гермионы эта комната казалась пустой и бессмысленной. Пэнси открыла дверь, и её глаза сразу остановились на письменном столе в углу. Он был таким же старым, как и всё в этом доме, но именно этот стол она помнила с детства.       Она подошла к нему, машинально проводя рукой по поверхности. Её пальцы нащупали крошечную царапину — след от пера, который она оставила, когда была ещё ребёнком. Тогда её мир был куда проще.       Когда Пэнси открыла ящик стола, её пальцы замерли. Среди пергаментов и случайных заметок лежала газета. Она узнала её сразу.       Газета была тонкой, края пожелтели от времени, но заголовок всё ещё выделялся жирным шрифтом:       «Паркинсон: преданная дочь или новый союзник Волдеморта?»       Брюнетка осторожно вытащила её, как будто это был не кусок бумаги, а что-то живое, что могло причинить вред. Она развернула газету и сразу встретилась взглядом с фотографией.       На снимке она стояла рядом с отцом. Высокий, строгий Персей Паркинсон — лицо, воплощающее гордость и надменность. Его кудрявые волосы развивались на ветру, а в его болотных глазах — брюнетка видела свои. Пэнси же казалась почти невидимой рядом с ним, её взгляд был отведён, а поза напряжённой.       «Персей Паркинсон, один из самых преданных Пожирателей смерти, оставил после себя не только наследие тёмной магии, но и воспитанную в её духе дочь. По слухам, Пэнси Паркинсон приняла метку по настоянию отца, чтобы сохранить его расположение. После его смерти в одном из сражений ходят слухи, что она продолжила его путь. Но заслуживает ли она второго шанса? Общество остаётся разделённым.»       Пэнси резко выдохнула и отложила газету на стол, но оторвать от неё взгляд не смогла.        «Метка. Его настояние. Его выбор. А что выбрала я?»       Её пальцы на мгновение замерли, а затем медленно начали сжиматься в кулак. Она вспомнила, как он говорил ей ровным, холодным голосом:       «Ты не можешь отказаться. Это не обсуждается, Пэнси. Ты — Паркинсон.»       И как стоял рядом, наблюдая, когда Волдеморт проводил палочкой по её коже, оставляя пылающий знак. Её отец тогда не сказал ни слова. Не остановил. Он смотрел. Он просто смотрел.       Её дыхание стало неровным. Грудь сдавливало, как будто кто-то стянул её тугой верёвкой. Она знала, что больше не сможет сдерживать эмоции.       Рука Пэнси резко схватила газету, и она скомкала её в плотный ком. Пальцы побелели от напряжения.       «Это не важно. Это было давно. Это больше не имеет значения.»       Но в глубине души она знала — это всё ещё имело значение. Она швырнула комок бумаги обратно в ящик, с грохотом захлопнув его.       Тишина в комнате звенела, раздражала, будто сама атмосфера бросала вызов её хрупкому равновесию. Пэнси тяжело выдохнула и, не думая, ударила кулаком по столу. Звук был глухим, но отдался в её руках резкой болью. Она провела пальцами по столешнице, будто проверяя, не осталось ли трещин, но её трещины были не на дереве.        «Почему я всё ещё чувствую это? Почему это не уходит? Я же справлялась. Я же была в порядке.»       Она выпрямилась и отошла от стола, будто это могло её спасти. Но комната всё равно сжималась вокруг неё. Пэнси медленно подошла к кровати и села на край. Её волосы упали на лицо, но она не стала их убирать. Она просто сидела, глядя в пол, пока её руки снова не задрожали.       Она попыталась взять себя в руки, но в груди уже начала нарастать тяжесть. Слёзы сами собой скользнули по её щекам. Эти слёзы были не яростными, не горькими. Они были пустыми, словно тишина внутри неё наконец прорвалась наружу. Она откинулась назад, лёжа на покрывале, и уставилась в потолок. Трещина на нём, которую она помнила ещё из детства, казалась больше, чем когда-либо.       «Он сделал это. Он уничтожил меня. Но больше он не властен надо мной.»       И всё же, эта мысль не приносила облегчения. Она была просто констатацией факта. Пэнси лежала так, слушая, как её собственное дыхание раздаётся эхом в тишине.        «Грейнджер заслуживает кого-то сильного. Я могу быть сильной. Завтра.»       Но сегодня она позволила себе остаться в этой пустоте. Позволила себе просто чувствовать. Её глаза закрылись, а слёзы продолжали стекать по щекам, пока она не погрузилась в темноту, которая была одновременно пугающей и знакомой.