Мастер жить эту жизнь

«Особенно хорошо вышли губы цвета недозрелой вишни, газовой красной вуали, зимнего восхода…»

По ученическим столикам, стоящим у окон, разлился чистый утренний свет. Казалось, если долго смотреть на солнечные лужи, можно разглядеть, как по их кромке гуляют человечки. Будь Мейли сейчас на уроке в Шенгу, то поприветствовала бы маленьких эфемерных созданий, что без опаски купались в девственном сиянии зари. Но за пределами Процветающей Долины у людей по большей части не складывалось дипломатии с удивительными детьми природы. Поэтому вероятность, что заклинательница видит посреди класса духов, была ничтожно мала. Мейли потёрла пальцами глаз, который заслезился от длительного созерцания ослепительных прелестей жизни, и зацепилась вниманием за прошедших мимо сестёр. — Оуян Лихуа до сих пор мучают кошмары, — охала одна из них. — Она ведь провалилась в паучью яму в ту ночь, когда мы ловили мертвецов, — ответила ей таким же сопереживающим вздохом вторая девушка. — Отправилась с Лань Айминь искать сбежавших учениц и попала в такую беду. От испуга даже сознание потеряла. Приятельницы сели в правом ряду за вторым столиком от учительской «зоны чаепития». Мейли, чьё место в классе после обмена с Шу теперь было последним в центре, придвинулась поближе к проходу, сделала вид, что рассматривает кисть, и навострила уши. — Какова мерзость! Бедняжка, — сквозь гомон девичьих голосов пробилось восклицание. — И что же, теперь от страха совсем не спит? — Темнота напоминает ей, как было в той яме, — с трудом расслышала Мейли ответ. — Госпоже Оуян очень повезло с подругой! Лань Айминь буквально выхватила её из ядовитых лап этих тварей, а теперь успокаивает каждую ночь. Сегодня даже отпросила сестру Лихуа с занятий, чтобы она отдохнула… Первая госпожа Фухуа стиснула в персиковых губах пушистый кончик художественного инструмента, отдаваясь хмурой задумчивости. Скорее всего, малышка Лихуа пострадала в первую очередь из-за собственной невнимательности. Вторичной причиной столь грустного результата было решение Айминь взять её — весьма посредственного воина, с собой в авангард. Однако вся эта кутерьма с разделением отряда посреди каштановой чащи закрутилась из-за Мей-Мей, в которой проснулся рыцарь-спасатель… Девушка посмотрела на первый стол в левом ряду. За ним с подчёркнутой элегантностью восседала Лань Айминь. Мейли почудилось, что заклинательница сильнее прежнего нависает над своей утварью живописца, а обычно гордо вздёрнутый подбородок теперь был слегка опущен. «Устаёт?» — мелькнуло в ворохе мыслей. — Сегодня учимся изображать людей, — наконец-то почтила своим приходом этих нерадивых учеников мастерица неповоротливых вкусов и создательница духа больного соперничества — сама Вэнь Дандан. Вся наука этой молодой учительницы сводилась к тому, чтобы вручить адептам задание, уединиться в углу с чашей зелёного чая, а затем отчихвостить прилюдно тех учениц, которые, по её умозрению, были лишены чувства прекрасного. «Последователи уродства» — любила она выражаться, если находила на картине хотя бы один небрежный мазок. Но Мейли была уверена, что учительница Дандан выдаст комментарий и похлеще, когда выпуклые глазки-щёлочки коснутся её каракулей. — Возьмите бумагу, повернитесь к соседке и нарисуйте её портрет, максимально приближённый к оригиналу. Рисунок должен быть выполнен обязательно в цвете, — сделала акцент на последнем слове Дандан для одной особенно своевольной ученицы. Вэнь Роу, как и в прошлый раз, не проявляла никаких признаков волнения, оставаясь молчаливой многовековой горой среди стаи каркающих ворон. Шу про себя отметила, что очень вовремя поменялась местами с сестрой. А вот Мейли в последствии такого решения осталась без натурщицы для сегодняшнего проекта. — Лань Айминь тоже одна. Садитесь рядом, — махнула ей Дандан перед тем, как осесть на подушку и углубиться в похлёбывание напитка, от которого по комнате разлетался травяной аромат. «Вот так повезло», — дёрнула уголками рта Мейли, наскоро собрала принадлежности и разделила одно пространство с лучшим адептом половины Инь на ближайшие полтора часа. Поразительно, как от молнии, которую метнула глазами в нежданную соседку сестра Айминь, не раскололся ученический столик между ними. Мейли подозревала, что из-за ситуации с кошмарами Лихуа заклинательница клана Лань не выносит её пуще прежнего. А после урока по живописи, наверняка, проникнется к деревенской девчонке особой нелюбовью. Хуже, чем птиц, Мейли рисовала людей, которые могли ещё и обидеться на горе-художника, решив, что она нарочно малюет на них карикатуры. Поэтому на уроках по живописи в родной школе заклинательница всегда изображала подругу Суиин, с которой потом обхохатывалась над своими недошедеврами. Однако Суиин хранила эти картинки, все до последней. — Сестра Айминь, из меня живописец никудышный, — сказала Мейли, смешивая на дощечке нужный тон. — Поэтому не сердись, если выйдет плохо. — Дочь главы ордена не владеет всеми надлежащими искусствами? — не отрываясь от полотна, на котором уже появились первые наброски, равнодушно спросила Айминь. — Не владеет, — подтвердила Мейли. — Я выбрала любимые занятия и вкладываюсь в них. — Как молодая госпожа, ты обязана быть лучшей во всём, — иссиня-чёрный взгляд обдал ледяным презрением румяное лицо напротив: — Не стыдно представлять свой орден с таким низким уровнем талантов? — В первую очередь, я человек, который чего-то может не хотеть. К примеру, рисовать, — отчеканила Мейли, подмечая, что её собственная речь тоже стала грубее: «Злость настолько заразна?». — Ставишь желания превыше долга, потакая своим слабостям. «Не хочу» — оправдание для разгильдяев, — уверенной скороговоркой выдала заклинательница клана Лань. — Лучше уж быть счастливым разгильдяем, чем сломленным совершенством, — хмыкнула Мейли и мгновенно остыла, заметив, как клацнул в красивых пальцах бамбуковый стержень кисти, переломившись пополам. — Ты… — прошипела Лань Айминь, но тут же выдохнула, опуская напряжённые плечи: — Сиди ровно, а то получишься убогой. — Раз уж стремишься изобразить оригинал, рисуй меня такой! — Мейли коснулась языком кончика своего носа и широко выпучила глаза на до тошноты заносчивую сестру. Лань Айминь не понравилось такое веселье. Девушка с демонстративной брезгливостью отвернулась от Мейли, придвинула к себе рабочее полотно и сосредоточилась над выполнением задания учительницы. Первая госпожа Фухуа тоже больше не порывалась заговорить, выводя на рисовой бумаге фигуру, отдалённо напоминающую человеческую голову. — Всё в порядке? — в полголоса задала вопрос Шу. Прекратив шуршать плотными страницами справочника, Роу безысходно опустила на стол руки, сжимающие книжечку, и прошептала: — Какого цвета твои глаза? — Зелёного, — незамедлительно ответила Шу, поняв, какие затруднения постигли подругу. Заклинательница подсела поближе и ловко перебрала пальчиками несколько пятнистых листочков. — В твоём справочнике это такой оттенок. Получится, если смешать обычный зелёный, немного жёлтого и белого. — Волосы — чёрные? — согласно обратилась за следующей подсказкой Роу. — Да, — кратко улыбнулась Шу, заправляя прядь за ухо. — Используй тушь. — Губы? — …не знаю. Вторая госпожа Фухуа никогда не размышляла над цветом своих губ. О таком, пожалуй, в пору думать будущему супругу. Поэтому девушка лишь растерянно отозвалась: — Розовые, наверное. Как и у всех людей. Роу мазнула взглядом по женственно заострённому подбородку и ушла в глухое затишье до конца урока. — Гадкий земляной пельмень! Стыд тебе совсем неведом?! — истошно заверещала учительница Дандан, даже выронив чашу с очередной порцией чая, когда Мейли представила ей и классу своё творение. — Это отвратительно! До кровавых слёз, до потери рассудка, до… до… — До заворота кишок! — подсказала первая госпожа Фухуа, силясь не согнуться пополам от сдерживаемого смеха. — Молчать! — учительница вскочила и замахнулась на нахалку скрученным свитком. Мейли пригнулась и спрятала проклюнувшуюся усмешку за кучкой размашистых линий, заключённых в кривой овал, что, к всеобщему ужасу, претендовало назваться портретом. Однако никто из учениц не смел потешаться над художеством заклинательницы, зная, кого она нарисовала. Сама же муза первой госпожи Фухуа — Лань Айминь, не удостоила плачевно-смехотворный результат ни ядовитым взглядом, ни колючим словом. — Я запрещаю тебе рисовать на моих уроках, — приглаживая выбившиеся из пучка пряди, учительница бросила на стол несостоявшееся орудие наказания. — Отныне вместо картин будешь сдавать переписанные параграфы из трактатов по живописи. Тридцать страниц — каждый урок. А теперь садись и поскорее скрой своё… уродство. «Писать мне до самого Чжунцюцзе!» — мысленно хлопнула себя по лбу Мейли, прикидывая, сколько всего штрафных заданий было опрометчиво заброшено ею за имением более важных подростковых дел. Очередь за неоспоримо справедливой оценкой учительницы Дандан сокращалась и вскоре дошла до Вэнь Роу. Когда «угрюмая дева Облачных Глубин» вышла вперёд и показала всем очередной плод своего «помешанного разума», ученическая комната погрузилась в мертвецкое безмолвие. — Ничего себе! Вышло даже лучше оригинала! — выкрикнул кто-то из адептов. Но Шу совсем не задел этот комментарий. Она, как и все, оцепенело смотрела на свой портрет. Неужели в глазах Роу, таких же чёрных и невзрачных, как мир, который она наблюдала вокруг каждый божий день своей жизни, могло быть место настолько яркому, даже ослепительному образу. Особенно хорошо вышли губы цвета недозрелой вишни, газовой красной вуали, зимнего восхода… Создавалось впечатление, что Роу специально изобразила миндалевидной формы веки полуопущенными, чтобы сделать акцент именно на припухлых от постоянных покусываний губах — этой тихой светлой улыбке. — Садись, — всё, что смогла выдавить из себя Дандан, опадая на плетёную подушку. Не урок, а эмоциональные качели! Эти взбалмошные ученицы совсем не жалеют свою учительницу. После занятия многие девушки обменялись удавшимися рисунками, поэтому и Шу поинтересовалась: — Я могу его забрать? — Нет. — отрезала Роу, но, понизив уровень категоричности в своём тоне, добавила: — Я нарисую тебе ещё. Сколько пожелаешь. — Спасибо, — поклонилась Шу, приятно взволнованная сегодняшним уроком по живописи. Чтобы не узреть на довольном личике второй госпожи Фухуа то самое выражение, сошедшее с полотна, заклинательница клана Вэнь ответила слабым кивком, избегая смотреть на подругу. — Вэнь Роу, это было поразительно! Чего только стоила физиономия Дандан. Бедная её узколобая тыковка, — подметила смеющаяся Мейли, догнав Роу и Шу на выходе из ученической комнаты.

***

Клён, чьи листья вечно красны, — ещё один благословенный объект Облачных Глубин, который произрастает напротив библиотеки половины Ян, с противоположной стороны узорчатой площадки. Разумеется, с возникновением дерева, необыкновенного по своим природным свойствам, связана какая-нибудь сердцещипательная легенда, да ворох клановых традиций. Например, во время церемонии бракосочетания в Гусу Лань новоиспечённые супруги срезают со своих лобных лент по кусочку, связывают их воедино и вешают на вечно красный клён, дабы в их семье царила такая же «вечная» любовь. Ветерок-повеса сорвал с ветвей величественного древа лист, который кровавой звёздочкой спикировал к извилистым корням и приземлился на блестящий, чёрный нос. Собака-оборотень сопливо фыркнула, тряхнув навострёнными ушами, и снова вперила разноцветные глазища в перепуганного юношу. Видимо, его совсем не прельщала мысль подставить свои лицо и руки для мокрого, гладкого языка, как часто делал хозяин. По правде говоря, не известно, что бы выбрал Вэй Усянь, будь у него варианты: провести ещё один месяц в окружении до дурноты изученных стен библиотеки и такого же апатичного «надзирателя» или потискаться с метровой в холке собакой. Но, наткнувшись ночью в Облачных Глубинах на сего зверя, Вэй Ин избрал бегство и обрёл какое-никакое укрытие на одной из толстых ветвей клёна. — Слезь! Это священное древо! — заклинатель в белоснежных монашеских одеяниях, словно воздушное приведение, преодолел расстояние от библиотеки до дерева. А вот, повстречав в столь поздний час Лань Ванцзи, Вэй Усянь нисколько не испугался. Даже наоборот — немножко обрадовался, хоть и расстались они лишь четыре часа назад после очередного вечера за переписью правил. — Лань Чжань! Осторожней, там внизу оно! — предупредил первый ученик ордена Юньмэн Цзян. — Оно? — второй нефрит окинул равнодушным взглядом серо-белый ком шерсти, который активней завилял хвостом, завидя ещё одного человека. — В Облачных Глубинах ведь запрещены животные! Откуда оно взялось? — негодовал сверху Вэй Усянь. — Собака Цзинь Цзысюаня, — пояснил Лань Ванцзи. — Молодой господин Цзинь прибыл на обучение прошлой ночью и не знал об этом правиле. Её заберут на днях. «Ах, незадачливый женишок шицзе тоже здесь! Не успел появиться, уже от него столько хлопот!» — ехидно фыркнул Вэй Усянь, откидываясь назад, на шершавый ствол. — Слезай, — настаивал Лань Ванцзи, не собираясь так просто оставлять закадычного нарушителя порядка. — Не слезу я, пока оно тут шастает, — Вэй Ин вальяжно закинул руки за голову, демонстрируя, что серьёзно настроен облюбовать эту ветку. — Ты оскверняешь священный клён ордена. За это грозит наказание, — упёрто гнул свою линию Лань Ванцзи, остро раздражаясь от столь показательного пренебрежения. — Священный клён? — только теперь Вэй Усянь заприметил, что над ним повсюду в багровые кудри были вплетены белые ленточки, и примирительно вздохнул: — Лань Чжань, я не хочу оскорбить ничьи убеждения. Просто… как только собака уйдёт, я сразу покину это место. Будь уверен. — Ты боишься собак? — догадка сама собой выпорхнула из уст второго нефрита и оказалась верной. — С детства. Уличные псы не самые дружелюбные… — оборвал себя Вэй Усянь, не желая сейчас ударяться в рассказ о бедственном периоде своей жизни. Лань Ванзци разжал кулаки, чувствуя, как скрутившийся узел негодования враз распался и обмяк, растянулся красной лентой по чернильно-чёрным волосам… Заклинатель с выверенной в каждом движении грациозностью махнул широким рукавом, негромко велев собаке уходить. Мохнатая животинка отбежала, но присела у ступень библиотеки, не планируя пока отправляться восвояси. Второй нефрит прикрыл глаза, два раза глубоко вздохнул, а затем лёгкой поступью взошёл на причудливый изгиб одного из корней и разместился на нём в позе лотоса. — Лань Чжань, что ты делаешь? — озадаченно свёл брови Вэй Ин, подперев щёку ладонью и наблюдая за неподвижной фигурой. Лань Ванцзи ничего не ответил и предпринял попытку уйти в состояние медитации. Первый ученик ордена Юньмэн Цзян покосился на бесконечную простыню звёзд, простирающуюся над ними от двух стройных водопадов на северо-западе до Стены Дисциплины на юго-востоке. — Уже пробил комендантский час. Опять донесёшь на меня и встанешь рядом на колени получать по первое число за свою честность? — Не донесу. — Не донесёшь? — Вэй Ин аж выпрямился и, уцепившись за окаменелую кору, повис над ночной пропастью, чтобы лучше видеть Лань Чжаня. — С чего вдруг такая милость? Ответ ему — усыпительная стрекотня сверчков и отдалённое позвякивание стеклянных шапочек колокольчиков, что висели на окне читального зала. — Я понял. Опять скажешь, что это всё — я? — криво усмехнулся заклинатель. — «Убожество», что сводит благочестивого Лань Ванцзи с праведного пути. — Замолчи! — неожиданно для самого себя прикрикнул Лань Чжань, успев трактовать слово «сводит» по-своему и быстрее, чем Вэй Ин закончил фразу. Но это, правда, был «всё — он»! Невыносимый, непонятный, неправильный… Да в Облачных Глубинах не сыскать столько бумаги, чтобы перечислить все «не»! Господин Лань резко встал, в воображении избивая себя чжаном (не меньше двадцати ударов за то, что принял безрассудное решение остаться!). — Лань Чжань, не уходи! Пока ты здесь, оно не вернётся! — поддавшись сиюминутной, вновь вспыхнувшей панике, воскликнул Вэй Ин. Второй нефрит обмер в растерянности, обнаружив, что теперь и шаг прочь от вечно красного клёна — за пределами возможностей его несгибаемой воли. Просьба Вэй Ина пригвоздила его к месту, надавила, заставила сесть обратно. Сам же виновник во всех пока ещё только мыслимых грехах лучезарно улыбнулся, и не подозревая о своём зачаровательном влиянии. — А есть ли что-то, чего Лань Чжань боится больше всего? — вдруг спросил Вэй Усянь. — Ты о чём? — Ну, о моём страхе ты теперь знаешь. Будет справедливо и дальновидно, если я узнаю о твоём. Тогда я тоже смогу тебя защитить при случае. Слуха коснулся беззаботный смешок, от которого уголки губ всякий раз вздрагивали в порыве приподняться тоже. Лань Чжань кинул мимолётный взгляд на ветку. В стальном отблеске небесного серпа рубиновый цвет кленового оперенья переливался на растопыренных концах в чароитовый. И сейчас из-под этого магического мрака, прямо на него сияли голубые-голубые глаза — всё равно, что два зеркала, в которых застыло отражение летнего безоблачного неба. Вэй Усянь болтал опущенной ногой, настукивая пальцами какой-то музыкальный мотив, и, казалось, уже не так боялся блуждающей рядом собаки. — Не дальновидно, — отрицательно качнул головой Лань Ванцзи. — Я узнал о твоём страхе случайно и не намерен использовать это знание против тебя. В ответ ничего рассказывать не стану. — Ты не уверен во мне? Как можно, Лань Чжань? Мы же друзья! — наигранно возмутился Вэй Усянь. — Мы не друзья. — Пф, ну уж точно уже не чужие люди, — юноша призадумался и добавил: — Я тебя не считаю чужим. — Замолчи. Ещё слово и я уйду, — Лань Ванцзи едва сдержался, чтобы не зажать руками краснеющие уши. Вэй Ин в немом вопросе склонил голову набок, удивляясь такой реакции: «В кой-то веки нормально поговорили, а он опять пыхтит. Теперь я что такого сказал?». — Эй, Лань Чжань, — хватило Вэй Усяня на пару минут тишины. — Лань Чжань, Лань Чжань! «Игнорировать» — зажмурился второй нефрит. «Игнорирует?!» — зажегся азартом первый ученик ордена Юньмэн Цзян. Собака всё ещё свободно кружила между белеющих в лунном свете строений, пушистым хвостом ударяя по кустикам мелких цветов. Но Вэй Ин, словно любопытный лисёнок, в конец осмелевший, спустился на землю и приблизился к медитирующему заклинателю. Даже когда совсем близко заскрежетала кора под подошвой торопливо переставляемых сапог, Лань Чжань не открыл глаза. Вэй Усянь приземлился рядом, скрещивая ноги. Для двух человек «площадь» корня была маловата, поэтому заклинатель чуть не задел коленкой бедро господина Лань. Рассматривая влажные ресницы, что подрагивали над бескровной кожей щёк, Вэй Ин думал, чего бы такого выкинуть, и как-то насовсем пропал в созерцании скорбного лика. Всё-то в Лань Чжане было совершенным. И гранитная осанка, и профиль — само произведение холодной благородности, и руки с длинными чуткими пальцами, опять впившимися в подушечки ладоней. Разве что красный кленовый лист, который зацепился за ворот ханьфу, сродни вульгарного слова в дидактической поэме резал глаза. Чтобы смахнуть его, Вэй Ин тронулся вперёд, протягивая руку к груди Лань Чжаня. — Не прикасайся! — прохрипел второй господин Лань, ужалено отшатываясь, будто к нему склонился не симпатичный молодой заклинатель, а кровопиец-цзянши. — Я и не стремился… — сказал Вэй Усянь, но уже пустоте или самому себе. Лань Чжань испарился подобно утренней росе. Сегодня под «вечно влюблённым» клёном страх испытали двое.