Драко Малфой. Эффект кувалды

После каникул преподаватели, видимо, решили, что нам слишком хорошо живётся, и нагрузили нас домашними заданиями по самую маковку. К тому же на мне висела газета — обязанности главного редактора съедали львиную часть и так почти не остававшегося личного времени. Я едва успевал дышать, не говоря о том, чтобы вникать в подробности исчезновения первокурсника. Тем более что мальчик, Морис Грин, нашёлся чуть ли не на следующий же день, как обнаружилась его пропажа: кто-то из старшекурсников наткнулся на бессознательное тело в коридоре. Мориса немедленно перенесли в Больничное крыло, привели в чувство, и тут выяснились интересные подробности. Во-первых, он не помнил, что с ним случилось. Шёл вечером из библиотеки, услышал шум, повернул за угол, чтобы посмотреть, и — темнота. Проснулся в лазарете. Во-вторых, физически мальчик практически не пострадал: ни синяков, ни порезов, ни переломов, не считая обезвоживания и небольшой потери веса. И, наконец, в-третьих, Морис стал сквибом. Мадам Помфри только руками развела: ничем не могу помочь, магия утрачена навсегда и восстановлению не подлежит. Морис, вопреки ожиданиям, обрадовался: «Теперь я смогу вернуться домой?» Озадаченные его заявлением взрослые неожиданно для себя узнали, что он очень сильно скучал по родителям и друзьям, здесь за четыре месяца новыми приятелями так и не обзавёлся и вообще — воспитанный в религиозной семье, воспринимал магию скорее как божье наказание, чем благословение. Дамблдор как обычно таинственно посверкал очками-половинками, выдал очередную псевдо философскую сентенцию и сбежал, оставив недовольных деканов самим решать, кто отвезёт мальчика домой. Думаю, о Морисе все бы совсем скоро забыли, если бы не два подобных случая. На этот раз пострадали девочки — первокурсницы с Пуффендуя и Гриффиндора. Тоже маглорождённые. Первую хватились часа через два, вторую — только на следующее утро, но обеих нашли так же — брошенными в коридоре, без сознания и магии. В отличие от Мориса, девочек такой поворот совершенно не обрадовал; мадам Помфри пришлось дать им успокоительное и погрузить в магический сон, пока не решат, что с ними делать, потому что, когда действие зелий заканчивалось, они снова впадали в истерику. В конце концов деканы собрались в кабинете директора на срочное совещание. — Будет лучше стереть им память, — хмурясь, предложил Флитвик. — Если магию восстановить нельзя… — Он посмотрел на колдоведьму, та, поджав губы, отрицательно мотнула головой. — Тогда это будет наилучший для них выход. — Согласна, — промакивая глаза платком, всхлипнула Спраут. Она каждый день навещала свою, теперь уже определённо бывшую, ученицу, искренне переживая за девочку. Дамблдор повернулся к Снейпу: — Северус… — Нет, — перебил тот, даже не дослушав. — Я легиллимент, а не стиратель памяти. Кроме того, подправлять память придётся не только девочкам, но и их родителям. Вызывайте авроров, Альбус, на этот раз скрыть произошедшее не удастся. Авроры появились на следующий день. — Что опять у вас случилось? — страдальчески поморщился Робардс, переступив каминную решётку. — Кому-то снова что-то померещилось? Оборотни, дементоры, ктулху… Судя по всему, он так и не смог простить Дамблдору безрезультатного блуждания по Запретному лесу в прошлом году. Даже уничтоженные акромантулы не улучшили его настроения, скорее уж, наоборот, опустили его ниже критической отметки: на колдофото, опубликованном в «Пророке», грязный и уставший Робардс в порванной мантии шипел и плевался не хуже василиска. — Оставьте свой сарказм для другого раза, господин главный аврор, — отчитала его Спраут. — У нас пострадали дети. — Будто могло быть иначе, — пробурчал Робардс и тяжело опустился на стул, рубанув рукой воздух: — Рассказывайте уж. Выслушав, он задумчиво потёр подбородок: — Никогда ничего подобного не слышал. Вы уверены, что у вас здесь не завелась очередная гадость? Все, встревожено переглянувшись, дружно пожали плечами, только Снейп задумчиво пялился в стену, будто происходящее его вообще не касалось. — Ну нет так нет, заведётся — зовите. — Робардс, хлопнув ладонями по коленям, поднялся. — Ладно, где там эти ваши девицы? Давайте уже закончим с ними, мне потом ещё отчёт писать. Вечером того же дня декан собрал всех слизеринцев в общей гостиной и объявил новые правила, видимо, слова Робардса об очередной поселившейся в школе гадости не оставили его равнодушным. Теперь малышня с первого по третий курс могла передвигаться по Хогвартсу только группами не менее трёх-четырёх человек, обязательно в сопровождении студента со старших курсов («Даже в туалет, сэр?» — пискнул кто-то из первачков. «Туда — в первую очередь», — холодно бросил Снейп, одарив спросившего настолько строгим взглядом, что он пронял всех без исключения). Для всех также начинал действовать комендантский час. Особенно это касалось младших курсов и маглорождённых — вопреки устоявшемуся мнению, такие тоже учились на Слизерине, правда, их было всего двое, на пятом и шестом курсах. Думаю, все эти ограничения и запреты кому-то другому показались бы странными и раздражающими, но никто из слизеринцев даже не подумал возражать. Нам с самого первого дня внушали мысль, что декан теперь для нас — царь и бог, главнее директора и его зама, не говоря уже о других профессорах, и слушаться его мы должны беспрекословно. Может, это и ущемляло чьи-то мифические права, зато мы чувствовали себя как за каменной стеной, зная, что Снейп всегда нас защитит, как бы ни ругал потом. Профессор Спраут, как мы потом узнали от Гарьки, тоже озадачилась безопасностью своих студентов, хоть и не так строго. Флитвик и Макгонагалл обошлись предупреждениями. Винс, изнывающий от беспокойства за Гермиону — «Она же тоже маглорождённая, Драко!» — после распоряжения Снейпа — «Значит, там и правда что-то серьёзное случилось, если даже нам, чистокровным, нельзя, как раньше, по школе спокойно ходить», — готов был нарушить приказ декана и таскаться за ней круглосуточно. Но Гермиона, умная девочка, пообещала, что будет крайне осторожна. А когда ещё и Невилл заверил его, что не спустит с девочек глаз, имея в виду и Джинни, друг немного успокоился. Весть о происшедшем не могла не просочиться в прессу, только на этот раз, в отличие от истории с «вампирами», «Пророк» ограничился парой небольших статей даже не на первой полосе. Оно и понятно — пострадали-то маглорождённые, и это, по мнению определённого круга волшебников, лишний раз доказывало, что Гермиона и подобные ей — ошибка природы, которую стоит уничтожать тотчас при обнаружении. Это я, конечно, довольно грубо и прямолинейно обозначил их позицию. Отец, навестивший меня в Хогвартсе — подозреваю, ему было просто лень отвечать на мои …дцать писем, поэтому он появился лично, — выражался более обтекаемо и тонко. Но главный посыл его пространной речи понять было несложно: никто этим делом заниматься не станет. Я даже почти не расстроился — чего ещё ожидать от министерских чинуш и замшелых старцев из Попечительского совета? Так же как и от простых обывателей: им не прилетело — и ладно. Но и отец отнёсся к произошедшему равнодушно. Не то чтобы я ждал другой реакции, просто было интересно, что за ней скрывается. Самое время спросить. — А ты? Как ты относишься к маглорождённым? Отец удивлённо вздёрнул бровь: — Странно, что ты задаёшь такой вопрос, зная, что я веду бизнес с маглами. — Это ничего не значит, — заупрямился я. — Можно не любить кого-то, но всё равно иметь с ним дело, особенно если тебе это по каким-то причинам очень выгодно. И я спрашивал не о маглах. — Можно, — легко согласился Люциус, игнорируя мою ремарку. — Но я никогда не смешивал эти две стороны своей жизни. Знаешь почему? — Не позволяет Статут? — Не только. Хотя, не будь его, я поступал бы так же. Что бы там ни вещал вдохновенно Дамблдор, слияние двух миров невозможно, если только он втайне не мечтает уничтожить всех магов. — А как же твой бизнес? — Я веду его не напрямую, а через посредников-сквибов. В лицо никто из работников и партнёров-маглов меня не знает, так что я даже формально не нарушаю Статут. — И помог нам со спортзалом! — Помог, — снова согласился Люциус, улыбаясь довольным котом. — Потому что знал, чем всё это кончится. — И чем же? — недовольно буркнул я, чувствуя, что меня где-то обвели вокруг пальца. — Да, по сути, ничем. Если бы это не было твоей личной просьбой, я бы не стал заниматься этой бесполезной затеей. Я открыл было рот возразить, что ни капельки она не бесполезная, но тут же захлопнул его обратно. Отец, как ни обидно признавать, был прав: в этом году в зал вернулась только наша компания да пара маглорождённых. У девчонок, как нам рассказала Гермиона, дела обстояли ещё хуже: они забросили свой зал почти сразу, потому что для общения со своими вполне хватало гостиных, а между факультетами — никто не горел желанием. Маги наигрались в новую игрушку и потеряли к ней интерес. Я очень надеялся, что нашу газету не постигнет та же участь. — Что касается маглорождённых, — спокойно продолжил отец, будто не заметив моей растерянности, — я по большей части согласен с теми, кто считает, что им не место в волшебном мире. И вовсе не потому, что маглорождённые якобы крадут магию, это в принципе невозможно! А потому что они пытаются разрушить то, что создавалось веками — наши устои, наши традиции. Не разобравшись, даже не пытаясь понять, считая себя априори правыми. — Но ведь они не могут оставаться в магловском мире. — В том-то и проблема, — устало вздохнул отец. — Мы не можем бросить их в магловском мире, чтобы не нарушить Статут, а забирая сюда, рискуем потерять наш собственный. — Но ведь перемены — это не всегда плохо, — осторожно сказал я. В чём-то он был прав, но мне ситуация не казалась такой однозначной. В конце концов, я сам, можно сказать, стоял у истоков миниреволюции. Отступать было некуда. — Вернёмся к этому разговору лет через двадцать, — сухо бросил Люциус, поднимаясь. Я, как послушный сын, понятливо простился и потопал в гостиную. Разговор с отцом оставил после себя странное послевкусие. С одной стороны, Люциус Малфой, как и в каноне, был предубеждён против маглорождённых, считая, что им не место в магическом мире, тем самым ставя их ниже себя. С другой — не призывал уничтожать их, по крайней мере, сегодня это не прозвучало. Я отчасти понимал его — кому приятно, когда кто-то чужой, приходя в твой дом, начинает насаждать свои порядки? Вот, собственно, и главная проблема — маглорождённые и магловоспитанные, как Гарька, не знают традиций и уклада магического мира, то, что волшебников окружает с рождения, можно сказать, впитывается с молоком матери. Думаю, какие-нибудь дошкольные занятия о магмире для маглорождённых или подобный предмет в школе по аналогии с магловедением хотя бы отчасти решил эту проблему. А Люциус… Что ж, отец-консерватор определённо лучше воинственно настроенного профашиста. Я так задумался, что едва не врезался в перегородившую мне дорогу Панси. — Прости, — буркнул я, делая шаг влево и тут же натыкаясь на Милли. — Извини, — более чётко произнёс я, отступая в другую сторону. Там меня уже ждала Дафна. — Э-э-э… дамы? — Ты что-нибудь собираешься делать, Драко? — нахмурившись и уперевшись кулачками в бока, спросила Панси. — Делать? По какому поводу? — решил сначала уточнить я. Они же не могли подслушать наш разговор с отцом и решить, что я могу как-то разрулить ситуацию с пропажей учеников? — Он не знает! — томно вздохнула Милли, обмахиваясь веером. — Мужчины! Я помотал головой, с ужасом замечая, что к нам подошли девушки и с других курсов. Да что происходит?! — Скоро День святого Валентина, — сжалилась надо мной Дафна. — А я тут при чём? — Ты главный редактор, — начала, как маленькому, объяснять мне Дафна. — В рождественском выпуске вы много писали о празднике, может, и в этот раз сделаете так же? — Да чего о нём интересное писать? Все и так всё знают. Если только анонимные поздравления напечатать, — ляпнул, не подумав, я. Расплата за длинный язык, как обычно, настигла меня очень скоро: на следующий день редакцию буквально завалило записками. — И что теперь с этим делать? — спросил я, с тоской смотря на них. — Печатать, — хихикнул Гарька, вороша послания. — О, гляди, и для тебя есть! «Драко, мой слизеринский принц! Ты такой красивый. Я готова вечно любоваться твоими серебряными волосами, что наверняка мягкие, как шёлк, твоими глазами цвета расплавленного серебра, твоей белоснежной, как мрамор, кожей, твоими губами, похожими на лепестки роз. О Драко, моё сердце навеки принадлежит тебе!» Мы обязательно напечатаем это на первой странице, в самом центре! — Отвали, — буркнул я, бросив в него скомканным кусочком пергамента. Гарька поймал его не глядя. Позёр! Справедливости ради стоит сказать, что подобные эпистолярные шедевры предназначались не только мне. От мысли, что придётся всё это читать и переписывать, делалось плохо. Поэтому я решился на небольшую месть: просто приклеил записки к листу — прямо как были, с ошибками, кляксами и рисунками, а потом растиражировал, как обычный номер. Вот пусть теперь по почерку выясняют, кто им эти признания в любви писал. С посланиями для Локхарта и вовсе пришлось делать отдельный выпуск — даже не из-за того, что их было много, а потому что профессор тоже принёс поздравление — естественно, самому себе — и пообещал оставить на каждом экземпляре автограф. Будто он не мог этого сделать в любой другой день. Газеты расхватали как горячие пирожки. Без обид и скандалов не обошлось: кто-то не увидел своего имени и обиделся, кто-то, наоборот, увидел и расстроился, что не сможет найти отправителя, а кому-то показалось, что почерк на поздравлении похож на почерк его парня/девушки, и устроил показательную истерику. Я уговорил Винса поздравить Гермиону лично, а не через газету. В Хогсмид нас ещё не пускали, но мы уговорили Флинта в обмен на часть посылки от Гарькиных родственников купить сладостей. Винс — ну кто бы сомневался — написал Гермионе стихи на пяти листах; Миртл, которой он их прочитал, от переизбытка чувств рыдала два дня, на радость студентов затопив не только третий, но и второй этажи: профессорам пришлось отменять занятия, чтобы помочь Филчу убрать воду, один он не справлялся. После уроков мы сначала собрались в нашей комнате, а потом под разными предлогами сбежали, чтобы оставить сладкую парочку наедине. Вернулись мы через час, с какао и пирожными. Судя по красным, но счастливым лицам Винса и Гермионы, всё прошло отлично. Что и подтвердил наш Ромео, когда мы остались в сугубо мужской компании: — Гермиона меня поцеловала! — О-о-о! — дружно выдохнули мы. — Ну не по-взрослому, — засмущался Винс. — В щёку. Но всё равно было приятно. Луна сделала открытки всем нам: «Я просто вас люблю, Драко, и неважно, как называется праздник». Это была единственная валентинка, которую приняла Джинни. Все остальные она раздирала на мелкие кусочки с таким лицом, словно в них были не признания в любви, а непристойные предложения. К Гарьке она не лезла, да и в целом вела себя как обычно. Свою лепту в праздничный бедлам внёс и Локхарт. К счастью, обошлось без сотен признаний себе, любимому, и поющих гномов. Вместо этого он заколдовал входы в Большой зал и на улицу так, что проходящему сыпались на голову конфетти в виде блестящих розовых сердечек — мы их потом ещё неделю вычёсывали из волос и выгребали из одежды и сумок. Профессора попытались снять заклинание, но добились прямо противоположного эффекта: блёстки теперь не просто сыпались сверху, они кружили над головой, как стая птичек из мультиков, хорошо хоть не чирикали. Локхарт буквально светился от радости, что его шутка удалась. Он вообще в этот день много и весьма успешно колдовал. Наверное, если бы не урок ЗоТИ, я бы и не заметил. Локхарт ходил по классу, что-то рассказывал, помахивая палочкой, и время от времени кастовал заклинания. Это не было что-то серьёзное: зажечь Люмос, передвинуть стул, трансфигурировать стакан и наполнить его водой, — но всё это он делал играючи и с такой одержимостью, как добравшийся до дозы наркоман. Не знаю, почему мне на ум вдруг пришла такая ассоциация, но меня аж передёргивало, стоило Локхарту оказаться рядом. Когда урок закончился, я выдохнул с облегчением. За шумом праздника никто не заметил, что пропали ещё трое: маглорождённый второкурсник с Когтеврана и… близнецы Уизли. Первым исчезновение братьев заметил Перси, но, обычно до зубовного скрежета правильный, в этот раз он поступил совершенно необдуманно: вместо того, чтобы пойти к декану или, на худой конец, к директору, Персиваль написал домой. По разрушительности визит миссис Уизли можно было сравнить с обрушившимся торнадо. Молли орала так, что стены древнего замка сотрясались, грозясь обрушиться на наши ни в чём не повинные головы. Даже пришедшие с ней авроры затихорились по углам, как тараканы, боясь попасть под горячую руку. Только Дамблдор, закалённый борьбой с тёмными лордами, оставался поразительно спокойным. — Ты чем-то расстроена, Молли? — поинтересовался он, смотря на неё поверх очков. — Расстроена? — переспросила та, упирая руки в бока. Авроры в углах забыли, как дышать. — Поверь мне, Альбус, тебе не понравится, если я по-настоящему расстроюсь. Я хочу видеть своих детей! — Это школа, а не дом свиданий! — возмутился Дамблдор. — Я не могу каждый раз, когда кто-то решил, что ему необходимо срочно навестить… — Немедленно, Альбус! — перебила его Молли, ткнув в его сторону палочкой. — Хорошо-хорошо! — поднял раскрытые ладони, словно защищаясь, Дамблдор. — Если ты так настаиваешь… Он отправил Макгонагалл патронуса с требованием привести всех Уизли. Ждать пришлось не менее получаса. Когда, наконец, в кабинет вошли Джинни, Перси и Рон в сопровождении декана, Молли первым делом бросилась к дочери: — Джинни, девочка моя! — и, без конца поправляя ей волосы и одежду, забросала вопросами о том, хорошо ли она спит, вкусно ли кормят, не мала ли мантия, может, уже пора покупать новую? Джинни, смотря строго перед собой, односложно, сквозь зубы отвечала: «Да, мама. Нет, мама. Всё хорошо, мама». — Минерва, я же просил привести всех, — вполголоса обратился к заместительнице директор. — Да, где Фред и Джордж? — отлипнув от дочери, возмутилась Молли. — Мама, я же писал тебе, — подал голос Перси. — Они не ночевали в своей спальне. — Замолчи, — отмахнулась от него Молли, снова подбочениваясь. — Повторяю: где мои дети? — Да откуда я знаю?! — вспылила Макгонагалл. — Я не обязана следить за ними круглые сутки! — Пропали ещё дети? — вмешался в разговор Робардс и засыпал её вопросами: — Сколько, когда, возраст, статус крови, курс, факультет? — Двое, — поняв, что никто не торопится сообщать неприятную новость, неохотно сказала Макгонагалл. — Четвёртый курс, Гриффиндор. И при чём здесь статус крови?! — Трое, — поправил её неслышно появившийся Флитвик. — Прости, Минерва. Ещё один с моего факультета. Как я понимаю, до этого пропадали исключительно маглорождённые? — обратился он уже к Робардсу. — Правильно понимаете, — кивнул тот. — С вашим уже шесть получается. Не многовато ли? Флитвик лишь растерянно развёл руками. — И больше половины из них — маглорождённые, — совершенно не к месту ляпнула Макгонагалл. — Я предупреждала: это добром не кончится. Их следовало примерно наказать, но вы, Альбус, со своими вторыми шансами… — При всём уважении, — перебил её, наливаясь апоплексической краснотой, Робардс, — прежде всего они — дети, а потом уже эти ваши! От вас, профессор, я этого не ожидал. — Да как вы!.. Я совсем не это… Альбус! — Макгонагалл от возмущения даже потеряла дар речи. — Ну-ну, Минерва, — в привычной благостной манере улыбнулся Дамблдор. — Уверен, аврор Робардс не хотел тебя оскорбить, да и мальчиков не за что было наказывать. — Как это «не за что»?! — Вы про что? — одновременно насели на директора Макгонагалл и Робардс. — Полагаю, уважаемая Минерва имела в виду… как же её называли? О, вспомнил — стенгазету! — вмешался в разговор Флитвик. — Интересный образчик эпистолярного жанра, я вам скажу: стихи в ней настолько плохи, что даже хороши. И в них говорилось, что враги наследника Салазара Слизерина, иными словами, — прошу прощения за грубое слово, Минерва, — грязнокровки, будут истреблены. — Показывайте этот ваш… образчик, — рыкнул Робардс. Его проводили к стенгазете. Главный аврор просканировал её суровым взглядом, потыкал палочкой в рисунки, разозлив кошку и доведя до истерики человечка на троне, дважды прочитал текст — вслух и про себя, медленно шевеля губами, — и раздражённо сплюнул: — Вот и охота кому-то такой ерундой заниматься? Да я ещё с вами время теряю. — Он повернулся к отряду и скомандовал: — Приступайте. Авроры прочесали всю школу сверху до низу, но так ничего и не нашли и с постными лицами удалились. Молли рвала и метала. Альбусову бороду от уничтожения спасли лишь широкий дубовый стол — Молли, словно забыв, что она волшебница, попыталась выдернуть её руками, но просто не достала, — и неожиданное предложение Дамблдора: «Если хочешь, можешь забрать детей домой. Преподаватели каждую неделю будут присылать задания». — А в выходные заниматься с ними на дому, — поставила своё условие миссис Уизли. — Я не уверен, что… — начал директор. Молли набрала в грудь воздуха. — Хорошо-хорошо, но только по основным предметам. На том и порешили. Молли сообщила детям новость. Но если Рон и Перси, бурча и недовольно поджимая губы, послушно отправились собирать вещи, то Джинни резко воспротивилась. Ни уговоры отца, ни картинные обмороки матери, ни увещевания директора не подействовали. В конце концов у девчонки случился стихийный магический выброс, и мадам Помфри забрала её в лазарет, предупредив, что не выпустит как минимум неделю. Взрослым пришлось смириться. Близнецы нашлись примерно через сутки в туалете Плаксы Миртл: именно вопли разгневанного привидения привлекли внимание Филча, который в надежде, что хулиганов наконец-то накажут — и за исчезновение, поднявшее на уши Аврорат и педсостав школы, и за учинённый в туалете погром, — чуть ли не бегом бросился за Макгонагалл. Парни вели себя странно: ни на что не реагировали, порывались куда-то идти, при этом абсолютно не стоя на ногах, внезапно начинали то смеяться, то плакать, в общем, походили на укуренных в хлам торчков. Но Макгонагалл никогда в жизни не видела наркоманов под дозой, а потому подумала, что на близнецах какое-то неизвестное ей проклятие и решила в кои-то веки обойтись без нравоучений, сразу отлевитировав их в Больничное крыло. Мадам Помфри тщательно обследовала Фреда и Джорджа, но никаких следов проклятий не нашла. Как и ментального вмешательства — Снейп, проведя собственную диагностику, это подтвердил. Оставались яды. Близнецов, не мудрствуя лукаво, накормили безоаром и, сообщив Молли, что её дети нашлись, оставили в лазарете на пару дней — понаблюдать. Как выяснилось потом — очень даже зря. К вечеру Форджи окончательно пришли в себя, и лежать без дела им быстро надоело. Ведь рядом, буквально на соседних кроватях, так же скучали чужие свободные уши. Как можно было не воспользоваться ситуацией и не похвастаться своими приключениями? Они, конечно, немного приврали — совсем чуть-чуть! — но и огромный шестирукий змей, и длинные трубки, которые тот предложил им раскурить, и ожившие уродливые звери — они так смешно говорили, скрипели, как несмазанные петли у двери в комнату живущего в Норе упыря, но мы их прекрасно понимали, правда, Фред? — Конечно, Джордж! — всё это было на самом деле. Слухи охватили Хогвартс со скоростью лесного пожара. Студенты, хорошо помнящие прошлогоднюю вампирскую сагу, бодро строчили письма домой, пересказывая не только рассказ Уизли, но и вспомнив о стенгазете — теперь она не казалась безобидным глупым розыгрышем: в ней говорилось о чудовище, а Фред и Джордж вон сколько их видели! Очень, очень неприятное совпадение. Не прошло и суток, как школу наводнила толпа народа: Попечительский совет едва ли не всем составом во главе с Люциусом, неприметные, что-то бормочущие себе под нос сотрудники Отдела Тайн, важные министерские чиновники, каким-то образом просочившиеся за ними представители прессы, авроры. Робардс, окинув взглядом виновато склонённые головы близнецов, зло сплюнул: «Опять рыжие!» — и, повернувшись к маячившему в стороне Перси, проворчал: «Надеюсь, ты, парень, нам в следующем году неприятностей не доставишь». Персиваль, обидевшись, гордо вздёрнул подбородок: «Я подобными глупостями не занимаюсь!» Авроры во главе с сотрудниками из ОТ снова прочесали весь замок, даже в Запретный лес наведались проверить, не завелась ли там очередная гадость. Ничего не нашли и отбыли. Чиновники задержались чуть дольше. Побродили по Хогвартсу, с восторженно-ностальгическими вздохами поведали журналистам не слишком смущающие истории из своей школьной жизни, сделали колдофото с Гарри Поттером и наряженным по этому случаю Локхартом, отобедали в Большом зале, после чего тоже наконец откланялись. Дольше всех оставались представители Попечительского совета, решив — явно по инициативе Люциуса — совместить приятное с полезным — устроить внеочередную проверку. Дамблдор, видимо, заранее почувствовавший приближение пушистого белого зверька, ещё накануне умчался по очередным важным делам, так что отдуваться пришлось Макгонагалл. И, судя по её всклокоченному виду, papa оторвался на всю катушку. А, судя по довольной улыбке уже Люциуса, ему удалось провернуть какой-то свой хитроумный план. Я лезть в игры взрослых не собирался, своих проблем было предостаточно, и одну из них нужно было решать как можно скорее. Я опоздал всего на каких-то пару часов.