Артисты погорелого театра

— Всем привет! Я Тревожность.!

***

— Подождите, что это значит, мы будем учиться в разных школах?!

***

— А это Стыд, Зависть и Хандра!

***

— Ну-у-у, да… По крайней мере, можно будет видеться по выходным!

***

— Мы так хотели вам понравиться!!

***

— А что тогда делать в новой школе..?

***

«Мне нужно найти друзей в новой школе.»

***

Так звучала последняя мысль Райли перед тем, как уснуть. Радость, руководительница Головного Отдела, находилась в состоянии полного непонимания их текущего положения уже довольно долго. Сколько именно? Три долбанных месяца. В конце мая, на одной из прогулок, Грейс поделилась новостью о том, что начиная со старшей школы они втроём больше не будут учиться вместе. Как вообще такое понимать? Как смириться? Два вопроса, на которые Райли не могла дать ответа всё лето. Четверо новеньких подтянулись к ним через несколько дней, когда размышления о предстоящей разлуке поглотили всю голову, и возможностей прежних эмоций не хватало, чтобы дать точную окраску чувствам Райли. Тревожность представилась с трепетом, хоть и в своей манере. Не сказала бы Радость, что остальные трое оказались особо приветливыми, но пока ничего не учудили, а значит, поводов для беспокойства нет... Вроде бы. Тревожность их создаёт. Вот почему Радости Тревожность не приглянулась в первые же секунды. Она же ведь... Тревожность. Она создана для того, чтобы паниковать, бояться на пустом месте и много-много нервничать. Вряд ли Райли нуждается в таком. Остальные тоже не удаленькие. Зависть, скука, стыд... Хоть Радость уже и усвоила урок о ценности каждой эмоции на примере Печали, от появления этих четверых на душе всё равно скребли кошки. Как они будут помогать Райли? Если уж без них и не бывать эмоциональному балансу, то какой вклад они в него сделают? Как же всё сложно, божечки-кошечки. Райли сомкнула глаза, а Радость таращится на новоприбывших (три месяца – катастрофически маленький срок), будто увидела их впервые. Все в головном отделе, даже Брезгливость и Гнев, что отличались своими эксцентричными натурами, начали беспокоиться за Радость. Её терзало неприятное, плохое предчувствие. Пускай она и наблюдала уже много раз за работой новых эмоций и своими глазами видела, что ни к чему особо критичному это не привело, ей всё равно казалось, что дело ещё не набрало свои обороты. — Радость? — Печаль подозвала главную эмоцию на переговоры. Пристроившись на постели у Печали, её владелица решила заговорить первой, в своём привычном унылом, мямлящим тоном: — Мы всем коллективом уже видим, что с тобой что-то не так. Ты этого уже даже не скрываешь, м? Радость промолчала, поджав коленки. А что она могла сказать? — Радость... Если ты скажешь, что тебя беспокоит, нам будет проще помочь. Может, всё-таки сказать? — Ну ладно, раз уж ты просишь... Хотя ты и сама знаешь наверное, зачем мне говорить ещё раз... — Лучше проговори это вслух. Радость вздохнула, после чего всё-таки решилась вновь заговорить о своей главной проблеме за последнее время: — Я не могу принять новые эмоции. Ни Тревожность, ни Стыд, ни Зависть и ни Хандру. Да-да, я знаю, что эмоциями нельзя пренебрегать, ты-то меня научила, хе-хе. Но всё же... Их природа так чужда мне. Я всё не пойму, какой от них толк. Порой кажется, будто они всё это время делали только хуже. — Ты когда-то и про мою роль так же говорила, — с горькой и слабой улыбкой произнесла Печаль. — Ну не-е-ет, Печаль, это другое! Я бы сразу поняла, на кой нам те эмоции, если б от них была хоть какая-то заметная польза! — Тебе так кажется. — Нет, не каж-... Печаль, ну раз уж ты в этом разбираешься, может посоветуешь тогда, как перестать презирать новеньких, там, посмотреть на них с другой стороны?? — Я и сама их толком не знаю ещё. Наверное, тебе стоит поговорить с ними лично. — Мне?? С ними?? — Тебе-тебе. Ты же переживаешь. Тебе и обговаривать. — Блин, не знаю даже... Ты права, наверное... Радость встала с постели Печали и осторожно спустилась по лесенке. — На этот раз не чебурахнулась! — гордо воскликнула Радость, будто бы не изливала душу минуту назад. Все остальные эмоции начали собираться в спальне. — Иди и поговори с кем-нибудь из них. С Тревожностью, например. — Океюшки! Пожелай мне удачи! — Радость широко улыбнулась и пошла к пульту, где всё ещё сидела Тревожность и витала в облаках. — Тревожность... Можно кое-что обсудить с тобой? Немножко личное, так что не будем уходить в спальню. Тревожность повернулась. На её лице было написано искреннее непонимание и готовность выслушать, но даже этого не вызвало ни капли сочувствия или вины внутри Радости. Она пришла предъявлять. Вежливо предъявлять. — Можно, конечно, что-то не так? — В глазах Тревожности сверкнула тревога. Какая ирония. Казалось, что она уже готова винить себя. — ...Много чего, — понуро ответила Радость, присев на диван. — В-всмысле? Ты о чём? — Глазки Тревожности забегали, избегая Радость в поле зрения, что сверлила первую взглядом. — За то время, которое ты провела здесь у меня накопились некоторые беспокойства по поводу работы твоей и приятелей, которых ты с собой притащила. — ...Я всё-таки не произвела хорошего впечатления?? — разочарованно уточнила Тревожность. — Можно и так сказать. За всё время вашего присутствия, а если быть точнее, около трёх месяцев, мне не стала ясна ни единая доля вашего предназначения в Головном Отделе. Поэтому... Ответь мне на вопрос. На кой чёрт вы здесь? — Радость, ты сама не своя... Это всё, что смогла ответить Тревожность. Она почувствовала некую угрозу со стороны Радости – от личности, от которой такие выпады никак не ожидаешь. — Н-ну... Я же рассказывала тебе, чем полезна могу быть... Смотрю в будущее! Могу всё предугадать, Райли защитить, мотивировать... на что-то... В общем, хоть что-то да могу! — А остальные? — А остальные... А вот остальные... На самом деле, Тревожность не так много имела дело с остальными эмоциями, прибывшими в начале июня. Разве что Зависть, что более-менее тянулась к Тревожности в друзья, но вряд ли Радость устроит объяснение предназначения бирюзовой малютки. Она же за позитив, за радость, за всё такое. Она же Радость. И как же быть? Как объяснить Радости, что хоть роли новеньких и не совсем ясны, они безумно важны и без них никуда? План Б. Точно. У неё же был План Б Что-то щёлкнуло в голове у Тревожности, и та решила начать издалека: — Знаешь, я всегда боялась, что ты начнёшь меня осуждать. Я ночами спать не могла, — Голос Тревожности начал слегка дрожать, — Думала, что ты рано или поздно начнёшь поливать меня грязью. Я со всех сторон обвертела эту ситуацию. Отшлифовала до идеала, — На глазах выступили едва заметные слёзы, — И не зря, потому что теперь я знаю, как мне быть. Теперь и Радость озадачена. — И что же ты собралась делать? — с опаской спросила она. Тревожность робко улыбнулась и приступила к объяснениям: — Он не стал называть своего настоящего имени. Просил обращаться либо [ОТРЕДАКТИРОВАНО], либо Пубертат, что сразу отсёк и просто попросил оставлять его в покое как можно чаще. Но это было ненадолго, не волнуйся! Всё сразу изменилось, как только я попросила подготовить мне небольшой спасательный круг на случай, если дела пойдут ко дну. Какая метафора, хе-хе-хе... Так вот! Он сразу же согласился на сделку. Он сказал, что с удовольствием примет любую просьбу, но озвучил одно условие. Правда, либо я прослушала, либо он и вправду не сообщил, что я должна буду отдать взамен. Какое разочарование... — Окей, это понятно, а что ты творить-то будешь? — На самом деле, Радость, ещё вот что, — Тревожность считала важным принять во внимание все детали, — Я нечаянно подслушала часть вашего с Печалью разговора. Ты хотела взглянуть на нас, новеньких эмоций, с другой стороны. Хотела понять нас и нашу суть. Я протянула руку помощи и устроила всё так, что все вы, «старенькие» эмоции, посмотрите на нас по-другому. Вне Головного Отдела. Вдруг стекло, отделяющее головной отдел от Пропасти Забвения, громко разбилось позади Радости, на что та встрепенулась, а все спящие эмоции всполошились и вышли посмотреть, что случилось. Там стояла большая банка, стоящая на тележке на колёсиках, что в свою очередь была доставлена непонятным подъёмником. — Я думал, придётся подождать ещё пару столетий, — раздался чей-то глубокий, громкий мужской голос, — Наконец-то. Тележка подъехала прямо в центр Головного Отдела, пока все эмоции, кроме Тревожности, смотрели на всё происходящее в абсолютном конфузе и непонимании. — Стыд, пора. Двух слов было достаточно, чтобы розовый здоровяк с джинсами не по размеру схватил пятерых старых эмоций охапкой и усадил в банку, перед которой открылась небольшая ямка. Это была платформа под диаметр банки, готовая везти этот состав куда-то... Вниз... Из банки стали доноситься возмущения, недовольства и простые мольбы о пощаде. Стыду пришлось вести себя непоколебимо и закрыть банку крышкой, проткнув в ней дырок для воздуха. Банка поехала вниз. Тревожность наблюдала за тем, как все пятеро отчаянно пытались отговорить её от её «просвещающего» плана. Но чему быть, того не миновать. Банка уехала уже далеко вниз, а дыра всё не восстанавливалась. Когда Тревожность уже хотела было вслух задаться вопросом, что за хрень происходит, тот непонятный голос решил снова кокетливо заявить о себе невероятно уместной фразой: — Ой, а я говорил, что вы четверо отправляетесь вместе с ними? — Погоди, чт- Тревожности даже договорить не дали. Пол под ними рухнул, роняя не только эмоций, но и практически всё содержимое Головного отдела: диваны, почти все стеллажи с воспоминаниями, спальня и всё остальное. Все уцелевшие элементы комнаты, которые Тревожность смогла заметить краем глаза – Пульт Управления и самая малость шкафов для разноцветных шариков, в которых и хранятся воспоминания. План окрасить их все в оранжевый на её глазах провалился с треском. В буквальном смысле.

***

— Ой-й-й, Боже мой, что ж такое... Радость очнулась на швейном столе, ощущая себя НАМНОГО меньше, чем обычно. Её положили на подушечку для иголок, к счастью, пока без иголок. Заметив одну иглу, лежащую неподалёку, Радость, к сожалению для себя, сразу смекнула, что одной такой иголки запросто хватит, чтобы угробить её. Это всё ни капли не похоже на Головной Отдел. Куда её притащили? Куда она попала? Почему так раскалывается голова, к чёртовой матери? В глазах всё плыло. Конечности отяжелели, будто наполнились ватой, а учитывая, что она на швейном столе, возникало ощущение, будто они и вправду сейчас наполнятся ватой, ёшкин кот. Над ней кто-то навис. Видимо, хозяин всего этого барахла. Сколько бы Радость ни старалась всмотреться в очертания лица швеи, у неё всё не получалось. Она не почувствовала, как её подняли на руки и миниатюрным скальпелем начали вскрывать ей руки-ноги, чтобы И ВПРАВДУ НАПОЛНИТЬ ИХ ВАТОЙ. Не почувствовала Радость, как небрежно подтирали её кровь, что стала течь без остановки. Не заметила, как совершенно позабыла дышать, а сердце позабыло биться. То, чем ограничились её ощущения – зрение, что не давало увидеть на лице незнакомца ничего, кроме абстрактных чёрных и до боли размытых линий, что продолжали плясать, будто дразня, мол, тебе, Радость, мозги разъело. «Наверное, я ненастоящая». Кожа Радости дала ей почувствовать небольшое покалывание в набитых ватой конечностях, которое казалось даже забавным, ведь она не понимала даже, откуда оно взялось. Потом, прежде чем покалывание перешло на макушку, Радость почувствовала, как с неё что-то сдирают где-то там же. Когда покалывание началось – оно стало чередоваться между ним и небольшой передышкой, когда голову окружало что-то мягкое. «Наверное, всё вокруг – какой-то отвратительно спродюсированный сон. Это всё ненастоящее.» — Вот и готово. Эта простая реплика ударила Радости в уши, оставив там оглушающий, режущий звон. Её поставили на ножки перед маленьким туалетным зеркальцем. Она, сука, тряпичная кукла. Вот в чём дело. — Надеюсь, анестезия подействовала как следует. На этом её хирург куда-то отошёл, оставляя её любоваться своим новым обликом. Волосы хоть и остались глубокого тёмно-синего цвета, и даже передали стрижку, их объём весьма разочаровывает – какие-то никчёмные ниточки, которые Радости пришили, пока она была в состоянии похуже передоза наркотой. Тело потяжелело, хотя вширь не выросло – ей пришили новую кожу из нестиранных лоскутов ткани разных сортов приблизительно одного оттенка жёлтого. Новыми глазами отныне будут служить две бледно-голубых пуговицы, немного различающиеся в размерах и количестве отверстий. Мило. Так же, как и её новое белоснежное платье – ей добавили кружевных рукавов-фонариков и похожих рюшек на поясе. А ещё мило то, что её куда-то понесли в ладошке. И у Радости всё ещё не получалось понять, кто затеял с ней всю эту злую шутку.

***

Её принесли в замызганный кровью лифт и пришпилили к стенке. Человек вышел негуманоидной походкой, и двери за ним захлопнулись с нежным кратким звоночком. Оглядевшись по сторонам, Радость увидела остальные эмоции – они тоже стали куклами, только, в отличие от Радости, главе Головного Отдела с обновлением повезло гораздо больше. — Вас тоже будто отравили? — промямлил Страх. Кажется, будто он всё ещё не отошёл. Все поддакнули, рассматривая друг друга в поражении, смятении и искреннем физическом дискомфорте после «перевоплощения». Вся орда вновь услышала тот самый загадочный голос, что весьма жизнерадостно объявил: — Добро пожаловать в Смертельную Вечеринку, любимую компьютерную игру Райли! Только один из вас останется в живых. — Добро пожаловать КУДА?! — закричала Зависть и затарабанила новыми ватными ножками. — Сейчас быстренько покажу вам, что нужно делать. Повторять не буду, так что вам стоит послушать. Двери лифта открылись. Крепления, что удерживали их на лифте, оторвались, и все девять эмоций упали на пол. Придётся идти самим. — Справа от вас находятся комнаты с вопросами. Так как вы буквально эмоции, ваши вопросы будут стилизованы под того, за кого вы отвечаете, то есть, за Райли! Однако не спешите радоваться, потому что вопросы будут абсолютно рандомными, и вряд ли вы сможете дать правильный ответ в два счёта. Для такого вам будет предоставлен отформатированый доступ к воспоминаниям Райли, среди бесконечного количества которых вы имеете право порыться и, может быть, использовать их как справочник! Если успеете за двадцать секунд, конечно. Одна из дверей справа открылась, и перед ними открылся вид на школьный класс, явно слишком большой для таких куколок, как они: доска, парты и устройство, чем-то похожее на пульт управления, сделанное именно для поиска ответа на каверзные вопросы предстоящей игры. — Слева от вас – Комнаты Смерти, — продолжал голос ведущего, — Там будут предлагаться мини-квесты на выживание для тех, кто посмел неправильно ответить на вопрос про Райли. Те, кто дали правильный ответ, как и должны, могут не беспокоиться – во время проведения квеста у них будет полный доступ к настоящему пульту управления и только к нему. Можно наиграться вдоволь. Если вы не пройдёте мини-квест на выживание – вы сдыхаете и становитесь призраком, а Райли остаётся неспособной испытывать вашу эмоцию до конца жизни. Всем понятны правила? — Всё понятно, но всё-таки есть вопрос, — вопрошала Брезгливость, — В чём суть этой игры вообще? Голос зловеще засмеялся, после чего кратко изъяснился: — Это называется переходный период, и вашей целью будет не дать Райли сойти с ума. Ну что, приступим?