Однажды в Хогвартсе

Глаза открыть аль-Хайтаму так и не удалось. К тому моменту, когда его перевернули на спину и подложили под голову подушку, звон в ушах немного стих, и он сумел расслышать слова, звучавшие достаточно близко, чтобы не приходилось напрягать слух, но при том достаточно тихо, чтобы не добавлять ему головной боли. Голос Кавеха успокаивал. Аль-Хайтам особо не вдумывался в смысл сказанного, пропуская всю информацию сквозь себя, будучи не способным сейчас даже простейшие умозаключения переваривать. Однако это и не было нужно — сейчас ему достаточно просто слышать Кавеха. Его голос обволакивал измождённый разум мягким одеялом или защитным коконом, не подпускавшим — временно — боль. Его голос убаюкивал... Хотелось поддаться соблазну и раствориться в небытие, сбежать и спрятаться от боли, сопровождавшей его каждое мгновение. Но... Кавех просил подождать его. Следом чужого присутствия осталась подушка, мокрая ткань на лбу — у него что, жар?.. — и отзвуки взволнованно-ласкового голоса в памяти. Стоило Кавеху уйти, как аль-Хайтама сковал холод. Однако это нисколько не было связано с его физическим состоянием. Холодом обдавало исключительно сердце, которому мало заботливых прикосновений, мало слов, мало присутствия Кавеха... у аль-Хайтама не хватило сил на то, чтобы попросить не оставлять его одного. Обычно не хватало решимости, а сейчас просто язык не слушался, и он не мог выдавить из себя ни слова — это было бы смешно, если бы тоска не стремилась поглотить всё его существо. Сколько прошло времени? Скоро ли вернётся Кавех? Вернётся ли?.. Он обещал... Он ведь правда был здесь?.. Аль-Хайтам коротал время в бреду, и оттого заметил не сразу едва различимое, как будто бы светящееся потрескивание магии где-то у себя над головой. Медленно, точно в них песка насыпали, он разлепил веки, чтобы увидеть... парящую над ним райскую птицу, сотканную из серебристо-голубого света. То был, конечно же, патронус... знакомый аль-Хайтаму до боли. Райская птица, заметившая на себе его взгляд, запорхала над ним ещё активнее, будто бы радуясь оказанному наконец вниманию. Или пытаясь это внимание удержать?.. В любом случае, получалось у неё неплохо. Аль-Хайтам не сводил с райской птицы взгляда, но при том смотрел будто бы сквозь неё — и дело вовсе не в том, что сама по себе текстура патронуса прозрачна. В памяти воскресали многочисленные вечера, проводимые в Выручай-комнате. Первый раз, когда ему удалось патронуса призвать. Крепкие объятия и осознание чувств, красной нитью прошивших всю его жизнь вплоть до настоящего времени... Не отдавая себе отчёта в собственных действиях, аль-Хайтам будто бы со стороны третьего лица наблюдал, как приподнялась слабо его рука, согнувшись в локте. И райская птица — дикое, непреклонное и своенравное создание — легко вспорхнула на его кисть, точно на подготовленную специально для неё жердь. Прикосновение её эфемерных лапок совершенно никак не ощущалось, но аль-Хайтаму грела душу мысль, что патронус сам, по собственной воле подлетел к нему... и пожелал остаться. Аль-Хайтам и рад был бы послужить райской птице жердью, но на этот короткий жест он истратил последние силы, и вскоре ладонь безвольно упала ему же на живот, более не желая подниматься. Патронус вернулся в "небо", на деле отлетев не более чем на полметра. Однако этот факт всё равно горчил на языке привкусом сожаления... и вины. Глаза начали закрываться вновь, но аль-Хайтам то и дело распахивал их, с каждым разом всё тяжелее и реже. Он упрямо боролся с подступающим беспамятством, заманчиво распахнувшим для него тёмные, бездонные объятия. Напоминал себе о бесконечном море тревоги в алых глазах и обещал дождаться. Себе, Кавеху... в первую очередь всё же себе. Ему эгоистично хотелось отведать ещё одну порцию заботы. Пусть с привкусом волнения, зато такой искренней…

***

Кавех сорвался на бег в тот самый миг, как шагнул за порог дома. Он боялся не успеть. Не успеть до закрытия алхимической лавки — по выходным та работала в сокращённом режиме. Не успеть вернуться до того, как аль-Хайтам потеряет сознание — а он мог, судя по состоянию. Дорога отняла не более пяти минут, но ощущались те бесконечно долгими. Дыхание сбилось, сердце норовило выскочить из груди, но Кавех не останавливался. Дверь лавки распахнулась с таким стуком, что торговец, замерший у прилавка, даже растерялся. Недовольный поздним визитом, заикнулся было о закрытии, но тут он разглядел отчаяние, злобу и страх в глазах посетителя — и подавил в себе желание того обратно за дверь выдворить. Судя по всему, дело действительно важное. Кавех потратил ещё около пяти минут, пытаясь описать состояние пострадавшего, а торговец, в свою очередь, подавал необходимые зелья. — Вам нужно обратиться к колдомедику... — Да знаю я! — рявкнул Кавех. Заставил себя успокоиться. — Простите... Просто в таком состоянии я его никуда перенаправить не могу. А ждать медика придётся долго. Более никаких советов ему давать не осмеливались. Ещё пара склянок опустилась перед Кавехом. Тот спешно убрал всё приобретённое в карман, на который наложены чары расширения, кинул на прилавок пару галлеонов и трансгрессировал прямо из магазина. Теперь он чётко представлял место, куда ему нужно, и мог сберечь драгоценные пять минут. Прихожая дома встретила его сумраком и неизменным запахом пыли. Тишина. А значит всё в порядке, никто из пленников не вырвался. Замечательно. Первое, что заметил Кавех, спустившись в подвал, так это то, что свечи потухли. Лишь свечение патронуса озаряло небольшое пространство возле аль-Хайтама. Птица встретила хозяина взмахом крыльев — и вскоре исчезла, оставляя после себя слабое сияние голубых искр, медленно оседающих на пол. Люмос сорвался с палочки и повис над потолком спокойным светом. Кавех же спешно опустился возле аль-Хайтама. — Тами... — коснулся плеча с осторожностью, пока другая ладонь потянулась убрать со лба ненужную сейчас ткань. — Тебе нужно сесть и выпить некоторые зелья... Давай, последний рывок, и тебе станет легче. И пусть голос звучал тихо, успокаивающе, на душе его не унималась буря. Кавех помог аль-Хайтаму принять сидячее положение и, всё так же придерживая за плечи, переместился к нему за спину. Потянул на себя, позволяя слизеринцу облокотиться о собственную грудь. — Эти зелья помогут унять боль и прояснить сознание. Потом кровотворящее и восстанавливающее. Может прямо сейчас аль-Хайтам и не слушал его, не понимал, но Кавех продолжал говорить. Лишь бы не слышать звенящей тишины, прерываемой тяжёлым дыханием мужчины в его руках. Так, одно за другим, Кавех протягивал зелья пострадавшему, помогал их принять, придерживая как самого аль-Хайтама, так и баночки с зельями. Хотел верить, что это поможет…

***

По лестнице зашумели чьи-то шаги спустя примерно целую вечность, и аль-Хайтаму почудилось на миг — это вернулись похитители. Он невольно напрягся, сдвигая к переносице брови, но оттого лишь слаще ощущался привкус облегчения, когда слуха коснулось такое родное «Тами». Он не придумал его. Кавех действительно был здесь... и сейчас тепло его прикосновений стремительно прогоняло холод, грозивший поглотить сердце аль-Хайтама. Оказавшись прижатым к груди Кавеха и пленённым его полуобъятиями (вынужденными, но до чего же хотелось верить, что самому Кавеху они приятны не меньше, чем аль-Хайтаму), он согласен был на что угодно, лишь бы это мгновение продлить. Сколько бы зелий Кавех в него ни вливал, аль-Хайтам даже почти не морщился. Он слышал Кавеха, но не слушал, концентрируясь на голосе, не на словах. Этот мягкий и заботливый, с нотками беспокойства тон проникал туда, куда не могла пробраться боль — не тогда, когда Кавех был здесь, рядом, — к самому сердцу. С его присутствием, казалось, и сама боль утихала... а может, подействовало одно из тех зелий, которые Кавех ему щедро спаивал. К тому моменту, когда Кавех, кажется, наконец закончил, аль-Хайтам уже едва удерживал сознание на грани между явью и беспамятством. Боль притупилась, а тепло чужого тела рядом не оставляло никаких шансов его воле — или упрямости, — и без того претерпевшей столько испытаний на прочность. Аль-Хайтам обессиленно откинул голову назад, а она сама уже склонилась набок, ближе к чужой груди... Это его сердце билось так громко — или то было сердце Кавеха? Вдруг ему стало так хорошо, так тепло, так уютно, что с губ само собой сорвалось тихое, пропитанное ноткой отчаянья: — Не уходи... Здесь он чувствовал себя в безопасности. Ничего страшного ведь, если он поспит... совсем немного… — Я не брошу тебя... — сдавленно ответили ему и только ближе к себе прижали. Кажется, аль-Хайтам уснул. Первые несколько минут Кавех напряженно вслушивался в его дыхание, но волнение постепенно начало стихать. Биение сердца ровное, дыхание не хриплое, на лице аль-Хайтама спокойствие и умиротворение. С ним всё будет хорошо. Не меняя своего положения, Кавех высвободил левую руку и достал из потайного кармана мантии палочку, чтобы вновь призывать патронуса. — К Борею, — коротко и чётко. Оставаться в этом гиблом месте дольше необходимого совершенно не хотелось, нужно скорее пригласить авроров. И связаться с директором. Вот только аль-Хайтама для этого вновь придётся временно покинуть… Нет. Так он не поступит. Прибегнув к помощи магии, Кавех поднял аль-Хайтама над землёй и со всей внимательностью к делу, чтобы не дай Мерлин головой о косяк двери не стукнуть, отлевитировал его на первый этаж. Выйдя в небольшую гостинную, Кавех заметил покрытый пылью, но выглядящий довольно мягким диван. Пришлось сосредоточиться, чтобы совместно с чарами левитации применить очищающее к предмету мебели. А если учесть, что до этого он устроил дуэль, после трансгрессировал, уже дважды призывал патронуса и сейчас продолжал использовать одно заклинание за другим, такими темпами и до магического истощения недалеко. Каким бы сильным волшебником он ни был, всё же Кавех не аврор. И пусть его магический потенциал хорошо развит, настолько интенсивные нагрузки не были для него в порядке вещей. Уложив аль-Хайтама на диван, Кавех отошёл к камину, что как раз в гостинной и располагался. Взяв горсть летучего пороха, кинул его в камин. Склонился над магическим пламенем, надеясь, что ответ не заставит себя долго ждать. Директор Хогвартса, благо, вскоре вышел на связь. Поняв, что дело срочное, он отложил выяснение подробностей до лучших времен и пообещал незамедлительно направить школьного колдомедика на помощь аль-Хайтаму. Пламя погасло, связь оборвалась. Теперь оставалось только ждать. Кавех устало поплёлся к дивану и тяжело опустился в ноги к аль-Хайтаму. Тот всё так же умиротворённо спал. Вероятно, обезболивающее и успокаивающее зелья оказались качественными... Но даже так, лёгкое напряжение не отпускало Кавеха вплоть до того момента, пока в камине не вспыхнуло вновь пламя, и оттуда не вышагнул колдомедик.

***

Холостяцкая жизнь скучна и однообразна, особенно когда ты — аврор в отставке и вместе с тем профессор на пенсии. Уж в Аврорате и Хогвартсе соскучиться ему не позволяли... Здесь же, в фамильном особняке Андриусов, Борей целыми днями был предоставлен себе самому и, говоря начистоту, изнывал от скуки. Благо, он всё же не был совсем один — компанию ему вот уже второй год составляла пушишка, подаренная сыном. Зверька звали Одуванчик. Венти объяснил, что пушишка досталась ему в подарок от ученицы, вот только у него самого и без того животных полный лес, он не успевал уделять пушишке должного внимания. А зверёк оказался на редкость ласковым... Поначалу Борей относился к этой затее весьма скептически. Никогда прежде ему не доводилось ухаживать ни за кем, кроме почтовой совы — и Венти, но то уже совсем другое дело. Борей был уверен, что не сумеет стать достойным хозяином для столь хрупкого создания. Однако... сын его не соврал, утверждая, что они с Одуванчиком «созданы друг для друга». Стоило привыкнуть к особенностям ухода — оказавшегося совсем несложным, — как Борей обнаружил, что стал с Одуванчиком неразлучен. Пушишка сопровождала его всюду, практически не слезая с его плеча, даже когда Борею требовалось выбраться за пределы особняка. Жизнь его стала светлее и радостнее с тех пор, как в ней появился этот крохотный комок шерсти... Но сейчас не об этом. Борей, как и обычно по вечерам, сидел с книгой в руках и Одуванчиком на плече, когда к нему прилетел патронус, представший в образе райской птицы и заговоривший голосом Кавеха... Вникнув в суть дела, медлить Борей не стал. Стоило райской птице отправиться в обратный путь, как тут же он призвал своего патронуса — волка. — Доложи Веннессе и попроси её прислать пару авроров в Хогсмид, — приказ уверенный и чёткий, совсем как во времена его службы. Патронус тотчас помчался к Главе Аврората, сам же Борей вынужден был расстаться с дорогим сердцу созданием... пусть и временно, но до чего трудно не купиться на эти огромные жалостливые глазки. — Прости, малыш, но тебе придётся остаться здесь... Там, куда я собираюсь, может быть опасно для тебя.

***

К приятному удивлению Борея, когда он сам трансгрессировал в Хогсмид, воспользовавшись каминной сетью, двое молоденьких авроров уже ожидали его на месте. Что ж, неплохо. В Аврорате ещё не растеряли хватку — хотя стоило ли удивляться, если учесть, что он находился теперь под руководством Веннессы? — Представьтесь, — скомандовал Борей, наградив юношей суровым взглядом. — Тэппэй, сэр! — Хоффман, сэр! Энтузиазм парней тоже радовал. Удостоив обоих лишь одобрительным кивком, Борей развернулся и тут же зашагал в нужном направлении. — За мной. И молодые авроры отозвались ему хором: — Есть, сэр! Вскоре и нужный дом показался на горизонте — Борей быстро распознал его по названным Кавехом признакам. Все трое сразу же трансгрессировали к самой двери, чтобы не тратить лишнюю минуту на пешую прогулку. В гостиной не было пусто, однако никто не встретил новоприбывших. Аль-Хайтам лежал на диване, очевидно в отключке. Колдомедик проводил над ним осмотр — судя по всему, прибыл не сильно раньше Борея с аврорами, — а Кавех не находил себе места от беспокойства. Его напряжённый взгляд метался с колдомедика на аль-Хайтама и обратно, из-за чего он не сразу среагировал на то, что кто-то вошёл. — Где они? — перешёл сразу к делу Борей. Кавех махнул в сторону подвального помещения, и Борей сразу отправил туда авроров. Сам же остался в гостиной, подошёл к дивану — к тому моменту колдомедик как раз закончил осмотр. — Что ж, — тяжело вздохнул тот, встретившись взглядами сперва с Бореем, затем с Кавехом, — хорошая новость в том, что направлять профессора аль-Хайтама в Мунго не придётся. В Больничном крыле найдётся всё необходимое для того, чтобы я смог поставить его на ноги. Если всё пройдёт хорошо, уже через несколько дней... однако активность ему в любом случае придётся ограничить на ближайшую неделю-две, — взгляд колдомедика упал к тому, о ком и шёл разговор. — Я обнаружил у профессора аль-Хайтама сотрясение головного мозга тяжёлой степени и переломы обеих плечевых костей. На правой руке смещение кости больше, чем на левой. Это не считая синяков и открытой раны на затылке, которые уже начали затягиваться благодаря оказанной профессором Кавехом первой помощи. Колдомедик собирался было сказать что-то ещё, но их прервали поднявшиеся из подвала Тэппэй и Хоффман, ведущие за собой похитителей. Взгляды всех присутствующих волей-неволей обратились к троице, по вине которой все сейчас и собрались здесь. Колдомедик ахнул, в неверии отшатнулся и ухватился рукой за камин. — Милли?! Как ты здесь... Что... Но та, к кому он обращался, могла лишь стыдливо прятать взгляд. Вскоре Хоффман вывел троицу за порог и, судя по характерному звуку, сразу трансгрессировал. Тэппэй же ещё ненадолго задержался. — Профессор Кавех, это вы ведь забрали палочки? Прошу, передайте их мне. Они понадобятся для проведения расследования. Когда с формальностями было покончено, и в доме осталось лишь четверо волшебников, колдомедик закончил ранее начатую речь: — ...в таком состоянии профессору аль-Хайтаму трансгрессировать противопоказано. Профессор Кавех, мистер Андриус, мне понадобится ваша помощь для того, чтобы доставить пострадавшего в Больничное крыло. Борей, омрачённый мыслями, лишь молча кивнул. Их обоих он помнил ещё детьми... в глубине души они для него детьми и оставались, даже когда сами доросли до звания профессоров. Если судить по сосредоточенному виду колдомедика, ничего непоправимого не случилось. Впрочем, и сказать, что аль-Хайтам легко отделался, язык не повернулся бы. Если бы не присутствие рядом профессора Андриуса — и пусть тот давно уже не профессор, для Кавеха таковым останется навсегда — и других авроров, он бы своими руками прямо здесь и сейчас придушил тех, кто посмел довести аль-Хайтама до такого состояния. Им предстоял долгий путь. Казалось бы, все хорошо, аль-Хайтаму скоро окажут помощь. Точнее, уже оказали некоторую. Но сам процесс переправки пострадавшего в замок отнял, казалось, последние силы и нервы. К моменту, когда они добрались до школы, на улице стемнело. Директор встретил их хмурым видом и настоял на том, чтобы Кавех вместе с Бореем поднялись в его кабинет. Как бы ни спорил Кавех, пытаясь доказать, что он должен оставаться рядом с аль-Хайтамом, даже колдомедик не встал на его сторону. Пришлось повиноваться. Беседа вышла напряженной. Кавех старался оставаться беспристрастным и спокойно рассказать всё, что произошло конкретно с ним. Борей пообещал помочь разобраться в ситуации в кратчайшие сроки. Только тогда директор наконец отпустил их. — Спасибо, профессор, — выдохнул по привычке, слишком подавленный, чтобы вспомнить — профессор среди них двоих лишь он сам. В алых глазах отразилась глубокая усталость. — Вы очень выручили нас. Но сейчас, если позволите, я направляюсь в больничное крыло. – Вам действительно не помешает парочка укрепляющих зелий и общий осмотр от колдомедика, Кавех. На этой ноте они разошлись. Больничное крыло привычно встерчало тёплым светом свечей и запахом бодроперцового зелья. К счастью, никого из учеников здесь не обнаружилось. Занята лишь одна койка, куда и устремился тут же печальный усталый взгляд. — Он принял костерост и сейчас спит. Эта ночь будет сложной, но после станет гораздо легче, — Кавех поначалу и не заметил колдомедика, что вышел из-за двери небольшого кабинета. — Профессор, вам тоже следует отдохнуть. — Если позволите, я останусь здесь. Всё равно ничей покой не потревожу. Аль-Хайтам сквозь сон хмурился, на его лбу вновь выступила испарина, нездорово поблёскивающая в свете свечей. Кажется, костерост вступил в действие. Возражений от колдомедика не последовало. Более того, он также осмотрел и Кавеха, выделил тому соседнюю от аль-Хайтама койку, напоил несколькими зельями и распорядился, чтобы профессору подали ужин. Домовики приказ исполнили быстро. И пусть аппетита не было, голод Кавех всё же ощущал. Причина тому активное использование магии. Не зря же столы волшебников всегда изобилуют самой разной пищей — магия требует больших энергетических затрат, отчего питаться приходится больше, нежели среднестатистическим магглам. Заставив себя съесть поданную еду, Кавех наконец опустил голову на подушку. Ширма между их с аль-Хайтамом койками не была задвинута, потому он беспрепятственно мог наблюдать за соседом. Сколько времени он так провёл, неотрывно пялясь на спящего, Кавех сам не знал. В какой-то момент усталое сознание погрузилось в сон. Тревожный, чуткий, но всё же необходимый ему сон.

***

Этой ночью Кавеха не тревожили никакие кошмары. Ему не снилось в принципе ничего. Разве что под утро в подсознании отпечатались смутные образы, которые, конечно же, он не запомнил. И только когда сон медленно, но верно начал отступать, Кавех прозрел — заботливый колдомедик подал помимо восстанавливающих наверняка ещё и зелье сна без сновидений. А Кавех, уставший и сонный, послушно принял всё, не удосужившись даже прочесть надписи на склянках. Окончательно проснуться помог восхитительный яблочный запах выпечки. …стоп, что? Резко распахнув глаза, Кавех уселся в кровати. Взгляд сам собой устремился к соседней койке. Аль-Хайтам всё ещё спал. Хотелось протянуть руку, коснуться умиротворённого лица, но Кавех подавил в себе импульсивный порыв. Он не имел на подобные жесты никакого права. Запах еды, однако, Кавеху вовсе не почудился, и живот предательски заурчал, стоило отыскать источник столь аппетитных ароматов. На прикроватной тумбочке его дожидалась плетёная корзина, наполненная свежеиспечёнными пирогами. А возле его койки сидел — Мерлин знает сколько времени — профессор Андриус. Младший, если быть точнее. — Венти? — тот, словно бы так и надо, с улыбкой продолжал наблюдать за метаниями Кавеха. — Подожди… — способность мыслить трезво категорически не хотела к Кавеху возвращаться. Шестерёнки в его голове вращались раздражающе медленно, со скрипом. — Что ты здесь делаешь? — вопрос может и глупый, но нужно же было хоть с чего-то начать разговор. — Звучишь так, будто бы не рад меня видеть! — возмущение Венти от начала и до конца притворное. Привычный им с Кавехом стиль общения. Однако, чтобы подкрепить хоть чем-то образ глубоко задетого и оскорблённого, Венти скрестил на груди руки, ногу на ногу закинул и, откинувшись на спинку стула, подбородком кивнул на корзинку с угощениями. — Пока не поешь — никаких разговоров, — строго заявил он, в этот миг копируя излюбленный тон приёмного отца практически точь-в-точь. — И не спорь! — вздëрнул указательный палец и как ребёнку покачал им из стороны в сторону. — Не забывай, кто здесь старший. Кавех фыркнул, но все же указаниям старшего последовал и принялся за предложенные угощения. А мысли его тем временем неизбежно возвратились к аль-Хайтаму. «Старший». Именно так аль-Хайтам когда-то к нему обращался. С возрастом — уж тем более после ссоры длиной в десять лет — обращение забылось само собой, только сути это не меняло. Кавех действительно старше. И разве не обязанность старшего — защищать и оберегать? Вот только Кавех с нею не справился, и сердце привычно сковала вина. Своему слову Венти остался верен, а потому завтрак Кавеха прошëл в молчании. Разумеется, только со стороны Кавеха — правила Венти на самого Венти никогда не распространялись. Всё то время, пока Кавех уплетал пироги — лишь слегка внутри сыроватые, это прогресс, — Венти жаловался на лесных гоблинов, вновь покушавшихся на его стряпню. Чудом, оказалось, он эту самую корзинку уберёг. Только тогда, когда в Кавеха уже больше не лезло, Венти переключился на интересовавшую его в большей степени тему и отбросил шутливый тон: — Как ты себя чувствуешь? — Как я себя чувствую… — глухим эхом. — Я только что вкусно поел. Чувствую себя сыто, — с губ сорвался смешок, неестественный и неправильный. От Венти так просто истинные чувства не скроешь — Кавех знал, как никто другой. Улыбка померкла. — Раз ты здесь, то уже знаешь что случилось, — со вздохом откинулся назад, спиной на изголовье кровати. — Могу тебя заверить, в физическом плане я более чем в порядке. Чего нельзя сказать о Хайтаме... Какого дементора он всё ещё не проснулся? Внезапная вспышка гнева продиктована усилившимся волнением. Кавех быстро взял себя в руки. Ему просто нужно набраться терпения… аль-Хайтам обязательно скоро очнётся. Не может не. — В школе тихо? Об этом ещё никто не узнал? — Не узнали, — тон Венти мягок. Он не осторожничал с Кавехом, нет. Знал прекрасно, что чрезмерная заботливость вызовет эффект, обратный желаемому. Поэтому сразу продолжил: — Кроме меня об этом в замке знают лишь те, кому ты сам рассказал. Поскольку всё произошло поздним вечером, никто ничего не видел... Разве что картины, но директор позаботился о том, чтобы они держали рты на замке, — однако тяжёлый вздох Венти ясно дал понять, что всё не так радужно. — Но это пока... Ты ведь знаешь, что подобные происшествия неизбежно ведут в Визенгамот. Если учесть, что речь идёт не просто о похищении какого-то профессора, а о похищении бывшего секретаря Министра... Да и твоё имя, как архитектора, тоже в магическом мире известно. «Ежедневный пророк» просто не может упустить такую сенсацию. В Больничном крыле повисло тяжёлое молчание, но ненадолго — Венти пришёл сюда, чтобы вытащить Кавеха из пучины безрадостных мыслей, а не помочь окончательно потонуть в них. — Будет нелегко, — честно предупредил Венти. — Но самое главное сейчас то, что вы оба живы. Виновники пойманы, они понесут заслуженное наказание. Аль-Хайтам скоро поправится, и всё вернётся на круги своя. Ты ведь его знаешь — он непрошибаемый. Скоро зароется в свои книги и вообще не вспомнит о том, что произошло, — улыбка дружелюбная, с шутливой ноткой в самых уголках губ. — Пусть «Ежедневный пророк» катиться куда подальше, — прорычал Кавех. Разумеется, не на Венти. Что ж, это было предсказуемо. Без внимания общественности ситуация точно не останется. Но сейчас, пока всё это дело ещё не предано огласке, аль-Хайтам мог спать спокойно. Точнее, он уже. Вот кому действительно не хватало спокойствия, так это Кавеху. Всё самое страшное осталось позади, так почему же волнение его никак не отпускало? — Очень вкусные угощения, Венти, — Кавех улыбнулся натянуто. — Если позволишь, я бы наложил чары стазиса и угостил Хайтама тоже, когда он проснётся. Тебе ведь не нужна сейчас эта корзина? — Она полностью в твоём распоряжении! — Венти искренней улыбкой просиял. — Признаться, я надеялся, что ты это скажешь, — с гордостью и некоторой неловкостью добавил он. — Просто занеси мне корзинку, когда она опустеет. Кавех не мог не думать о том, как ему повезло с таким другом. Более того, и аль-Хайтам, и Венти — оба слизеринцы. Его в буквальном смысле окружали змеи. Кто там что говорил про вечную вражду между Гриффиндором и Слизерином? Кавех готов был рассмеяться этим людям прямо в лицо. — Профессора, скоро начало занятий, — целитель подкрался слишком неожиданно, Кавех вздрогнул. — Профессор аль-Хайтам вскоре должен проснуться. И ему, как я говорил ранее, всё ещё нужен покой... Взгляд колдомедика со спящего слизеринца скользнул на бодрствующего, а после и на гриффиндорца. — Полагаю, ваше самочувствие... — Моё самочувствие прекрасно, вы правы. — перебил Кавех. — Но у меня занятий нет, а как декан... Все основные задачи уже выполнил. Я останусь здесь. Слишком хорошо целитель был знаком с упрямством Кавеха — на собственном опыте выучил уже, что его не переспорить. А потому он лишь покачал головой, прежде чем удалился. Кавех обратился к Венти: — У тебя есть на сегодня занятия? Не очень хотелось, чтобы друг сейчас уходил. Но в то же время Кавех понимал, что у него исключительная история, когда занятия приходится водить лишь пару раз в неделю. Венти уже открыл было рот, чтобы успокоить Кавеха и заверить, что к предстоящему занятию у него всё заранее подготовлено, а значит торопиться ему некуда. Однако именно в этот момент со стороны соседней койки послышался тихий вздох, который невозможно было не заметить в тишине Больничного крыла. Венти с Кавехом синхронно повернули головы на звук. Первое, что бросалось в глаза — лёгкая складка пролегла меж бровей ранее безэмоционального лица, предупреждая о скором возвращении аль-Хайтама в сознание. — Что ж, похоже, пора мне сдать пост, — Венти поднялся со стула и, шагнув к Кавеху, по-дружески хлопнул того по плечу. — Думаю, он бы хотел пообщаться с тобой без посторонних лиц. Да и мне надо бы к занятию подготовиться... Сегодня третьекурсникам предстоит знакомство с гиппогрифом. Кажется, Кавех повернул голову слишком резко — в висках неприятно отдало тягучей болью. Но всё это неважно. Аль-Хайтам вот-вот должен был проснуться, и это всё, что имело значение для Кавеха в данный момент. Что говорил ему Венти, Кавех слышал словно сквозь пелену. Кажется, тот собрался уходить — Кавех бросил скомканную благодарность на прощание. Лишь когда за Венти захлопнулись двери, Кавех опомнился и пообещал себе, что обязательно как следует отблагодарит друга позже. Может быть сводит в «Три метлы». Но сейчас... Сейчас он нетерпеливо свесил с кровати ноги, усаживаясь на самый её край, чтобы оказаться как можно ближе к аль-Хайтаму, не нарушая при этом рамок приличия . — Хайтам... — собственный голос прозвучал незнакомо, задушенный охватившими сердце с новой силой волнениями. Хрипло, с бесконечной надеждой и каплей сожаления. Хотелось верить, что ответ не заставит себя долго ждать. Иначе Кавех просто сойдёт с ума.