Однажды в Хогвартсе

— Выглядишь хреново, — хмуро подметил мужчина, понаблюдав за ним всего несколько минут. — Жди здесь... Будто бы у него был иной выбор. Аль-Хайтам остался один, в тишине — и наконец позволил себе выдохнуть. Как бы «хреново» он ни выглядел, похитителям он не показывал и половины того, что на самом деле испытывал. Упрямо молчал, сохраняя остатки гордости, запертый в собственной черепной коробке, в которой на фоне боли не осталось никаких мыслей. По крайней мере, боль в руках не донимала. А может, он просто перестал чувствовать сами руки? Проверить это оказалось сложнее, чем предполагалось. Он не понимал, что чувствовал, и чувствовал ли вообще хоть что-то. Взглядом расфокусированным мазнув по комнате, аль-Хайтам пытался зацепиться хоть за что-нибудь, что позволит ему возобновить мыслительный процесс, позволит отвлечься. Лестница... окон нет... он находился в подвале? Как он здесь оказался? Аль-Хайтам попытался напрячь память, но от этого, казалось, голова разболелась только сильнее, и он вскоре всякие попытки прекратил. Он не помнил. Совершенно ничего. Пусто. Если не считать, конечно, нестерпимой боли... Как долго он пробыл здесь? В горле пересохло — должно быть, достаточно давно. Не меньше пяти часов точно. Аль-Хайтам закрыл глаза, когда перед ними замелькали мушки и всё вновь закружилось и поплыло. В темноте куда комфортнее... зачем ему вообще открывать глаза? Однако вскоре пришлось. Плеча не то коснулась, не то похлопала чужая ладонь, и аль-Хайтам вздрогнул, пытаясь осознать, что произошло. Зрение не сразу сфокусировалось на человеке. Мужчина в очках вернулся — и прямо сейчас протягивал ему в лицо стакан воды. Пить хотелось нестерпимо. — Она отравлена? — произнёс спустя пару секунд молчания, очень медленно поднимая взгляд со стакана обратно к мужчине. Если постараться не совершать резких движений, голова не так сильно кружилась... — Что?.. Нет! Зачем мне травить тебя? — мужчина хмурился, но стакана не убирал. Ждал. — Докажи, — взгляд аль-Хайтама холоден и безразличен. — Да чтоб тебя, — в сердцах выругался, но просьбу всё-таки исполнил. Какой послушный. Мужчина сделал пару глотков воды. Наблюдая за тем, как чужой кадык ходил вверх-вниз, аль-Хайтам и сам непроизвольно сглотнул. Как же ему хотелось пить... — Ну? Убедился, доволен? — мужчина явно начинал терять терпение. — Убедился, — безо всяких эмоций, просто констатация факта. — Теперь точно не стану пить. — Ты..! — пальцы, удерживавщие стакан, сжались до побеления костяшек. — Прав был Гарет, твоя рожа так и напрашивается на то, чтобы по ней вмазали. Мужчина отошёл к стене, со стуком опустил стакан на стол. Аль-Хайтам даже не замечал, что здесь всё это время был стол... — Ты доверяешь ему? Мужчина обернулся, скрещивая на груди руки. — Кому? Гарету? Само собой, — тем не менее, меж его бровей пролегла хмурая складка. Впрочем, аль-Хайтам не мог быть уверен в этом наверняка — взгляд всё ещё крайне тяжело фокусировать. — Он мой брат. — Это ведь он всё затеял, — бесстрастная констатация очередного факта. Мужчине пришлось ответить кивком. — Кто он вообще такой?

***

Решимость псевдо-Хайтама заметно поубавилась. Кавеху удалось пошатнуть его убеждения — не так уж и твёрдые, хватило их совсем ненадолго. Взгляд самозванца померк, на знакомом лице отразились совершенно неестественные его законному обладателю эмоции. Ярость Кавеха подостыла. Немного. — Веди, — следующий взмах палочки снял верёвки с рук самозванца. — Но палочка всё ещё при мне. Даже не думай выкинуть что-то странное. Иначе я за себя не ручаюсь. И несмотря на остывшую злобу, в голосе его звучала сталь. Покинуть Хогвартс, не вызвав при том никаких сомнений ни среди учеников, ни среди коллег, на удивление, не составило никакого труда. Палочка спрятана под длинным рукавом мантии, а сосредоточенный вид Кавеха и потерянно-холодный взгляд «аль-Хайтама» отбивали всякое желание у прохожих с кем-либо из них заговаривать. Перешагивая за ворота замка, Кавех отмечал, что с каждым шагом нервозность его всё возрастала. «Хайтам... Как же так получилось, что ты позволил поймать себя?» На душе кошки скребли, а пальцы слегка подрагивали. Кавех искренне старался сохранить какое-никакое спокойствие, но получалось из рук вон плохо. Молчание, повисшее между ними, воскресило в памяти деталь, на которую она прежде как-то не обращала внимания. С аль-Хайтамом — настоящим, разумеется — Кавех никогда не молчал. Точнее, внимание-то обращала, раз запомнила, но совершенно в другом свете ситуацию видела. А сейчас понимала чётко и ясно — это общение всегда было желанным для Кавеха. Таким же искренним, насколько он волновался сейчас за своего друга. Но друга ли?.. Замечал ли сам Кавех то чувство, что полыхало в нём столь же ярко сейчас, как гнев и тревога? Кажется, она начинала понимать... ...вместе с тем пустота на душе становилась всё более гнетущей и давящей. То и дело поглядывая на Кавеха тайком, подмечая и напряжённо-обеспокоенное выражение его лица, и никак не стихающее волнение, она не могла не задаваться вопросом — любил ли он её столь же крепко и самоотверженно? Ответ казался настолько очевидным сейчас, что причинял почти физическую боль. Слишком глубоко погрузившись в собственные размышления, она даже за дорогой особенно не следила — всё равно путь до Хогсмида один. Её помощь пока не требовалась. — Сколько вас? — нахмурился Кавех, минуя поворот в сторону Запретного леса. — Твои сообщники такие же бойцы, как и ты? — может, его сейчас и обманут — доверять словам этого типа не приходилось. Но даже так, попытаться узнать хоть что-то всяко лучше, чем идти вслепую. Вопрос, прозвучавший во взаимно-невзаимном напряжении, заставил «аль-Хайтама» вздрогнуть. — Нас... трое, — врать не было совершенно никакого смысла. Она и не смогла бы. И без того превысила уже свой лимит, за что никогда не простит себя. — Двое моих.. друзей — молодые мужчины примерно вашего возраста. Профессор Кавех... — прикусив на секунду губу, она всё же озвучила робкую просьбу: — ...будьте осторожны, пожалуйста, — и это не было предупреждением об опасности. Прочувствовав на собственном опыте, насколько страшен Кавех в гневе, она не тешила себя мыслью, что даже в схватке против обоих её сообщников одновременно декан Гриффиндора мог проиграть. Ей и не хотелось, чтобы он проиграл. Не после всех шокирующих осознаний, обрушившихся ей на голову… — Нам в ту сторону, — указала она на очередном повороте, уводя Кавеха туда, куда он вряд ли когда-либо прежде совался. Этот уголок Хогсмида не представлял из себя совершенно ничего интересного. Ни волшебных лавок, ни пабов. Только жилые дома, и лишь считанные единицы до сих пор обитаемы. Немного не доходя до нужного места, она остановилась, рассчитав всё так, чтобы из окон искомого дома нельзя было их заметить. — Вот там... — подняла подрагивающую ладонь на стоящий чуть в отдалении, самый обычный на первый взгляд дом. — ...его держат.

***

Так вот, кто это. Тот выскочка с гриффиндора. Аль-Хайтам не был удивлён. — Всё, что он рассказал тебе — ложь, — всего одной фразой подытожил он рассказ старшего — как выяснилось — брата Гарета. — За исключением того факта, что он в принципе находился в Запретном лесу. — И ты думаешь, я поверю тебе? — хмыкнул мужчина. — Вряд ли, — безразлично заметил аль-Хайтам. — Если уж тебя не убедил тот факт, что расследование проводилось с участием Аврората и непосредственно директора Хогвартса, похоже, мозг у тебя давно не функционирует должным образом. «Даже хуже, чем мой прямо сейчас». — Знаешь, что? — мужчина, прежде опиравшийся о край стола, резко отпрянул. — Иди к чёрту, — раздражение вскипело в нём, только подтверждая успех аль-Хайтама. Семя сомнения было посеяно — а если было посеяно и прежде, то дало первые ростки. Бросив взгляд на часы, мужчина нахмурился и молча направился к лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Очевидно, между братьями намечался разговор. Аль-Хайтам, вновь оказавшись в одиночестве, закрыл глаза. Ему невероятных усилий стоило сохранять вид невозмутимый и гордый в присутствии похитителей. Боль в голове, с самого начала казавшаяся невыносимой, умудрялась набирать обороты... плюс это или минус, но на фоне этого он не чувствовал боли в теле, если та имела место быть. Уже почти привык к тому, что если держать глаза открытыми слишком долго — перед ними начинают мелькать мушки. Если же повернуть голову хоть немного неосторожно, всё вновь закружится и поплывёт. Аль-Хайтам попытался прислушаться к разговору, но слышимость здесь оказалась ужасная — а может, дело в том, что в ушах не смолкал звон. Всё, что ему удалось разобрать, так это: «Прошло слишком много времени», а также: «Она обещала прислать патронуса». Или что-то в этом роде. Придя к выводу, что эти двое ему порядком поднадоели, аль-Хайтам наоборот попытался отстраниться от звуков их диалога. Тем более что рассказ старшего из братьев напомнил ему о другом человеке... Если бы тогда, десять лет назад, кто-то предупредил аль-Хайтама о том, к чему приведёт его приступ самоотверженности и альтруизма... он бы ничего не изменил. То, что прямо сейчас Кавех находился в безопасности где-то не здесь, стоило всего. Аль-Хайтам не знал, что с ним будет. Он даже глупого плана своих похитителей осмыслить не мог, что уж говорить о собственном плане побега. Точно не в таком состоянии. Прямо сейчас, закрывая глаза, он лишь представлял, как окажется в тепле по-гриффиндорски крепких объятий... совсем как когда-то в детстве. И эта мысль — единственное, что помогало ему удерживаться в сознании до сих пор.

***

Домишко действительно непримечательный. Заброшенным так сходу его не назовёшь, но при близком рассмотрении становилось понятно, что за домом либо совершенно не ухаживали, либо хозяева его не так давно покинули. Но оценивать архитектуру этого строения времени не было. Впрочем, как и смысла — самая типичная развалина. — Прости, но ты будешь моей подушкой безопасности, — разумеется, Кавех не имел в виду это в прямом смысле. Очередное Инкарцеро в этот раз с ног самозванца не сбило. Путы умеренно быстро оплели руки и, что сейчас важно, шею волшебника. Заметив отголосок паники в глазах не-Хайтама, Кавех лишь усмехнулся. Совсем недавно именно он из-за этого псевдо-Хайтама боялся, паниковал и злился. Так и хотелось припугнуть, ничего не объяснять... Но Кавех не мог переступить через себя самого, оставаясь слишком добрым даже к таким, как этот тип. — Я не собираюсь тебя душить. Но если твои дружки решат напасть, у меня будет козырь в рукаве. Пошли, — он потянул палочку на себя, на что путы мгновенно отозвались, за руки дёргая самозванца вслед за Кавехом. Дом встретил их затхлостью и тусклым освещением. В небольшой прихожей не нашлось никого, но Кавех слышал споры на втором этаже. И только сейчас осознал, что понятия не имел, что ему делать… плана никакого он не подготавливал. Или же..? — В твоих же интересах не произносить ни звука... Но лучше перестраховаться. Обезъяз! — блеклая вспышка заклинания полетела в грудь не-Хайтаму. Оставив в покое спутника, Кавех подошёл ближе к лестнице, что вела на второй этаж. Кончик палочки зажёгся слабым свечением — он чертил руны на полу. Это требовало времени, и Кавех молился всем богам, чтобы те двое проспорили ещё какое-то время. И боги его услышали. Руны сверкнули, чтобы затем вовсе исчезнуть с пола. Лишь шлейф остаточной магии мог оповестить об их наличии, но заметить его не так-то просто, если специально не акцентировать на том внимание. Оставленная Кавехом печать сработает, и связывающее заклинание обездвижит волшебников, когда те ступят на скрытое сплетение рун. Хорошо, если обоих сразу. Ну а если нет, то Кавех по крайней мере будет в курсе, что его присутствие обнаружено. Сейчас же его волновало другое. Вновь окинув помещение взглядом, Кавех шагнул в сторону отдалённой двери. Кажется, та вела в подвальные помещения. Какая банальщина. Спускаясь по небольшой лестнице вниз, гриффиндорец даже не оглядывался на самозванца, которого заклинанием тянул за собой. Все мысли были заняты настоящим аль-Хайтамом и беспокойством за него. В порядке ли он? В сознании? Его пытали? Били? Или просто вынудили сидеть в подвале? А раз дверь открыта, то либо аль-Хайтам сейчас без сознания, под заклинанием обездвиживания, либо связан. Империо? Или... Нет. Никаких «или». Судя по недо-Хайтаму, смелости на убийства у них, слава Мерлину, не хватит. А значит всё должно быть хорошо. Кавех хотел в это верить. Тусклого света от пары парящих в воздухе свечей хватило, чтобы разглядеть сидячий силуэт. Сердце Кавеха пропустило удар. — Аль-Хайтам... — шёпотом сорвалось с губ. Тот выглядел вполне живым, но сильно помятым. И Кавеху категорически необходимо подойти ближе, осмотреть слизеринца и убедиться, что с ним всё хорошо... Но сначала придётся позаботиться о пленнике. — Советую сесть поудобнее, — бросил глухо, даже не обернувшись на самозванца. Во взгляде алых глаз вновь вспыхнул гнев. Да такой яростный, что лучше его не видеть тому, на кого этот гнев направлен. Не позаботившись убедиться, что волшебник последовал его совету, Кавех почти вслепую кинул Остолбеней. Взгляд его ни на миг не отрывался от аль-Хайтама, и как только пленный был окончательно обезврежен, Кавех поспешил к своей цели. Руками обхватил щёки слизеринца, вынуждая того поднять голову. — Аль-Хайтам! — голос относительно тих, но бесконечно взволнован и твёрд. — Ты слышишь меня? Скажи, ты в порядке? Где-то болит? Ответ нашёлся сам, когда рука со щеки скользнула к затылку. Что-то липкое и вязкое осело на пальцах. Кавех очень медленно, будто бы это могло спасти от того, что уже произошло, приблизил ладонь к себе. Кровь... Это кровь! Он забыл, как дышать. В следующий раз тишину прорезал другой голос, зовущий его по имени взволнованным шёпотом... и оттого ещё больше напоминающий мираж. Аль-Хайтам даже глаз открывать не стал, будучи уверенным в том, что ему лишь почудилось. Его не могло здесь быть — это аль-Хайтам осознавал чётко и ясно. Лишь не мог определить, чего эта мысль приносила больше: облегчения или боли? Однако голос не исчезал, не растворялся в сознании вместе со всеми прочими образами, принадлежащими одному и тому же человеку. Голос звучал всё ближе, громче, наполнившись совершенно незнакомым аль-Хайтаму тоном. Он не сумел разобрать произнесённую фразу, но и этого оказалось достаточно, чтобы по спине пробежал холодок... Всего пара мгновений — и холод сменился теплом, накрывшим его щёки. Аль-Хайтам распахнул бы глаза от удивления, да только веки поддавались с трудом, пришлось приложить усилие, чтобы разлепить их... Того, кого он увидел перед собой, аль-Хайтам узнал бы из тысячи, даже находясь в бреду. Впрочем, почему «даже»? Вероятно, у него уже начались галлюцинации, потому что он точно не мог находиться здесь. — Кави... — одними губами, не в силах взгляда отвести. Пусть это всего лишь галлюцинация, аль-Хайтам готов отдать всё, чтобы она подольше задержалась здесь. Он боялся закрыть глаза, потому что в следующий раз Кавеха мог уже не увидеть... Но тепло его рук казалось таким настоящим, знакомым до боли, а волнение, звенящее в его голосе, вынуждало сердце сжиматься. Аль-Хайтаму хотелось ответить, хотелось успокоить, но язык отказывался слушаться. Всё, что он мог — смотреть-смотреть-смотреть. Собственное тело решительно настроено против него, потому что в какой-то момент всё перед глазами вновь поплыло. Вероятно, он не моргал слишком долго. Или дело в другом?.. Аль-Хайтам спешно сморгнул влажную пелену с глаз, и страх подступил к самому горлу — страх, что вместе со слезами истает и мираж, в который так отчаянно хотелось верить. Беспокойство во взгляде Кавех стало почти физически осязаемым. Он больше не смотрел на аль-Хайтама, и тот, проследив за направлением чужого взгляда, замер тоже. На чужих пальцах тёмными пятнами, так неестественно и неправильно, виднелись следы крови. Откуда на руках Кавеха взялась кровь?.. — Кави... — уже громче, но хрипло и слабо. Взгляд аль-Хайтама вновь устремился к алым глазам, в то время как в его собственных вспыхнул проблеск осознанности. Лишь на пару секунд. — Это... правда ты? Состояние аль-Хайтама оставляло желать лучшего. Паника охватила Кавеха вновь, и он глубоко вдохнул, мысленно считая до пяти. Когда же первые эмоции утихли, гриффиндорец приступил к действиям. Взгляд забегал по комнате в поисках хоть чего-то, что могло бы помочь. Но вместе с отчаянием пришло осознание, что абсолютно ничего полезного здесь нет. А заклинания первой помощи Кавех хоть и знал, практиковался мало. Меньше всего хотелось ещё больше навредить аль-Хайтаму. — Сейчас, Тами... Потерпи немного. Что-нибудь придумаем, — и всё же он решил попытаться: — Акцио настойка бадьяна. Из неприметного шкафчика напротив послышался глухой звон плотного стекла. Небольшой пузырёк с необходимым приземлился прямо в руки Кавеху. — О, Мерлин! Я уже не надеялся... — но на радостные восклицания времени не было. Первым делом Кавех снял с пострадавшего верёвки — с помощью заклинания, чтобы не тратить времени зря. И как только аль-Хайтам был освобождён, уже сам Кавех за плечи его на месте удерживал. — Не вставай. Я обработаю твою рану... потерпи немного, — с этими словами он сосредоточился на страшном месиве из волос и запёкшейся крови на затылке аль-Хайтама. Рана затягивалась на глазах, но её след, разумеется, не исчез полностью. Кровь с волос убрана посредством очищающего заклинания, и затылок слизеринца больше уже не представлял из себя столь пугающее зрелище... Вот только, несмотря на остановку кровотечения, за общее самочувствие Кавех не мог судить. И почему он не уделял времени изучению излечивающих чар?.. На столе в свете огня свеч поблескивала в стакане сомнительная жидкость, напоминающая обыкновенную на воду. Не раздумывая, Кавех очистил стакан очередным взмахом палочки. И только после, с помощью Агуаменти, наполнил водой, за чистоту которой мог ручаться. — Вот, Тами, здесь вода... Выпей, тебе станет немного легче, — одной рукой придерживая аль-Хайтама за плечи, другой протянул стакан к самым его губам. — Извини, но я не доверяю более ни одному из зелий, что здесь припрятаны. Поэтому придётся потерпеть хотя бы до ближайшей лавки... Тогда я смогу облегчить твоё состояние... Он бы и к бадьяну не рискнул притронуться, не будь у аль-Хайтама настолько серьёзной раны. — Как ты себя сейчас чувствуешь? Аль-Хайтам кивнул, как бы отвечая: «Всё хорошо». Наглая ложь. Если бы Кавех не удерживал его, пока обрабатывал рану — откуда у него рана?.. — то аль-Хайтам свалился бы со стула в тот же миг, как верёвки спали мёртвым грузом на пол. Кавех не только в моральном плане, но и в физическом выступал константой для него, потому что перед глазами всё то вспыхивало, то наоборот блекло, шаталось, кружилось, плыло... Голова разрывалась от боли, но он уже начинал привыкать. Закрывая глаза, аль-Хайтам сосредотачивался на голосе, звучащем непривычно обеспокоенно и вместе с тем ласково, на прикосновениях, дарящих крохотное успокоение — не телу, но душе. С отчаянием утопающего он мысленно цеплялся за Кавеха, чтобы хоть ненадолго вынырнуть из океана боли. В реальности же любое, даже самое крохотное движение давалось ему с невероятным трудом. Перед глазами вновь оказался стакан с водой — стоит полагать, тот же самый. Разница лишь в том, что Кавеху он доверял. И дело даже не в вопросе, отравленную ему воду протягивают или нет, а в том, чтобы принять такую крохотную и вместе с тем как будто унизительную помощь. Перед Кавехом он мог позволить себе показать слабость. Аль-Хайтам подался чуть вперёд, ближе к Кавеху. Положение его изменилось всего на жалкие пару-тройку сантиметров, но комната вновь закружилась, и аль-Хайтам инстинктивно поднял руки, чтобы упереться ими в чужую грудь. Он жадно припал губами к стакану, позволяя Кавеху напоить себя. Пусть ему удалось поднять руки, аль-Хайтам сомневался в том, что сумел бы хоть что-то в них удержать. Сил не было совершенно... С уголка губ по подбородку стекла прозрачная капля и тут же упала, разбиваясь об пол. Аль-Хайтам слегка отстранился, напившись. Всё ещё старался совершать минимум телодвижений — и, кажется, это сработало. А может дело в том, что его больше не мучила дикая жажда — одним меньше, уже лучше. Сознание ненадолго прояснилось, и мир временно успокоился, прекращая кружить его в бесконечной карусели. Теперь, когда взгляд его стал более осмысленным и несколько легче фокусировался на окружающей действительности, аль-Хайтам увидел — тревог в Кавехе засело куда больше, чем тот позволял проскальзывать в собственном голосе или жестах. И сердце аль-Хайтама сжалось с новой силой. Он открыл рот, собираясь сказать хоть что-то, но планы быстро изменились, стоило ему всего на пару сантиметров отвести взгляд в сторону. Аль-Хайтам резко и весьма грубо толкнул Кавеха в грудь, на которой до сих пор покоились его руки, вынуждая того упасть на пол. И вскоре сам присоединился к нему, когда невербальное Инкарцеро ударило ему прямо в грудь — туда, где мгновение назад стоял Кавех. Всё произошло слишком быстро. Аль-Хайтам не думал, а действовал на чистых инстинктах. Он не знал, что за заклинание было направлено в Кавеха. Знал лишь то, что Кавех, стоявший спиной к лестнице, откуда спустился мужчина, мог не успеть вовремя среагировать… чего аль-Хайтам постарался не допустить. Плечо, на которое пришлось очередное падение, пронзило острой вспышкой боли, почти сравнимой с той, что сдавливала черепную коробку. Ситуацию совсем не облегчал тот факт, что его вновь накрепко стянули верёвками — благо, он больше не был привязан к стулу, и на том спасибо. Аль-Хайтам не рискнул открыть глаза, опасаясь усугубить и без того паршивое самочувствие, но из-за оглушительного звона в ушах не мог понять, что происходит. Однако он был решительно настроен сохранить контроль над ускользающим сознанием. Кавех, должно быть, сойдёт с ума, если аль-Хайтам отключится... прямо сейчас. Реакция у Кавеха всегда была замечательной, он всё же ловец. Впрочем, аль-Хайтам тоже. Несмотря даже на своё плачевное состояние, отреагировал тот молниеносно — и Кавех выразил бы ему признательность за внимание и заботу, если бы не был так обеспокоен тем самым плачевным состоянием. — Протего! — следующий луч невербального, брошенный в их сторону, разбился о щит. Следом Кавех кинул в противника невербальным Остолбенеем. Мимо. И вновь вспышка опасного света полетела в Кавеха, но тот не смел уклониться. Не тогда, когда за его спиной лежал раненый аль-Хайтам. И даже если щит даст трещину, он не отойдёт от слизеринца ни на шаг. — Ты хоть отдалённо понимаешь, что творишь? — сквозь зубы прошипел Кавех, посылая очередное невербальное в похитителя. Попытки воззвать к разуму могли показаться глупыми, но сам по себе разговор нет-нет, да отвлечёт врага. Вот только вместо ответа в него лишь молча метнули очередным заклинанием. Кавеху же проще — невербальные чары без должной подготовки не имели той же силы, как произнесённые вслух. Значит, щит точно выдержит. Значит, можно и дальше не отходить от аль-Хайтама, не опасаясь при этом оказаться подбитым. — Депульсо! — в яблочко. Похититель отлетел в стену, судя по звуку больно ударившись спиной об угол небольшого шкафа. Кавеху совершенно не было его жаль. — Что, всю прыть выбило? — ядовито усмехнулся в сторону мужчины, уже связывая того с помощью Инкарцеро. Везение то было или его противник на самом деле так себе дуэлянт, но факт оставался фактом — двое обездвижены, а третий, судя по всему, попал в ловушку рун. Кавех обеспокоенно обернулся за спину, убеждаясь в своих опасениях — аль-Хайтам выглядел совсем неважно. Выступившая на его лбу испарина и заметно отяжелевшее дыхание лучше всяких слов говорили о том, что слизеринцу сейчас очень и очень хреново. Забыв на время об обезвреженном оппоненте, Кавех сел на пол возле аль-Хайтама. С помощью магии вновь лишил пут, и тем же способом перевернул на спину. Ещё один взмах палочки — и стул трансфигурировал в небольшую мягкую подушку. Действуя бесконечно осторожно, подложил её под голову аль-Хайтаму. — У меня подозрения, что у тебя сотрясение. И... это лишь то, что я могу сейчас видеть, — в голосе болезненные нотки проскальзывали, но Кавех не позволял истерике завладеть им. — Тами, я покину тебя совсем ненадолго. Тебе придётся подождать меня здесь. Больше никто тебе не угрожает. Похитители обездвижены, палочки я у них заберу. А ещё я планирую послать патронуса к нашему знакомому аврору в отставке. Если же переживаешь, куда я собрался идти, то ответ прост — в лавку с зельями. Мне нужно оказать тебе помощь... В таком состоянии трансгрессировать опасно, а сам ты до лекаря не дойдешь. Ладонь бережно легла на волосы аль-Хайтаму. И в тот же миг пришла идея. Вынув из кармана мантии чистый платок, Кавех смочил его Агуаменти, чтобы после опустить на лоб слизеринцу в надежде, что прохлада уймет боль и жар хоть немного. Теперь предстояло разобраться с похитителями. Собрав всех вместе — с помощью магии, разумеется, — Кавех связал их повторно, но уже троих разом. На двух оставшихся наложил Обезъяз, и у каждого палочку забрал. Тем временем действие оборотного начинало спадать, и только сейчас гриффиндорец понял, что под личиной не-Хайтама пряталась девушка. Причём не кто-нибудь, а знакомая ему медиковедьма, что помогала главному колдомедику Хогвартса лечить детей и всегда ко всем была так заботлива... Как вышло, что?.. Впрочем, времени досадовать на предательство коллеги тоже не было. Прогнав из головы ненужные мысли, Кавех призвал патронуса. — Нет... — себе под нос пробормотал, задумчиво поглядывая на райскую птицу. — Нет, не к Борею. Рано. Сейчас оставайся возле Хайтама, и если что-то пойдёт не так, сообщи об этом. Не медля более ни минуты, Кавех выбежал из дома к ближайшей лавке с зельями. Уже вечер, но не слишком поздний, и он должен успеть до закрытия. Обязан.