Однажды в Хогвартсе

Из зеркала в полумраке комнаты на неё взирала холодная зелень. Вглядываясь в эти глаза уже достаточно долго — слишком долго, — она начинала думать, что отражение вот-вот набросится на неё. Это отражение не принадлежало ей. Но сейчас, стоило поднять руку и дотронуться кончиками пальцев до бесспорно прекрасного лица, мужчина в зеркале вторил её движениям. С прискорбием пришлось признать, что кожа у него не только выглядела нежнее и мягче, но и на самом деле являлась таковой. Она поморщилась от отвращения, и в зеркале отразилась та же самая гримаса. Сколь бы красив ни был этот волшебник, ничто не скроет прогнившей насквозь души. Может, ему и удалось одурачить всех, выскользнув из лап правосудия подобно самой настоящей змее, но ему не суждено было оставаться безнаказанным вечно. Пока не смолкло дыхание тех, кто не забыл о его коварной натуре, он может не надеяться прожить спокойную жизнь, которой никогда не заслуживал. Таким, как он, самое место в Азкабане, но уж точно не в Хогвартсе. В душе вскипало раздражение вперемешку с пылкой решимостью открыть миру глаза на правду. Страх отступил на второй план, уступив взращённой годами уверенности в том, что это — единственно верный путь. Она на стороне справедливости, лишь это имело значение прямо сейчас. Она поступала правильно, не время поддаваться сомнениям. Аль-Хайтам поплатится за то, что сотворил. В ладонь скользнула палочка — не принадлежавшая аль-Хайтаму, — и она отперла дверь собственной комнаты. Пусть небольшой, но достаточно уютной. А главное — расположенной в практически необитаемом крыле, куда никто не сунется просто так. Вот и сейчас никого здесь не обнаружилось, что избавило её от необходимости придумывать объяснения нахождению профессора древних рун в этой части замка. Однако зачем ей в принципе что-либо объяснять? Разве не так аль-Хайтам поступал всегда — никогда не считался ни с кем и ни на кого внимания не обращал, кроме себя самого? Ей до глубины души омерзительно подобное поведение, но стоило признать, что сейчас характер аль-Хайтама играл ей на руку. Нельзя мешкать. Действие оборотного продлится ещё около пары часов, и пусть она взяла с собой некоторый запас на всякий случай, она осознавала, что каждая секунда промедления — огромный риск. На неё возложена слишком важная миссия, она не могла оплошать. Стремительным шагом она миновала коридор за коридором, не обращая внимания ни на что, лишь бы скорее добраться до личных покоев... И потому на очередном повороте с размаху врезалась в чью-то грудь, едва не стукнувшись лбами. Подняв взгляд, она с первого же взгляда узнала того, в кого так бесцеремонно врезалась — это ведь профессор Кавех! Глаза её распахнулись от ужаса. Как она могла?! С языка готовы были уже слететь сбивчивые извинения... однако она вовремя напомнила себе о том, что вовсе не она врезалась в профессора Кавеха. Это аль-Хайтам врезался в него. — Пр... — принести извинения Кавеху не дали. — Если летаешь ты так же, как ходишь, директору пора заняться поисками нового профессора полётов, — перебила она мужским, совершенно чужим голосом, натянув на лицо как можно более холодное, надменное и абсолютно безразличное к чужим страданиям выражение. Вышло действительно грубо, вот только этот факт отнюдь её не радовал. Мысленно она уже готова была молить Кавеха о прощении. «Простите, профессор! Я не хотела, это не я, конечно же я так не считаю! Вы самый лучший профессор полётов, какого я только знала!» Но... это ведь правда была не она. Сколь бы ужасны ни были её слова, аль-Хайтам наверняка говорил Кавеху вещи и похуже. А иначе почему между ними так часто вспыхивали споры и ссоры? «Бедный, бедный Кавех», — сердце её обливалось кровавыми слезами. — «Он, должно быть, давно к такому обращению привык... Как только он терпит аль-Хайтама! Зачем?..» Прогуливаясь по коридорам школы, Кавех никак не ожидал, что его попытаются сбить с ног. И, думается, ладно, всякое бывает. Но столь неосмотрительным и торопливым оказался именно аль-Хайтам, а уж что добило окончательно, так это грубость на ровном месте. И ещё какая! — Что? Аль-Хайтам, какого дементора?! — с бесконечным возмущением воскликнул Кавех, потирая ушибленное плечо. Он даже обидеться толком не мог, уж слишком удивлён был выходкой соседа. И если поначалу Кавех ответил грубостью на грубость, то уже через мгновение хмурая складка меж его бровей немного разгладилась, и на смену злости пришло волнение. — Что-то случилось? — во взгляде лёгкое беспокойство и серьёзность. Если кому-то настолько удалось испортить настроение аль-Хайтаму, этот кто-то сотворил поистине ужасную вещь. И этот кто-то определенно получит по заслугам, как только Кавех поймёт, что случилось и кто повинен. — Случилось то, что ты носишься по коридорам, — холодно отрезал «аль-Хайтам», всем своим видом стремясь показать, что находиться в обществе Кавеха ни секундой дольше необходимого не намерен. — Не путайся под ногами, — и шагнул вперёд, не забыв задеть гриффиндорца плечом, чтобы уж точно отбить у того всякое желание с ним общаться. А соответственно — исключить и шанс того, что Кавех решит за ним последовать. Удаляясь стремительным шагом в сторону личных покоев аль-Хайтама и Кавеха, она не прекращала прокручивать в голове случившийся только что диалог. Ей ведь не почудилось волнение в голосе Кавеха! Вот только откуда бы ему там взяться? Как он мог беспокоиться об аль-Хайтаме, столкнувшись с настолько грубым отношением к себе? Сердце у Кавеха слишком большое и слишком доброе, и такой человек, как аль-Хайтам, не заслуживал занимать в этом самом сердце никакого места. Эта мысль придавала ей уверенности в том, что она должна как можно скорее найти доказательства. Дверной замок поддался легко — защитные чары не срабатывали на аль-Хайтама. Она шагнула внутрь, проникая в гостиную, соединявшую комнаты двух профессоров. Какая кому принадлежала не составило труда догадаться. Очевидно, та дверь, возле которой высилась пирамида из книг, ждущих не то прочтения, не то возвращения в библиотеку, вела в покои аль-Хайтама. И вскоре она в своей догадке убедилась — конечно, каким-то книгам приходилось ютиться в гостиной, если внутри книжным стопкам места уже не находилось. Не сдержав тяжелого вздоха, она вошла внутрь, закрывая за собой дверь. Поиски обещали затянуться...

***

Голова раскалывалась — первое, на что обратил внимание аль-Хайтам, едва сознание начало возвращаться к нему. Руки, натуго перетянутые верёвкой за спиной, затекли — второе. Стул неудобный и жёсткий, не то что в его кабинете — третье. Но самое важное осознание настигло его в последнюю очередь. Он не чувствовал тока магии в метафорических жилах. Ни крупицы. И это ощущалось подобно невозможности сделать вдох — не замечаешь, как раз за разом воздух в твои лёгкие проникает, пока не начнёшь задыхаться. — Очнулся?

***

Ворох хаотичных мыслей вертелся в голове. Кавех исключительно не понимал, что вообще происходит. Их отношения с аль-Хайтамом нельзя назвать простыми. Постоянные стычки, споры и конфликты — обычное дело. Но никогда в подобных ситуациях дело не доходило до подобного рода оскорблений и никогда ранее никто из них не принижал заслуг друг друга. В этот же раз аль-Хайтам решил втоптать в грязь его навыки владения метлой, а на откровенное проявление беспокойства ответил очередной грубостью и даже толкнул. Что-то не так. И пока гриффиндорец хмуро стоял посреди коридора, аль-Хайтам как ни в чём не бывало направился в сторону… их личных покоев? — Чёртов склизеринец. Почему с тобой вечно одни проблемы? — в сердцах бросил себе под нос, надеясь таким образом утихомирить разросшееся волнение. Здесь два варианта: либо аль-Хайтама прокляли и ему требовалась помощь колдомедика, либо это и не аль-Хайтам вовсе. Так или иначе, Кавех своего младшего бросать в беде не собирался. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он стремительным шагом направился следом за аль-Хайтамом. Кавех к нему хвостом прицепился, но тот, казалось, совершенно преследования не замечал. Отставание оказалось практически незначительным — едва Кавех зашёл в гостиную, как в тот же миг дверь в спальню аль-Хайтама захлопнулась. Кавеха это не остановило. — Если ты таким образом мстишь мне за мой наезд утром по поводу неубранных книг, то извини! Я же не знал, что ты такой ранимый. Но пока ты не дашь мне хоть какой-то ответ, я отсюда не уйду! Для пущей убедительности несколько раз постучал по двери, после чего замер в надежде, что сосед всё же покажет свой нос по доброй воле. — А если так не хочешь наводить порядок, то я уберу всё сам. Хоть прямо сейчас. Только в комнату к себе пусти! В обычное время она бы ужаснулась тому, с какой лёгкостью Кавех вызвался навести порядок в комнате мерзкого, совершенно не заслуживающего подобной заботы соседа. Однако у неё нет на то времени сейчас — она могла думать лишь о том, как ей своего прикрытия не раскрыть, как убедить Кавеха оставить её в покое... и при этом не заключать очередной сделки с совестью за грубое обращение с ним. Нужно успокоиться, Кавех проявлял беспокойство, просто потому что он хороший человек... это вовсе не значило, что он что-то заподозрил. Ей не стоило поддаваться панике. Как бы поступил аль-Хайтам?.. — С чего ты взял, что я тебя пущу в свою комнату? — не открывая двери, бросил «аль-Хайтам». — Я тебе сказал не путаться под ногами — почему ты всё ещё здесь? Твоя назойливость начинает действовать мне на нервы. Хочешь убраться? Убери отсюда себя. Едва последнее слово успело отзвучать, как тут же она ладонью накрыла рот, испуганно замерев посреди захламлённой книгами комнаты. Откуда только в ней взялось это? Она бы в жизни никому таких слов не сказала, но сейчас они так легко ложились на язык, будто... Будто.... Нет, всё дело в том, в чьём теле она находилась! Каким-то образом оно влияло на неё... И как только аль-Хайтаму с самого себя не противно?

***

Медленно, неохотно он открыл глаза, тут же поморщившись. Освещение в комнате тусклое, но пульсирующая в голове боль остро реагировала даже на такие незначительные перемены. То, однако, была лишь секундная слабость, аль-Хайтам быстро вернул себе контроль над эмоциями. Вопрос, повисший в воздухе, он оставил без ответа, не поинтересовавшись даже, где он, кто перед ним, что вообще происходит. Будто бы ему совершенно всё равно. — А ты никак не изменился за последние годы. Всё такой же хладнокровный мудак, — хмыкнул пренебрежительно незнакомец. — Делаешь вид, что всё тебе нипочём? Посмотрим, как ты заговоришь после... — мужчина поднял волшебную палочку. Тон его заметно потяжелел: — Ты помнишь, кто я? Аль-Хайтам лишь на пол сантиметра приподнял бровь, не потрудившись ответить даже коротким: «Нет». — Нарываешься?! — мужчина вспыхнул в один миг, точно спичка. А следующая вспышка направилась уже прямиком в грудь аль-Хайтаму…

***

Кажется, из лёгких выбили весь воздух. Кавех задыхался от возмущения. Палочка скользнула в руку. Он дёрнул дверную ручку, но та не поддалась. Хмурость на лице не отражала и малой части негодования Кавеха. Если ранее у него и были сомнения, то теперь их почти не осталось. Почти... Может, он совершал ошибку, решив вломиться в спальню соседа. Может, лишним было использовать для открытия двери именно Бомбарду. Может, он совершал ошибку, направляя на наглеца палочку. Может, это настоящий аль-Хайтам и есть — не важно. Если это аль-Хайтам, то можно для профилактики прописать ему парочку вправляющих мозги заклинаний. А если не аль-Хайтам... Злоба вскипала в нём всё сильнее, немного приглушая волнение за этого придурка. Либо Кавех выбьет из него дурь, либо выбьет правду — одно из двух. Воспользовавшись замешательством аль-Хайтама, которое стало следствием громкого взрыва, Кавех бросил в него невербальным Инкарцеро. На эмоциях заклинание пут вышло такой силы, что самозванец (а Кавех был уверен в том, что это не аль-Хайтам, на всё девяносто девять процентов) отлетел на пару метров, спиной впечатавшись в письменный стол. Некоторые бумаги полетели на пол, вслед за связанным волшебником. Ну ничего, Кавех потом лично всё уберёт, сейчас не это главное. — Первое: тебя не смутили мои слова об утренней ссоре из-за книг. Никакой ссоры не было. Эти книги здесь уже около года пылятся и даже домовики не рискуют расставлять их по полкам, — Кавех склонился над самозванцем, направляя кончик палочки тому прямиком в горло. — Второе: аль-Хайтам никогда не станет оскорблять меня. Тем более принижать мои заслуги — он уважает меня, мои знания и навыки. И третье: он никогда не запирает дверь. В алых глазах ярким огнём полыхала ярость. Кавех рисковал, не зная наверняка, точно ли это не аль-Хайтам. Но проверить не так уж и сложно: — Когда и где ты выучил заклинание призыва патронуса? Она никогда не видела Кавеха настолько разъярённым. Ей казалось, что никто не выводил из себя декана Гриффиндора так, как это умел аль-Хайтам... но нет. Сколько раз она становилась случайной свидетельницей их стычек, никогда Кавех не смотрел на аль-Хайтама таким взглядом, каким сейчас прожигал её. В сердце начали закрадываться сомнения, но то ли бушующий в крови адреналин тому виной, то ли паника, затуманившая разум и требовавшая до последнего гнуть свою линию, однако она продолжала актёрство. Благо, за напускным раздражением удалось прикрыть стремительно возрастающую тревогу. — На пятом курсе, — выплюнул сквозь зубы «аль-Хайтам», вкладывая в тон ровно столько агрессии, чтобы выразить всё «своё» недовольство по поводу столь грубого вторжения в личное пространство. В его личные покои. Что бы Кавех ни говорил по поводу оскорблений, в нынешних обстоятельствах аль-Хайтам имел полное право разозлиться. — Я понятия не имею, что за очередная бредовая идея взбрела тебе в голову, но если всё дело в патронусе — я могу призвать его хоть прямо сейчас. Это заставит тебя угомониться? Конечно, она рисковала. Если Кавех сейчас пойдёт ей навстречу и в самом деле освободит от пут, чтобы проверить, сумеет ли «аль-Хайтам» призвать нужного патронуса, все его сомнения мигом развеятся. В конце концов, она знала лишь о том, когда аль-Хайтам изучил заклинание — спасибо Кавеху, радовавшемуся тогда за успехи друга куда больше самого аль-Хайтама, — но не то, как патронус выглядел. Да и знание это ничего бы ей не дало. Патронуса невозможно подделать. Однако это и не было ей нужно. Она лишь хотела послать сигнал…

***

Заклинание, которое он даже расслышать толком не сумел, выбило из груди весь воздух. Следом аль-Хайтама ждал ещё один удар — от соприкосновения с полом. Стул, не устояв на месте, опрокинулся на спинку. А вместе с ним упал и аль-Хайтам — в тот же миг его плечи пронзило острой болью, отдающей в голову, по которой и без того будто бы табун фестралов прошёлся. В конце концов, затылок от падения пострадал не меньше, чем руки, связанные за спиной. Аль-Хайтам не привык к боли. В школьные годы он никогда не ввязывался в дуэли и попусту здоровьем не рисковал — лишь иногда, когда под угрозой оказывалось здоровье одного гриффиндурка. Бывало, его сбивал бладжер во время матчей или тренировок, но и то оставалось редкостью, случавшейся не чаще раза в год. Аль-Хайтам многими качествами мог похвастаться — осторожность, внимательность и ловкость как раз входили в их число. А после того, как он покинул квиддичную команду Слизерина, возможные риски свелись к минимуму. Работа секретарём в Министерстве — это вам не служба в Аврорате, а профессор древних рун рисковал и того меньше. Такой боли аль-Хайтам не испытывал никогда. Его голову будто тисками сдавливало, а по этим тискам кто-то ещё и со всей дури бил молотком. Он попытался открыть глаза, уловив — даже не сразу, — что волшебник приблизился почти вплотную, но ничего не сумел разглядеть. Глаза застилала влажная пелена, и вместе с тем их резало от света, тусклого, но как назло оказавшегося прямо над ним. Кажется, мужчина вновь предпринял попытку добиться от него хоть какого-то ответа, но в этот раз аль-Хайтаму правда ни слова не удавалось разобрать за звоном в ушах. Да и внимание куда больше привлекал топот — кто-то спускался по лестнице? Вряд ли этот дом мог вместить в себя слона, но именно так это ощущалось. Шаги, звучавшие достаточно далеко, были слишком, слишком громкими, будто бы это голова аль-Хайтама по ступенькам скатывалась. Одна ступень за другой... невыносимо.

***

— Я. Спрашиваю. Где. Именно? — сталь и холод в голосе намекали, что дальше Кавех играться не намерен. — Отвечай! С каждой секундой злость разрасталась всё больше в нём. Хотелось сразу же придушить самозванца, не дожидаясь ответов. И гриффиндорцу больших трудов стоило держать себя в руках. Разве что кончик палочки сильнее вдавил в чужую шею. Это точно не аль-Хайтам. — Даже не думай, что я развяжу тебе руки, — прошипел сквозь зубы. — Ты можешь тянуть время сколько угодно, но рано или поздно действие оборотного спадёт. И у нас есть два варианта — либо я призываю патронуса и прошу у Альбедо передать мне антиоборотное, либо мы просто подождём, пока действие спадёт само. Час-два — не так важно. За это время я точно успею выпытать из тебя правду, где аль-Хайтам. Руки давно похолодели от волнения. Тон голоса едва не срывался на рык. Но сейчас он замолк, стараясь хоть немного успокоиться. Паника и лишние эмоции ему не помогут. Нужно взять себя в руки. — Ну же. Отвечай на вопрос! Переубеди меня! Докажи, что я не прав и что это действительно ты! Голос предательски дрогнул на последнем слове, а во взгляде загорелся крохотный огонёк надежды... Как же Кавеху хотелось верить, что он ошибся… «Аль-Хайтам» вздрогнул, как от удара, стоило Кавеху повысить на него голос, а сердце «его» испуганно замерло. Всё не так... всё должно было быть совсем не так. Перед глазами встали слёзы страха и непонимания, которые она старательно пыталась сморгнуть. Но ведь на её стороне правда! Кавех должен понять... Отбросив маску, она посыпала сбивчивыми объяснениями: — Я понимаю, как всё это выглядит, но, прошу вас, профессор Кавех, выслушайте... Сердце бешено колотилось в груди, да так, что стало трудно дышать. Она изо всех сил старалась заставить свой голос звучать ровно, но тот всё ломался и ломался, вынуждая делать неровные вдохи едва ли не после каждой фразы. — Мы не преследуем дурной цели... мы лишь хотим разоблачить аль-Хайтама. Открыть наконец всем глаза на правду! — тревога ненадолго отступила на второй план, вытесненная фанатичной преданностью плану, вынашиваемому на протяжении последних десяти лет. — Вы ведь тогда тоже учились, вы знаете о том, что произошло! Каким-то образом аль-Хайтаму удалось избежать наказания... но ведь он был тогда там, в лесу... По его вине пострадал ваш однокурсник, профессор Кавех! Мой.... — голос её, дрогнув, оборвался, и она спешно увела тему подальше от личных мотивов. — Я не понимаю, как могли снять с него обвинения, как можно было поверить в то, что он совсем ни к чему не причастен, когда его поймали с поличным... Такому опасному человеку нельзя позволять и дальше спокойно расхаживать по Хогвартсу! Она с надеждой подняла взгляд к Кавеху — и вмиг вся та уверенность, с трудом по крупицам собранная, рассыпалась. Леденящий душу страх вновь пробрался под кожу, посылая по ней табуны мурашек. Теперь уже она боялась вовсе не за то, что её прикрытие раскроют, и даже не за то, что план так и не удастся осуществить. Слишком отчётливо она испытывала страх за собственную жизнь. От того, с каким бешенством взирал на неё Кавех, становилось не по себе. Но ведь Кавех — хороший человек. Он не причинит ей вреда... правда же? Как бы то ни было, продолжила она уже совсем несмело: — Аль-Хайтам... должен... понести наказание, — пауза. Нервно дёрнулся кадык. Она поспешила добавить: — Мы ничего с ним не сделаем! Мы ведь не такие, как он... Нам просто нужны доказательства, чтобы... добиться справедливости... Дрожь отчётливо проскальзывала в голосе и била в теле. Ей не удалось долго выдерживать взгляд Кавеха. Отчего-то она не могла отделаться от... чувства вины.

***

Кто-то поднял стул — очевидно, с помощью магии. И сделал это вроде бы без лишней грубости, но и не сказать, что очень уж аккуратно. Во всякой случае, аль-Хайтам быстро начал скучать по полу. Лучше бы он продолжал лежать. От резкой смены положения голова пошла кругом, и если бы он не был связан, наверняка отправился бы на свидание с пыльными досками вновь... Звон в ушах постепенно затихал — теперь по голове будто бы кувалдой ударяло каждое слово, произносимое на повышенных тонах в пылу ссоры, разгоревшейся совсем неподалёку. — ...сдурел, что ли?! — мужчина — аль-Хайтам сощурился, пытаясь приглядеться, и заметил на нём очки — грубо пихнул в грудь того, первого, с кем аль-Хайтам уже имел неудовольствие познакомиться. Хотя так и не вспомнил, кто он такой. — А если он сейчас здесь откинется, об этом ты подумал?! И тогда в Азкабан загремит не он, а ты, идиот! — ещё один тычок в грудь. — И нас с Милли за собой утащишь! Если на меня тебя насрать, о ней хоть подумай — она так старается ради тебя, что даже согласилась принять оборотное! — Да знаю я, знаю! — рявкнул, очевидно, менее сообразительный из них двоих. — Сам тогда с ним нянчись! Рожу его видеть не могу, так и хочется вмазать... — отпихнув от себя второго, он ушёл. Снова ступени... и неужели обязательно так громко хлопать дверью? Это ощущалось подобно настоящему взрыву в голове аль-Хайтама.

***

Кавех был прав. Самозванец. Осознание этого факта одновременно вызвало в нём и облегчение, и злость, и волнение. Все чувства словно перезагрузились, чтобы с новой силой захватить его сознание. Ладонью устало проводя по лицу и палочку отнимая, он отстранился. Даже не думал развязывать самозванца или хоть поднять его с пола. Да и оружие пока не убирал, всё ещё направляя кончик палочки в сторону «аль-Хайтама». — А как это выглядит? — со злой усмешкой. — Ты принял оборотное, раскидывался оскорблениями, потом проник в наши личные покои. Теперь навешиваешь вину на человека, не имея никаких доказательств! И что ты хочешь здесь найти? Кавех замолк. Пришлось немного напрячь мысли, что из-за сплошных эмоций никак не хотели складываться в единую логическую цепочку. Речь, судя по всему, о делах минимум десятилетней давности... Из всех возможных вариантов, самым значимым событием того промежутка времени было обвинение аль-Хайтама в покушении на ученика. — Ты ведь про Стража Запретного леса сейчас говоришь? Уже десять лет прошло, какие доказательства, дурья твоя башка? Да даже так ты бы всё равно ничего не нашёл, — откровенно издевательский смешок слетел с губ. — Как я понимаю, ты веришь в такую картину: аль-Хайтам вынудил одного из гриффиндорцев прийти в Запретный лес, чтобы там его покалечить и после призвать преподавателей, дабы отвести от себя подозрения. Как глупо. Я расскажу тебе, как всё было на самом деле. Некоторые личности с Гриффиндора решили подставить аль-Хайтама. Найти в Запретном лесу недостающий ингредиент для приготовления отравы. После варево планировали подлить мне, чтобы я отравился. А виновным выставили бы аль-Хайтама, чтобы мы с ним рассорились. Но вот незадача — аль-Хайтам услышал разговор недалёких заговорщиков. Проследил за одним из них, чтобы не дать свершить задуманное. А после пришёл тот голем. Быть может, если бы не аль-Хайтам, то не было бы в живых того придурка-льва. В ином случае им удалось бы меня травануть и тогда под угрозой оказалась бы уже моя жизнь. Ну что? Какой расклад лучше? Всё ещё считаешь Хайтама виноватым? А может всё так, как говорю я? Не хочешь поблагодарить за спасение шкуры того подонка? Голем бы прихлопнул его в два счета, если бы не Хайтам! — Нет, он бы не сделал ничего подобного... он бы не стал... — бездумно качая головой, она неверящим и вместе с тем невидящим взглядом уставилась на Кавеха. Голос с каждым словом всё тише и тише звучал, пока не превратился в неразборчивое бормотание: — Он бы не поступил так... он бы не стал врать мне... Ей хотелось возразить. Очень хотелось. Но слова Кавеха прокручивались в голове безостановочно, и самое страшное — они заполняли те пустоты, на которые ранее она закрывала глаза. Которые были залеплены кое-как объяснениями того, кому она безоговорочно доверяла, кому хотела верить… всё ещё. Может быть, это просто глупое недоразумение? Может быть, всему есть объяснение?.. Но объяснение уже ей дано. Просто она не могла его принять. Отчаянно правде сопротивлялась, но знала, что от неё не деться никуда, не сбежать. Рывком за грудки Кавех поднял на ноги притихшего и явно напуганного «вершителя справедливости». Глядя тому прямо в глаза, гриффиндорец прорычал всё так же злобно и ядовито: — Веди меня туда, где вы держите аль-Хайтама! Либо я веду тебя к директору. Решай сам, по-тихому решим вопрос или же пригласим к действию Аврорат? Встретив в очередной раз полыхающий гневным пламенем взгляд Кавеха, она не испытала страха. Пустота в груди стремительно разрасталась, поглощая всё прочее, притупляя прежние эмоции, ставшие вмиг совсем неважными. Вот только даже пустота не справлялась с виной, колом воткнувшейся в сердце. Это липкое, чёрное, удушающее чувство не позволяло ей соврать Кавеху. Только не снова... Может быть, всё это не аль-Хайтам вовсе, не его тело, не вынужденное актёрство — всё это с самого начала была она? Ей ещё омерзительнее с себя же самой стало. Она рот открыла, пытаясь хоть слово из себя выдавить, но лишь воздух схватила, точно рыба, выброшенная на берег. — Они... в Хогсмиде, — голос тихий и слабый. Так звучало смирение. — На окраине... заброшенный дом. Я отведу вас, профессор Кавех...