На языке зверей

      Проваливаясь все глубже в Омут, Астра ощущала смутное сходство с небезызвестной Алисой, прыгнувшей в кроличью нору: это было бесконечное свободное падение в дымном туннеле, вокруг мелькали чьи-то лица, голоса, старинные кресла, часы, писчие перья, книги, чайники. В этом калейдоскопе Астра отчаянно пыталась отыскать нужное ей воспоминание. Проболтавшись в пустоте добрых двадцать минут, она поняла, что совершенно не продумала эту часть плана. И как среди бесчисленных воспоминаний, накопленных за долгую и насыщенную жизнь Альбуса Дамблдора, найти то самое?       Астра уже почти отчаялась, когда вдруг усмотрела справа от себя знакомое лицо и вздохнула с облегчением. Отец! Именно таким он представал на портрете, украшающим стену над камином в Гнезде: серовласый, с вытянутым лицом, прорезанном стиснутыми скулами, с жестким взглядом из-под надвинутых кустистых бровей, чуть сгорбленным носом и характерным шрамом, прорезающим правую щеку. Астра протянула руку, прицелилась.       Ее забросило в воспоминание, как пушечный снаряд, с силой вмяло в землю. Боли, впрочем, не ощущалось. Она без труда поднялась на ноги и огляделась.       — Хогвартс?       Это действительно был Хогвартс, правда, совсем другой — дрожащий от мутности воспоминания и весь черно-белый, с отбивающим по ушам эхом. Какой-то... чужой. Более старомодный. Мимо пронеслась стайка ребятишек, первокурсников или второкурсников. Астра видела их впервые. Смеясь и дергая друг друга за капюшоны мантий, они вихрем пронеслись мимо и врезались в высокую девушку, чинно вышагивающую по коридору.       Астра остолбенела.       — Вы чего, — грозно вопрошает юная Дейдра Максвелл, прижимая к груди учебник по зельеварению. — Совсем под ноги не смотрите?       У молодой мамы такие же длинные темно-каштановые волосы, струящиеся по плечам, овальное лицо с гладкой белой кожей, ровное, словно циркулем очерченное, линейкою подведенное, из бумаги бархатной аккуратно вырезанное; серо-голубые глаза объяты густыми ресницами, губы — два гладких, накусанных лепестка. Она такая же высокая, с еще более ровной осанкой, длинной тонкой шеей, трогательными ключицами над едва выпирающей грудью и осиной талией, заметной даже под бесформенной мантией с галстуком Гриффиндора.       «Боже, — мучительно думает Астра. — Как же она красива!»       Есть на свете разная красота, это всякому известно. Магглы вообще ставят красоту в центр своего духовного мира — они эстеты, совсем не то, что волшебники, те вот совершенно небрежны и невзыскательны в том, что касается внешнего вида. Но красота, отпущенная природой Дейдре, совершенно особая! Художники в попытках запечатлеть такую красоту рисуют, музыканты пишут песни, а обыватели просто следуют за нею, куда бы она не пошла.       Когда Астра была маленькой, маггловские мужчины часто подходили к маме, чтобы познакомиться, и она не могла взять в толк, зачем, что движет ими. Для нее мама всегда была мамой, а ее красота — чем-то само собой разумеющимся, таким же обыденным, как брюссельская капуста на обед. Но теперь она понимала. Дейдра Максвелл красива так, что дух захватывает. Астра не считала себя дурнушкой, да и вообще мало задумывалась о том, как выглядит — кому оно вообще нужно? Однако теперь, любуясь на свою молодую, свежую и невыразимо прекрасную мать, она жалела, что не унаследовала и десятой части этой красоты. Астра Максвелл пошла в родню по отцовской линии. В чертах ее не было изящества Дейдры, в глазах — той влажно-печальной загадочности, что заставляет трепетать, а губы очерчивались неровно. И это не конец света, нет! Но разве не прискорбно, что красота Дейдры Максвелл останется исключительным явлением, как солнечное затмение раз в сто пятнадцать лет?       — А ну-ка, негодные, — вступает другой голос. — Быстро по гостиным! И не заставляйте меня повторять! Это не вам профессор Слизнорт поручил подготовить проект по усыпляющим зельям?       — Но до него еще две недели! — дружно ноет ребятня. Их лица заволакивает серый туман неопределенности: очевидно, они — последнее, на чем хозяин воспоминания стал бы заострять внимание. Зато лицо Дейдры Максвелл можно рассмотреть в мельчайших подробностях. Видны даже трещинки на губах — дурная привычка обкусывать их на ветру часто напоминает о себе.       Спровадив младшекурсников прочь, молодой человек, судя по виду, ровесник Дейдры, приближается к ней, лучезарно улыбаясь. У Астры на мгновение перехватило дыхание: а ведь он тоже очень хорош собой!       — Привет.       — Привет, Аулус, — Дейдра тепло улыбается, и от этой улыбки сердце Астры пронзает незнакомое, но очень сильное чувство, какое-то... взрослое, что ли. Она судорожно стискивает свою грудь, сглатывает, трясет головой — а сердце все равно ноет, все равно ретиво косится в сторону Дейдры.       Она не сразу сообразила, что чувства эти не ее, а того человека, у которого это воспоминание изъято.       — Ты к мистеру Слизнорту? Помощь нужна?       — Справлюсь, спасибо.       — Позволь хоть провожу, — говорит Аулус Максвелл. — Не нравится мне, как этот Гораций Слизнорт на тебя смотрит...       — И как же он на меня смотрит? — Дейдра громко фыркает, и Астра вдруг понимает, что за этим кроется давняя междусобойная шутка.       — Как будто хочет пригласить тебя на собрание Клуба Слизней, — серьезно сообщает Аулус, хотя глаза его смеются. — Этого просто нельзя допустить! Тебя ведь волки воспитывали. Бедного профессора прямо за столом хватит удар.       — Ой, да иди ты, — беззлобно отбила Дейдра. — Хоть отдохнет от толпы зануд... Вы ему, небось, уже до смерти надоели. У тебя галстук скособочился, кстати. Воспитанный ты наш! Иди сюда.       Прежде, чем Аулус успевает что-то сказать, Дейдра в два шага подходит к нему и запускает тонкие пальцы под воротник, ловко развязывая, а затем перевязывая пресловутый галстук, ворчит себе под нос. Сердце кольнуло еще раз, словно сквозь него прошла толстая игла, замерло и облилось чем-то жарким, затем холодным, и эти ощущения сменили друг друга несколько раз, покуда, наконец, не стихли. Астра в совершенной растерянности оперлась на перила назади себя, забыв на мгновение, что все вокруг минуло давным-давно.       «Это не воспоминание профессора Дамблдора, — запоздало осознала она. — Это чужое воспоминание! И кажется...»       Она растерянно посмотрела на Аулуса. Он что, в самом деле...       Картинка внезапно начинает вихриться, утекает стремительно, будто кто-то откупорил невидимый слив. Астру вовлекает в нечто другое — кажется, воспоминание поновее. В этом видении у Дейдры на безымянном пальце золотится тонкое колечко, и при взгляде на него перехватывает дыхание. В самом неприятном смысле.       Их местонахождение узнается без труда: это гостиная в Гнезде, практически неотличимая от нынешней.       — Прости, Лус. Я не передумаю.       — Но ты должна! — твердит он. — Пойми, Дейдра, ему нужны мы, а не ты. Помнишь, о чем мы мечтали? Поехать в Америку, посмотреть Ильверморни... возможно, устроиться туда... тебя наверняка пригласят преподавать Защиту от Темных Искусств. Я знаком с одним из их деканов, он уже спрашивал о тебе. Ты сумеешь осуществить эту мечту! Поезжай!       — Да ты с ума сошел!       Аулус непримиримо всовывает ей в руки маггловский самолетный билет. Он кажется безумным: глаза горят, обычно аккуратная прическа некрасиво сбилась на одну сторону. Дейдра должна уехать, проносится в мыслях Астры. Нельзя позволить ей остаться в Англии. Это слишком, слишком опасно! Как только Беллатриса Лестрейндж узнает, кто такая Дейдра Максвелл на самом деле, то немедленно откроет охоту.       «Беллатриса Лестрейндж? — удивляется Астра. Рассуждения Аулуса слишком путанные, паникующие, что уловить их суть. — Так все дело в том, что мама — полукровка?»       — Никуда я не поеду, — зарычала Дейдра. — Аулус, в последний раз тебе говорю, прекрати это, иначе мы рассоримся!       — Пусть рассоримся! Зато ты будешь живая.       — Аул...       Он неожиданно грохает кулаком по столу — так крепко, что дребезжит посуда. Рука Аулуса к такой силе не привыкла, и костяшки его пальцев, изнеженные подписанием министерских документов, с первого же удара разбиваются в кровь. Аулус посредственный друид и совсем никудышный воин, но даже таким, как он порою случается выходить из себя.       — Как же ты понять не можешь, Дейдра! Если тебя не будет, то и мне жить незачем. Это ведь полный бред. Кому вообще бы захотелось жить в мире, в котором тебя нет? Вот что я думаю.       — Аулус, ты меня пугаешь...       Он быстро подходит, сжимает ее руки в своих, мученически разглядывает ее лицо, задерживая жадный взгляд на губах, но в кое-как справляется с чувствами и приникает поцелуем к тыльной стороне ладони.       — Я люблю тебя, Дейдра, — признается он в приступе бессильной ненависти. — Да, люблю. И мне плевать, если ты решила жизнь разделить с Корвусом. Вот только смерть ты с ним делить не будешь. Я тебе не позволю.       Дейдра одернула руку и вытаращилась на Аулуса, словно впервые его увидела. Тот разразился безумным хохотом:       — Твоя реакция просто бесценна!       — Скажи, что пошутил, Аулус, — говорит она строго, как говорят нашкодившему младшему брату, но по глазам видно: боится. До ужаса боится его откровенности и того, что последует за ней. Еще пара признаний — и жизнь их изменится бесповоротно.       «Это не те воспоминания!» — испуганно думает Астра, переводя взгляд со своей матери на дядю. Они ее не замечают, спорят друг с другом, как ни в чем не бывало; боль и безысходность Аулуса передаются ей, периодически отбивая сердце электрическим разрядом. Астре до ужаса неловко и стыдно — она понимает, что полезла во что-то очень интимное. И что же это интимное, интересно, делает в Омуте директора? Это определенно воспоминания Аулуса, и вряд ли он хотел бы, чтобы кто-то посторонний просматривал их.       Дикая мысль пришла Астре в голову: возможно, эта часть его памяти просто-напросто украдена. Конечно, Альбус Дамблдор на вора не похож, он могущественный и справедливый волшебник, но если бы речь шла о чем-то важном, если бы в этом воспоминании было что-то ценное, способное помочь общему делу, переменить расклад сил...       Астра решила, что благоразумнее будет об этом не задумываться. Сейчас самое важное — увидеть и запомнить как можно больше, вполне возможно, что-нибудь приблизит ее к разгадке семейной тайны. Она стала оглядываться по сторонам, примечая всякую мелочь, но увы, как и все эмоционально тяжелые воспоминания, это не было особенно детализированным. Аулус смотрел только на Дейдру.       — Что есть у него, чего нет у меня? — глухо спросил он. — Скажи мне.       — Прошу тебя, Аулус, не начинай.       — Я всегда тебя защищал. С самого первого курса...       — А я об этом не просила.       Он выпустил ее руку и отошел, чтобы упереться головой в стену, побиться полминутки — до звона в ушах. Ему нужно было подумать, прикинуть варианты. А их не так уж и много: если не уговорить Дейдру сейчас, другого шанса не будет, ему это хорошо известно.       — Он ведет тебя на смерть, Дейдра.       — Не трать время, Аулус, — жестко отозвалась Дейдра. — Это ведь и меня касается! Я полукровка, и вся моя семья — магглы.       — Прекрасно, — раздраженно бросает он. — Я вам всем куплю билеты. Только уедь, прошу тебя.       — Никуда я не поеду! Мое место рядом с мужем. Он сделал выбор, и видит Мерлин, выбрал самое трудное, но за то я его и полюбила; пока он верен себе, пока не преклонил колено перед Тем-Кого-Боятся-Называть — он мой человек, и я последую за ним, и вместе мы встретим нашу судьбу.       — Звучит прямо строчками из романа, — едко заметил Аулус.       — Но так и есть! Кто сказал, что жизнь должна быть спокойной? Если в этом романе я буду рука об руку с Корвусом, мне нет дела до того, что с нами будет. Я взрослая, Аулус, и это мой выбор.       Аулус смотрит на нее влажными глазами, запускает пятерню себе в волосы и отворачивается, пытаясь подавить рвущиеся наружу стоны. Астра чувствует, как он страдает: упрямство Дейдры режет его по сердцу.       — Я не могу жить без тебя, Дейдра, просто не могу.       — Тогда найди другую причину, чтобы жить. Забери свой гребаный билет.       Нет, только не это!       Воспоминание шипит стаей разъяренных змей и схлопывается в плотный серый клубок. Астру выталкивает из него и снова куда-то тянет, будто к основанию позвоночника прикрепили невидимый трос.       Уже через мгновение гостиной как не бывало: над головой разливается сумрачное небо то ли середины весны, то ли начала осени, вокруг теснятся могучие деревья, похожие на те, что растут в Шотландии. В отдалении высятся стены старинного поместья, смахивающего на маленькую копию Хогвартского замка. Однако это определенно не он: больно аккуратный, хорошо отреставрированный и... помрачнее, кажется. Древние парапеты охраняют не рыцари, а уродливые горгульи с оскаленными зубами. Забор отпугивает заостренными пиками. Это воспоминание, к тому же, имеет совершенно иной вкус, как будто более уверенный, волевой — совсем не то, что дрожащие сомнения Аулуса.       Ночную тишину прерывает чей-то спешный шаг. Астра поворачивает голову, видит человека, мчащегося в сторону поместья, и без раздумий устремляется за ним.       Спустя мгновение она узнает Корвуса Максвелла. Отец! Он поднимается по ступенькам, яростно выбрасывает вперед Алахомору, и массивные двери особняка распахиваются. Они оказываются в просторном фойе, устланным по-королевски алым ковром, увешанном картинами в золоченых рамах. На полотнах одинаково надменные светловолосые мужчины и женщины, смутно знакомые. И тут Астра догадывается, вернее, память Корвуса услужливо подсказывает ей: это Малфои. Значит, поместье принадлежит им. Что же здесь понадобилось отцу?       Сердце Астры на миг болезненно сжимается. Ведь Люциус Малфой был Пожирателем Смерти, это всем известно! Она, впрочем, тут же одергивает себя: рано делать выводы.       Одна из боковых дверей радушно отворяется. Напружиненный и грозный, как зверь, высматривающий капкан, Корвус Максвелл заходит в просторную залу-библиотеку с алыми бархатными диванчиками, бесконечными книжными шкафами, большим мраморным камином, через жерло которого, кажется, мог бы трансгрессировать десяток человек в одно и то же время. Его встречают хозяева поместья — Люциус и Нарцисса Малфои, а также...       — Аулус, — произносит Корвус, и неожиданная догадка искажает его лицо. — Что же ты наделал, Аулус?       Порыв неестественного ветра в закрытой комнате гасит огоньки пламени на канделябрах, и комната погружается во мрак. Чувство неудержимого животного страха захлестывает, тело сводит еще болезненной судорогой, идущей от сердца и пробегающей липким холодком до самых кончиков пальцев.       Астра никогда не думала, что встретит Волан-Де-Морта. Профессор Дамблдор говорил, что ему суждено вернуться, но она надеялась, что с этим разберутся профессионалы — мракоборцы, члены Ордена Феникса, Министерство, в конце концов. Поэтому свою встречу с самым опасным темным волшебником столетия она не воображала даже в шутку. Но теперь он здесь — неизбежный, как сама смерть, коварный, как коварна сама жизнь. Его движения неспешны и текучи. На лице, обезображенном годами бесчеловечных магических экспериментов, расплывается убийственно-доброжелательная улыбка.       Волан-Де-Морт приближается, приветственно раскидывая руки, и во всем сквозит торжественность первородного зла.       — Корвус! Роуэн! Максвелл! — восклицает он чуть сипловато. — Волшебник, с которым я так давно жаждал познакомиться.       — Это не было взаимно, — мрачно отзывается Корвус.       Из тени, точно змея, бросается невысокая женщина с копной курчавых черных волос. И шипит неистово, по-змеиному — ужасно оскорбленно:       — Как смеешь ты разговаривать с Темным Лордом в таком тоне?!       — Спокойно, Беллатриса, — глаза женщины горят огнем, но стоит ему взмахнуть рукой, ее гнев тут же стихает. Она смотрит на повелителя с неприкрытым обожанием. — Корвус Максвелл, как и все друиды, очень гордый. Он еще не понимает, что исход войны предрешен.       Дверь снова распахивается. Астра вздрагивает: в комнату вбегает запыхавшийся и ужасно растрепанный Луто Пиритс. Молодой, почти мальчишка.       — Я опоздал? — кричит он с порога, безумно вращая глазами. — Он здесь! Ах, как долго я этого ждал!       Пиритс бросается вперед, вцепляется в руку Корвуса и трясет ее, словно руку премьер-министра, рассыпается словами уважения и признательности. Его радость прямо-таки кипуча. Рукопожатие затягивается, и Корвус в конце концов раздраженно одергивает руку.       — А, Луто, — говорит Волан-Де-Морт нежно, будто обращаясь к сыну. — Он очень ждал вас, Корвус! Уверен, вам многое следует обудить.       — Теперь все будет иначе, — тараторит Пиритс, расплываясь в улыбке. — Мой Лорд, забудьте про Министерство, забудьте про Общину! Этот род станет ключом к вашему могуществу. Вы, бесспорно, были могущественны всегда, но с друидами в ваших рядах... с потомками рода Максвелл... мы выиграем без каких-либо потерь. Ваши сторонники пройдут нога в ногу по этой земле, покоряя ее под вашим знаменем, рассказывая всем о вашем величии.       — Твои слова — услада для моих ушей, Пиритс, — говорит Волан-Де-Морт. Даже смеется — совсем негромко, глухо и хрипло. — Ты всегда был верным слугой, истинно верующим в наше дело. Но я бы хотел услышать те же слова от твоего собрата. Так что, Корвус?       — Очевидно, мы не так друг друга поняли, — холодно произносит Корвус, до сей поры молча наблюдавший за представлением. — Я не собираюсь становиться Пожирателем Смерти. Максвеллы не участвуют в этой войне.       Повисла неудобная тишина.       — Мой Лорд, — нервно восклицает Аулус, выступая вперед с почтенным поклоном. — Позвольте мне поговорить с братом наедине! После того, что я скажу ему, уверен, он передумает.       — Какие у тебя могут быть секреты от повелителя? — Люциус Малфой изогнул одну бровь — он явно не доверял друидам, не симпатизировал. — Если вам есть, о чем поговорить, пожалуйста, говорите здесь...       — Молчать, Люциус, — Волан-Де-Морт властно воздевает ладонь, и Малфой умолкает, будто кто-то наложил на него заклятье немоты. — Это семейные дела. Семейные узы волшебников священны, я понимаю. Кому, как ни братьям, наставлять друг друга на правильный путь? Мы подождем.

* * * *

      Люциус Малфой проводит Корвуса и Аулуса в формальную столовую, где они, по его скупому заверению, могут переговорить без посторонних ушей. Лицо у него все еще мрачное — никому не нравится, когда Темный Лорд указывает на причитающееся место, место прислуги. Корвус провожает взглядом удаляющегося Малфоя, кривовато усмехаясь — вот она, горделивая поступь раба!       Как только за Люциусом захлопывается дверь, он подскакивает к брату, легко поднимает его в воздух и вминает в стену.       — Во имя Цернунна, я надеюсь, что у всего этого были веские основания, Аулус. Потому что я Пожирателем не стану.       — Нас обоих убьют, если не станешь, — выговаривает он через силу — локоть Корвуса до боли пережимает ему горло.       — Знаю. Потому и говорю — надеюсь, у тебя были веские основания, чтобы подписывать нам смертный приговор.       — Он силен! Он подминает под себя весь мир, ты ведь тоже это чувствуешь. Настанет время, когда не останется ничего — лишь он. И мы должны быть на его стороне, а не на противостоящей ему... — Аулус пристально смотрит на брата. По налившимся кровью глазам видно, что ему не хватает воздуха, но он упрямо продолжает: — Друиды восстанут, Корвус. Либо умрут.       Корвус пристально всматривается в его лицо, и Астра знает, о чем он думает: Аулусу никогда не было дела до друидского наследия. Аулус не Отто и не Корвус — он больше волшебник, чем друид, и в Общине его не привечали. Аулусу также не близки идеи Волан-Де-Морта о чистоте крови и абсолютной власти. Так в чем же дело? Что побудило его пойти на такой глупый и рискованный шаг? Что Аулус любит настолько, что готов не только поступиться своими принципами, но и подставить под удар родного брата?       Он отвечает почти тут же и вслух:       — Дейдра. Все из-за Дейдры.       Глаза Аулуса преисполняются испуга, но он тут же приходит в себя и ретиво поджимает губы. Корвус убирает руку. Аулус опадает, потирая пережатое горло, заходится кашлем, но продолжает посматривать исподлобья и ублюдочно усмехаться. Корвус, впрочем, уверен, что все это обман, фальшь, затянувшаяся игра на публику.       — Она рассказала мне, Аулус, — безжалостно сообщает Корвус. — Это все, на что тебя хватило? Прелестный план — сподвигнуть брата примкнуть к Пожирателям. И все ради того, чтобы Дейдра меня бросила!       Аулус смеется, смех смешивается с кашлем. Он морщится, прочищает горло, бросает ненавистнический взгляд на старшего брата.       — Тебе не приходило в голову, что у меня могут быть и другие соображения? Может быть, я хочу, чтобы волшебники и друиды объединились. Если ты помнишь, я являюсь и тем, и другим.       — Я тебе не верю.       — Дело твое. Можешь валить к черту, — он поднимается на ноги и поправляет сбившуюся на груди мантию. — А я присоединяюсь к будущим победителям. Потому что кто-то должен продолжить наш род, когда ты из-за своего упрямства попадешь в опалу и сгинешь...       Лицо Корвуса разрезает усмешка:       — Думаешь, ты самый умный, младший брат? — он снова настигает его, растрепывает волосы, как делал в детстве, но по-другому, зло и непримиримо. Аулус отбивает его руки. — Нет, я определенно не позволю тебе так попрать душу. О Дейдре мы потом отдельно побеседуем, разумеется, когда все закончится...       Аулус смотрит с подозрительностью.       — Что ты задумал? Только не надейся, что Орден явится сюда, чтобы спасти наши шкуры! Я уже отправил им сову с сообщением, что Максвеллы примкнули к Сам-Знаешь-Кому...       — Волан-Де-Морт, Аулус, его зовут Волан-Де-Морт, — Корвус кривовато усмехается. — Похоже, ты обо всем позаботился. Но не волнуйся, у нас есть и другие союзники. Давай для начала вернемся в библиотеку и попробуем договориться с твоими новыми друзьями полюбовно, идет?       — Не идет. Я не изменил своего решения.       — Разумеется, нет, — наигранно отвечает Корвус, и лицо Аулуса краснеет от гнева. Он разворачивается, пинком распахивает двери и ступает в библиотеку, не оборачиваясь, но зная, что старший брат следует за ним шаг в шаг; Волан-Де-Морт и его приспешники расселись на диванах, неторопливо о чем-то беседуя. Аулус влетает без стука, заявляет с порога:       — Повелитель, мой брат все еще придерживается нейтралитета. Но уверяю вас, вы можете рассчитывать на абсолютную мою преданность...       — Не можете, — внаглую перебивает Корвус, складывая руку на груди. Его корпус лениво опирается на дверной косяк, а взгляд не выражает ничего, кроме томительной скуки. — Аулус не присоединится к вам.       — Еще как присоединюсь!       — Простите его подростковое отрицание, — невозмутимо продолжает Корвус, подходя и хватая брата за плечо, несмотря на яростные протесты, а хватка у него такая же крепкая, как медвежий капкан. — И до свидания, господа. Нам давно пора домой.       — Как? — спрашивает Волан-Де-Морт, и на лице его расцветает нехорошая улыбка. Пожиратели по обе стороны от него дружно тянут руки к палочкам, предчувствуя схватку. — Вы же только что пришли! Останьтесь хотя бы на ужин.       — Боюсь, я вынужден настаивать.       Загустевший воздух огласился грохотом, стоном и треском. Стена библиотеки обрушилась, разметая во все стороны осколки камня и стекла, балки, щепки и пыль; из разорванных труб хлынула вода. Пожирателей отбросило назад. В полуразрушенное помещение, оскаливая клыки, сунулась косматая серая голова с двумя непроглядно-черными глазами и характерным пупырчатым носом. На спине гигантохейры восседала Ортигометра Максвелл собственной персоной.       — Вы пунктуальны, как и всегда, тетушка, — заметил Корвус.       — Оставь свои церемонности, парень, — рявкнула она. — Залезайте!       Помещение огласил пронзительный высокочастотный писк, и восставших было Пожирателей Смерти вновь склонило на пол, вынудив схватиться руками за голову, прикрыть уши, не привыкшие к подобным раздражителям. Корвус и Аулус, по-прежнему метая друг в друга убийственные взгляды, взбираются на спину гигантохейры.       Лицо Волан-Де-Морта, обращенное на друидов, было преисполнено ярости.       — Кучка наглецов! — прошипел он, угрожающе вскидывая палочку. В следующее мгновение Люциус Малфой бросился на него сзади, пытаясь обезоружить голыми руками; Нарцисса Малфой смертельно побледнела, а Беллатриса завизжала, как сумасшедшая:       — Ты что творишь, Люциус?!       — Его заклинают! — вскричал Луто Пиритс, но не в панике, а в неподдельном восторге, и заозирался по сторонам. — Где он? Где он? Во имя Цернунна! Покажись мне, Отто Максвелл! Я желаю воочию увидеть...       Астра обратила свой взор туда же, куда так околдовано таращился Пиритс: на щуплую фигуру, увенчанную копной кудрявых серых волос, скромно примостившуюся подле Ортигометры Максвелл. Дядя Отто, о котором мама говорила, что его считали одним из самых талантливых молодых друидов. Выходит, он мог заклинать людей.       — Авада Кедавра! — неистово закричал Волан-Де-Морт, и Люциус Малфой вновь ему помешал. Лицо Темного Лорда перекосилось от ненависти. Он нацелился было на нерадивого слугу, готовый, верно, вышибить из него весь дух, но тут гигантохейра взмахнула крыльями и взмыла, сбив всех порывом воздуха. Воспоминание скоро переместилось на спину гигантской летучей мыши, где Ортигометра Максвелл вовсю отчитывала Аулуса. Корвус смотрел холодным и презрительным взглядом, а Отто — сочувствующим. Мышь взяла выше, почти касаясь сгущающихся облаков. Максвеллы от души ругались друг с другом — до тех самых пор, пока залп зловредно-зеленой энергии не метнулся к ним сквозь пелену ночи. Гигантохейра едва успела уклониться.       — Погоня! — вскричала Ортигометра, выхватывая палочку. — Готовьтесь, мелочь, сейчас будет жарко!       Видение оборвалось.

* * * *

      Астра не сразу поняла, что ее придерживают за плечи. Какое-то время после погружения в Омут мысли оставались спутанными и беспокойными, затем начали понемногу проясняться. Она почувствовала пальцы Фреда Уизли стиснутыми на своих предплечьях, его грудь — плотно прислоненной к спине, и, быстро сложив все факты вместе, поняла, что именно послужило причиной столь внезапного пробуждения.       — Какого черта? — прорычала она, стряхивая руки Фреда.       — Твой ворон, кажется, взбесился. То есть он всегда как будто немного не в себе, но сейчас...       В окно неистово бился мистер Тафт — хлопал крыльями по раме, стучал клювом. В голове его царила неразбериха, совсем как у Астры несколькими мгновениями ранее, но к ней примешивалась нарастающая паника.       — Идут! Идут! — доносилось через стекло. Астра метнулась было к лестнице, но тут внизу заскрипела отодвигающаяся статуя, оповещая, что в кабинет вот-вот войдут. Мерлинова борода! Мерлиново все! Они никак не успеют смыться!       — Это конец, Уизли, — в ужасе сказала она.       Она перевела глаза на своего спутника — и с изумлением рассмотрела на его лице безмятежную улыбку. Сложившаяся ситуация его, судя по всему, забавляла.       — Где твой оптимизм, драконоволица? — Фред подошел к одному из портретов, висящих на стене. Лишь сейчас Астра заметила, что большая часть из них недовольно ропщет — кто себе под нос, кто громко и беззастенчиво, как, например, небезызвестный Финеас Найджелус Блэк.       — Мерзкие дети, — бурчит он. — Поверить не могу, что мой преемник до сих пор вас не исключил!       — При всем уважении, директор, — отзывается Фред, как ни в чем не бывало. — Завалитесь хотя бы на секунду. Мистер Фортескью, вечер добрый! Как ваше ничего?       Иссушенный старик, полностью лысый, если не считать жалкого клочка волос на макушке, встрепенулся ото сна, испуганно всхрапнул. Его влажные глаза, утопающие в морщинах, растерянно заморгали, рука потянулась к карману. Астра сперва подумала, что он собирается достать волшебную палочку, но через мгновение в скрюченных пальцах оказался старинный слуховой аппарат, похожий на миниатюрный саксофон. Декстер Фортескью прислонил его к уху и заорал, что было сил:       — Вы! Я уже сказал вам, молодой человек, и не раз, что не пропущу вас в кабинет директора, сколько не просите...       — Но ведь я не прошу пропускать меня, — невинно заметил Фред. — Я прошу выпустить. Это ведь правилами запрещено? Разве нам нужно разрешение, чтобы покидать директорский кабинет?       Старичок обалдело захлопал глазами. Астра испуганно оглянулась назад, на лестницу — оттуда доносились приглушенные голоса. Кажется, кто-то беседовал на ступеньках. Она бросила умоляющий взгляд на мистера Фортескью, сложила руки в молитвенном жесте.       — Ладно, — смилостивился директор. — Но только в этот раз.       Кряхтя, он поднялся со своего кресла, освобождая место, и Фред проворно забрался в картину — с такой уверенностью и легкостью, будто делал это десятки раз, затем затащил в нее и Астру. В противоположной части нарисованного кабинета, в красноватом сумраке вырисовывались дверные контуры, и они двинулись к ним, стараясь не шуметь.       Астра осознавала, что все увиденное в Омуте поставило перед ней еще больше вопросов, чем прежде. Но кое-что теперь известно наверняка: отец не чтил Волан-Де-Морта, и он был готов погибнуть в тот день, лишь бы не стать его слугой.

* * * *

      Дверь вывела в одну из картин на лестничных пролетах, совсем не далеко от гостиной Гриффиндора. С той стороны она была сплошным голубым небом; на золотистой саваннной траве пасся одинокий бегемот. Когда Фред и Астра вывалились из двери, он на мгновение перестал жевать, лениво повернул голову, но, судя по всему, не обнаружил ничего интересного для себя и вновь уткнулся в землю. Астра поднялась, стряхивая прилипшие к коленям травинки; роскошное платье безбожно измялось и облепилось пылью, отчего было уже не черным, а темно-серым. А вот Фред, надо заметить, до сих пор выглядел на удивление благопристойно, отчего она почувствовала себя жутко неловкой и неумелой.       Чувство усилилось, когда Фред ловко перемахнул через раму картины и протянул ей руку.       — Чего ждешь, Максвелл? Письменного приглашения?       Она стиснула зубы, подобрала юбку и свесила ноги с рамы, проигнорировав джентльменский жест Уизли. Рама больно врезалась в оголенные бедра, но все лучше, чем постоянно на кого-то полагаться. Фред невозмутимо убрал руку и сунул в карман.       — Не знаю, был ли смысл сбегать, — выдохнула Астра. — Портреты ведь все равно настучат, что видели нас в кабинете...       — Не настучат.       — Почему ты так думаешь?       — Просто знаю.       — М-м...       Уизли внимательно смотрел на нее, будто изучал.       — Что? — мрачно спросила Астра.       — Что?       Повисла пауза. Фред как будто ожидал чего-то, а Астра не могла взять в толк, что ему от нее нужно. Неловко потопталась на месте, посмотрела по сторонам — лестницы пустовали. Очевидно, вся школа прекрасно проводит время на балу. Если поспешить в гостиную прямо сейчас, можно будет насладиться блаженным одиночеством и тишиной, послушать музыку, почитать...       — Что ж, — сказала она, кашлянув. — Полагаю, что шалость... как вы там говорите? Удалась? Не помню, где я это слышала. В любом случае, спасибо за помощь.       Астра развернулась, но не успела ступить и двух шагов, как с силой врезалась в чью-то грудь и отступила назад, ошарашено моргая. Над ней нависал Джордж — все в той же парадной мантии, слегка взмокший. Как долго он пробыл здесь, поблизости, сказать было трудно.       — Все путем? — осведомился он.       — Путем, — кивнул Фред. — А у тебя?       — Спрашиваешь! Давно уже жду, когда вы, улитки, наконец приползете...       Астра, не намеревающаяся задерживаться в их компании ни минутой больше, попыталась проскользнуть мимо Джорджа наверх, но не тут-то было: близнецы вцепились в нее всеми четырьмя руками и потянули в противоположном направлении.       — Что вы задумали?! — возмутилась она.       — Кое-что, Максвелл, кое-что очень славное, — зашептал Джордж. — Если не пойдешь с нами, совершишь огромную ошибку.       — Непростительную, — весело добавил Фред.       Они уже добрались до верхней площадки, когда одна из лестниц невесть откуда и зачем подплыла, образовывая новый переход — к темной арке между портретами дамы с младенцем и благородного рыцаря. Астра до того удивилась, что забыла про необходимость сопротивляться. Прежде, чем она спросила себя, почему это чертоги Хогвартса так потворствуют желаниям близнецов — или, может, это глюки такие? — ее затащили в арку и повели вперед в абсолютной темноте, не потрудившись и палочкой подсветить. Коридор, о существовании которого Астра и не подозревала, загибался то вправо, то влево, и если бы не Уизли, она бы наверняка уже врезалась носом в какую-нибудь стену. И как только они умудряются тут ориентироваться, черт возьми?       Наконец, впереди показался свет. Они вышли в просторную галерею высотой в два-три этажа, с покатыми сводами; вдоль стены теснились многочисленные фигуры в рыцарских доспехах — их головы синхронно разворачивались вслед неожиданным посетителям. Джордж мягко подтолкнул Астру в сторону лестницы; все еще находясь в некотором смятении, она взбежала наверх. Фред дернул тяжелую дубовую дверь. Перед глазами простерлась смотровая площадка, огороженная перилами, с которой открывался потрясающий вид на окрестности Хогвартса.       — Глазам не верю, — невольно воскликнула Астра. — Астрономическая башня! Но как? Мы ведь были совсем в другой части замка...       — Если ты решила снять условие про лишние вопросы, то я и сам много чего у тебя хотел бы спросить, — заметил Фред, и Астра благоразумно прикусила язык. Потом все-таки не удержалась.       — Знаете, в Астрономическую башню запрещено подниматься самостоятельно, — заявила она.       — Правда? — Джордж так естественно удивился, что Астра не сразу поняла, что он над ней издевается. — Хм-м...       — Поверь девочке, Джорджи. Она только что пробралась в кабинет директора и залезла в Омут Памяти. Уж она-то много знает о запрещенном.       — Да вы гоните! — с восторгом вскричал он, затем перевел глаза на Астру — в них читалось почти что благоговение. — Я знал, что ты безбашенная, но чтобы настолько! Нам это пригодится! — Астра хотела было спросить, для чего, но Фред не позволил — поволок дальше, в башню побольше, примыкающую к смотровой, где располагались кабинеты. Близнецы, правда, повели ее не в кабинеты, а на чердак. Они преодолели с десяток лестничных пролетов, а Фред и Джордж едва ли запыхались. Астра не могла не отметить про себя, что для волшебников они довольно выносливы.       — Я так понимаю, вы... часто так... так передвигаетесь?       — Постоянно! — отозвались они хором.       Наконец, они очутились наверху, под самой крышей, и Астра уперла руки в колени, силясь отдышаться. Чердак большой астрономической башни был просторным круглым помещением с резко уходящими вверх потолками и тремя широкими окнами с одной стороны; кто-то из завсегдатаев разместил перед ними пару кресел-мешков, старый потрепанный диванчик и шахматную доску с недоигранной партией. В центре стоял кофейный столик, на котором тесно умещались блюда со съестным — теми же пирожными, пирожками, шампанским и горячим пуншем. Рот Астры мигом наполнился слюной: она ничего не ела с самого завтрака, а беготня по бесконечным просторам замка аппетит возбуждает еще так. Близнецы упали в кресла по обе стороны от столика. Кто-то из них — Фред или Джордж, наверняка не скажешь, потому что они уже скинули с себя пиджаки, оставшись в совершенно одинаковых белых рубашках — сунул ей в одну ладонь тыквенное пирожное, а в другую наполненный бокал.       — За удачную шалость! — жизнерадостно возвестили они. Бокалы звонко стукнулись в воздухе и опустели в мгновение ока. Астра, растерявшая остатки гнева в диковатой пробежке по лестницам и коридорам, уступчиво пожала плечами.       — За удачную.       Шампанское приятно защипало на языке, осело кисловатой сладостью, согрело скрученный в тугой комок желудок. Астра тут же принялась с аппетитом поедать пирожное, совершенно не обращая внимания на то, что Фред пялится на нее, явно прикидывая что-то в уме. Она твердо решила, что не заговорит, пока не наестся до отвала. Внутренне надеялась — хотя и несмело — что Уизли вскоре отвлечется и забудет, о чем хотел спросить.       Однако он не забыл. И ожидали ее вовсе не вопросы, а лобовая атака в чистом виде. Уизли явно не было дела до того, зачем ей понадобилось погружаться в чужой Омут, но вот от шантажа он удержаться не смог.       — Знаешь, Максвелл, без меня тебя бы сегодня сцапали.       Она в два счета расправилась со своим пирожным, нескромно облизнулась и взглянула на него из-под нахмуренных бровей. Вид у Фреда был по меньшей мере коварный, как у всамделишного черта.       — Ты к чему клонишь?       — К тому, что с тебя причитается, — сладко сказал Фред.       Они с Джорджем смотрели на нее жадно, как голодные гиппогрифы на кусок парного мяса. Астра тут же ощетинилась: если собрались взыграть на ее чувстве долга, пусть утрутся! Она, Астра Максвелл, может быть совершенно бессовестной, когда это нужно. К тому же, она не просила Фреда о помощи, вот ни единым словом. Значит, ни о каких «причитается» речь быть не может. Именно эту мысль она и попыталась втемяшить в несносные рыжие головы. Фред и Джордж, выслушав, закивали как будто бы понимающе, но по глазам Астра видела: отступать они не собираются.       Поняв, что оправдываться смысла нет, она решила дать деру.       — Мне, пожалуй, пора. Благодарю, но смею надеяться, что более наши пути не пересекутся настолько тесно... — тон ее стал многозначительным. — А то ведь, знаете, я вполне могу проболтаться кому-нибудь об этом месте.       Они переглянулись — и расхохотались, будто над давнишней шуткой. Ну и пускай смеются, злобно подумала Астра, кому какое дело! Развернувшись, поспешила в сторону лестницы, но тут же была поймана за руку и одернута назад. Грудь Фреда — или Джорджа, чтоб его — оказалась прямо перед ее носом, защекотала запахом пороха, пунша и пота.       — Не так быстро, — его шепот обжег ухо. — Зачем спешить, Максвелл? У нас для тебя еще много чего интересного припасено.       Астра запоздало заметила, что они обступили ее с двух сторон, взирая сверху вниз, бесстыдно рассматривая, покушенчески улыбаясь. Сердце забилось с утроенной скоростью: они были ближе, чем Фред был к ней тогда, на балу. И никого из взрослых рядом не было. Хоть кричи, хоть ногами топай — из эдакой дали никто не услышит. Один из близнецов, тот, что стоял сзади, сунул ей через плечо какой-то предмет, смахивающий на бинокль, разве что эти окуляры были бронзовые и с множеством разных непонятных кнопок и шкал.       — Знаешь, что это такое, Максвелл? — вкрадчиво спросил Фред.       — Ну омнинокль... Такие продавались на летнем чемпионате.       — А ты посмотри, что он показывает, — посоветовал Джордж. — Чемпионат мира отдыхает!       Полная нехороших предчувствий, Астра наклонилась, приникая к окулярам. Сердце рухнуло куда-то вниз. Линзы запечатлели ее посреди кабинета директора, по-воровски подкрадывающуюся к спящему Фоуксу. А через мгновение — тело могучей птицы, безвольно упавшее с жерди. Затем запись проматывалась в начало. Если бы сторонний обыватель взглянул на нее, то тотчас заключил бы: это хладнокровное и тщательно спланированное покушение на жизнь магического создания. Так вот, значит, что они задумывали! Астра тут же попыталась отобрать омнинокль, но Фред проворно рванул его на себя и спрятал за спину. Лица близнецов разрезали торжествующие ухмылки, и она поняла, что попалась.       "Ублюдочные Уизли..."       — Теперь ты наша, Максвелл, — сказал Фред, от души наслаждаясь происходящим. — И ты сделаешь все, о чем мы тебя попросим.